На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Православное воинство - Библиотека  

Версия для печати

Долгий путь домой

Из книги памяти

ПОДВИГ НЕ ОТМЕНИМ

Четвёртое ноября, как «красный день календаря», названный Днём народного единения, остался памятным жителям Стеценково и гостям из ближних сел Цапково, Новой Калитвы, из райцентра Россоши Воронежской области. Здесь состоялось открытие бюста Герою Советского Союза Каленику.

Дмитрий Митрофанович – один из тех, кто в декабре 1941-го, как и весь советский народ, встал перед выбором: велика Россия, а отступать некуда – позади Москва. Каленик – один из тех тысяч и тысяч воинов, кто положил свою жизнь на алтарь Отечества, остановил фашистских захватчиков на ближних подступах к столице.

В небольшом степном Стеценково бюст установлен взамен порушенного временем. Заодно отреставрирована стена Памяти с именами односельчан, павших на фронтах Великой Отечественной войны.

Возвращение на родину Героя оказалось непростым.

Родился Каленик в 1910 году в крестьянской семье. Рано осиротел, без отца росли пятеро на руках матери. За хозяина старший Клим, а ещё Прошка с Митей, Алёша с Марусей. Сельские старожилы вспомнили: «До колхоза хлеб молотили уже сообща – родичи, соседи. Митька в зубарях. Стоял перед самым нутром молотилки и ровно подавал на зубья развязанные пшеничные снопы. Бежит на зерноток от пруда ребятня, кричат оглашенно:

– Яшка утонул! Яшка пропал!

Первым подлетел к воде Митька Каленик. Хлопчика вытащил. Откачали, ожил».

  В начале 1930-х годов семья отправилась за «хлебным счастьем» и нашла его в Казахстане под Алма-Атой. Там Дмитрий возмужал, женился, воспитывал своих детей. Работал уже председателем сельпо. На тридцать первом году жизни пришлось сменить профессию – ушел Родину защищать.

Призван он был в дивизию Ивана Панфилова. Её воинам, как и их генералу, выпало в составе Красной Армии себя не пожалеть, но остановить и разгромить врага у стен Москвы.

В посмертный наградной лист фамилия погибшего была записана на иной удобозвучный лад – Калейников. Именно поэтому, когда в Стеценково утверждали, что их земляк – Герой, являлись сомнения. Фамилия-то вроде не из здешних. До истины докопался учитель-краевед Ткаченко. В архивных делах Иван Иванович нашёл документы, подтверждающие, что уроженец Воронежской области Каленик «как верный сын великого советского народа отдал свою жизнь в неравном бою в числе двадцати восьми героев во главе с политруком Клочковым 16 ноября 1941 года, защищая Москву. За проявленные доблесть, мужество и героизм в борьбе с германским фашизмом» удостоен звания Героя Советского Союза. О выверенном документально факте Ткаченко известил местные органы власти, написал в газетах, выступил по радио. С шестидесятых годов имя панфиловца утвердилась в его родном краю.

Подвиг 28 бойцов, а попутно и всех панфиловцев, как и других известных героев Великой Отечественной, попытались «отменить» на перестроечной волне пересмотра и переоценки истории Отечества. Основанием тому стала действительная недобросовестность отдельных журналистов военных лет, перетолмачивших из кабинетного «окопа» на свой лад события тех военных дней. Видеть в подробностях картину той жесточайшей схватки, когда наступающую неприступную крепость железного танка приходилось крушить бутылкой с горючей смесью, конечно, теперь никому не дано. Бой шёл, как утверждал в ту же грозную годину великий русский поэт Александр Твардовский, «святой и правый, смертный бой не ради славы, ради жизни на земле».

Командир 1075-го стрелкового полка 316-ой дивизии Капров после говорил, что с немецкими танками дрался весь полк и в особенности четвертая рота второго батальона (в составе которой был наш Каленик), что из роты погибло свыше ста человек.

…Кому память, кому слава,

Кому тёмная вода, –

Ни приметы, ни следа… –

такова участь воинов любой войны. Так что - историческая истина в «последней инстанции» одна: подвиг был. Народный! А совершил его, если называть поименно всех – то и Дмитрий Каленик.

Герою и фронтовикам-односельчанам, из которых в живых остался лишь единственный Алексей Хильченко, на митинге посвящали речи, стихи и песни.

Опало белое покрывало – и встал на бессменный пост, как былинный витязь, Защитник Отечества.

ДВЕ ПОЕЗДКИ

Тогда ещё гордились своей историей и не забывали её памятные даты. Год 85-й проходил под знаком сорокалетия Великой Победы. Журналистов из Воронежа и области пригласили в путешествие по местам былых боев. Фотографии и блокнотные записи возвращают в те прозрачные дни светлой осени.

Даже в недальней поездке, когда тебе из автобусного окна открываются и открываются знакомые дали, дивишься тому, как велика и просторна твоя земля. А дорожные встречи с новыми людьми утверждали обратное давним присловьем – тесен мир. Так было и в том, выражаясь по-старинному, на колесном странствии, какое определяли значимые слова – Курская дуга.

Из книг припоминалось известное.

С 5 июля по 23 августа 1943 года на дуговом выступе фронта от Белгорода до Орла шли ожесточённые бои на земле и в воздухе. Операция «Цитадель» провалилась: враг потерял около полумиллиона солдат и офицеров, полторы тысячи танков, 3,7 тысячи самолетов. Тут кровавая дуга переломилась в нашу пользу.

До поры, до времени исторические факты звучат для тебя отдаленно.

Пока не настала минута, как эта –

когда ты всматриваешься в надпись на памятной доске – «На этих рубежах…»;

когда склоняешь голову у братских могил близ хутора Крапивенские Дворы, посёлка Яковлево, на всхолмье, означенном военно-топографическим языком – высотой с номером;

когда вчитываешься в бронзовую строку:

Это поле победы суровой

Для потомков по праву равно

Полю грозному Куликову,

Ратным доблестям Бородино.

И когда слушаешь артиллериста Андрея Борисовича Попова (бойца, отработавшего после войны четверть века председателем колхоза, получив за то два ордена Трудового Красного Знамени). Он указывал на противоположный склон яра, говорил:

– Там немцы, приглядитесь – следы траншей заметны. А мы здесь, на южном склоне, точно у такой же пушки, какая теперь на постаменте. Танки шли на нас прямо из-под солнца.

– Не первый раз пришлось стрелять?

– Нет, уже нюхнул пороху на Дону, в декабре сорок второго принимал крещение.

– Где-где? – заторопился я с вопросом.

– Под Новой Калитвой прорывали фронт. Операция «Малый Сатурн».

– Мои родные места, – обрадовался я собеседнику, как земляку. Память солдата хранила названия сёл, а подробности боёв стерлись. Впрочем, нет, бой за родимое ceло Сажное здесь, на Белгородщине, артиллеристу, по его же признанию, памятен будет до конца дней.

– Допытывается командир: Сажное – твоя деревня? Моя, отвечаю. А он приказывает: ночью выбирай позицию поближе, выкуривай фрицев самолично, земляки памятник при жизни поставят.

В темноте окопались. Поутру оглядываю, прощупываю глазом улочки, дворы – аж зубами заскрипел с досады: как специально, фашисты поставили батарею в огороде у моей хаты. Стреляй по своим! Такое врагу не пожелаешь.

– Пришлось стрелять?

– Тут выбирать не приходилось: или – мы, или – нас в прах разнесут. Собеседник вытер взмокревший лоб.

– Стрелял. А то как же. На моё счастье, мать в погребе всех наших держала, не давала и голову высовывать…

И ещё одна встреча, у памятника танкистам. Свёл нас путь тоже с участником боёв на Курской дуге. Богатырского сложения человек, сразу думаешь – как в танке такой вмещался. Мощна легендарная «тридцатьчетвёрка», а танкист тоже вроде из русской былины. В возрасте, а статью крепок.

Военная биография богатыря: с 22 июня сорок первого по 9 мая сорок пятого в танке, а значит – и в бою. Шесть раз горел. Лично уничтожил 29 вражеских бронемашин… Отмечен 14-ю медалями.

Орден Красного Знамени получил за первый бой на Украине. Ещё 14 июля сорок первого доказал – можем бить фашистов.

Вторым орденом Красного Знамени награждён за участие в разгроме немцев под Москвой.

Орден Отечественной войны I степени – за бои на Курской дуге.

Орден Александра Невского вручен при освобождении Польши.

Орденом Отечественной войны II степени отмечен в Берлинской операции.

Названа фамилия – Василий Яковлевич Стороженко. Слушаю его, и все не покидает меня ощущение, будто уже знаю танкиста. И ведь не ошибся.

– Родом я, – говорит Стороженко, – из Ольховатского района Воронежской области.

Тут уж дотошней выспрашиваю: земляк нашёлся.

– Xyтop Ерёмин рядом с селом Копанная, – уточняет Василий Яковлевич место своего рождения. Не скрывает, что рад встрече. Допытывается, как там ольховатцы. Сам-то Стороженко после войны обосновался в белгородской Ивне.

На Курской дуге лейтенант Стороженко командовал танковой ротой. Железной её называли за крепость. Танкисты остановили врага в направлении главного удара на южном фланге. Седьмого-восьмого июля немцы бросали в атаку двенадцать раз танковые лавины. Тридцать пять вражеских машин сожгла на поле боя рота Стороженко.

– Дни стояли ясные, но солнца нам не было видно. Дым застил глаза, – вспомнил Василий Яковлевич тот июль сорок третьего.

На Ивню, Обоянь враг не прошел. Свернул к Прохоровке, где его встречали танкисты резерва, прибывшие из-под Острогожска.

Командарм Павел Ротмистров после так записал о двенадцатом июля:

– Солнце помогло нам. Оно хорошо осветило контуры вражеских танков и слепило немецких фашистов.

Танкисты бились насмерть. Сражались в горящих машинах. Шли на таран. Всюду на поле боя – тела убитых, искорёженные танки, раздавленные орудия, бомбовые воронки. И ни одной зеленой былинки – сплошь выжженная, чёрная, дымящаяся земля. И так – на протяжении десяти-двенадцати километров – на всю глубину нашей атаки!

…Самое крупное в истории встречное танковое сражение на Прохоровском поле приближало День Победы.

Не знаю, дожили ли мои собеседники до нынешней очередной годовщины боёв на полях, где сошлась сталь со сталью. И если не они, так их потомки пришли и придут на поле нашей славы, нашей боли. Как бы кто ни пытался перекроить историю Отечества.

***

После того, как в 1992 году первому Президенту России не удалось вычеркнуть из народной памяти нашу Победу в Великой Отечественной войне, связанные с ней события вновь обретают достойную национальную значимость. Примером тому – сооружение мемориала на Прохоровском поле в Белгородской области. Строительство музея под открытым небом под началом известного государственного деятеля Николая Ивановича Рыжкова уже завершено. И в Прохоровку со всех концов света натаптывается «народная тропа». В этом недавно смогли убедиться ветераны-фронтовики из Россоши.

В удобном автобусе нашлось место и журналисту. Ехал я в Прохоровку во второй раз, пятнадцать лет спустя. Вспоминал вознесённый на постамент танк, ещё не прижившиеся основательно молоденькие деревца и черным-черно вспаханное поле.

А Василий Иванович Гребенюк, участник нашей поездки, видел это поле летом 43-го года. Он был сержантом батальона разведки в 140-й роте 29-го корпуса знаменитой гвардейской 5-й танковой армии. Василий Иванович уже ночью участвовал в штурме под Прохоровкой, «после перелома боя в нашу сторону. Шёл дождь, и вода шипела на раскалённом танковом железе». И ещё он припомнил, что с рассветом на поле страшно было глядеть. «Танки сцепились гусеницами – трак в трак. Сорваны башни. Перевернуты вверх дном. Сошлись орудийными стволами. Страсть!».

Понятно было желание Василия Ивановича увидеть снова Прохоровское поле. А над июльским полем накрапывал обложной дождичек. Еще зеленела пшеница, цвели в ней ромашки. Поля, какие на сотни, тысячи километров тянутся, перемежаясь лесополосами, по серединной России. Но нет – это особое, здесь белой свечой поднялась ввысь светло-каменная четырёхгранная звонница.

А впереди ждала встреча с музеем. А главное – с белокаменным храмом святых апостолов Петра и Павла. В нём на мраморных плитах высечено около семи тысяч имен павших под Прохоровкой.

Читаю фамилии. Запнулся. Есть и Чалый B.C. Кто он мне?

Вчитываюсь в фамилии. Как будто вся держава собралась под Прохоровкой. А ведь так оно и было.

ЮНОСТЬ В ЖУРНАЛЕ

Жительница Россоши Мария Орлова получила неожиданный гостинец из Украины. Это был краеведческий журнал «Спадщина» («Наследие»). Издают его на родине великого поэта Тараса Шевченко – в районном городке Звенигородка Черкасской области.

Перелистала Мария Артемовна страницы и – оказалась мыслями в своей юности. А носила она тогда ещё девичью фамилию Цыбина, воевала в составе 62-й гвардейской стрелковой дивизии. Её воины в январе 1944 года за Днепром окружили и громили Корсунь-Шевченковскую группировку врага. Ту битву историки после назовут «Сталинградом на Днепре». А дивизии будет присвоено почетное наименование Звенигородской, её наградят орденом Богдана Хмельницкого II степени.

– Сейчас нередко приходится слышать, что Победу добыли мы – числом, а не умением воевать, – говорит Орлова. – Это не так. Война для всех страшна потерями. Статьи, карты-схемы в украинском журнале мне напомнили о боях за освобождение Украины. Тогда после небывалой огневой подготовки шли в наступление не по снегу, а по вражеским трупам…

Школьница Маша, можно сказать, в одночасье стала бойцом.

– Родилась и училась я в Гнилуше, сейчас это воронежское село Лозовое Верхнемамонского района. Летом сорок второго, вскоре после выпускного вечера, нас, девчат, созвали в сельсовет. Беседовали с нами офицеры. «Родину надо защищать». «Готовы», – без раздумий согласились все девять человек совершенно искренне. Саша Голикова, Маша Скибина, Маша Дедова, Лена Абалмасова, Поля Гуркина и я попали в санитарную роту. Курс молодого бойца проходили прямо в своей части – на хуторе Дубовое Павловского района, почти на передовой линии фронта. В декабре из села Гороховка началось наше наступление по донскому льду у хутора Самодуровка, теперь он Донской.

Мы спасали раненых прямо на поле боя – перевязывали, отправляли в тыл.

Не приведи, Господи, кому-то ещё это пережить. Рядом рвутся снаряды. Шрапнель летит со свистом. Человеку начисто срезало голову. Головы нет, а он бежит в атаку!

Первой погибла в санроте Паша Алехина. Самая красивая из нас – высокая, стройная, волнистые волосы. Как сейчас вижу её.

Теперь вот читаю: с июля 1942 года по май 1945 наша 127-я, позже преобразованная в 62-ю, дивизия проделала героический путь от Дона до австрийской столицы Вена. Даже подсчитали: с боями мы прошли 1460 километров, маршем 1860, а всего 6870 километров.

Марию Артемовну вывело из боевого строя третье, самое тяжелое ранение – в ногу.

– Случилось это уже на австрийской границе. Цвели абрикосы, впервые видела. Командир полка, оказавшийся рядом, пытался поддержать шуткой:

– Маша, кто тебе поверит, что тебя ранило, ведь сегодня первое апреля.

День Победы санинструктор Цыбина-Орлова встречала в военном госпитале в Баку.

– Под окнами парк. Мы на костылях туда на танцы бегали.

ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ

Час печали и благодати в Новомарковке Кантемировского района. У мемориала погибшим воинам односельчане хоронили земляка – прах гвардии старшего сержанта стрелка-снайпера Гелемеева Ивана Ивановича. Хоронили его второй раз. Шестьдесят два года назад бойца в окопе зарыла в шар земной война.

…Шла Курская битва. На русском поле в который раз решалась судьба Отечества. Броневым кулаком враг пытался рассчитаться за поражения под Москвой и в Сталинграде, на Кавказе и в воронежских степях. На огненной дуге впервые сошлись такие силы. «Земля стонала от разрывов снарядов, авиационных бомб и грохота танков. В чёрных тучах пыли и гари исчез горизонт, скрылось солнце, его раскаленный диск еле пробивался сквозь мглу», – свидетельство очевидца и участника тех боёв.

На южном фланге фронта противник кинул основные силы в направлении на Обоянь. Шестого июля 1943 года после полуторачасовой пушечной бойни на участке Луханино – Сырцево враг в течение дня восемь раз поднимался в атаку, бросал в бой при поддержке авиации до 250 танков с пехотой. Все попытки немцев перейти в наступление «упорным сопротивлением частей 90-й гвардейской стрелковой дивизии полковника В.Г. Чернова были сорваны… Воины не дрогнули».

Среди тех, кто смертью смерть попрал, был и сорокапятилетний Иван Иванович Гелемеев, боец 272 гвардейского стрелкового полка. Как он погиб? Об этом знает только Бог. Останки воина только в 2005-м году обнаружили поисковики-следопыты в засыпанном землей окопе. При бойце – оружие, гранаты, бутылки противотанковые с зажигательной смесью. При бойце – медаль «За отвагу» и знак «Снайпер». Он и мёртвым держал оборону!

Своими немыми муками он и теперь поразил потомков ушедшей былью:

Какие были времена!

Какие люда были!

На сельском майдане над многолюдной толпой возносятся траурные мелодии, звучат прощальные речи, молитва. Ружейный салют возвестил: останки бойца обрели покой на родине.

На постаменте склонил голову каменный солдат. Стена Памяти, на мемориальных досках которой больше трёхсот фамилий односельчан, не вернувшихся с фронта. Тут же братская могила, в ней сорок три солдата-освободителя с капитаном Зубрий Дмитрием Дмитриевичем. И – свежее надгробье с военной каской бойцу, какой шестьдесят два долгих года шёл домой.

– Как в старину на Руси всем народом собрали пожертвования. Ко дню Победы установили новые памятники на трех братских могилах военных лет, – рассказал Владимир Покусаев, председатель здешней сельхозартели «Правда».

А ещё слушаем Петра Максимовича Жигалкина. Он племянник Гелемеева, хорошо помнит Ивана Ивановича.

– Дядя из бедноватой и многодетной крестьянской семьи. Жену тётю Дуню, Евдокию Петровну, себе нашёл в недальнем селе – Шевченково. Пятерых детей растили. Уже никого из них нет в живых. А внуки и правнуки деда не видели. Работал он в колхозе воловником – за быками ухаживал. Тогда трактор был дивом редким, больше на волах пахали. Потом дядю Ваню бригадиром поставили. Не столько начальник, сколько пример для всех. Первым на покосе, на молотьбе.

Вот и на фронте – остался первым.

КОРТИК ТАНКИСТА

В известном фильме «Освобождение» нам, зрителям, остается надолго памятен танковый бой на Прохоровском поле в дни Курской битвы. Огненный ад, в котором «смешались в кучу» танки, самолёты и люди. Пылающие машины, из которых выбираются, спасая друг друга, танкисты. И сразу же снова в бой, в рукопашный.

Это, оказывается, не киношная выдумка.

В Богучарском историко-краеведческом музее посетители засматриваются на изящный кортик, лезвие-штык, резная рукоять из слоновой кости, ножны с пояском. Орнамент из дубовых листьев, в которые вкраплены полустёртые фашистские символы – крест-свастика и двуглавый орел. Экскурсовод Елена Филатова удивляет:

– Трофей с Прохоровки.

Подарил вражеский кортик музею земляк – Герой Советского Союза Яков Котов, уроженец села Терешково. Его именем теперь названа одна из улиц Богучара. Отставной офицер после войны и армейской службы жил в соседней Ростовской области. Яков Михайлович на милой родине бывал часто до самой кончины, случившейся в декабре 1990 года. Здесь он и похоронен.

Котов встречался с молодёжью, рассказывал «об огнях-пожарищах», сквозь которые пришлось пройти ему, механику-водителю знаменитой «тридцатьчетверки».

В бою под Прохоровкой подбили танк. Спешился благополучно, но – очутился лицом к лицу с таким же «безлошадным» фашистом, в кулаке которого сверкнул клинок. Котов опередил: перехватил руку с кортиком и разрядил в упор свой пистолет.

Знатный трофей служил с той поры уже нашему танкисту. Он им особо не похвалялся, хотя, конечно, красивый кортик. Портили ему вид свастика с орлом, пытался счистить их.

Фашиста кинжальчик не защитил, а крестьянского сына уберёг. У ворот Берлина на неприступных Зееловских высотах и в самой немецкой столице танк Котова трижды горел. Экипаж тушил огонь и вновь сражался. Погиб командир. На его место встал механик-водитель с кортиком. Позади оставались разбитые пушки, минометы, пулеметы. Враг был повержен.

После дня Победы, когда в донском краю запели соловьи, Яков Михайлович узнал – ему присвоено звание Героя.

НА МИННОМ ПОЛЕ

В поределом ряду фронтовиков, кого в майский день Победы чествует россошанское село Архиповка, эти три женщины.

Наталья Кравченко в военные годы была бригадиром колхоза «Заря хлебороба». Рыла окопы под Ровеньками. Не знает, помогли ли нашим бойцам те укрепления, но вскоре село захватили фашисты. После оккупации её пригласили в военкомат в Россошь. Армии нужны были минёры.

– Училась на курсах в Семилуках, – рассказывает Наталья Федотовна. – Через месяц отобрали часть курсантов, я с ними. Отправили в Чугуев под Харьков. Ещё станцию Сосновку помню. Там началась для нас война. Ставили мины и разминировали.

Со мной подружка была из Россоши, Надя Диканьская. Страшно боялась подорваться. На минном поле, бывало, просит: вынеси меня, Наташ, отсюда подальше. Подставляю ей спину, обхватит руками меня за шею, вцепится – несу. Все наказывала, если погибну раньше, припудри мне лицо, губы помадой накрась перед тем, как схоронить.

А меня ранило первую.

До того, правда, однажды десять минных полей обнаружила. Медалью «За отвагу» наградили.

Подорвалась так. Обезвреживаю мину, склонилась к земле. Рядом моя собака, она помогала находить мины. Первое октября, час дня, жарко. Собака, наверное, зацепила проводок. Рвануло. Шрапнелью сыпануло веером вверх. Моё счастье, что прижалась к земле. Ранило в бедро. Подобрали меня только вечером, кровью изошла. Обмундирование сняли, разрезав на куски, с ними документы, медаль выбросили.

В двадцать один год кончилась для меня война на госпитальной койке. Получила вскоре письмо от подружек, узнала, что погибла землячка – Надя.

…Фронтовичка работала в колхозе звеньевой, бригадиром, агрономом-овощеводом под началом опытного Николая Перепелицы. Суженого Алексея Кравченко встретила в Казахстане на целине, на полевом стане сыграли свадьбу. Сейчас их поле – сбегающий от подворья к речке, ухоженный, что грядка, огородик.

Мария Самотоенко родом из соседней Екатериновки. Сюда, в Архиповку, её увел Яков Андреевич, разведчик по армейской специальности. Звеньевую-свекловичницу в связисты призвали в девятнадцать лет.

– Военному делу учили нас в Отрожке под Воронежем. Стреляли, по-пластунски ползали, – вспоминает Мария Дмитриевна. – На фронт попала уже в Белоруссии. Служила в батальоне аэродромного обслуживания. Телеграммы разносила по отделам, у аппарата дежурила – связь с самолетами поддерживала.

Фронт далеко, километров за пятьдесят-сто. Но бомбили и нас. Как-то спешу с телеграммой, а по мне стреляют с чердака. Упала, ползком в укрытие: немцы в засаде были.

Ночью – бойся, не бойся – неси телеграмму. «За взятие Кенигсберга» имею медаль. Там встретила День Победы.

Марию Архипенко, школьную учительницу, фашистская оккупация застала дома.

– Сразу после освобождения пошла на военную службу, – говорит она. – Сначала охраняла железнодорожный мост через Дон в Лисках. На курсах не была, прямо у зенитки училась стрелять – отражали вражеские налёты.

После работа досталась, можно сказать, женская: в штабе с документами.

Демобилизовавшись, Мария Васильевна вернулась в школьный класс. Учила ребят – до выхода на пенсию. «Дома не отдыхаю, нянчу внуков, правнуков».

***

В свой парадный «китель» жительница села Николаевка Мария Никитична Гребенник принарядилась по просьбе фотокорреспондента. Впрочем, тут же заметила, что в её возрасте каждый прожитый день праздник, потому не грех и в будни быть «покрасивше». Память о войне – не только награды. Хранит бережно хозяйка фотокарточки фронтовых лет.

– Здесь я в кубанке. А здесь, по случаю награждения медалью «За боевые заслуги», снялись с девчатами, – растолковывает Никитична.

Её, двадцатилетнюю, из сельской глубинки призвали «на окопы». Рыла их под Воронежем на станции Придача. Там же учили военному ремеслу – колхозница стала минёром.

– Приходилось взрывать мост. Немцы из «котла» вырывались – отрезали им путь, – вспоминает Никитична. – А главная работа – разминирование освобождённой территории. Даже магнитные мины обезвреживала.

Военные дороги у минера пролегли вслед за солнцем через свою страну. А ещё фанерную табличку с надписью «Проверено. Мин нет» ставила в Румынии, Венгрии, Чехословакии. Жаль, там теперь вытравляют из человеческой памяти прошлое, переиначивают его, чтобы напрочь забыть, как, рискуя жизнью, русские девчата очищали землю от смертоубийственной скверны. Знаком «Отличник минёр», орденами Красной звезды, Отечественной войны, медалями отмечен тот её тяжкий труд.

С фронта Маруся, Мария Никитична вернулась домой – в хатку «под горой, за рекой». В свою Николаевку, что пригород Россоши, и пошла работать на железную дорогу в дистанцию пути. Соловьем залетным не то, что юность, жизнь пролетела. Судьба уготовила ей, мало без того выпало невзгод, одинокую старость. Сын далеко, в Краснодаре, часто болеет, да и дорога простому человеку нынче накладна.

А у Никитичны беда: крыша хатёнки прохудилась, дождь за холмами, а ты уже тазики подставляй.

Пожалилась в отдел социальной защиты Марии Кирилловне Беликовой, Ивану Яковлевичу Городкову. А там постучались в «Коттедж-индустрию» к директору завода газосиликатных блоков Юрию Михайловичу Кухтину. Он выделил шифер, доски. Строителей прислал Валентин Андреевич Миленьких, начальник Россошанской дистанции пути. Скинули старьё, поставили новые стропила. В шиферной «шапке» красуется хатка.

Рада Никитична, что свет ещё не без добрых людей, благодарна всем.

– Я на своих «четырёх» (так она говорит о костылях) до ста лет дойду…

ПИСЬМА НА ФРОНТ

  «Муженёк мой, Михаил Ефимович, посылает тeбe привет и горячий поцелуй жена Прасковья Петровна. И желаю я тебе быть счастливым и вернуться до меня и до своих деток неповреждённым. А ещё посылают привет дочь Шура, сынок Проня, дочь Рая и ваш сынок – алый цветочек Ваня. И все мы тебе желаем быть непобедимым, скорее разбить проклятую гитлеровскую гадину.

Дорогой мой хозяин, ты и сам знаешь, какую жизнь я прожила, а теперь ещё здоровья не стало. Но я всё же роблю. Сена корове запасла, теперь начнём топку для печи таскать. Кормимся с огорода. Картошку подкапываем, она уже с куриное яйцо. Детишки от меня укрываются в огороде, начну шукать, а они в горох заползают. А я их будто не вижу.

Кукуруза колос выкинула, начала вязаться. Жито уже спелое, скоро будем косить. А теперь до свидания. Писала письмо ночью».

Прасковья Петровна Пшеничная, жительница воронежской слободы Новобелой, когда-то Михайловского, а нынче Кантемировского района, писала письмо мужу на фронт летом сорок третьего. Ему оно в руки не попало. Вместе с другими такими же конвертами-треугольниками военной поры было найдено спустя сорок лет. В Лисках ремонтировали детсад и под полом нашли увесистую кипу писем, адресованных на полевую почту номер 04677. По какой-то причине все они оказались непрочитанными. Журналист В. Логунов бережно подготовил к публикации часть этой почты и напечатал на страницах железнодорожного «Гудка». В степную глубинку газета не дошла. Впрочем, письмо не застало в живых ни Михаила Ефимовича, ни Прасковью Петровну. Их односельчанин Дмитрий Горбанёв, проживающий ныне в райцентре Кантемировка, рассказал о судьбе семьи:

«Михаил Ефимович отвоевал благополучно. Работал плотником в колхозе «Вторая пятилетка». Хороший мужик. Всегда в настроении, что передавалось и другим.

Тётя Паша часто болела. И летом ходила закутанная в теплый платок. Старший Проня молодым уехал из села. К нему на жительство в тепличный совхоз под Луганском перебрались и сёстры.

С Ваней в школе сидели за одной партой. Он-то докормил, схоронил родителей. Работал трактористом. Допекли хворобы, дали ему группу. Его сын теперь механизатор».

…Горбанёв набрал телефонный номер тракторной бригады, хотел ему прочитать бабушкино письмо. Ответили, что Володя Пшеничный в поле.

Поиски адресата другого письма в Кантемировском районе оказались безуспешными.

«Здравствуй, многоуважаемый супруг Федя! Вчера получила от тебя письмо и еще от куманька Григория И. Ты советуешь посеять часть огорода зеленями. Но если купим семена, то посеем. А мы тут думаем, что зеленя сеять придете сами. Вон ведь, как поганых погнали, наверное, вы у них и пяток не видите».

Приписка от дочери: «Папа, очень нам трудно. Я тоже хожу косить, заготавливаю корове корм на зиму. У нас есть тележка, я кошу траву и вожу на тележке. Петя наш находится на фронте и бьёт фашистов. А ещё такое горе: Григория Антоновича Сальникова убили. До свидания, папочка. Твоя дочка Мусенька».

Письмо это было написано Савинкову Федору Григорьевичу от жены Ксении. И вроде бы из села Новомарковка. Но старожилы семьи Савинковых не помнят. Да и озимые зеленями здесь не называют. Возможно, что неразборчивый обратный адрес отправителя читается чуть иначе – Новомакарово Грибановского района.

А вот в семье Соколовых в Россоши хранят давние номера «Гудка», перечитывают дорогие строки.

«Пущено сие письмо от родителей твоих. Здравствуй, милый сыночек, посылаем тебе с любовью низкий поклон. Ну, теперь мой дорогой сыночек, я тебе сообщаю, что мы получили от тебя два письма. И ты спрашиваешь про отца. Отец пока дома, была комиссия, и его освободили от фронта по его болезни. Сестра твоя Маруся работает в госпитале и вам, братьям-красноармейцам, помогает хорошо.

Ещё такая новость. До нас приходил какой-то военный. Зашёл и говорит: «Тут живёт Соколов Прокопий Иванович?». А я спрашиваю: «На что он вам?». От вашего сына поклон, говорит, а я с ним в госпитале лежал. А теперь, говорит, повезли его на фронт, теперь он зенитчик.

Я, как услышала, поплакала здорово. Если б я знала, где ты лечился, я поехала бы к тебе, посмотрела бы на тебя хоть трошки. Ну, ничего, дорогой сыночек, разобьёте немца, закончится война и приедешь до дому благополучно. Слухи у нас идут: скоро война закончится и будет тогда жизнь хорошая.

Сыночек, пишу письмо, а тут приносят от тебя третье. Я дюже рада, почула, что живой. Ты пишешь – соскучился, а без тебя как скучаю! Тебя нет пять месяцев, а сдаётся, нету пять лет. Хотя бы были у меня крылья соколовы, снялась бы и полетела до тебя тёмненькой ночью.

Ну, до свидания. Не обижайся, что плоxo написала, у меня болят глаза».

Наталья Петровна Соколова писала эти строчки сыну Дмитрию. Домой с войны он вернулся благополучно, четыре боевые медали на груди. Работал секретарём, председателем сельсовета, руководил колхозом, избирался председателем Россошанского горисполкома. Но война догнала-таки. Сказались тяжелые ранения. В сорок с небольшим скончался. Остались мощённая камнем дорога к селу, клуб, построенный при Соколове, да ещё – память о добром человеке. Жена Анна Петровна поставила на ноги двух сыновей. С ней же доживала век Наталья Петровна…

И ещё – письмо из непрочитанных. Письмо на войну.

Полевая почта 04677. Зинковскому Митрофану Филипповичу.

Воронежская область, станция Семилуки, село Ендовище. От Зинковской Татьяны Власьевны.

«Пущено письмо 2 июля от вашей супруги Тани. Поклон тебе, дорогой Митроша, от меня и деток. Теперь, Митроша, я вам опишу свою жизнь. О хозяйстве что писать? Ты сам знаешь, какое хозяйство у нас осталось. И так думаю: шут с ним с хозяйством, лишь бы сам остался жив, а это всё нажитое. Ещё я вам опишу об усадьбе. Всё посеяла. Пойду погляжу – душа радуется. Всё хорошо, всё рacтет, только нету вас, милый Митроша. Я и табак посадила: приходи скорее домой. Плохо без тебя, Митроша, дорогой мой сокол!..»

Пётр Чалый (Россошь Воронежской области)


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"