Флотовождь

Предисловие к книге Л.И. Раковского

Парусный флот России к концу XVIII столетия достиг своего пика — ибо обладал большим количеством первоклассных кораблей, опытными капитанами, умелыми и хорошо обученными моряками. Он вышел на просторы Атлантики, Средиземноморья, Тихого океана. Он имел Ушакова. Флот становился необходимой частью державы. Этого требовала политика, этого требовала экономика, этого требовала история. Гаврила Державин, поэтическое нутро которого не раз чувствовало направление века, в 1795 году написал о флоте: Он, белыми взмахнув крылами

По зыблющей равнине волн,

Пошел, — и следом пена рвами,

И с страшным шумом искры, огнь

Под ним в пучине загорелись,

С ним рядом тень его бежит;

Ширинки с шлемов распростерлись,

Горе пред ним орел парит.

Не только блестящие художественные образы были подвластны поэтам прошлого, лучшие из них были широкомасштабными мыслителями. Вот и Державин обращался к Российскому флоту, понимая его предназначение:

Водим Екатерины духом,

Побед и славы громкий сын,

Ступай еще, и землю слухом

Наполнь, о русский исполин!

Ты смело Сциллы и Харибды

И свет весь прежде проходил

То днесь препятств какие виды?

И кто тебе их положил? 

Пророчески прозвучали слова поэта в конце века:

- Ступай — и стань средь океана.

Пророчески, ибо утверждалось океаническое мышление, уходила захолустная водобоязнь, являлись морские стратеги, торжествовала новая тактика. У военно-морских сил России был свой флотовождь — Федор Федорович Ушаков. Ему далеко не все было подвластно во флоте, отнюдь не все нити управления им были в его руках, он сам входил в систему, где полнотой власти располагала даже не Адмиралтейств-коллегия, а монарх, интерес которого к флоту проявлялся далеко не всегда, а знания о нем были отрывочны и случайны. Но и в этих условиях Ушаков явил образец цельности, энергии, профессионального умения, политического мастерства, человеколюбия и долга.

В его систему входило:

— доскональное владение флотоводческим искусством;

— тщательная подготовка базы флота (то есть того, что мы нынче называем «материальная часть»);

— непрестанное обучение морских экипажей (своеобразный человеческий фактор).

Пройдя все ступеньки флотской службы, блестяще овладев мастерством кораблевождения, освоив искусство морского боя, став подлинным флотоводцем, он, казалось бы, отказывается от того, что было незыблемым символом веры военного парусного флота. Он нащупывает ее, эту новую тактику, с первых своих шагов в командовании кораблями, ищет наиболее эффективные пути. Еще в донесении М. Войновичу он пишет: «...нельзя соблюсти всех правил эволюции, иногда нужно делать несходное с оною, не удаляясь, однако, от главных правил, если возможно». И Ушаков не задумывался, когда нужно «делать несходное» с усвоенным раньше.

Его стратегия и тактика были подчинены конечному результату — сражению, уничтожению противника, победе. А раз так, то и вся тактика носила наступательный характер и получила название тактики решительного боя. До Ушакова у русского флота уже были блестящие победы. И он использовал все лучшее, что создали предшественники. Те победы имели свои особенности. При Гангуте и Гремгаме они были осуществлены с помощью абордажной схватки, атака при Чесме была произведена, когда флот противника стоял на якоре. Ушаков же в сражениях при Фидониси, Керчи, Тендре и Калиакрии в Средиземноморском походе применил новую маневренную наступательную тактику. «Морской сборник» в своем «победном» номере 1945 года посвятил этой наступательной тактике специальную статью. В ней говорилось:

«1. Основной целью боя Ушаков считал быстрый и решительный разгром противника. Возможность достижения этого он видел в смелом и свободном маневре, в предоставлении широкой инициативы младшим флагманам и командирам кораблей и в нанесении сосредоточенного удара.

Стремительная атака, сближение с противником на дистанцию картечного выстрела с целью введения в действие артиллерии всех калибров, удар превосходными силами по неприятельским флагманам — характерные для тактики Ушакова приемы. При этом он полностью отверг отжившие правила линейной тактики. Кильватерной колонне Ушаков противопоставил широкий маневр. Он не боялся ломать свою линию, смело прорезал строй врага, окружал вражеские корабли и громил их.

2. Ушаков очень тщательно организовывал оперативную и тактическую разведку. С момента назначения его главным начальником Черноморского флота Ушаков держал Черное море под неослабленным наблюдением своих легких сил. Располагая перед каждым сражением подробными данными разведки, он был отлично осведомлен о месте, составе сил и вероятных намерениях противника. Это позволяло правильно оценивать обстановку и наносить внезапные удары, обеспечивающие победу. При выполнении таких ударов походный порядок на флоте Ушакова нередко являлся и боевым. Адмирал учитывал, что потеря времени на перестроение может дать неприятелю возможность приготовиться к отражению атаки.

3. Непрерывно изучая противника, Ушаков правильно оценивал его сильные и слабые стороны. Так, Ушакову было известно, что турецкие корабли и их артиллерия превосходят по качеству русские, но он также хорошо знал, что боевая подготовка турецких матросов находилась на низком уровне, что лучше других подготовлены флагманские корабли и что команды других кораблей лишены инициативы. Поэтому во всех сражениях с турками Ушаков стремился в кратчайший срок выводить из строя флагманские корабли противника, нарушать управление его флотом и дальше довершать разгром, эксплуатируя победу, предоставляя при этом широкую инициативу своим флагманам и командирам. 

4. Ушаков впервые создал резерв в морском бою. Он выделил специально для этого эскадру «Кайзер-флага» (главнокомандующего флотом), в которую вошли наиболее быстроходные корабли. Эскадра «Кайзер-флага» специально тренировалась на выводе из строя флагманских кораблей противника, потому что, как метко выразился Потемкин, «во флоте турецком бывает — сбит флагманский корабль — то все рассыпается». Командиры кораблей эскадры «Кайзер-флага» подбирались Ушаковым особенно тщательно, и в бою им предоставлялась большая самостоятельность.

5. Ушаков неизменно добивался, чтобы в бою инициатива всегда оставалась в руках флота. Все сражения, данные адмиралом, протекали именно в соответствии с замыслом Ушакова. Он упорно искал противника и навязывал ему свою волю, всегда действуя наступательно (даже при условии общего перевеса сил на стороне врага). Ушаков решительно отверг правила застывшей линейной тактики, по которым атаковать мог лишь сильнейший из сражающихся флотов, и строго осуществлял свой принцип: врагов не считают, их бьют.

6. Ушаков искусно сочетал огонь с маневром. Благодаря высокому уровню подготовки командиров кораблей и хорошей выучке артиллеристов флот Ушакова, как правило, сталкивался с противником на расстоянии картечного выстрела и только после этого открывал массированный огонь. Ушаков старался зайти с носа или кормы неприятеля и вести по последнему продольный огонь, наиболее губительный для парусных кораблей ввиду слабости их носового и кормового огня и ограниченности угла обстрела.

7. При освобождении Ионических островов Ушаков показал себя как мастер комбинированных операций. Он впервые в истории морских войн организовал взаимодействие десанта и артиллерии кораблей поддержки. Благодаря хорошо разработанному плану артиллерийской подготовки высадки десанта и штурм неприступной для того времени крепости Корфу проходили в установленной последовательности, крепость была взята в течение одного дня.

8. Тесное взаимодействие флота с сухопутными войсками — отличительная черта тактического искусства Ушакова. Известно, например, что Черноморский флот обеспечивал действия Суворова у Кинбурна, при взятии в 1790 году Измаила, в Италии. 

9. Ушаков всегда учитывал важность поддержания высокого морального духа в своих подчиненных. Он умел воодушевить матросов и офицеров на преодоление любых трудностей и вызвать у них стремление к одной общей цели — уничтожению врага. Большое значение в этом отношении имел тот факт, что Ушаков, обладая громадной личной отвагой, непреклонной волей и твердым характером, в то же время был чрезвычайно скромен, прост в общении со своими подчиненными и, заботясь о них, умел заслужить их любовь и преданность».

Военно-морское искусство Ушакова было построено в первую очередь на отказе от устаревших шаблонных форм ведения военно-морских операций и учета поведения и подготовки военно-морских сил.

«Румянцев, Суворов и Ушаков подняли на высшую ступень военное и военно-морское искусство эпохи, своей деятельностью обеспечили России приоритет в разработке стратегии и тактики сухопутных и морских сил. Ушаков нанес такой же удар по канонам формальной линейной тактики, господствовавшей тогда в западноевропейских флотах, какой Румянцев и Суворов нанесли по прусской линейной тактике» (История военно-морского искусства, т. 1. М., 1953, с. 265).

Ушаков сам порождал результат. Не ждал чрезвычайных случаев, не уклонялся ни от одного из боев. Из маленьких шансов он создавал большие, завоевывая постепенно авторитет самого победоносного флотоводца.

И недаром в статуте ордена Ушакова, учрежденного в 1944 году, говорится, что им «награждаются за выдающиеся успехи в разработке, проведении и обеспечении морских операций, в результате чего в боях за Родину была достигнута победа над численно превосходящим врагом... За отличную организацию и проведение операции противника в море и против его побережья, достигнутые успехи в уничтожении сил флота противника и его береговых баз, укреплений в результате внезапного и решительного нанесения удара, основанных на полном взаимодействии сил и средств флота». Действительно, не было на тот период более авторитетного, более компетентного, как сказали бы ныне, более известного военно-морского руководителя, освоившего предшествующее искусство морского боя и двинувшего его дальше, чем он — Ушаков, и орден его имени — одна из высших наград офицеру флота. Второе, что обеспечивало Ушакову победу, — его забота о корабле, о стоянке, о гавани, о портовых сооружениях, об артиллерийском снаряжении, о добротном лесе для строительства кораблей, о парусине и гвоздях, о якорях, о палубных и обшивочных досках, конопати и красках. Обо всем том, что составляло базу флота. Он знал его изначально — корабль, основу жизни флота. Он постигал таинство его рождения в ложе эллинга Кронштадта, Архангельска, Новохоперска, Таганрога, Херсона, Николаева. Он знал мудрость русских корабельных мастеров Афанасьева, Соколова, Катасонова, Амосова, Баженина, Селянина, Масальского и многих других умельцев создания быстроходных отечественных линейных кораблей, фрегатов, пинков, галер. В его деятельности нередки были поездки для осмотра корабельного леса, инспектирование строящегося мола, недавно организованного склада.

Город русских моряков Севастополь — его порт и обустроенная гавань в немалой степени обязаны предусмотрительности, трудолюбию, настойчивости, вниманию Ушакова. «При усиленной настойчивой деятельности Ушакова по части корабельного и портового благоустройства, со всяким появлением нашего флота в Севастопольском порте, всякие обычные городские и адмиральские работы проводились самым порядочным образом, и ему лично и его постоянной и неустанной заботливости мы были обязаны не только тем, что наш флот являлся хорошо вооруженным и снабженным на море и одерживал решительные и малостоящие для нас победы, но и тем, что порт севастопольский за последующее время управления Ушаковым гораздо быстрее обстроился новыми зданиями, нежели во все продолжение своего прочего существования» (История Севастополя, как русского порта. Спб., 1872, с. 174).

Особые усилия предпринимал он по постоянной подготовке корабля к плаванью, а было это нелегко. Ведь из каждого плаванья корабли возвращались ободранными, с облупленной краской, с трещинами в рангоуте, похудевшими канатами, вылезшей конопатью, с порванными парусами, с закопченными, а нередко треснувшими пушками, изъеденной червями, отваливающейся на ходу обшивкой. Адмирал казался всем вездесущим. Наблюдал за тем, как килевались корабли, осматривал нижнюю часть, следил, как проконопачивали верхнюю часть корабля, пропитывали снасти смолой, меняли перетертый такелаж, чинили и исправляли блоки. И все это для [436] того, чтобы сделать корабль еще более быстроходным, крепким, красивым, позволяющим укротить суровый нрав моря.

Известно, что поведение солдата и матроса в армии и на флоте объективно обусловлено, исторически задано условиями жизни. Ф. Энгельс, как известно, большой специалист в области военной теории, показал это на примерах русского населения, которое «в рамках своего традиционного образа жизни было пригодно решительно на все; выносливое, храброе, послушное, способное преодолеть любые тяготы и лишения, оно поставляло превосходный солдатский материал для войн того времени, когда сомкнутые массы решали исход боя» (Соч., т. 22, с. 16).

Вот эти качества учитывали победу творящие полководцы и флотоводцы Отечества. В книге «Русское военно-морское искусство» (М., 1951) говорится:

«Ушаков не проиграл ни одного морского сражения и главным фактором своих побед считал прежде всего стойкость и мужество матросов эскадры. Сам Ушаков неустанно заботился об эскадре и часто в период перебоев снабжения эскадры тратил на питание и нужды команды свои личные средства. Гуманное отношение к матросу и продуманная система воспитания личного состава эскадры во многом роднили Ушакова с Суворовым. Ушаков так же, как и Суворов, высоко ценил моральные качества русских воинов. Суворовские и ушаковские принципы воспитания и обучения личного состава армии и флота в тот период находили известную поддержку лишь среди наиболее дальновидных представителей высшей придворной знати. Они прекрасно понимали, что для борьбы с внешними врагами нужна сильная армия, которая не могла держаться только на одной палочной муштре. Потемкин и его единомышленники понимали, что уверенно вести личный состав в бой мог только авторитетный начальник. Таким начальником на флоте был Ф. Ф. Ушаков, имевший огромный авторитет и заслуживший безграничное доверие и преданность личного состава эскадры».

Может показаться странной такая преданность рядового состава флота, в котором было немало бывших крепостных, человеку, представлявшему высшее сословие, делу которого они служили. Однако и здесь есть своя особенность, которую наверняка учитывал Ушаков. Русский матрос был набран по рекрутскому набору, который проводился по месту поселения. Конечно, это была принудительная мера дворянского государства, повинность [437] для крестьян. Но ответственными за людей, отданными в армию и флот, были община, мир. Отсюда и общинный характер этой повинности, круговая порука за рекрута. Его побег — это уже была измена общине. Рекрутский же набор позволял отказаться от найма иностранцев, и это создало особый облик русской армии и флота того периода. Они состояли из солдат и матросов великорусской национальности, а позднее — выходцев с Украины и из Белоруссии. Феодальная Россия применяла этот общинный институт, и русские полководцы и флотоводцы Суворов, Румянцев, Ушаков использовали этот институт. Артельность и общинность русского воина и моряка брались ими на вооружение. О спайке, взаимовыручке, тяге к сплочению бывшего русского крестьянина ходили легенды в Европе. А эта черта, говорил Энгельс, сохраняется у русского и в военном деле, «объединенные в батальоны массы русских почти невозможно разорвать: чем серьезнее опасность, тем плотнее смыкаются они в единое компактное кольцо» (Соч., т. 22, с. 403).

Многие государственные деятели в XVIII веке это хорошо понимали. Еще воинская комиссия для реформы армии в 1762 году установила, что «для силы войска наибольшим... основанием признается общий язык, вера, обычай и родство». Национально однородный и социально единый крестьянский состав армии и флота способствовал там развитию чувства любви к собственной земле, краю, Родине, чувства патриотизма. Именно такое социально-экономическое состояние породило «величайшую силу русской армии» и, добавим, флота.

Конечно, между командиром, капитаном-дворянином и нижним чином была социальная разница, но психология крестьянина-общинника срабатывала. И солдат, матрос продолжал испытывать ответственность за Общее дело, за то, что ему поручено, он был предрасположен к восприятию национально-патриотических настроений, он любил свое Отечество, то есть свою общую землю. Этим русский флот отличался от французского, испанского, турецкого, где служили моряки — любители наживы, представители многих национальностей, отнюдь не собиравшиеся погибать за дела чуждого ему Отечества. Не приходилось говорить в этом случае о всякого рода сброде, который переливался из одного порта в другой, из одного государства в другое.

 Для русского флота было характерно достойное поведение моряков в зарубежном порту. Ушаков хорошо помнил наказ, полученный при первой зарубежной поездке в Средиземноморье, от флота капитана Козлянинова: «Будучи в иностранных портах, служителей содержать во всяком порядке, чистоте и совершенной воинской дисциплине и крепко смотреть за ними, чтоб ни малейших непристойных поступков и побегов не чинить».

Этот стиль порядка, чистоты и совершенной воинской дисциплины в зарубежье был стилем Ушакова. Дисциплину он вообще считал залогом успеха. «Без дисциплины никак нельзя и никакой пользы быть не может, — уверен был адмирал. — Чиновникам адмиралтейским чужие награды, хоть и за дело, кость в глазу». Ушаков обосновывал свои предложения тщательно, находил ходы такие, когда можно было решать сразу с верховным вершителем дела. Вот один из образцов его рапорта, в который он заранее закладывал решение, ибо обосновывал его не только с точки зрения фактической храбрости, но и исходя из традиций, устава, всевозможных регламентов. После окончания кампаний 1790 года в рапорте на имя Потемкина 21 января 1791 года он пишет:

«В морском уставе о награждении объявлено: ежли флот наш с помощью разобьет и прогонит превосходного неприятеля, за таковое дело, хотя бы и не было взято в плен и потопленных неприятельских кораблей, положено награждение всем во флоте бывшим в выдачу жалованье за треть, за полгода, за год и более по рассмотрению дела. Флот Черноморский, состоящий под предводительством вашей светлости в течение минувшего 790-го лета, имел счастие с соблюдением совершенного порядка словно выиграть две генеральные баталии против несравненного неприятеля...»

Далее объяснив результаты побед, он со всей условностью обращения и этикетом того времени настаивает:

«Прошу всепокорнейше служащим под предводительством вашей светлости на флоте, мне вверенном, милостиго своего определить, сходное щедротам монаршей милостью награждение, чрез его поощряясь, служащие в оном усугубят свое рвение на будущие времена».

Потемкин уже отметил офицеров, да и сам Ушаков был награжден орденом «Георгия» второй степени, как писала Екатерина барону Гримму: «Это будет первый в чине генерал-майора, награжденный «Георгием» второй степени», но под влиянием такой просьбы награждает всех нижних чинов денежной выплатой. 

Ушаков не боялся обещать и поощрять, считая это частью умения командовать. Поэтому-то так много его приказов, где он благодарит, награждает за участие в победоносных сражениях, за дальние крейсеровские походы, за хорошую артиллерийскую стрельбу, за участие в экзерцициях, за чистоту и порядок. Щедр был на похвалу за исполненное хорошо дело адмирал:

«А как я во время боя, имея непреложное желание и надежду исправностью господ офицеров и служителей остаться победителями, в одобрение к вящему еще поощрению служителей — словами моими обещал он всевозможное старание в случае своевременной победы исходатайствовать награждение...» — писал он Войновичу после Фидониси и исходатайствовал и добивался всегда, не боялся и вдогонку послать, исправиться; как было после Керченского сражения, когда «по скорости переписки рапорта писарем был пропущен» в числе отмеченных за храбрость капитан 2-го ранга Обольянинов. Ушаков, рискуя навлечь гнев светлейшего, посылает рапорт, где «извиняясь в рассуждении экстренно скораго отправления сего рапорта в неосмотрительности рекомендовал Обольянинова как отличившегося искусством, храбростью и расторопностью». Тот был отмечен.

Потемкин приписал это «благоразумию» Ушакова и неустрашимой храбрости русских моряков и, зная, что Ушаков имеет свойство отмечать своих подчиненных, соглашается с ним и пишет: «поставляя за долг воздавать заслугам, не премину я охотно сего исполнить и в рассуждение всех тех, которые отличные подвиги будут вами засвидетельствованы».

И Ушаков, честно и справедливо свидетельствуя, отмечал храбрецов и добросовестных воинов.

Историк и бывший военный министр России Д. А. Милютин в книге «История войны 1799 года», писал, что за блеском побед Суворова забывают «значительные победы русского флота под предводительством адмирала Ушакова: даже известно немногим из соотечественников наших, что русские были в Неаполе и Риме». Русские моряки, писал он, сумели своим «обхождением и дисциплиною привлечь к себе сердца народа. Офицеры русского флота могут гордиться кампанией 1799 года не только на своей стихии, но и в действиях сухопутных, оказали они отличную храбрость, распорядительность и везде исполнили свой долг».

«Сам Ушаков приобрел себе прочную славу; во всех распоряжениях его видны благородные опытного моряка и чувства человека, истинно русского человека».

И еще, как гласит современная военная теория «такие элементы социально-психологической структуры личности, как традиции и обычаи, носящие устойчивый, глубоко укоренившийся характер, представляют собой внутренний второй слой духовного фактора, как отношение солдата к своей воинской функции» (Война и армия. М., 1977, с. 39).

Ушаков всячески поддерживал традиции и обычаи флота. И если у моряков было инстинктивное тяготение друг к другу, единение вокруг корабля, вокруг эскадры, флота, то великий русский адмирал включал это в факторы победы и развивал эти чувства. Недаром он всегда четко и в то же время широко, панорамно ставил задачи перед подчиненными командирами и даже пытался разъяснить перед моряками смысл задачи, дела, сражения, экспедиции, повышая их боеготовность. Действительно, одно дело уповать на исходящий сверху, от царя, а порой и от бога порядок. А другое — прочерчивать его контуры самому, вместе со своими командирами, с участием моряков.

Но не только приемами военно-морского искусства, своей революционной тактикой тех лет дорог нам, современным людям, Федор Федорович Ушаков. Давно ушли в прошлое кильватерные колонны, паруса, ядра, но в нашей памяти остались решимость и настойчивость, выдержка и стремительность, беззаветное служение Отечеству и полная самоотдача делу военного флота.

Даже если бы и владел он в то время современным арсеналом знаний, команд и приемов, этого было бы еще мало, чтобы остаться в памяти людей замечательным, видающимся человеком. Не отказом от кильватерной линии дорог он нам, а умением отказаться от шаблона, от застоявшегося на долгие годы приема и правила. Вот это замечательно! Это истинно современно и поучительно! А его мудрое человеческое, поистине отеческое отношение к моряку! Нам, воспитанным в условиях равенства, не кажется это из ряда вон выходящим, но ему, человеку, выросшему из недр феодального общества, где господствовало крепостное право, надо было переступить не только через сословные каноны, но и через чисто личные представления о порядке вещей в обществе. Возможно, Ушаков и не разделял теоретических воззрений французских энциклопедистов о свободе личности и равенстве, но на практике он революционизировал отношения между командиром и подчиненным, между капитаном и моряком. И именно это приносило ему победы.

Нет, не будем опрощать, время Ушаков не изменил, но внутри флотской структуры он создал качественно новые отношения, которые пунктиром шли через всю историю Российского флота: от Ушакова к Сенявину, от Сенявина к Лазареву, Корнилову, Нахимову, от них к Макарову, вспыхнули ярким пламенем и стали прочной опорой для советского флота в годы Великой Отечественной войны.

Что происходило с Ушаковым в конце жизни?

Ушедший в отставку, на пенсию, на покой человек больших постов, положений, званий почти всегда теряется. Только что ты был в центре событий, разговоров, внимания. Тебя сопровождали и окружали люди, соратники, друзья, доброжелатели, и вдруг — тишина, ехидство, безразличие. Как снова «ввинтить» себя в жизнь, как вызвать со дна жизненного колодца усыхающие силы, прочистить ходы для родников жизнелюбия, интереса, возродить любовь к людям, ведь столько жестокого, уродливого, коварного видано в них? Не всем дано пройти этот последний жизненный отрезок с достоинством и честью. У одних кутежи, измены, ущербность, падения молодости выпирают в старости физическими муками, дряхлостью, распадом чувств. У других наступает период всеотрицания, уничтожающего злословия, самосжигающего сарказма над всем происходящим без их участия. Третьи не теряют свои положительные качества. У таких, как Ушаков, не только продолжается все лучшее, но в них проявляется еще много невостребованного, а вернее, недоиспользованного раньше милосердия, добролюбия, сердечности.

Поселившись в двух верстах от Темникова, в трех верстах от Санаксарского монастыря, он как бы решил раздать все оставшееся у него людям и богу. 

В «Русском вестнике», издаваемом Сергеем Глинкой, в 1817 году было помещено «Известие о кончине Адмирала Федора Федоровича Ушакова». Его современник из Пензы со скорбью писал о смерти адмирала: «К душевному сожалению всех тех, которые уважают славу и добродетели знаменитых соотечественников. 1 октября сего 1817 года скончался Адмирал Федор Федорович Ушаков. Хотя жизнь его посвящена была трудам и службе на морях, но он дожил до 74 лет... Получа отставку, Адмирал Ушаков поселился в поместье... После деятельной жизни сердце, животворное Верою, любит наслаждаться уединеньем. Кто жил для пользы общественной, тому приятно в преклонные лета жить с самим собою и с Богом. Вот для чего покойный Адмирал для жительства своего избрал деревню, близкую к святой обители».

Верно подметил современник это стремление у многих пожилых людей, изведавших суеты деятельной общественной жизни. Однако Ушаков, уединив себя, не стал затворником. Его дом был открыт для всех жаждущих помощи, для ищущих успокоения, для бедных и убогих. Здесь, в отдалении от прежнего своего дела, он снова проявил высокий талант Человека и Гражданина. Современник отмечал это в «Русском вестнике»: «Уклоняясь от светского шума, Ушаков не удалил сердца своего от ближнего. С какой ревностью служил он некогда Отечеству, с таким же усердием спешил доставлять помощь тем, которые прибегали к нему».

Вначале Ушаков считал, что уединился, отошел от мирских дел целиком, и усердно молился. Это истовое моление было замечено всей братией монастыря. Даже через 12 лет после смерти Ушакова иеромонах Нафанаил в письме архиепископу Тамбовскому Афанасию сообщал: «Оный адмирал Ушаков... и знаменитый благотворитель Санаксарской обители по прибытии своем из С.-Петербурга около 8 лет вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в своей деревне Алексеевке, расстояние от монастыря через лес версты три, который по воскресным и праздничным дням приезжал для богомоления в монастырь к служителям божьим во всякое время, а в великий пост живал в монастыре в келье для своего посещения... по целой седьмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неукоснительно, слушая благоговейно. В послушаниях же в монастырских ни в каких не обращался, но по временам жертвовал от усердия своего значительным благотворением, тем же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния во всепомощи. В честь и память благодетельного имени своего сделал в обитель в Соборную церковь дорогие сосуды, важное Евангелие и дорогой парчи одежды на престол и на жертвенник. Препровождал остатки дней своих крайне воздержанно и окончил жизнь свою, как следует истинному христианину и верному сыну святой церкви».

Ушаков молился усердно, поминая ушедших из жизни своих соратников, родственников, случайно встреченных на дорогах людей, желал здоровья живущим и раздавал все, что имел, всем, кто приходил к нему с просьбой, кто тихо надеялся, кто безмолвно стоял с протянутой рукой на паперти. Жизнь, однако, не давала уйти только в молитву и благодеяние. На западной границе выстраивалась темная наполеоновская туча. Федор Федорович оказался в Севастополе. Его пригласили на корабли (на рейде стояли тогда три 110-пушечника), ждали в напряжении оценки: способен ли нынешний флот отразить врага? В воспоминаниях, относившихся к 1865 году, один старый черноморский моряк вспоминает об этом посещении Ушакова: «Посетив флот, Ушаков был на флагманском корабле «Полтава», осматривал его. Мы, хотя были юны, но хорошо помнили адмирала Ушакова: лицом был светл, седой, согбенный; нам казалось, что он не шел, а бежал по палубе; взглянув на флот, он, по-видимому, был тронут и затем сказал: «Вот если бы у меня были такие корабли...» Ушакову отдали все почести, присвоенные адмиралу флота».

Когда началась наполеоновская интервенция, в Тамбове, как и в других губерниях, было создано ополчение. Командиром просили стать Ушакова, но возраст, конечно, уже был не таков, чтобы воевать, да еще на суше. Однако следует новый (какой уж по счету?) взнос в помощь пострадавшим от войны.

Современник его пишет: «В достопамятный 1812 год, когда грозныя бури потрясли Отечество наше, не только из Темникова, но из отдаленных мест приезжали многие посетители. С страдальцами, лишившимися имущества, делился он тем, что обремененных скорбью и унынием, подкреплял непоколебимою надеждою на благость небесного промысла». «Не отчаивайтесь, — говорил он, — сия грозныя бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к престолу восторжествуют. Мне немного остается жить, не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества!.. Бог услышал моление Россиянина, поседевшего в служении Отечеству, он насладился славою и торжеством России». Да, прогромыхала победа, от берегов Сены к родным нивам возвращались полки российских солдат, на повозках везли раненых, инвалидов. Разорены были села и города. И снова не скудеет рука адмирала, его взнос идет на лечение, уход и присмотр за покалеченными героями войны 1812-1814 годов, на помощь неимущим.

Темниковский предводитель дворянства Александр Никифоров доносит 15 января 1813 года тамбовскому губернатору о том, что для содержания и лечения больных солдат необходимо 540 рублей, далее он сообщает: «Относился я по изъявленному благодетельному расположению к таковым пособиям (к) его превосходительству, господину адмиралу и кавалеру Федору Федоровичу Ушакову, вследствие чего его превосходительство и представил вышеписаную сумму для продовольствия больных военнослужащих — 540 рублей в мое расположение».

Сам Федор Федорович в письме обер-прокурору Синода в апреле того же, 1813 года писал, что в ответ на обращение императрицы Елисаветы Алексеевны о свершении денежных пожертвований страждущим от разорения, бедствующим и не имеющим жилищ, одежды и пропитания он решил снять все деньги, положенные им под проценты в Петербургской сохранной кассе, и отдать на вспомоществование ближним страждущим от разорения злобствующего врага. «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия, — писал он, — роздать бедным, нищей братии, не имущим пропитания, и ныне, находя самый удобнейший и вернейший случай исполнить мое желание, пользуясь оным по содержанию... в пожертвование от меня на вспомоществование бедным, не имущим пропитания. Полученный мною от С.-Петербургского опекунского совета на вышеозначенную сумму денег двадцать тысяч рублей билет сохранной кассы, писанный 1803 года августа 27-го дня под № 453, и объявление мое на получение денег при сем препровождаю к вашему сиятельству. Прошу покорнейше все следующие мне... деньги, капитальную сумму и с процентами за все прошедшее время истребовать, принять в ваше ведение и... употребить их в пользу разоренных, страждущих от неимущества бедных людей».

Образ жизни Федора Федоровича, скромность, щедрая благотворительность делают его почти святым для окружения, [453] ему поклоняются, желают многих лет жизни. Искренними и высокими словами заканчивает современник свое слово памяти об Ушакове:

«Он довольно жил для Отечества, для службы и для славы; но бедные, пользующиеся неистощимой его благотворительностью, со скорбью и со слезами говорят: «Он мало жил для нас!..» Я не имел счастья быть свидетелем подвигов Ушакова, но я знал его добродетели, его благотворительность, его любовь к ближним: напоминание о том будет услаждать душу мою и руководствовать к добру. Имя Адмирала Ушакова причислилось к именам знаменитых Русских мореходов, а добродетели его запечатлелись в сердцах всех тех, которые пользовались его знакомством в последние годы жизни его, посвященной Вере и благотворению».

Так под прекрасным духовным знаком Благотворения и Милосердия закончилась жизнь Великого Адмирала.

2 октября 1817 года в соборной метрической книге Спасопреображенской церкви было записано: «Адмирал и разных орденов кавалер Федор Федорович Ушаков погребен соборне». В графе о летах красивой вязью выведено — 75, о причине смерти нетвердым почерком обозначено: «натуральною», «погребен в Сарнаксарском монастыре».

К метрической тетради «приложили руки» соборный иерей, дьякон, дьячок и сторож Семен Никитин. Казалось, о великом адмирале написаны последние строчки.

...Прошли годы, и слава адмирала встрепенулась, стали собираться документы, писаться работы о нем, о боевых действиях флотских эскадр под его началом, в учебниках по военно-морскому искусству отводились главы его тактическим приемам и стратегическим планам. Были учреждены орден и медаль его имени. Писатели и художники восславили его подвиг. Борис Пастернак писал в 1944 году, поражаясь подвигу русского моряка:

Непобедимым — многолетье,

Прославившимся — исполать

Раздолье жить на белом свете,

И без конца морская гладь.

И русская судьба безбрежней,

Чем может грезиться во сне,

И вечно остается прежней

При небывалой новизне.

И на одноименной грани 

Ее поэтов похвала,

Историков ее преданья

И армии ее дела.

И блеск ее морского флота,

И русских сказок закрома,

И гении ее полета,

И небо, и она сама.

И вот на эту ширь раздолья

Глядит из глубины веков

Нахимов в звездном ореоле

И в медальоне — Ушаков.

Вся жизнь их — подвиг неустанный.

Они, не пожалев сердец,

Сверкают темой для романа

И дали чести образец.

Их жизнь не промелькнула мимо,

Не затерялась вдалеке.

Их след лежит неизгладимо

На времени и моряке.

След замечательных побед, великих свершений, героических подвигов наших предков лежит на нас. Не посрамить его, осилить препятствия, осуществить предначертания великой судьбы — наш долг.

А дальше была вечная жизнь адмирала, просиявшая новым светом уже в наши дни.

В 2001 году произошло прославление в лике святого Русской Православной Церкви адмирала Федора Ушакова. Абсолютное большинство православных людей, как и всех граждан, встретило это решение с радостью и восторгом. Ведь для множества из них Федор Ушаков — известная историческая личность. Особую славу ему принесла Великая Отечественная война, когда были вызваны из глубин истории в помощь истекающей кровью стране её герои, её богатыри, её подвижники. Вспомните, в ноябре 1941 года, когда враг был в 40 километрах от столицы, и никаких резервов у Верховного Главнокомандования не оставалось, оно обратилось к историческим духовным стратегическим резервам России. В числе тех великих предков, которые должны были вдохновлять воинов, уходящих с Красной площади в бой, были названы святые князья России: Александр Невский и Дмитрий Донской, её бессеребряные патриоты Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, её победоносные полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов.

Позднее в этот сонм исторических покровителей армии, народа вошли два великих флотоводца Фёдор Ушаков и Павел Нахимов, чьи лики были на орденах, которые вручали героям Отечественной войны.

Когда в 1995 году я подготовил, по совету владыки Варсонофия, важный документ на имя Святейшего Патриарха о деяниях адмирала Ушакова, то там во второй части письма было сказано: «Имя его после смерти являло чудесные представления. Вроде бы забытый и ушедший с исторической сцены и памяти, он вдруг явился народу нашему, армии и флоту в годину смертельных испытаний и вдохновил их на победу против антихристианского воинства. В период Отечественной войны были учреждены орден и медаль Ф. Ушакова, которыми награждали за наиболее заметные подвиги во славу Отечества…».

Да, наш народ знал Фёдора Ушакова как великого флотоводца. Во время и после войны, когда ещё пытались сохранить связь времён, вышло немало книг, брошюр и фильмов, в которых описывались его военные победы, деятельность по созданию Черноморского флота, операции по взятию крепости Корфу, так что его военный подвиг был ясен.

Но произошло прославление, — и некоторая часть людей военных моряков, с удивлением и даже непониманием вопрошала: «В чём святость адмирала?» Когда я обратился в 2001 году, накануне прославления Фёдора Ушакова, к Святейшему Патриарху о том, какое место в ряду русских святых будет занимать святой праведный Фёдор Ушаков, то Святейший Патриарх ответил:

«Предстоящее прославление, хотя и произойдёт на епархиальном уровне, будет значимо для всей нашей Церкви. Ведь личность Фёдора Ушакова неразрывно связана с историей русских ратных свершений, с историей нашей государственности. Впервые в святцах появится имя человека, служившего на русском военном флоте, к которому в молитве будут обращаться воины-моряки. Да, для церкви он был не только военачальником. Главным основанием для его канонизации стало то, что Фёдор Ушаков, находясь по долгу службы в самой гуще боёв, смог одновременно явить образ истинного христианина и не раз жертвовал собой ради спасения ближних. Последние годы он провёл вблизи Санаксарского монастыря. Сохранились многочисленные свидетельства о праведной, наполненной христианскими подвигами судьбе этого вели кого сына России».

Приветствуя участников торжеств, посвященных прославлению адмирала, Св. Патриарх писал: «Церковь прославляет в лике праведных воинов подвижника, живущего в сравнительно недавнем прошлом. И впервые среди угодников Божиих появляется имя великого флотоводца».

Да, это было событие в мире духовном, но и важное событие в жизни и истории нашего флота. Действительно, только человек такого масштаба, такого высшего озарения мог сделать столь существенный, поистине гигантский вклад в выработку океанического мышления на флоте и, в целом, у нации. Известно, что в те годы, когда Россия, истекая кровью, защищала европейскую цивилизацию от ордынского варварства, Испания, Португалия, Голландия, Италия, Англия, Франция выходили на океанские просторы. Зарождалось океаническое мышление, которое давало простор военно-морскому умению, экономике, науке, торговле, литературе и искусству, оно создавало по-своему глобалистский взгляд на земное пространство, на общность различных народов, целых континентов.

Русский флот во времена Ушакова вышел на просторы мировых океанов. Его корабли были на Чёрном и Белом, Балтийском и Средиземном морях. Пространство в Тихом океане между Аляской, Камчаткой, Охотском было освоено русскими парусниками. Но между тем Россию в Европе, а значит, и в мире, океанской, да и морской державой не считали. Победы Петра под Гангутом и Гренгамом к концу XVIII века забылись. Кусочек Балтики давал, конечно, выход к морям, но находился под присмотром морских «грандов» — Англии, Швеции, Дании.

На время Ушакова и пришёлся прорыв России к южным морям, в Азию, Африку, Южную Европу. Черноморский флот стал реальностью. Победы Ушакова у Керчи, Тендры подтвердили это, а маневр и победа у мыса Калиакрия знаменовали, что у России появился выдающийся флотоводец, чьё военно-морское искусство было взято на вооружение блестящим английским флотоводцем Нельсоном. (Как говорят некоторые специалисты, манёвром при разгроме французского флота в устье Нила Нельсон повторил ушаковский приём при Калиакрии). Выход на освобождение Ионических островов во главе уже объединённой русско-турецкой эскадры показал безусловный авторитет адмирала. Его победы при взятии Корфу, освобождение юга Италии, обращение Нельсона с просьбой помочь освободить Мальту, вокруг которой, безусловно талантливейший адмирал баражировал почти два года, показывали, что морской и военный авторитет адмирала Ушакова был непререкаем и признан как друзьями (даже если это были столь ненадёжные союзники, как турки, или такие ревностные защитники своего авторитета, как Нельсон), так и врагами.

Сегодня мы можем говорить, что именно с Ушаковым пришло в Россию всеохватывающее стратегически морское, державное, океаническое мышление. Это мышление и дух во многом способствовали созданию и процветанию столько веков великой империи многих народов России, а затем СССР.

Ныне, когда мы почитаем Ушакова столь высоко, для каждого военно- морского начальника, командира стратегических войск и подразделений, старшего офицера следует выделить составляющие части его стратегии — опору на державные силы, на национальный интерес, соблюдение христианских принципов во всех действиях, государственничество, умение, способность широко охватить все действия флота, состояние кораблей, уровень союзников, масштаб морских пространств, оценить экономические и военные ресурсы флота, конечно, экипажей, офицеров, морских служителей, как ныне любят говорить — человеческий фактор. Для Ушакова это был не «фактор», а живые соратники, подвижники, братья во Христе. Что и выделяло его даже среди лучших талантливых военно-морских командиров России.

Не будем забывать, что морские служители, в основном, приходили из крепостных крестьян, из общин крестьянских. Конечно, для дворянского офицера флота России, они были низшим сословием, даже нижайшим, и взывать к флотскому служению, пониманию обязанностей моряка, зачастую могло только наказание, «розговое наущение».

 Ушаков шел по другому пути, он опирался на православное общинное мировосприятие русских моряков. Те же считали свое служение — долгом, повинностью, даже послушанием перед общиной, определившей их на эту обязанность. Известны и символичны лермонтовские строчки о русском офицере: «Слуга царю — отец солдатам». Для Ушакова моряки были не только родные дети, они были братья во Христе. Он был с ними в бою. Поэтому он пекся о том, чтобы они понимали, что воюют за Отечество, служат царю и молятся Богу. Он пекся о них, обо всех их нуждах: об их одежде, о пропитании, о лечении. Достаточно вспомнить, что первый свой орден святого равноапостольного князя Владимира он получил не за битвы, не за сражения, а за спасение экипажа, причем всего экипажа от моровой чумы, косившей всех подряд в Херсоне в 1783 году. Один за одним выходят из-под его пера приказы, распоряжения о питании моряков, больных служителей. Вот 1792 год, 18 октября. «По случаю же недостатка в деньгах по необходимости сбережения служителей в здоровьи отпускаю из собственных своих денег 13?500 рублей… для покупки свежих мяс и… для содержания госпиталей». Или, обучая свою эскадру в 1797 году, он издает приказ «о снабжении больных свежей провизией». Опять из своих денег, обещая возместить расходы тем командирам, которые это сделают. Свои деньги для снабжения моряков он давал не раз, в том числе и в заморских походах, и неизвестно, сколько их вернула ему государственная казна, но они возвращались к нему беспредельной верностью моряков, их любовью, их преданностью Отечеству.

И эта любовь, эта преданность России моряков, были важной составляющей частью океанического мышления, которое утверждалось Ушаковым.

Адмирал Ушаков всегда был нацелен на Победу. Он ее творил постоянным напряжением сил, ума, создавал подготовкой, упражнениями, организацией. Он требовал преодолевать вялость, пассивность, безразличие внутри себя, настраиваться на победу. Он ведал, что надо, чтобы враг знал, что его корабль, эскадра, флот — непобедимы, а это уже была предпосылка ослабления врага перед сражением.

Нам и сегодня как никогда важен опыт Побед Ушакова, Суворова, Кутузова. Как писал русский философ и публицист М.О. Меньшиков: «Поколения, воспитанные в бесславные годы, не могут быть столь же решительными, как поколения в века побед. Не будь Полтавы и Гангута не было бы Петровских побед. Не будь блистательных суворовских и кутузовских побед, не было бы и „золотого века“ нашей дворянской культуры». Ушаков сегодня нужен нам, нашему флоту, как символ высшего служения Отечеству, народу, символ духовного стояния в Вере.

 Ушаков всегда заботился о флоте в целом, о его боеспособности, о его необходимости для России! Когда в начале XIX века к монаршей власти пришел Александр I, то в его окружении появилось множество «реформаторов», преобразователей, поворачивающих на другие, не екатерининские, не павловские, не имперские пути России.

Одним из «цивилизаторских» путей предлагался отказ России от флота, — «ибо она держава сухопутная», и «быть ей в числе первых морских стран не нужно». Другие требовали неимоверного количества средств для флота, не имея осознанного плана его развития.

Ушаков проявлял недюжинное мужество и мудрость в отстаивании необходимости сильного флота. Думаю, что это гражданское бесстрашие Ушакова перед самыми высшими лицами и авторитетами в стране, при защите государственных интересов, при защите флота должно быть важной частью характера и современного военачальника, того патриотического, океанического мышления, которое оставил нам Ушаков.

Нет сомнения, что прославление Ушакова, привлекло к нему внимание не только людей верующих, а и всех граждански осмысливающих себя соотечественников.

Особую роль тут играет наша литература, книги, журналы. За это время выходило немало исторических очерков, статей, материалов о той эпохе, о подвигах Ф.Ф. Ушакова. Вообще наша историческая литература в последнее время оказалась на высоте в борьбе за подлинные патриотические национальные ценности.

Святейший Патриарх, благословляя всероссийский конкурс «Вера. Отечество. Флот. Адмирал Ушаков», который проводил Союз писателей России и детский журнал «О, Русская земля» отметил: «Даже в Советское время, когда наша Церковь подвергалась жестоким гонениям, русская литература сохраняла православную систему ценностей, формально себя с православием не отождествляя…

В годы войны весь наш народ, воспитанный на положительных образах русской литературы, явил чудеса мужества и героизма, чем еще раз засвидетельствовал неразрывную связь со своим историческим прошлым, героями минувших столетий, которые отстаивали независимость Родины под стягами Святого Православия».

Действительно, для молодого поколения — школьников, студентов — в образе Ушакова явился возвышенный, безусловный герой, образец для подражания. В ответе Святейшего Патриарха на вопрос: «Образ какого героя ждет общество? В каком герое, на ваш взгляд, нуждается общество и наше молодое поколение? — мы получили целую программу высокого духовного воспитания, программу опорных действий в школе, в прессе, в обществе. Патриарх написал: «Очевидно, что нельзя быть подлинным сыном своего Отечества, своей страны, не зная ее истории, будучи чуждым ее религиозно-культурного наследия. Убежден, именно с православием связана будущая судьба России и поэтому перед лицом тех, кого именуют «нашим будущим», я обращаюсь к вам с пожеланием быть добрыми преемниками традиций своих великих предков, таких, как святой праведный воин Феодор (Ушаков), чьими усилиями было создано могущественное российское государство.

Именно такого героя, на наш взгляд, ждет общество, в таком герое нуждается наше молодое поколение. Думаю, что такое желание выскажут и участники конкурса «Вера. Отечество. Флот. Адмирал Ушаков», который мы поддерживаем и благословляем», — закончил Патриарх.

И действительно, сотни сочинений, исследований, стихотворений, песен, которые стекаются в Союз писателей, свидетельствуют, что нам не следует разочаровываться в молодом поколении. Подростки, юноши, девушки представили насыщенные фактами, глубокими размышлениями, осмыслением прошлого и нынешнего времени работы, рисунки, стихи, песни. Один из них, 14-летний парень из Белгорода, заявив, что он человек ответственный и серьезный, а потому выбирает для себя и цели ответственные и серьезные, и поэтому идеалом, образцом он избрал для себя жизнь Федора Ушакова. Понимая недостижимость его святости, он тем не менее четко сформулировал для себя задачу — «буду следовать мужеству, героизму и всем качествам православного воина».

Вокруг Ушакова распространялось некое православное поле, то есть благодать, ибо он и сам проявлял христианское терпение, внимание к ближнему. Правилом для него во все периоды жизни было: помогать своим подопечным молитвой и любовью. Мы сегодня в нашей суетной жизни зачастую не находим время на полную и постоянную молитву. Для Ушакова это было правило. Историк Бантыш-Каменский, собиравший сведения об Ушакове незадолго от последних лет его жизни писал, что Федор Федорович, находясь в Севастополе обязательно молился на литургической службе, каждый день слушал заутреню, особенно вечерню. «Вере отцов своих оказывал чрезвычайную приверженность». Всего он проводил в молитве не менее 4-х часов в сутки (!) После возвращения его эскадры из военного похода он всегда отправлялся со всеми экипажами в храм на благодарственную молитву. Для окружающих было ясно видно Божие благоволение к Ушакову. Так главный стратег русской политики на юге России князь Григорий Потемкин в боевой инструкции Ушакову писал: «Бог с Вами. Возлагайте твердую на Него надежду. Ополчась Верою, конечно, победим».

В найденных нами материалах переписки одного из керкирских негоциантов с русским консулом в Венеции говорится о восхищении молитвенным и гражданским подвигом Федора Ушакова. Он пишет, что греки поражались молитвенному усердию самого адмирала, его офицеров и моряков, заполнявших все шесть храмов Керкиры, отведенных им во время церковных служб.

Молясь в храме Санаксарского монастыря, в келье, по целым седмицам он утверждался в сознании окружения, монахов и мирян, как великий молитвенник. Незримая, но прочная связь Ушакова с Богом сподвигла его на великую благотворительность, на милосердие. Вот тогда-то, в начале XIX века на тамбовской, пензенской, мордовской земле выявилась в полной мере его духовная суть. Современники увидели в нем Божиего подвижника, а не только героя битв и походов. Недаром в поминальном слове о смерти адмирала современник писал: «Имя адмирала Ушакова причислялось к именам знаменитых русских мореходов, а добродетели его запечатлелись в сердцах всех тех, которые пользовались его знакомством в последние годы жизни его, посвященной вере и благотворению».

И еще одна известная, но все более расширяющаяся часть биографии духовного подвига Ушакова — Россия и Греция. Подвиг Ушакова по освобождению Ионических островов отмечен в его «Житии», как серьезное православное деяние его жизни. Действительно, Россия всегда была благодарна светоносной Элладе, Византии, откуда пришел в наше Отечество свет Христианства, и миссия Ушакова состояли в том, что, освобождая Ионические острова от безбожного воинства французской Директории, он создавал плацдарм для освобождения Греции от 300-летнего оттоманского ига, он создавал первое греческое государство, со своей демократической конституцией, органами власти, армией, греческим языком и, главное, воссоздав православный епископат.

Это было начало возврата духовного долга России Греции. К сожалению, эта миссия Ушакова и России с течением лет затуманилась и, как я понимаю, во многом не случайно. В 1987 году, когда я работал в архиве острова Керкиры, и попросил принести документы того периода, то мне принесли папки с надписью «Русско-турецкая оккупация 1798?1799 гг.». Я не выдержал и с возмущением сказал: «Побойтесь Бога! Он освободил вас, дав свободу, конституцию, восстановил православие, а тут… оккупация». Архивист смутился и сказал: «Тут на островах 40 лет был протекторат Англии, и английские историки оставили нам эту периодизацию и ее обозначение». Вот так, кто-то не хочет, чтобы именно Россия была освободительницей, созидательницей, другом народа Греции.

У каждого из нас есть животворный исток — источник, которые соединяют нас с миром нашей великой Веры, великого Отечества. Великой истории. Одним из таких жизневосстановительных, духовных источников становится житие Святого Праведного воина, непобедимого Феодора Ушакова, к которому мы и припадаем теперь в тяжелые дни.

Да, духовное поле святого праведного Феодора распространяется по Отечеству все шире и шире. На всех флотах произошло вручение икон с частицами мощей святого (в 80-ти епархиях имеются частицы святых мощей), вознеслись памятники адмиралу в Москве, Рыбинске, в Севастополе, в Тутаеве, в Греции, Болгарии… Воздвигнуты храмы в его честь.  В Саранске поднялся в центре города прекрасный собор святого праведного воина Феодора, а перед ним памятник адмиралу.  Я был на празднике Морской академии в Новороссийске, когда ей присвоили имя православного адмирала, а командующий Черноморским флотом сотоварищи сдернул покрывало с памятника Ушакову и вместе со священством заложил часовню Святого. Ушаковские отряды юных созданы в Севастополе, Волгограде, Архангельске. Ростове, Ярославле. Севастопольские ушаковцы провели Крестный детский ушаковский ход через Крым, Украину, Россию в Москву в Санаксары. Ежегодные ушаковские чтения проходят на родине Ушакова в Ярославле, Рыбинске. В деревне Бурнаково, где он родился, всем миром восстанавливается храм, где его крестили. По благословению Патриарха Кирилла в 2003 году был создан центр духовного и патриотического воспитания имени Ушакова. Таков духовный резонанс от свершившегося в 2001 году события.

Роман Леонтия Раковского внес серьезную лепту в восстановление и прославление имени Ушакова после войны, когда-то он в числе нескольких книг и меня вдохновил начать заниматься судьбой великого адмирала. Как и фильм М. Ромма, который можно смотреть и 100 и 1000 раз – и «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы» с Иваном Переверзевымв главной роли… Пусть и сегодня эта публикация послужит делу просвещения и воспитания молодого поколения, а для кого-то станет отправной точкой новых исследований и создания новых образов в искусстве, вдохновленных святым праведным воином Феодором Ушаковым, адмиралом флота российского, непобедимым.

Валерий Ганичев

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"