– Заканчивай курить, становись! Равняйсь, смирно! Равнение на средину! Товарищ гвардии полковник! Управление бригады и командиры подразделений для развода построены. Заместитель командира бригады полковник Ивановский.

– Вольно! Товарищ майор Козырев! Команда «вольно» не значит, что можно сразу же начинать болтать в строю с соседом! Вы бы лучше своими людьми занимались. Что ни «чепэ», то в комендантской роте... Что, не все еще знают? Хорошо, докладываю. Два балбеса – рядовые Черняк и Воропаев – решили прошлой ночью покататься на купленной накануне машине... Естественно, пьяные вусмерть! Естественно, скорость – под сто пятьдесят! Естественно, на повороте вылетают в кукурузное поле! Морды – в кровь! Машина – всмятку, восстановлению не подлежит... Козырев, сегодня же притащить эту рухлядь сюда и поставить на эстакаду в автопарке. Для всеобщего обозрения... Черняка и Воропаева отправить первым же бортом в Россию! Идиоты – скопить на «Ауди» семь тысяч долларов, и в один момент всего лишиться... Просто идиоты...

Развод затягивался. Впрочем, по понедельникам это дело обычное, – за прошедшие выходные «залетов» накопилось изрядно, и комбригу было о чем поведать подчиненным. И про очередной налет на американскую столовую в Тузле, когда бравые российские десантники умудрились загрузить целый «Урал» мороженым, соками и сухпайками. И про неустрашимого прапорщика Наливайко, который, в полном соответствии со своей фамилией, нажравшись водки, отправился через речку в американский лагерь снимать звездно–полосатый флаг. Снять–то снял, но на обратный путь сил не хватило, там его и повязал американский часовой. Небо с утра затянуло тучами, накрапывает мелкий дождик. Управление бригады – десятка три офицеров и несколько женщин тоскливо переминались с ноги на ногу под раскатами командирского гнева.

– На выходные также отличились наши доблестные разведчики. Товарищ капитан Пахомов, вы в состоянии в отсутствие командира командовать группой или нет? В состоянии? А почему вашего подчиненного сержанта Костикова вчера вечером патруль военной полиции ловит в стриптиз–баре?! Костикова отправить первым же... Что? Потом объясните? Хорошо, после развода зайдете в кабинет... Так, и последнее. Сегодня по случаю праздника Святой Троицы в храме состоится богослужение. Всех, кто не занят по службе, попрошу участвовать... Что? При чем тут свобода совести, товарищ Тарасов?! Никто на вашу свободу не посягает. Но поскольку на это мероприятие приглашены православные американцы и сербы, это – событие политическое, поэтому быть всем. Я понимаю, что вам интереснее по борделям шляться!.. Позор, на нас вся Европа смотрит!.. Все, разойдись!

Стены командирского кабинета увешаны грамотами и дипломами на разных языках. За спиной комбрига – развернутое трехцветное знамя и большая икона Георгия Победоносца.

– Заходи, Пахомов. Так что ты там хотел мне сказать?

– Товарищ полковник, я по поводу сержанта Костикова. Я сам вчера разрешил ему поехать в стрипок...

– Что?!..

– Я сам разрешил... Девчонка там работает, Марина. Она с ним на Украине в одной школе училась. Он хочет потом вернуться и ее с собой в Россию забрать...

– Товарищ капитан! У тебя, я смотрю, в Боснии башню окончательно сорвало. Мало того, что боец – идиот в проститутку втюрился, так еще офицер его покрывает. Ты может еще ему там, в этом стрипке, жить разрешишь? Или наоборот, ее в казарму поселишь? Давай, Пахомов, действуй! Заодно, кстати, и себе можешь там жену присмотреть...

– Товарищ полковник...

– Молчать, товарищ капитан! Теперь я понимаю, что ты за гусь! Теперь мне ясно, почему ты все еще капитан, когда все твои однокурсники в майорах и подполковниках ходят. Ты, кажется, рапорт на второй срок писал? Так вот, не будет тебе второго срока, Пахомов, не надейся. Через полтора месяца будешь ротирован, – я сам в Москву позвоню...

– Разрешите идти?

– Нет, останься, я тебе еще не все высказал... А, вот, кстати, и полковник Егорычев... Заходи, Алексей Алексеевич, это как раз по твоей части. Вот, Пахомов, если ты моих слов не понимаешь, пусть тебе заместитель по воспитательной работе объяснит.

...Только спустя полчаса капитан Владимир Пахомов вышел из командирского кабинета. Закурил на крыльце штаба. Ну и ну! Мораль, нравственность! Даже православие к чему–то приплели! Хорошо им о нравственности говорить: комбриг жену сюда притащил, замы в открытую с машинистками и медсестрами живут. Сорок две бабы в бригаде – все поделены между начальниками, хотя у многих мужья в России. Это еще надо посмотреть, кто настоящие проститутки. Ладно, хоть сержанта отстоять удалось.

Десяток белых домиков по склону горы, деревянная церковь да колоколенка на берегу маленькой речки Янья – вот, собственно, и весь базовый район «Углевик», где располагается штаб российской миротворческой бригады в Боснии и Герцеговине. Рядом высится громада ТЭЦ, труба которой даже летом не перестает изрыгать клубы вонючего бурого дыма.

Когда четыре года назад бригаду вводили в Боснию, из Москвы на рекогносцировку примчалась большая и очень представительная комиссия. Целых две недели генералы и полковники добросовестно отрабатывали командировочные: шуршали картами, ездили на местность, делали замеры воды и воздуха. В результате для дислокации штаба был избран совершенно другой населенный пункт. Однако, тут же нашелся шустрый серб Милош, в свое время по дешевке купивший участок земли с домиками, в которых жили строившие ТЭЦ рабочие. Он–то и предложил высокой комиссии эту территорию, пошелестев для пущей убедительности новенькими хрустящими марками. В итоге российские десантники уже четвертый год живут в этом, мягко говоря, экологически не очень чистом районе. Зато в скором времени российский гарнизон оброс множеством магазинчиков и «кафанов», в которых родственники и знакомые предприимчивого Милоша втридорога продают русским «братушкам» всякую всячину. Как говорится, дружба – дружбой... Впрочем, их можно понять, ведь каждому приходится ежемесячно платить дань командованию бригады. За амортизацию, так сказать...

– Здраво, Милош! Кафу со шлагом... Костиков, что ты там стоишь, иди сюда. Бэтэры к выезду готовы?

– Готовы, товарищ капитан.

– Вообщем так, Алексей. Комбриг сначала хотел тебя отправить первым бортом. Потом, учитывая твои прежние заслуги... не смейся, и некомплект людей в группе, сказал что подумает.

– Спасибо, товарищ капитан! Мне бы только эти полтора месяца до ротации досидеть... Маринке по контракту еще два месяца осталось... Мне бы только до ротации, а там я дембельнусь и сразу ее отсюда забираю...

– Костиков, так ты теперь что, собираешься целый месяц туда бегать?! Тебе сегодняшнего залета мало?

– Товарищ капитан, клянусь, что больше никто не узнает! Я же разведчик, вы сами меня учили. И сейчас бы не узнали... Мне командир взвода военной полиции майор Фомин сказал: «Давай, солдат, сто баксов и мотай отсюда». А у меня с собой денег не было, я все Маринке на подарок к свадьбе истратил...

– Как к свадьбе? К какой еще свадьбе?

– А мы с ней обвенчались! Это же вроде... как поженились по–церковному, да?

– Где?

– А мы втихаря, у сербов в Прибое. Там у них батюшка такой хороший – отец Стефан – не то, что наш алкоголик.

– Дурило ты, Костиков. И в Чечне ты со мной был, и в Абхазии, а ума – как у малолетнего. Ладно, иди, садись на бэтэр, сейчас кофе допью и выезжаем...

– Володя, привет! – в кафан вошел начальник разведки бригады подполковник Андрей Остапчук. – Милош, кофе пожалуйста. Без сахара, да... Куда мне сахар, и так уже в камуфляж не влажу. Володя, ты, вот что... Ты знаешь, из–за чего весь сыр–бор разгорелся?

– Да–а, Костиков мой...

– Володя, при чем тут Костиков?! У Васьки Козырева в роте сразу два слона залетели и ничего. Ты знаешь, что на твое место уже месяц как человек запланирован?

– Понятия не имею.

– На должность заместителя командира разведгруппы запланирован выпускник Рязанского училища этого года лейтенант Максим Паськов. Да–да, тот самый... Плоть от плоти замкомандующего ВДВ...

– На разведгруппу – сопливого летеху?!

– Правильно, на самый ответственный участок. Как легендарный Маргелов, – Остапчук с усмешкой кивает головой на стенд, где изображен бравый генерал с папиросой в зубах, – послал своего сына первым в БМД десантироваться, так и эти. Только выпустился сынок из училища – сразу в Боснию, на передовые рубежи. А чего ему, собственно, не справиться при живом командире да двух прапорах? Сиди, да баксы считай. ВДВ – не шутка, дорогая!

– Ох, Андрюха, достала меня эта служба в ВДВ! Все, приеду домой, буду увольняться. В Афгане был, из Карабаха не вылазил, Чечня эта долбанная... Абхазия... раз в жизни в Европу попал – и на тебе! Пускай в такой армии служат лейтенанты Паськовы, а я больше не хочу. Жаль, конечно, что на квартиру не успел заработать, если бы еще пол–годика здесь...

– Володя, меня знаешь – никого не бойся! Сделаем так: завтра в Тузлу приходит внеплановый «борт». Мотаешь в шведский батальон. Берешь коробку «Абсолюта» и отправляешь с этим «бортом», а я звоню в кадры ВДВ. Кстати, там сейчас Пашка Куликовский сидит...

– Кулик?! Я о нем после Афгана ничего не слышал.

– Правильно, он же как ты по Карабахам и Абхазиям не мотался. Женился на племяннице комдива – и в академию. После академии – в Германию. Потом – в штаб ВДВ. Жена, правда, сучка оказалась, погуливает, зато в Москве карьеру сделал. Кстати, а у Костикова твоего, что, действительно любовь с проституткой?

– Ты знаешь, Андрей, я иногда ему даже завидую... Ведь полюбил парень, и плевать ему, кто она и что про нее говорят. Я вот, не смог, когда со своей Татьяной разводился... Любить–любил, а пересудов людских испугался ...

Гражданская война 1992–1993 годов разделила Боснию и Герцеговину на две части: Мусульмано–Хорватскую федерацию и Республику Сербскую. Чтобы не допустить возобновления конфликта, в стране находятся многонациональные силы по поддержанию мира – СФОР. Восточная часть Республики Сербской, где стоит российская бригада – своеобразный заповедник, где, вдали от глаз международных наблюдательных организаций, пользуясь попустительством русских, потихоньку накапливает силы сербская армия, активизируют работу сербские националистические партии.

...БТРы с белыми надписями «СФОР» движутся по извилистой дороге, петляющей между невысокими, покрытыми лесом горами. Тут и там среди густой зелени мелькают белые домики под красными черепичными крышами. На лужайках пасутся пятнистые коровы. Сотни раз виденная Владимиром картина.

– Полсотни пятый, я полсотни третий! Сразу за развилкой – поворот направо. Идем на 23–й объект. Как меня понял? Прием...

– Я полсотни пятый, вас понял. Прием...

Интересно, а чего мы здесь вообще делаем? Говорим, что помогаем сербам, а у самих народ живет куда хуже. Что–то не видел я в сербских городах голодных стариков, которые просят милостыню. Стратегические интересы на Балканах? Какие, к черту, Балканы, когда у нас Кавказ – пороховая бочка?! Американцы, те действительно тут работу ведут: деньги вкладывают, налаживают разные проекты. Правда, только для мусульман, ну так это их политика. А мы вошли четыре года назад, встали и до сих пор щеки надуваем: «Балканам – мир, России – слава!» А что дальше? Танки наши алюминиевые, давно в парках травой заросли. Солдатня без боевой подготовки дуреет потихоньку. Вся служба – только на постах наблюдения, да вот, инспекции эти. Сербы, те уже давно смеются, дескать, повезло с союзничками: муслов богатые американцы опекают, хорватов – богатые немцы, а нас – нищие русские. А случись что, – мигом предадут, как уже предали болгары и другая славянская братва... Стоп, кажись приехали...

– Добри дан, Гойко! Принимай гостей.

– Здраво, Володя! Опять приехал мои танки считать?

– Опять, опять... Давай скорее бумаги, у меня еще три объекта.

Для разговоров с Гойко переводчик не нужен, – майор Драгович перед самой войной окончил академию имени Фрунзе в Москве. Командует отдельным танковым батальоном, техника которого сейчас стоит в этих боксах. По штату – пятьдесят один танк. Пятьдесят – в боксах, пятьдесят первый стоит подбитый на вершине горы, в трех километрах отсюда. Гойко как–то со смехом рассказывал, что во время сербского наступления в 93–м году к ним пришли на переговоры мусульмане с просьбой продать один танк. За сто пятьдесят тысяч долларов... Потом этот танк сербы долго не могли сковырнуть с позиции. Странная это была война...

– Володя, слышал последний анекдот? Международный трибунал в Гааге осудил двух военных преступников: сербского четника и хорватского усташа. Обоим дали по десять лет и обязали каждый день кормить дерьмом: сербу, естественно – ведро, а хорвату – ложку. Исполнять приговор поручили русскому и немцу. Через десять лет они встречаются, хорват сербу говорит: «Это был кошмар, проклятый немец каждый день впихивал мне в рот целую ложку дерьма». Серб отвечает: «А я вообще ни разу не попробовал. У русского то ведра не было, то дерьма, то он сам где–то пьяный валялся». Здорово, правда!

– Здорово! Гойко, кстати, а не пересчитать ли нам заново твои «семьдесятдвойки»? Что–то давно я в этих боксах не был... И трейлер какой–то странный у ворот появился, раньше его здесь не было.

– Володя, а может... ко мне... в кабинет? Ты совсем промок, ребята твои тоже... Может быть кофе, или ракии?

– Ладно, я пошутил. Все в порядке, как было пятьдесят машин, так и напишем. Ведь пятьдесят?

– Пятьдесят, пятьдесят... Подписывай...

...Вещевой рынок на окраине Биелины – едва ли не самое оживленное место в городе. Здесь российские десантники, пользуясь случаем, обычно закупают мыло, зубную пасту и другие бытовые мелочи, чтобы не переплачивать втридорога в магазинах на территории бригады.

– То–о–варищ гвардии капитан Па–а–хомов! Мы с вами раньше нигде случайно не встре–е–чались?

– Сашка?! Сашка Федоренко, здорово, черт! Ты что здесь делаешь? В гражданке...

– А я здесь, Во–о–лодя, четвертый год жи–и–ву, с тех пор как война закончилась. Же–е–нился вот недавно, ква–а–ртиру в городе купил...

– Так ты правда здесь воевал? А мне Андрюха Остапчук что–то говорил...

– А–а–ндрюха?! Он что, то–о–же здесь?

– Здесь, второй срок уже... А ты–то как сюда попал?

– Да как по–о–пал? Из Афгана – в го–о–спиталь, пи–и–сал рапорт, чтобы остаться в армии, попал в Гайжу–у–най, в учебный центр... А там какая бо–о–евая учеба – траву да заборы красить... Профа–а–нация... Поглядел я на все это дело, плю–ю–нул и уволился. Повоевал в При–и–днестровье, потом – сюда... Не могу я без войны... война, она, сам знаешь, как на–а–ркотик... Сейчас, вот, хочу в Ко–о–сово поехать... Ты–то сам как? Я смотрю, все еще в ка–а–питанах.

– Да, так уж получилось... Несколько лет назад решили наши отцы–командиры во всех воздушно–десантных дивизиях разведбаты создать. Ну, отбирали, естественно, самых лучших. Я тогда уже капитаном ходил, с ротного шел на замкомбата. Должность в полку сдал, квартиру, приехал в штаб дивизии, а тут новый приказ – расформировать разведбаты. Назад не вернешься – там уже офицер назначен, да и квартира занята. И остались самые лучшие без должностей и жилья. Многие тогда уволились, а я три года взводом прокомандовал.

– Да–а, и не поймешь, то ли сдуру та–а–кое делается, то ли нарочно. И что дальше ду–у–маешь делать?

– Буду увольняться. В гробу я видал такую армию: денег не платят, жилья не дают, о боевой подготовке вообще забыли... И на войне не лучше... Что в Афгане было, ты помнишь. Так вот то же самое и в Закавказье, и в Чечне – кругом одни подставы. Идешь в бой, а за спиной тебя твои начальники продают. Все скопом. Начиная с Верховного Главнокомандующего...

– Может со мной в Ко–о–сово поедешь? Наши, кто здесь оста–а–лся, собираются.

– Да нет, Саша, не хочу... Навоевался... Сербы тебя также подставят и продадут, как и свои, да ты и сам это понимаешь... Потапов, ну что там, все закупили? Костиков, а ты чего рот раскрыл?! Может быть ты еще в Косово собираешься?! Тебе сейчас, парень, совсем о другом думать надо. Залезай на броню, поехали...

На взгляд российского военного, любая американская база скорее похожа на «Луна–парк», чем на нормальный воинский гарнизон. И дело даже не в разноцветных указателях и щитах с гербами и девизами отдельных подразделений и служб. Прежде всего поражает хаотическое перемещение по территории базы множества людей: офицеров, солдат, гражданского персонала, – то, что по святому убеждению российских командиров, в армии просто невозможно. Особенно, если наряду с людьми в форме по дорожками в разное время дня бегают люди в спортивных костюмах, а некоторые даже ездят на велосипедах. Бардак, да и только! Солдат по территории гарнизона может перемещаться только в строю. Строем – на зарядку. Строем – на прием пищи, причем обязательно с песней. Строем – на занятия, и так вплоть до вечерней поверки. Строй – это и семья военнослужащего, и его подразделение, в котором он живет, воюет, а если понадобится, и умирает. Это – одна из основ воспитания воинской дисциплины, и поэтому американские порядки вызывают презрительные усмешки у большинства российских офицеров. «Пендосы», – высокомерно называют они своих американских коллег.

Интересно, вот почему только эти самые «пендосы» строем не ходят, а порядка у них больше, чем у нас, – думал Владимир, сидя на лавочке у столовой и глядя на снующих взад и вперед американцев. Вот, к примеру, идет маленькая черномазая мартышка с нашивками рядового. Росту в ней – метр тридцать пять от силы, однако волочит на плече пулемет М–60. И никогда ей в голову не придет этот пулемет где–нибудь оставить, равно как и снять с себя каску, бронежилет и многочисленные подсумки. Приказ есть приказ! Получи она приказ вырыть танковый окоп – будет рыть всю ночь, пока не сделает. А наш рядовой всю ночь будет думать, как бы этот приказ похерить... Ага, вслед за мартышкой в столовую движется бригадный генерал, – один из заместителей командира дивизии «Север». Тоже в каске и бронежилете, со множеством подсумков, только вместо пулемета – пистолет под мышкой. Приказ не просто существует, он существует для всех: белых и черных, рядовых и генералов! И обедать американский генерал и черномазая мартышка сейчас будут в одной столовой, может быть даже сидя за одним столом...

– Товарищ капитан! Там уже загрузку начинают, надо идти.

– Не спеши, Костиков, самолет большой, места для всех хватит...

– Как же, хватит! Вы, товарищ капитан, еще не видели сколько туда машин понаехало. Сейчас контейнер с «Витинкой» загружают...

– Точно что ли?! Ну вот, опять воды в столовой не будет...

...Минеральную воду под названием «Витинка» российским десантникам стали бесплатно выдавать в столовой года два спустя после ввода бригады в Боснию. Бери сколько хочешь, ведь в кране водичка паршивая, почистишь ей зубы с полгодика – и хана зубам! А зачастую и краны пересыхают дня на два или на три, тут уж минералкой и умываешься, и даже обтирание после физзарядки делаешь. Вообщем, выручала минералка.

Год назад, как рассказал Владимиру заставший эту водяную эпопею Андрей Остапчук, выдача минералки в столовой сократилась до одной бутылки в руки. Зато ближайшим бортом в Москву ушел объемистый контейнер. Видимо, вода тамошним начальникам пришлась по вкусу, потому что с тех пор такие посылки приобрели регулярный характер, тогда как в бригаде наступили и вовсе безводные дни. «Говорят, теперь «Витинку» даже в Москве в киосках у метро «Сокольники» продают, – сообщил Владимиру всезнающий Остапчук.

...Между тем загрузка «Ила» продолжалась. Американский часовой у шлагбаума и несколько военных полицейских в малиновых беретах не переставали удивляться, глядя на новые и новые коробки «Абсолюта», которые российские десантники сноровисто вносили в самолет. Затем наступила очередь коробок со спортивными велосипедами, по численности не уступавших водочным. Непосвященному могло показаться, что в Москве наступил топливный кризис, и часть населения российской столицы спешно переходит на безмоторный транспорт, а наиболее продвинутые наловчились заливать в бензобаки шведскую водку. Откуда же знать недалеким «пендосам», что бутылка «Абсолюта», приобретенная в шведском батальоне за шесть долларов, в России стоит около двадцати, а велосипед, купленный в Тузле за сто двадцать «зеленых», в Москве пойдет втридорога.

– Товарищ капитан, а помните, как наша рота из Абхазии мандарины отгружала?

– Мандарины? Тебе, Костиков, мандарины почему–то запомнились, а мне вот те две бутыли вина, которые не дошли до Москвы после вашей загрузки. Со мной комбат потом неделю не разговаривал. А ты мандарины вспомнил...

– Ну как, Володя, погрузили? – к шлагбауму подошел подполковник Остапчук.

– Ага, порядок. Ты в кадры–то дозвонился?

– А как же? Кулик сам встречать «борт» будет и передаст кому следует... Вот видишь, Костиков, скольких хлопот нам с капитаном Пахомовым твоя любовь стоит. Тут, братан, кафаном не отделаешься. Гадом будешь, если на свадьбу не позовешь!

В кабинете начальника разведки по утрам всегда полно народу. Кроме наших разведчиков здесь сидят американские – три офицера взаимодействия, через которых осуществляются все контакты с командованием дивизии «Север». Из кабинета комбрига возвращается Остапчук.

– Володя, сегодня инспекция отменяется. В одиннадцать прилетает директор Международного центра стратегических исследований господин Джозеф Питер Аллан. В одиннадцать десять – показ техники и вооружения, потом осмотр церкви, и в двенадцать часов разведгруппа на малом плацу работает перед ним показуху. По полной программе. – И, понизив голос, добавляет. – Имей в виду, у комбрига очень серьезные планы насчет этого Джи–Пи.

– А что это за птица?

– Тише, – покосившись на хорошо владеющих русским языком американцев, Остапчук под руку выводит Владимира в коридор. – Этот центр – что–то вроде всемирной массонской ложи для военных. Они вычисляют наиболее перспективных, по их мнению, российских командиров и приглашают к себе на учебу. Ну и обрабатывают там, соответственно...

– Так комбриг же в академию Генштаба собрался?

– Одно другому не мешает. Они ведь ненадолго, на пару–тройку месяцев приглашают. Его предшественник в прошлом году уже съездил. Так что показуху давай, комбриг сказал, что очень на тебя рассчитывает. Кто командовать будет?

– Сам буду и командовать и участвовать. И со мной девять бойцов. Сценарий обычный: комплекс рукопашного боя, спарринг, разбивание твердых предметов.

– Молодец, ты еще чего–то сам можешь показать. Я уже ничего, наверное, не сумею... Кстати, сегодня вечером Игорь Малахов на день рождения приглашал. Там все наши собираются. С машиной я вопрос решу, в девятнадцать часов выезжаем.

...Как и большинство высокопоставленных зарубежных чиновников, господин Джозеф Питер Аллан на поверку оказался маленьким лопоухим очкариком с непропорционально большой головой и противными рыбьими глазами. Тем более странно было наблюдать, как суетился перед ним двухметровый комбриг, подробно перечисляя тактико–технические характеристики боевой техники десанта, специально для этого случая извлеченной из парка и надраенной до умопомрачительной чистоты. На малом плацу ожидали разведчики, вооруженные автоматами и штык–ножами.

– Смотрите, парни, даже наш поп сегодня трезвый. И рясу новую надел... гы–гы–гы!

– Данилевский, ты не зубы скаль, а имитацию проверь. Не дай Бог, взрывпакет под ноги этому Аллану влетит.

– Не беспокойтесь, товарищ капитан, у меня все на мази...

– Да, а на 23–е февраля у тебя тоже все на мази было, когда ты французскому генералу брюки прожег?!

– Товарищ капитан, вы только полегче, а то в прошлый раз так меня об асфальт приложили, что еле встал...

– Не развалишься, Алферов... Так, они идут, закончили базар! Музыку давай! Становись! Равняйсь, смирно!..

...Десантуру хлебом не корми – дай шоу устроить, – размышлял Владимир, механически выполняя под ревущий рок–н–рол и грохот взрывпакетов приемы рукопашного боя с оружием. Тут еще места мало, а вот в России, – там целые баталии разыгрывают. Столько бойцов на этом деле калечится, – нет, все равно, на каждый праздник одно и то же... У американцев такого вообще нет, они на нас поглядеть приходят, как на папуасов каких–то... Конец двадцатого века, а тут рукопашный бой, как в дешевом боевике...

Наверное, о том же думал господин Аллан, с непроницаемым лицом наблюдавший российских гладиаторов. Но когда бугай Потапов, раскидав троих противников, с истошным воплем подскочил прямо к нему, и, выхватив из кармана здоровенную жабу, разорвал ее пополам и засунул в рот, выдержка изменила иностранному гостю, и он еле–еле сдержал рвотный позыв.

К счастью, все окончилось благополучно. Показуха удалась. Пострадали только двое: жаба, съеденная Потаповым, и сержант Костиков, рассекший себе лоб, разбивая головой связку черепицы.

...В маленьком процедурном отделении медицинского пункта бригады все сверкает чистотой, ноздри щекочут острые запахи растворов и лекарств.

– Порядок, будешь жить, Костиков, – подполковник медицинской службы наложил последний шов. – Чуб отрастишь и никакого шрама видно не будет. Ирочка, бинтуй. Голова не болит? Не подташнивает?

– Не–е–е... Нормально...

– Правильно, голова у десантника болеть не может... А тебе чего надо, Потапов?! Живот прихватило после лягушачьих лапок? Так я тебе сейчас быстро клизму поставлю! Закрой дверь!

– Товарищ полковник, тут к сержанту Костикову пришли... Долго еще?

– Заканчиваем, закрой дверь.

– Леха, потом поднимайся в верхний кафан...

...Служба в армии, тем более в ВДВ, не предполагает особой сентиментальности. И все же что–то встало комком в горле у Алексея Костикова, когда он вошел в маленький, тускло освещенный кафан. Никак нельзя было ожидать от такого толстокожего на вид бугая, как Сашка Потапов, проявления столь трогательной заботы о товарище.

– Маринка, ты?! Ты что здесь делаешь? Потап...

– Спокойно, Леха, спокойно. Тебе сейчас вредно волноваться. Сидите, ребята, общайтесь, а я пошел. Мне еще там... надо...

– Ты как сюда попала?!

– Саша привез. Час назад примчался, сказал, что нам с тобой срочно нужно встретиться. А про ранение не сказал... Лешенька, милый, что у тебя с головой?!

– Нормально, Маринка, все нормально! Теперь у нас с тобой все будет хорошо. Комбриг за показуху благодарность объявил, так что теперь я точно остаюсь до ротации...

Баня 1–го парашютно–десантного батальона известна далеко за пределами базового района «Прибой». Здесь топят не соляркой, а березовыми поленьями. Желающих попариться по–настоящему в бригаде хоть пруд пруди, но сегодня замкомбата майор Игорь Малахов собрал только своих – выпускников Рязанского воздушно–десантного училища 87–го года. Диапазон званий приглашенных широк – от капитана до подполковника. Но в бане все равны, тем более, когда парятся однокурсники, прошедшие вместе не одну «горячую точку». За столом, накрытым в просторном предбаннике, разговоры ведутся без недомолвок и околичностей.

– Два часа, два часа у церкви проторчали – лабуду эту слушали, – кипятится командир роты материального обеспечения майор Тарасов, – вот уж, поистине, заставь дурака Богу молиться...

– Это что, – смеется Остапчук, – когда наш бригадир в Иваново служил, там чуть ли не каждый день службу стояли. Две часовни в полках построил. Раньше карьеру на памятниках Ильичу делали, а сейчас на церквях.

– А помнишь тот знаменитый крестный ход, когда Серега Новосельский оперативным дежурным стоял? Срочный звонок из Москвы – Серега бежит бригадиру докладывать, а тот идет за попом, закатив глаза, мелко крестится и Сереге так, вполоборота: «Иди на хер,.. помилуй мя, Господи,.. иди на хер...».

– Ну что, Володя, решил свой вопрос? – распаренный Малахов, накинув на плечи простыню, подсел за стол, раскупорил банку холодного пива. – Ух, хорошо!

– Вроде бы решил. Комбриг после показухи сказал, что останусь на второй срок. В крайнем случае, на другой должности. Да и Кулик в Москве подстрахует...

– А меня, похоже, ротируют. Для комбата это стало делом принципа...

– Игорь, откуда их всех понабрали?! Почему ни в Афгане, ни в Чечне мы их не встречали?

– Не из войск, это точно... Наш комбат – старший преподаватель кафедры тактики из Рязанского училища. Он живого солдата может лет двадцать назад видел. Командовать не умеет, зато профессиональный интриган – всех офицеров в батальоне между собой стравил...

– Там в училище они все чмошники. Из войск еще лейтенантами поубегали, а как в Боснии баксами запахло, так сразу сюда кинулись...

...Незванный гость, как известно, хуже татарина. Особенно если этот гость – замполит. Несмотря на то, что институт политработников в российской армии упразднили, сменившие их помощники командиров по воспитательной работе тоже не пользуются особой любовью. Поэтому, когда в предбанник один за другим вошли трое изрядно подвыпивших офицеров из отделения воспитательной работы, за столом повисло напряженное молчание.

– Мир дому сему... ик! – вслед за «воспитателями» в предбанник, икая, ввалился настоятель бригадного храма игумен Феодосий. – Ибо сказано в Священном Писании... ик... там, где двое собрались во славие мое... ик... там и я, третий, среди них. О, а вот и пивко холодное!

С появлением в частях российской армии священников произошло нечто необъяснимое. Непримиримые идейные враги, семьдесят с лишним лет бившиеся между собой за право капать на мозги согражданам, – попы и бывшие замполиты неожиданно объединились. Да так крепко, что теперь проповеди в церкви, на которые комбриг неукоснительно загонял весь личный состав, все больше напоминали присно памятные политзанятия, а на занятиях по общественно–государственной подготовке все чаще к месту и не к месту поминали Господа Бога. Вот и сейчас отец Феодосий, освежившись баночкой холодного пива, сел на любимого конька.

– Скажу я вам, товарищи командиры... ик... что сильно меня тревожит в последнее время дисциплина... ик... и нравственность бойцов наших. Узнал я, что боец–десантник... ик... разведчик... жениться хочет на девке публичной... ик... прости меня, Господи...

– Вы, отец Феодосий, лучше вместо пива водички попейте, чтобы не икать за офицерским столом, – Владимир старался говорить как можно сдержаннее, – а что касается бойца моего, то его учить любить Родину не надо. Он в Чечне воевал...

– Ты, капитан, помолчи, когда батюшка говорит, – психолог бригады подполковник Шварц налил и опрокинул в себя стакан водки, смачно захрустел огурцом, – а то ведь решение можно пересмотреть... и по бойцу твоему... и по тебе самому. Вы, разведчики, в последнее время охренели совсем. Захожу в верхний кафан, а там этот самый сержант Костиков со своей проституткой сидит. Я ее выгнать хотел, а он чуть драться со мной не полез...

– Если бы он в драку полез, ты бы здесь уже не сидел, товарищ подполковник. А что касается проституток, то Костиков с ней венчался три дня назад. Стало быть, батюшка, она ему уже наполовину жена. По крайней мере, перед Господом Богом, не так ли?

– Венчались! Без моего дозволения венчались! Охальники! Не позволю!..– мгновенно перестав икать, возопил отец Феодосий.

– Володя, молчи! Молчи, не связывайся, – Андрей Остапчук потащил Владимира из–за стола, – пошли в парилку... Ты что, не знаешь их? Шварц завтра же настучит комбригу, да и поп при случае вложить может.

...Когда через полчаса они вернулись в предбанник, воспитателей за столом уже не было. Только в дальнем углу на лавке храпел пьяный отец Феодосий.

– Ну вы паритесь, мужики! – Игорь наполнил стаканы. – Давайте, догоняйте нас. Сейчас горячее принесут.

– Игорь, а куда эти наши замполиты–политруки подевались?

– В стрипок поехали, куда же еще? Комиссары, они всегда впереди. Хотели с собой этого духовного пастыря прихватить, да он уже нетранспортабелен. Шварц все грозился какую–то Марину трахнуть, говорил, что поможет ей на приданое скопить. Совсем, видать, допился психолог...

– Марину?! Они не в «Уикенд» случайно поехали?

– Да вроде бы. А тебе что за дело?

– Игорь, дай машину. Дай машину срочно! Мой боец на этой самой Марине женится хочет. На полном серьезе. Если он туда приедет – беда будет, он этого Шварца точно грохнет.

В полумраке стриптиз–бара звучит тягучая музыка. На небольшой сцене лениво извивается вокруг шеста пышнотелая крашенная блондинка. У стойки человек пять сербов, пришедших поболтать и попить ракии. В углу за столом, заставленном банками с пивом, восседают трое воспитателей.

– Неважно Николетта танцует, – подполковник Шварц в «Уикенде» уже не первый раз и всех стриптизерок знает по именам, – зато в постели – полный отпад! Бери ее, Витек, как другу советую.

– А сколько стоит? – Витек, в отличие от приятелей, за полгода службы в Боснии в подобном заведении впервые.

– Такса как везде – час за сто марок. Зато все по полной программе: сначала душ, потом...

– Леонидыч, а нельзя так, чтоб без душа и полчаса за пятьдесят марок?

– Гы–гы–гы!.. Ой, держите меня!.. Полчаса за пятьдесят... Ой, не могу!.. За пятьдесят марок... И без душа... Ой, уморил! Витек, а за сто марок жаба давит, да? Ну ты и жила...

– А я тогда просто за столиком посижу, пивка попью. А в бригаду вернемся – к Нинке пойду.

– К Нинке–бэтэру?! Ой, не могу! Да у нее корма, как у бегемота. На нее же ни один одичавший боец не полезет. А тут такие девки... Смотри, смотри, Николетта лифчик сняла! Глянь, Витек, какая грудь!

– Зато Нинка бесплатно, – философски изрекает Витек, воровато разливая под столом бутылку ракии – в стриптиз–барах приносить спиртное с собой запрещается. – А жаль, что батюшку с собой не взяли, хотел бы я на него сейчас посмотреть...

– Тут в прошлую ротацию отец Паисий был – лет на десять помоложе нашего попа. Так его мужики напоили и в «Кобре» к одной румынке в постель положили. То–то, говорят, наутро смеху было, как святой отец оскоромился...

Заунывный саксофон сменяет быстрая ритмическая музыка. Свет в зале гаснет, и под потолком зажигается крутящийся зеркальный шар, отражающий на стены и потолок сотни сверкающих зайчиков. На сцену из темноты стремительно выскакивает высокая стройная брюнетка и, подпрыгнув, делает несколько оборотов вокруг шеста.

– Вот она, Маринка! Ты смотри, Витек, смотри, что делает! Какая растяжка, а?! Во класс! Давай, давай...

– А у сержанта этого губа не дура, ишь, какую бабу оторвать хочет! А как она в постели, Леонидыч?

– Честно скажу, мужики, не знаю, не пробовал. Она тут недавно работает. Но сегодня обязательно узнаю...

– Смотри, смотри, Витек, снимает... вот это да!

– Что–то грудь у нее маловата...

– Да уж, у Нинки–бэтэра побольше будет... Гы–гы–гы... Ага, закончила... Мариночка, иди к нам, солнышко?! Иди сюда, моя красивая... Садись, садись за наш столик, вот сюда, рядышком со мной. Что тебе заказать?

– Минералку, пожалуйста.

– Что–о? Мариночка, это что еще за новости? Витек, накапай ей грамм сто...

– Спасибо, я не буду. Голова болит.

– Ладно, сейчас выпьешь, и сразу пройдет. И пойдем с тобой в кроватку. Ты, я слышал, у нас скоро замуж выходишь, тебе денежку копить на приданное надо... Ты куда, куда ты вскочила! А ну садись и пей!..

– Она, кажется, ясно сказала, что пить не будет! – сержант Костиков с забинтованной головой возник из темноты зала перед столиком. – Уберите стакан!

– А, вот и жених явился! – высокий массивный Шварц, покачиваясь, поднялся со стула. – Или нет, ты ведь уже наполовину муж... Перед Господом Богом... Слушай, сержант, я тебя как боевого товарища прошу: уступи жену на часок. Как десантник десантнику...

– Ты не десантник, ты мразь поганая!

– Ах так, пацан! Так вот слушай, сейчас сюда вызовут патруль военной полиции, и тебя увезут на гауптвахту. А я в это время поднимусь с твоей сучкой наверх и буду там ее трахать во все ды...

– Алексей! Отставить! – что есть силы заорал вбегающий в зал Пахомов. Слишком поздно. Прямо с места Костиков вспрыгнул на стол и оттуда с разворота впечатал тяжелый каблук солдатского ботинка в сизо–багровый нос подполковника Шварца. Хрясть! – тяжелая туша бригадного психолога отлетела к стене и, ударившись затылком, бессильно сползла на пол. – Отставить...

– Лешенька–а–а! Не–е–ет! Не–е–ет! За что, Господи–и–и!– секунду спустя, пронзительно закричала Марина.

– Вольно! Капитан Пахомов, выйти из строя!..

Как ему еще не надоело?! Вчера целый час в кабинете, сегодня снова. И все одно и то же. Развал, падение дисциплины! Боец в стрипке! Европа смотрит! А почему в стрипке оказался Шварц, даже слушать не стал... Ага, по их версии, Шварц там самовольщиков искал. Ну ясное дело, искал! В стельку пьяный... Ах, трезвый? Ну да, ведь все свидетели – на его стороне... Так, теперь о христианской морали заговорил. Видать, еще и поп настучал. Интересно, когда это батюшка успел оклематься после вчерашнего?.. Так, теперь пошли оргвыводы. На Костикова – уголовное дело, это понятно. Избил офицера – тут не открутишьсь, пусть он тебе хоть в лицо плюнет перед этим... Так, капитану Пахомову выговор. И все? А как же ротировать? Смотри–ка, видать звонок из Москвы и впрямь до бригады дошел. Впрочем, это неважно. Я для себя все уже решил – рапорт с просьбой о досрочной замене лежит в кармане.

– Встать в строй!

...Погрузка «борта» на Москву шла установленным порядком. Сначала контейнер с «Витинкой», потом коробки с «Абсолютом», потом – велосипеды. Среди немногих пассажиров по приставной лестнице поднялись капитан Владимир Пахомов и его бывший подчиненый Алексей Костиков, сопровождаемый лейтенантом из военной прокуратуры.

– Алексей, иди сюда. Садись рядом.

– Товарищ капитан, немедленно отойдите от арестованного!

– Не понял... Ты что–то сказал, лейтенант?

– Я сказал, что,.. – летеха с эмблемами военного юриста демонстративно поправляет кобуру, но, столкнувшись с недобрым взглядом Владимира, теряется. – Извините... Я там... в хвосте посижу...

– Посиди... Ну как ты, Алексей? Домой я заеду, все матери передам, не волнуйся.

– Все нормально, товарищ капитан. Извините, что вас так подставил... Не хотел я.

– Да ладно, ты тут не при чем. А она... как?

– Потап вчера ездил, чтоб письмо и деньги передать. Говорил с Владом... ну... с хозяином. Третий день у себя в комнате, заперлась и не отвечает. Потап через окно влез, а она там пьяная в дым. Ничего не соображает... Потап ей деньги сует, а она говорит, нет, ты сначала меня трахни... Так, вот...

* * *

Выйдя из заключения, Алексей Костиков вернулся в Боснию. Там он узнал, что через две недели после его отъезда Марину нашли в своей комнате, висящей в петле. Добрый сербский священник отец Стефан разрешил похоронить ее на сельском кладбище в Прибое. Алексей не стал возвращаться домой, а вместе с группой российских добровольцев поехал в Косово. Полгода спустя он погиб от пули албанского снайпера в окрестностях города Призрен. Капитан запаса Владимир Пахомов жив и здоров. Возвратившись в Россию, он уволился из Вооруженных Сил и устроился работать охранником в маленьком ночном баре на окраине Тулы.

Сергей Белогуров. Углевик - Москва, 1998 - 1999 гг.

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"