Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в своем послании в связи с 50-летием Победы говорил: «Великая Отечественная война была не просто грандиозным сражением армий. Это была и духовная битва, в которой, если говорить словами Ф.М. Достоевского, диавол боролся с Богом. Полем же сей битвы было многонациональное наше Отечество... В войне было много потерь и страданий, много было пролито крови и слез. Но они не прошли бесследно, ибо, как мы знаем из Священного Писания, кровь праведника вопиет к Небу (Быт. 4, 10). Посему принял Господь молитвы людей Земли Русской и даровал нашему многострадальному народу великую пасхальную радость мира... Пусть же Победа, одержанная нами полвека назад, будет прообразом преодоления многочисленных трудностей дня сегодняшнего, прообразом избавления от постигших нас бед».

День Победы 9 мая в 1945-м праздновался на третий день после Пасхи и всегда будет праздноваться по календарю в один из сорока светлых пасхальных дней… Конечно, это явный знак.

Однако история, как известно, всегда имеет и потаенные страницы, которые и спустя десятилетия укрыты от праздного взгляда. Тем более в тонкой духовной сфере. Что же все-таки заставило Сталина круто изменить отношение к почти уничтоженной Церкви? Сохранились ли в кремлевском архиве послания митрополита гор Ливанских Илии, сообщавшего в начале войны советскому вождю о явлении ему Богородицы и о том, что, если не будут открыты храмы, положение страны безнадежно? Приезжал ли действительно Сталин осенью 1941 года к ныне канонизированной старице Матроне, предсказавшей, как пишут сейчас в книгах о ней, что Москва не будет сдана? Есть в истории ключевые события, которые навсегда останутся в народной памяти в виде передаваемых из поколения в поколение животворящих преданий... К таинственным событиям истории российской относятся встречи Сталина и Патриарха Алексия I, возникшие с начала 1990-х разговоры о монахе Троице-Сергиевой лавры – Герое Советского Союза, фронтовая биография Патриарха Пимена, посещение в середине 20-х годов Г.К. Жуковым, тогда командиром полка, сосланного оптинского старца Нектария, открывшего будущему военачальнику волю Божию о нем (так пишет в книге «Маршал Жуков. Сокровенная жизнь души» его дочь Мария)...

Не так давно, кстати говоря, профессор-кардиолог А.В.Недоступ сказал в беседе автору этих строк, что при нем участнику Сталинградской битвы, архимандриту Кириллу (Павлову, 1919 – 2017), духовнику трех Патриархов, приехавшие в Лавру несколько генералов вручили Золотую Звезду Героя Советского Союза…

А в книге В.А. Никитина «Патриарх Пимен» (М., 2011) кратко рассказывается, что в 1943 году старший лейтенант Сергей Извеков (будущий Патриарх Пимен) командовал ротой на фронте под Харьковом…

Но всегда были и есть страницы открытые, люди живые. Просто надо найти время и встретиться с ними, вырвавшись из житейской суеты сует. Однажды в 2000 году мой друг, священник Александр Птицын предложил мне написать о фронтовике протоиерее Петре Сергеевиче Бахтине, с сыном которого, будущим протодиаконом Александром, учился в семинарии. «Вот это батюшка! Был комбатом, ордена имеет за войну, из них один – Красного Знамени!». Я получил номер телефона, созвонился с батюшкой и поехал к нему в Сергиев Посад... Затем опубликовал о нем статью «Отец Петр» в журнале «Слово» (№4, 2000). Из этой статьи, кстати говоря, немало видел потом перепечаток, причем всегда – без ссылки на первоисточник. Ну да Бог с ним… Главное – сохранены крупицы памяти о замечательном воине и священнике.

…Его судьба – одна из знаковых на скрещении тем война и Церковь, Церковь и армия. С 1938 по 1947 год Петр Бахтин проходит путь от рядового до капитана, в последний год войны —командира батареи 225-го ордена Богдана Хмельницкого

минометного полка 17-й минометной Владимиро-Волынской ордена Богдана Хмельницкого Краснознаменной бригады.

Трижды ранен (первый раз тяжело 15 ноября 1941 года, третий раз – 6 мая 1945-го) , награжден орденами Красного Знамени, двумя – Отечественной войны I степени, Красной Звезды. Других священников с таким набором боевых орденов, насколько мне известно, в нашей Церкви не было.

Когда в 1990-е снимали документальный фильм о Русской православной церкви в годы войны, отцу Петру привезли для съемок чьи-то ордена, свои не сохранились, исчезли в хранилищах КГБ, поскольку в 1951 году семинарист Бахтин был приговорен за «антисоветскую» пропаганду к расстрелу, замененному 25 годами заключения и ссылкой на 5 лет с конфискацией имущества... У отца Петра остались лишь орденские колодки и орденская книжка, одна на четыре ордена с восстановленными номерами и датами (указ Президента РФ от 12 февраля 1996 г. ). «Иной раз говорят мне, сходи на рынок, купи ордена, сейчас это нетрудно, и носи, они же тобой заслуженные... — говорит батюшка, — но я так не могу...».

В облике отца Петра и в 82 года оставалось что-то от фронтового комбата. Энергичный, напористый, крепкий физически, рука – настоящая длань с массивными сильными пальцами. Когда ехал он с некоторой, весьма заметной удалью на старенькой, разбитой «Ниве» из своего дома на Ярославском шоссе в Сергиевом Посаде в Богоявленский храм (где 33 года был настоятелем) в село Большое Семеновское Талдомского района, офицеры ГИБДД брали под козырек: «Это наш батюшка».

За год до моей беседы с отцом Петром он перед Пасхой сломал плечо, а священника для замены в дальний сельский храм не было. Но пасхальная служба состоялась. «Мне врачи говорили – нельзя, в таком возрасте кости почти не срастаются. Но я пошел! Пусть умру, пусть потеряю руку. Тяжело было, женщины в храме плакали. Но рука зажила, врачи до сих пор удивляются. Сорвать службу для меня это грех, смерть...».

…Родился Петр Бахтин 10 октября 1918 году в крестьянской семье в центре коренной Руси, на благодатной орловской земле в селе Бородинка недалеко от города Ливны. Но его отрочество и юность – это трагедия «спецпереселенцев», Карлаг. В начале 30-х годов для «освоения целинных земель Центрального Казахстана и разработки Карагандинского угольного бассейна» в безжизненные степи были в вагонах для скота переселены под конвоем ОГПУ сотни тысяч русских крестьян. Выжил, как считают, один из четырех... Очевидцы описывают страшные картины гибели от голода и болезней «раскулаченных» семей. Сколько людей погибло в ходе этой акции «социалистического строительства» – неизвестно. Архивы Карлага по сию пору закрыты. Как говорил старец Севастиан, о котором еще пойдет речь: «Здесь день и ночь, на этих общих могилах мучеников, горят свечи от земли до неба».

«Моя мать была из бедной семьи, – рассказывал отец Петр, – работала у помещика. После революции она хотела уйти в монастырь. Но монах сказал ей – твой путь в миру, но он еще тяжелей... Потом замужество, отец мой солдат, воевал в Первую мировую. В колхоз он не пошел, был выслан как кулак в Казахстан. Из шести детей вымерли трое...

В 1938-м меня призвали в армию. Когда после войны приехал в Караганду, выяснилось, что из ста человек моего призыва вернулся один я.

Но сначала была Финская кампания. Предложили нам, курсантам полковой школы, туда идти добровольно. Согласились все как один. Из тех, кто поехал, там процентов семь полегло. Тяжелая была война. Снайпер-«кукушка» финский на дереве сидит, а мы бежим: «ура! ура!». После финской стал старшиной. Я – кадровый военный, всегда имел военный дух. После ранения учился в Костромском артиллерийском училище, получил звание младшего лейтенанта в 1942-м. На Отечественной войне с первых дней. Смоленск, потом под Киевом ранило. Несколько раз менял место службы. Кто остался жив – из тех формировали новые части. Под Волховом ходил на штыковой бой. Немцы штыка не выдерживали. А потом поняли, что мы научились воевать... Был у меня природный талант к артиллерии, уже после войны, в 1945-м, занял первое место в Минском округе. Стрельба – это искусство, глазомер нужен, учет погоды, атмосферы... Под Варшавой, помню, взяли высотку, меня как опытного послали поддержать. Приказ – ни шагу назад! Дали мне артиллерию, «катюши», рацию. Они подойдут, я их жег огнем. За это меня наградили орденом Красной Звезды».

Из представления к ордену Красной Звезды командира взвода управления, лейтенанта П.С. Бахтина:

«…В боях с немцами по расширению плацдарма на западном берегу реки Вислы севернее города Сандомир с 17-го по 25 августа 1944 года отлично организовал разведку на передовом наблюдательном пункте батареи. Лично выявил 3 минометных батареи и 8 огневых точек, мешающих продвижению нашей пехоты. Лично под артиллерийским и пулеметным огнем противника форсировал реку Вислу и на подручных переправочных средствах переправил свой взвод. Отлично организовал прокладку телефонной линии через реку. Принимал участие в отражении двух контратак пехоты из личного оружия».

Следующий наградной лист уже комбата Бахтина:

«…В боях с немецко-фашистскими захватчиками в районе села Манце (Германия) с 16 по 20 февраля 1945 года огнем своей батареи обеспечил продвижение нашей пехоты. Быстро продвигал свои минометы за боевыми порядками пехоты, тем самым своевременно подавлял огневые точки и живую силу, мешавшие продвижению. Огнем своих минометов подавил огонь 3-х минометных батарей, уничтожил 8 пулеметных точек.

19 февраля в районе села Клайне-Езериц отбил 2 контратаки пехоты с самоходными орудиями, уничтожил 50 солдат и офицеров. Во время одной контратаки немецкие автоматчики приблизились (на расстояние) 50 метров к наблюдательному пункту. Тов. Бахтин вызвал огонь батареи на себя и отбил контратаку.

Достоин правительственной награды ордена Отечественной войны I степени. 22 февраля 1945 года».

Вскоре комбату вновь пришлось вызывать огонь на себя…

«На Берлин и Прагу из Резерва Главного Командования отбирали лучших, – продолжал свое повествование отец Петр, уже заметно волнуясь. – Перед штурмом Праги меня бросили с разведкой к немцам в тыл. Утром я передал данные, а немец меня засек. Осколками старшему лейтенанту разорвало живот, а мне порвало ногу. Я – в овраг, рубашкой рану завязал. К вечеру меня нашли чехи, помогли. Наступление пошло по моим данным. Слышал, что меня представили было к званию Героя Советского Союза, но политотдел не пропустил. Я был единственный в дивизии беспартийный из офицеров, знали, наверно, и то, что из раскулаченных. Но за Прагу получил я орден Красного Знамени, а потом, уже перед демобилизацией, вступил в партию».

Рассказ отца Петра дополняет один наградной документ:

«Тов. Бахтин в боях с немецко-фашистскими захватчиками в районе города Оломоуц (Чехословакия) с 1 по 8 мая 1945 года проявил мужество, бесстрашие и инициативу. За весь период боев находился в боевых порядках пехоты на передовых наблюдательных пунктах. При попытке немцев окружить наблюдательный пункт, где находился тов. Бахтин, последний вызвал огонь своей батареи на себя и огнем батареи сорвал замысел немцев. Огнем батареи за время боев уничтожил и подавил 12 пулеметов, 5 минометов, 3 противотанковых орудия, до роты пехоты и отразил 5 яростных контратак пехоты и танков противника.

Выдвинувшись за боевые порядки нашей пехоты, очутился один среди пятерых немцев, с которыми вступил в рукопашную схватку, из них 2-х убил и 3-х взял в плен.

При занятии города Оломоуц свой наблюдательный пункт выдвинул в район церкви, в которой находились немцы, батарею расположил на максимально близком расстоянии от района, занятого немцами и метким огнем воспрепятствовал противнику подтянуть резервы для контратаки, тем самым способствовал успешному продвижению нашей пехоты вперед и занятию города Оломоуц. Будучи раненым, не ушел с наблюдательного пункта, а продолжал управлять огнем батареи.

Достоин правительственной награды ордена Красного Знамени.

Командир полка подполковник Андреев».

Порохом и дымом разрывов веет от этих строк. Все участники тех боев свидетельствуют: немцы в последние месяцы войны дрались против Красной армии с отчаянием обреченных, сопротивление их не ослабевало до последних дней.

«Был я тогда неверующим. Мать перед уходом в армию только сказала – носи крест. И я носил. Когда в Чехословакии меня доставили в госпиталь, хотели ногу отрезать. Началась гангрена, температура 41 градус. А сельский врач-чех говорит: не надо резать, обождите. Одиннадцать дней я лежал, потом ожил, аппетит появился, и остался я с ногой. Пришел после выздоровления к врачу отблагодарить его, он мне говорит: я за тебя Богу молился, у тебя же крест. Отвечаю: какому Богу? Я атеист. Крест – это благословение материнское. Врач говорит: на тебе Библию, разбирайся сам. Я человек военный, грамотный, начал читать. Эта Библия и стала для меня первым толчком к вере.

Когда вернулся в Караганду в 1947 году, преподавал военное дело. Мне предлагали в обкоме учиться по партийной линии, продвижение. Но после встречи с верующим врачом-чехом я решил заняться религиозным вопросом – нужно веровать или нет? Познакомился с профессором сельскохозяйственных наук, высланным в Казахстан. Он занимался гипнозом, спиритизмом, но после встречи в Караганде со старцем Севастианом пришел к вере, к православной церкви. И меня старец по партийной линии идти не благословил...».

***

О причисленном в 1997 году к лику святых карагандинском старце преподобном Севастиане я узнал, когда брал интервью, посвященное 2000-летию Рождества Христова у митрополита Питирима (Нечаева). Владыка был духовным чадом старца, в 1966 году по поручению Патриарха Алексия I отпевал и хоронил схиархимандрита в Караганде.

Старец Севастиан, в миру Стефан Васильевич Фомин – о нем повествуется в замечательной книге, изданной в 1998 году «Православным паломником». Родившийся в 1884 году в бедной крестьянской семье в Орловской губернии, в 1909 году он уходит в Оптину пустынь, был келейником старца Нектария (к которому и приезжал будущий маршал Жуков), восприняв от него высшую науку монашества. Лишь в 1990-е появились в печати сведения о последних оптинских старцах — преп. Севастиане, иеросхимонахе Макарии (Иноземцеве, ум. в 1970 г. в г. Белев Тульской обл.), схимонахе Иоасафе (Моисееве, ум. в 1975 г. в г. Грязи Липецкой области), схиархимандрите Амвросии (Иванове, ум. в 1978 г. в с. Балабаново Калужской обл.), схиигумене Павле (Драчеве, ум. в 1981 г. в с. Черкассы Тульской обл ). Их незримая молитва держала Россию...

Как пишут в своих воспоминаниях о преп. Севастиане те, для кого он был духовным отцом, кто ходил к нему на службу в маленькую карагандинскую церковь, старцу, проведшему многие годы в тюрьмах и лагерях, был дан дар провидчества, исцелений, поразительных чудес, свершающихся в совсем недавнее от нас, казалось бы, уже насквозь безбожное время. Когда преп. Севастиана хоронили, тысячи людей шли по центральной улице Караганды, движение транспорта было остановлено. Один из священников, его учеников, писал:

И, проникая в глубь души духовным оком,

Скорбит с печальными, спешит больным помочь.

Он нам является подвижником, пророком

Светящим, как маяк, в глухую эту ночь.

***

Как маяк светил людям и храм, где служил отец Петр. Вот его рассказ...

«Силу благословения старца Севастиана я испытал на себе. И мать, великая молитвенница, только она и вымолила меня в такой войне, сказала: иди, учись на батюшку. Отвечаю: я не понимаю этого, мама. Трудно мне было во всем разобраться... Что я знал? Увлекался танцами. Правда, не курил и ни одну девку не обманул. Но привык решительно действовать. Иду в семинарию! Послал туда письмо, мне ответили – партийных не принимаем. Я поехал в райком и сдал партбилет... Так и сказал: иду учиться на служителя культа. Написал в ЦК партии письмо: могу ли я поступать в семинарию? Оттуда приходит краткий ответ: это дело вашей совести. Поехал в Загорск. Подготовлен, конечно, к поступлению я не был, но наш митрополит Иосиф, тихоновского направления, дал мне рекомендацию: примите в качестве эксперимента. Воевал, есть и духовные запросы, хотя колеблющийся. В том 1949 году заявлений в семинарию было, как мне говорили, подано более тысячи на 40 мест. Артисты, майоры... Много фронтовиков. Сталину об этом, говорят, докладывали. Вроде бы он сказал: пускай идут, но туда дорога есть, обратно – нет... Допустили к экзаменам 200 человек. Комиссия спрашивает у меня: веруешь в Бога? Отвечаю вопросом: есть Бог или нет? – Почему же поступаете? – Я должен сам решить.

Прочитал «Отче наш», немногие молитвы, какие знал. Мне предложили читать по-церковнославянски. Голос у меня был немузыкальный, но ревел как иерихонская труба. Написано Бог с сокращением гласной буквы: Бг, я так и гаркнул: Бг! – Ты что, артист? – спрашивают. – Так ведь написано. Выгнали меня... Сдавал пение, профессор спрашивает, какие гласы знаете. – Как какие? У меня два глаза, какие, сам не знаю. Песни я знал только военно-строевые. И здесь меня выгнали.

Что делать? Возвращаться в Казахстан? По области уже дали команду – нигде на работу не принимать, даже чернорабочим. Техникум железнодорожный заочный я не закончил. Все пути отрезаны... И тут я первый раз заплакал. Стою в Троицком храме у мощей преподобного Сергия, в своей гимнастерке с орденами, и плачу...

Вывесили список поступивших. Подошел, прошу посмотреть мою фамилию. Мне говорят: вы приняты... И тут я ревностно начал учиться, ездил в Ленинскую библиотеку, изучал и критику дарвинизма, и Карла Маркса, и все положенные предметы».

***

Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев) вспоминал в своей книге «Русь уходящая» (СПб., 2007): «Петр Сергеевич Бахтин был боевой офицер, легендарная личность, командир батареи, орденоносец. О. Севастиан сказал ему “Поезжай в семинарию”. А он был член партии, совершенно ничего религиозного не знал и ответил прямо: “Я ничего не знаю’. Тогда о. Севастиан посоветовал: “Выучи «Отче наш»”. Он приехал. А я как раз был в приемной комиссии. Смотрю – входит здоровенный молодой человек с пышной шевелюрой, немножко разбойничьего вида. Ну, что, думаю, у него спросить: “Отче наш знаешь?” – “Отче наш, иже еси на небесех…” Ну надо же! Так он прошел и впоследствии стал священником. Судьба его была сложной: характер у него неукротимый, он большой правдолюб, и ему, естественно, приходилось трудно…».

***

«…А через два года, в 1951-м, – продолжает рассказ о. Петр. – меня по доносу арестовали по известной 58-й статье, когда я был на каникулах в Алма-Ате. Избили, сорвали крест, бросали то в холодную камеру, то в горячую. Потом приговор... Все офицеры, поступившие в семинарию со мной, были арестованы и погибли. Меня спасло только то, что учли ранения и определили на легкий физический труд. Поначалу попал я в лагерь для жуликов высокого класса. Старший из них спрашивает: ты к какой партии принадлежишь? Говорю: не понимаю. – Видишь ножик, сейчас суд наведем и кишки выпустим. Отвечаю: был офицер, партийный, учился на попа. – Ну, мы все узнаем. Через два дня подходит, говорит: прости. Иисус Христос жуликов помиловал. Ты Его ученик, поэтому работать ты у нас не будешь. Через десять дней меня перевели на стройку, хозрасчет, срок идет один к трем.

Здесь я подружился с сидевшим бывшим кагэбэшником, которому дали 7 лет, план не выполнял. Он говорил: ты хоть за идею сидишь, а я ни во что не верю, а получил срок. Кагэбешник меня полюбил – как же, вояка, пошел на попа, а мог бы большим человеком быть. Законы он знал и решил мне помочь вернуть крест. Написали с ним 27 жалоб. Через пять месяцев вызывают меня на комиссию: заключенный гражданин Бахтин? – Да. – Писали? – Да. – Он что, золотой, этот крест? – Это материнское благословение. – Получите через 25 лет. – Нет, если не отдадите, буду писать в ЦК партии. Они пошушукались между собой, порылись в пачке документов, говорят: открывайте сами, крест под пломбой. Открыл: вот он, крестик! Серебряный, потертый, цепочка из нержавейки... У меня слезы на глазах. Тут и уверуешь в Бога...

Как большие церковные праздники — я на работу не выхожу. Не боюсь. Не кормят, а мне что, на фронте, бывало, по два дня не ели. Достал Евангелие, начал читать уже сознательно, как та бабка, которая старая, голодная, а свечку в храме ставит. Есть ли загробная жизнь? Суд Божий? Святые? Начал уже спорить с сектантами. Отобрали Евангелие. Я опять к кагэбэшнику. Он говорит: не имеют права, книга пойдет как учебник. Пиши жалобу. Опять комиссия, и опять вернули — распишись и никому не говори...

Через пять лет, в 1956-м, меня досрочно освободили со снятием судимости, а потом реабилитировали. Я закончил семинарию, в монахи меня идти не благословили. Женился по благословению старца Севастиана, давал ему телеграмму. Жену Ларису Николаевну, она была младше меня почти на 20 лет, похоронил недавно... Она была большим мастером по шитью церковных облачений, работала в Лавре. Родились сыновья Алексей, Сергей, Александр. Двое священники, один диакон.

После лагеря бояться мне уже было нечего. Я – офицер, имею военный дух. Не хотели прописывать после освобождения, пошел в КГБ. У проходной говорю: у меня секретный вопрос. Зашел к начальнику, прямо с ним поговорил. Вообще скажу, и партийные, и безбожники ко мне расположены были...

Господь судил мне служить на бедных приходах в Новгородской, Воронежской, Московской областях, нести такой крест. Чтобы прокормить семью, приходилось даже ящики с рыбой грузить в совхозе. Давали за работу корзину рыбы. Директор говорит: где-то я тебя видел. Вспомнили... Он был командиром полка. Форсировали Вислу, я огня давал, берег расчищал. Ему Героя дали, мне – орден Красной Звезды. Обнялись. Он дал указание помочь мне.

Пытались меня вербовать в органы, несколько приходов пришлось сменить из-за уполномоченных. Ведь если будешь пьянствовать, они тебя не тронут. А если проповеди будешь доходчивые говорить, если тебя люди полюбят – значит, ты уже на особом учете. А что такое удачная проповедь? Это когда сам плакал и люди плакали. Чистое слово заставит человека плакать! Сила Божия через уста грешного священника чудеса творит... Гоняли меня... Но сейчас уважаем, получаю военную пенсию, в Москве меня все батюшки знают.

Когда меня в 1970 году назначили в село Большое Семеновское Талдомского района, в Богоявленский храм, все здесь было запущено. Сколько раз забирались ночью, грабили, иконы воровали. Работы много было и сейчас остается. Вот на колокол 250-килограммовый раб Божий Алексей деньги пожертвовал, говорил с ним – надо подмогнуть мне, храм велит. Помогает община, женщины наши – бессребреницы... Встают в Талдоме в 2.30 утра, на первом автобусе едут на службу. И дрова заготовят, и покрасят что нужно, все сделают. Лебедева Галина Павловна – регент, псаломщик, хозяйственный работник, Андреева Валентина Сергеевна – казначей, Былинина Лидия Васильевна и Смирнова Людмила – певчие, Завьялова Прасковья Осиповна, ей 87 лет, а службы не пропускает, храм – это вся ее жизнь...

Храм наш народный, маленький. Видите, как мы служим, какая у нас красота, как мы прославляем Бога.

Собирался было уходить на покой. А если Господь еще испытания дает? И обратно остаюсь. Силы дает Бог. Служу, копаю огород, зимой купаюсь. Сам пеку блины, варю квас.

В детстве, когда мы высланные были, ходил за восемь километров в школу, все делал по дому. В армии закалился. Бывало, умирают люди рядом, а я бодрый хожу... На 50-летие Победы меня пригласили в Талдом на встречу ветеранов. Говорю: я должен прочесть молитвы, благословить стол, как священник, как фронтовик, прошедший две войны. Пропел погибшим: во блаженном успении вечный покой... Все стояли. Потом говорю: теперь выпьем за Победу, за здоровье мэра города и за прочее. Выпьем до дна!

Нам нужно любить друг друга и научиться молиться. На нас действуют две силы – Божественная и бесовская. Как бороться с помыслами? До самой смерти. Исповедь снимает грех. Самая сильная молитва – ночная. Когда трое верующих просят Божью Матерь помиловать и читают Ей акафист. Я впервые почувствовал силу молитвы, когда мой сын в три года заболел гнойным менингитом. Врачи надежд на благополучный исход не оставляли. Я пошел в Лавру, мне разрешили служить преподобному Сергию. Со мной молились тридцать монахов, двадцать священников. В этой молитве были слезы духовные... И через месяц сын выздоровел! Это было великое чудо...

Погибшие на войне искупили кровью свои грехи, они – мученики. Это вопрос богословский, я его задавал большим подвижникам. Даже язычник, некрещеный, если идет за правду, за Родину и гибнет, крестится своей кровью...

Были на войне чудеса, молебны в Сталинграде и перед взятием Кенигсберга. Это все скрывается нашими врагами. Они и сейчас боятся, что в России будет чудо, что кто-то молит еще о ее спасении. Ведь стоим сейчас во вражьем окружении... Америка подтянулась к нашим границам, Косово взято, Прибалтика, Украина — против нас. Против союза с Белоруссией как все восстали! Идет подготовка... Господь требует от нас только веры, веры и больше ничего!».

Накануне дня Победы 2000 года позвонил батюшке в Сергиев Посад. Ответили: «Отец Петр в храме на службе...».

В жизнь вечную он ушел 22 января 2005 года. Был отпет в Ильинской церкви и похоронен в Сергиевом Посаде с воинскими почестями.

Алексей Тимофеев

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"