В городе Кургане на улице Кирова 105, в 125 квартире проживала супружеская пара: он, Николай, фронтовик – степенный, ширококостный, гвардейского роста и, как люди его стати, всегда уравновешенный, воевал в пехоте под Ленинградом и дошел до Берлина. Супруга его – до глубокой старости тоненькая, как девушка, подвижная, любила поговорить на скамейке возле подъезда и не раз останавливала меня, идущего к себе на этаж, каким-нибудь вопросом, а однажды выручила добрым советом. Как-то она открылась, что их семья, особенно мать Николая – уже покойница, очень верующие люди. И Николай (отчество которого я не помню) вернулся с передовой, потому что мама и жена все годы Великой Отечественной войны молились за его спасение, за избавление от ран и увечий.
Ежедневные молитвы за Николая, находящегося на фронте, были обязательны днем и ночью… Молились коленопреклоненно, иногда рыдая, чувствуя, что он в опасности.
‑ Был особенный случай его избавления от смерти, ‑ сказала однажды соседка, ‑ но Коля велел никому не рассказывать. Ты уж сам его расспроси…
Ждать пришлось долго: до самого нашего большого праздника – Дня Победы. Девятое мая в Кургане иногда уже лето, и дед Николай розовощекий, веселый, сидел на скамейке, еще не выпивший, в отглаженном новом костюме, с орденом Славы и медалями на груди, в белой рубашке: видно, ожидал родственников.
Я поздравил ветерана с особенной теплотой. Мы разговорились, и он, расчувствовавшись, сам поведал мне свой секретный случай, который в ту пору не каждому можно было доверить…
‑ Наш полк был нацелен на переправу, ‑ рассказал он. – Предстояло форсировать большую реку. Плавсредства мы подготовили. Плавать я умел. Но страх будоражил нервы, и я молился святому Николаю Угоднику, который спас множество людей на морской глади и в речных водах. Страх перед боем всегда присутствует: главным было, чтобы он не парализовал волю и тело. Молитва придавала силы, учетверяла их.
Только мы спустили на воду плоты и лодки, как на нас обрушился шквал немецкого артиллерийского огня. Под огнем такой плотности я еще не бывал. Грохот разрывов истязал слух, осколки снарядов выкашивали нас, пехотинцев, десятками. Возле меня, стремящегося занять свое место в лодке, убило всех. Землю вокруг меня так перепахало взрывами, что она превратилась в кисель. Казалось, многоводная река, через которую приказали переправляться, вышла из берегов.
Ничего живого я больше не наблюдал. Только в ужасе продолжал молиться Николаю Угоднику. Контуженный, я скоро оглох и слышал только себя.
‑ О всеблагий отче Николае, ‑ обращался я со стоном к святому, ‑ пастырю и учителю всех, избави Христово стадо от волков, губящих е: и сохрани святыми твоими молитвами от нашествия иноплеменных, от огня, меча и напрасные смерти, как избавил многих от посечения мечного, тако и помилуй и мене, и избави мя от гнева Божия и вечныя казни. Оборони от губительного огня, выведи меня, грешного, из этого ада!
Ходить солдат уже не мог и полз, крестясь, на коленях вдоль берега реки, а его обжигали близкие разрывы снарядов.
Густая дымно-серая пелена стояла перед глазами, потом разверзлась, и навстречу солдату невозмутимо шагнул седовласый, высоколобый старец с белой, небольшой бородой, в золотистых с крестами одеждах.
Солдат ничком рухнул, а старец, взяв его за руку, поднял находящегося в ужасе человека и, ни слова ни говоря, повел за собой среди разрывов.
Тишина больше не угнетала солдата, которому грезилось, что они со старцем даже чуть-чуть парят над землей. Постепенно разрывы остались далеко позади, старец как-то незаметно исчез, а солдат, совершенно невредимый, оказался в невысоком кустарнике у одного из речных рукавов.
Послышалась незнакомая речь. Потом он узнал, что святой Николай вывел его в расположение польской дивизии Тадеуша Костюшко, которая на своем участке только начинала готовиться к переправе.
Виталий Носков
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"