Эту удивительную историю я услышал давным-давно на родине прославленного полководца Великой Отечественной войны Николая Фёдоровича Ватутина, в деревне Чепухино. Помню, как в погожий майский денёк я прикатил в деревню из Валуек на велосипеде. При мне был этюдник с акварельными красками – я собирался запечатлеть на бумаге домик, в котором провёл свои юные годы будущий генерал. И только я приступил к делу, как ко мне подошёл старик лет восьмидесяти, полюбопытствовал, кто я, откуда, зачем рисую ватутинскую хату. Одобрительно кивая головой, он вдруг спросил меня: «А хочешь, я расскажу тебе такое, чего ты никогда ещё не слышал?» И он тут же поведал мне необыкновенную историю, связанную с именем знаменитого земляка, историю о генеральском обереге. «Неужели всё это правда?» – удивился я, выслушав рассказ старика. «Если поверил, значит, правда, – ответил он, – а если нет, так я ж тебя не заставлю думать по-своему».
Я тогда старику поверил. А если сам чему-то веришь, обязательно захочется, чтобы в это поверили и другие.
И вот, спустя много лет, вспоминая рассказ старика, земляка генерала, я решил создать небольшую повесть-легенду. Почему я выбрал именно такой жанр? Ответ прост. Он даёт мне возможность сказать, что всё, о чём я услышал тогда в деревне, вполне могло быть, и вряд ли кому удастся доказать, что этого быть не могло. «Оберег Николая Ватутина» – это, скорей всего, легенда, выросшая из жизни, где правда и вымысел неотделимы друг от друга. Но как бы то ни было, я, как художник, в меру своих способностей постарался здесь раскрыть одну из главных черт характера генерала Ватутина – готовность к самопожертвованию ради общегодела. Надеюсь, что читатели и, в первую очередь, читатели юные, которым это произведение адресовано, не оставят без внимания и по достоинству оценят мой труд.
Уроки под открытым небом
А началась эта мало кому известная история осенью 1912 года, в начале октября, в деревне Чепухино, недалеко от города Валуйки.
Собралась утром деревенская ребятня во дворе своей школы, смотрит, а учитель их, Николай Иванович, выходит на крыльцо с большой холщовой сумкой через плечо, с лопатой в руках и, загадочно на всех поглядывая, улыбается. Удивились дети, поздоровались с учителем, ждут, что будет дальше. А Николай Иванович и говорит:
– Нынче, ребята, занятия мы проведём под открытым небом. Согласны?
Обрадовались дети: кому ж это охота сидеть в тесном классе да ещё в такой погожий осенний денёк?
А школа в Чепухинке находилась при местной церкви и была она, в самом деле, тесная до невозможности, такая тесная, что единственному учителю с трудом приходилось протискиваться между двумя рядами парт. Потолок был низкий, провисший, окошки маленькие, в них едва проникал дневной свет, а уж когда на улице было пасмурно, зажигал Николай Иванович керосиновую лампу… Но даже в эту захудалую школу не каждая чепухинская семья имела возможность отправить своих сорванцов учиться – за ученье ведь, хотя и не бог весть какие деньги, а приходилось платить, а у многих не было на это в доме лишней копейки. Поэтому до четвёртого, последнего, класса редко кто из чепухинских детей дотягивал – читать, писать выучился и довольно.
Гринька Посохов, братья Сопины и Коля Ватутин дотянули. У Гриньки отец был известный на всю округу печных дел мастер, неплохо зарабатывал, Сопины также не бедствовали. У Коли же Ватутина главными достоинствами были стремление к учёбе и незаурядные к ней способности. Учился он с жадностью, был не по годам смышленым пареньком.
Вот и сейчас, увидев учителя с лопатой в руках, с большой сумкой через плечо, Коля сразу же догадался, что всё это значит. Николай Иванович поведёт их на меловую гору, будет рассказывать им об исторических событиях, о делах давно минувших дней. В прошлом и позапрошлом годах учитель уже проводил такие уроки истории. Наконечники стрел, копий, ржавые подковы, монеты – много чего найдено было тогда. Учитель бережно очищал находки от земли, складывал в сумку, пояснял:
– Сабля, сразу видно, татарская, кривая, а вот подкова польская – знак на ней проглядывается, буква латинская.
– А монета?
– Монета наша, московская.
Однако на этот раз довелось детям услышать от своего учителя нечто необыкновенное…
РЖАВОЕ КОЛЕЧКО
Поднялись школяры на меловую кручу. Вдали, в синей дымке, Валуйки виднеются, уездный городок, внизу – родная деревня, Чепухинка.
– А кто знает, почему деревня наша так называется? – спрашивает учитель.
Молчат дети.
– А называется она так потому, что основал её валуйский казак Аким Чепухин. За усердную службу пожаловал ему в 17 веке государь эту землю. А служба тут была опасная, нападали на нас и татары крымские, и поляки с литовцами…
Рассказывает Николай Иванович, а сам не стоит, лопатой работает, раскапывает небольшой, поросший ковылём, холмик. Ребята внимательно слушают его, разгребают руками серовато-белые кучки земли.
– Деньги! – вдруг крикнул кто-то. – Аж три штуки!
Николай Иванович осторожно очищает деревянной палочкой монеты, разглядывает их.
– Наши, – делает он заключение. – Видите – орёл двуглавый?
– А это что, Николай Иванович? – Девчонка в перепачканном землёй платье протягивает учителю ржавый, похожий на листок тополя, кусок железа.
– Сейчас трудно определить – три века в земле пролежало…
Подходит Коля Ватутин. Он держит на ладони покрытое многолетней ржавчиной металлическое колечко.
– Вот так удача! – увидев Колину находку, неожиданно громко восклицает Николай Иванович. Он бросает лопату, сквозь очки начинает разглядывать колечко. – Ну, наконец-то! Сколько лет я пытался найти это!
Дети окружают возбуждённого учителя, ничего не понимая, смотрят то на него, то на Колю.
– Наверно, золотое… – строят они догадки.
– Какой-нибудь татарской принцессе принадлежало…
– Ничего-то вы не знаете, – переходя вдруг на шёпот, говорит Николай Иванович. – Это же – колечко от кольчуги. Кольчуги Белогора …
– А кто такой этот Белогор? – удивлённо глядит на учителя Коля Ватутин. – Не тот ли, у которого длиннющая белая борода и который забирает непослушных детей к себе в меловую пещеру?
Учитель улыбается, кладёт руку на плечо мальчика:
– От кого ты это слышал?
– Бабка Фрося, что по-соседству с нами живёт, говорила…
– Слыхала твоя бабка звон, да не знает, где он. Никого Белогор забрать к себе не может, потому как давным-давно нет его на белом свете. А был он богатырём, от врагов землю нашу защищал.
Примолкли ребята, сгрудились вокруг учителя.
– Я ещё в детстве легенду о Белогоре и его кольчуге слышал, – начал он. – Слышал от деда своего, Софрона Игнатьевича, а тот уверял, что про Белогора ему рассказывал его дед… Я же сам себе дал слово, что пока не найду, не увижу своими глазами хотя бы небольшой кусочек Белогоровой кольчуги, никому эту легенду рассказывать не буду. И вот наконец-то это время настало…
– Расскажите, Николай Иванович! – загалдели ребята.
– Ну, слушайте…
Лет с полтысячи назад тому без малого
Богатырь в наших краях жил росту небывалого.
Белогором звали того богатыря
И звали его так не зря:
Жил в пещере он под белой, меловой кручей,
Силой обладал непомерной, могучей –
Дуб подоблачный с корнями из земли вырывал,
Кулаком ворота железные отворял.
Силой с ним помериться не многие решались,
Те же, что решались – с ним биться зарекались.
Искровавил он мечом своим не одно поле брани,
Сам же он ни разу не был ранен.
А всё потому, что во всех сражениях
Кольчуга оберегала его волшебная…
Затаив дыхание, слушали ребята легенду о Белогоре.
– Николай Иванович, – обратился вдруг к учителю Гринька Посохов, – а давайте поищем ту самую пещеру, в которой жил Белогор. Она ж, небось, где-то здесь, неподалёку была.
Тут все возбуждённо загалдели, стали оглядываться по сторонам, показывать руками в разные стороны:
– Конечно, где ж ей быть, как не здесь! Давайте искать прямо сейчас же! У нас как раз и лопаты с собой!
– Нет, ребята, – остановил расшумевшихся школяров учитель, – вряд ли нам удастся её найти. Гора-то меловая у нас тут не одна – гляньте, сколько их вокруг. А в какой жил богатырь, точно неизвестно, да и вход в ту пещеру завалило давным-давно, лет-то минуло с той поры немало. В общем, слушайте дальше…
Но годы летели, Белогор старел,
Начал уставать он от ратных дел.
Меч для него становился всё тяжелее,
Дальние походы – труднее.
И тогда, осенивши себя крестом,
Покинуть решил богатырь свой дом.
На белую кручу на верном коне он поднялся,
К православному люду со словом таким обращался:
«В ярых сечах годов я провёл немало,
Теперь же вижу: здоровье скудеть моё стало.
А посему я надумал так:
Чтоб слабым меня не увидел враг
В поединке на поле боя,
Должен уйти на покой я».
И слушал народ, на героя глядел своего:
«Пропадать, видно, нам без великой защиты его…»
Белогор же кольчугу свою скинул с себя,
И она в ту ж минуту рассыпалась вся.
Стал он колечки с земли поднимать,
По сторонам их горстями метать.
Размётывал, разбрасывал, слова говоря:
«Вот вам наследье от меня, богатыря!
Кто найдёт колечко от кольчуги моей,
Будет защищён им тот до последних своих дней
От несчастий и бед, от смертельных ранений
Во время великих и малых сражений.
И помните: куда б не привела вас судьба
При себе свою защиту держите всегда».
Тут на все стороны богатырь поклонился
И исчез, словно в тумане растворился…
– Неужели всё это правда, Николай Иванович? – с удивлением глядя то на учителя, то на ржавое колечко, притихшим голосом спросил Коля Ватутин.
– Правда, – уверенно ответил учитель.
– А как проверить? Как узнать, есть ли в этом колечке волшебная сила? – загалдели дети. – Войны-то нету.
– И слава Богу, что нету, – сказал учитель, – Да только недолго так на Руси бывает…
– А кому вы его отдадите? – наперебой стали спрашивать дети. – Или себе оставите?
– Нет, – ответил учитель, – себе я его не оставлю, потому как не воин я по натуре своей. А отдам я его вот кому. – Николай Иванович протянул находку растерявшемуся Коле. – Держи, хлопче, ты ведь первый его обнаружил. Да и к тому же, все вы Ватутины – самородные казаки, вояки. Случится война – доведётся и тебе повоевать.
Все с завистью поглядели на Колю. Сдержанно улыбаясь, с достоинством мальчик взял из рук учителя ценную находку, потёр её о рукав холщовой рубахи…
– Спрячь его понадёжней, – посоветовал учитель. – А придут лихие времена – держи при себе и помни о богатыре Белогоре. Он отныне – твоя защита.
Так закончился этот необычный, памятный урок истории под открытым небом.
НЕ ОРУЖИЕ, А ЗАЩИТА
Запомнил Коля Ватутин слова Николая Ивановича. Пришёл домой, перво-наперво заглянул к деду Григорию в курень, стал рассказывать ему легенду про Белогора и его кольчугу. Дед Григорий, в прошлом лихой кавалерист, отчаянный вояка, внимательно рассмотрев колечко, задумчиво покачал головой:
– Эх, мне бы его да в те годы, когда мы с турками воевали… А то вишь – левая рука, что плеть висит, так полосонул меня под Плевной гололобый…
Показал Коля и отцу с матерью колечко, узнали про необычную находку и братья с сёстрами. Особенно обрадовалась мать. Перекрестилась:
– Верю, сынок, верю – крепкая тебе будет защита от Белогора.
А вечером дед Григорий, усадив рядом с собой внуков, Пашку, Колю и Афоню, вспоминал свою боевую молодость, рассуждал:
– Мы ведь, русские – народ незлобивый. Не тронь нас, да разве мы на кого руку подымем? Да ни в жисть! Вот и Белогорова кольчуга– она ить, хлопцы, не оружие, а для защиты справлена. Так что, держи, Микола, колечко это завсегда при себе – оно, случай чего, помогнёть. Помогнёть, конечно, при надобности и сабля, но первыми, ребятки, размахивать ею не следствует. Вот так-то…
Очистил Коля хорошенько Белогорово колечко от ржавчины, сшил сумочку для него из холстинки, и стал эту сумочку держать всегда при себе.
«Случай чего – помогнёть...» Искренне верил внук в дедовы слова, верил Коля и в слова учителя: «Отныне Белогор – твоя защита».
И вскоре произошёл случай, подтвердивший правдивость этих слов.
СЛУЧАЙ НА ГОРЕ
Летом любил Коля Ватутин, поднявшись на меловую гору, постоять молча над обрывом, предаться ребяческим мечтаниям. Высоко в небе слышится песня невидимого жаворонка, от терпкого, глубокого запаха полыни кружится голова. Под порывами ветра, словно волны морские, колышется, отливая шёлком, ковыль-трава. А может это и не трава вовсе, а грива летящего навстречу ветру белого коня… Стоит Коля на меловой горе и не поймёт, то ли по морю-океану он плывёт к неведомым берегам, то ли на коне скачет, чтобы сразиться с лихим ворогом. А иногда ляжет он, раскинув руки, на тёплую землю и глядит, глядит на плывущие по бездонному небу стайки облаков. Бывает, что, задумавшись, и уснёт. А во сне опять видит всё то же – летит он, словно на крыльях, в дали дальние…
Как-то летом послала мать Колю с Пашкой на гору, нарезать прутьев из дерезы для веников. Дереза только отцвела. А братьям того и надо – ведь на дерезе появились молодые стручки, из которых получаются неплохие свистульки-пищики. Удали из стручка горошинки и пищик готов! И вот через минуту, перебивая друг друга, засвистели, запищали на все лады немудрёные ребячьи свирельки! Да не по одному пищику сделали они себе, а по три, чтоб свистеть по-разному.
Но скоро мальчишкам эта музыка надоела, легли они в траву, выбрали себе в небе каждый по облачку, стали следить: кто кого перегонит. Колино облачко сперва отставало, затем приблизившись к облачку брата, стало вдруг в нём растворяться и вот уже не два, а одно облако плывёт, плывёт по небу…
…Первым вскочил Пашка.
– Гадюка! – закричал он испуганно. – Коля! Гадюка!
Схватив за руку брата, Пашка рывком оттащил его в сторону.
– Палку надо было с собой брать! Сейчас бы как жахнули её по голове!
Серая, с чёрным узором вдоль спины, змея угрожающе зашипела, насторожилась. Затем, мельтеша раздвоенным жалом и не спуская с мальчишек пристального взгляда немигающих глаз, гадюка собрала тело в удобную для рывка позу…
– Не бойся… – шёпотом успокоил старшего брата Коля. – Сейчас я ей покажу! – Он осторожным движением вынул из кармана и зажал в кулаке холщовый мешочек. – Видал, что у меня есть? Защита Белогора…
И он решительно вытянул вперёд руку. Затем медленно сделал шаг навстречу змее… Пашка стоял как окаменелый.
– Свихнулся ты, что ли?.. – прошептал он.
– Я же сказал, не бойся!
Коля, не оглядываясь, сделал ещё шаг, затем ещё…
Такой дерзости гадюка не ожидала. Дрогнув и издав напоследок слабое шипение, она спешно начала отступать. Коля, улыбнувшись, с чувством торжественной гордости и собственного достоинства посмотрел на брата:
– Ну, видал?
– Видал, – перевёл дух Пашка. – Не слепой. Верю теперь, не брехня всё это – про колечко-то…
– Ты только матери ничего не говори, – сказал Коля. – Про гадюку, про то, как я шёл на неё… А то, сам знаешь, не посмотрит и на Белогора, достанется мне… А тебе, – погрозил он кулаком вслед исчезнувшей в меловой расщелине гадюке, – не советую больше со мной встречаться!
ОСТАЛСЯ ОДИН…
Спустя годы, уже будучи кадровым военным, часто вспоминал Николай Ватутин о том случае на меловой горе. При этом вынимал он из нагрудного кармана свой оберег, долго рассматривал его. Казалось бы, простое, невзрачное на вид колечко, а вот поди ж ты – какой силой обладает… Никогда не расставался с ним Ватутин, твёрдо верил в его защитную силу. Да и как не верить, если, благодаря ему, не раз находясь на краю гибели, чудом оставался он в живых. Взять хотя бы случай на Полтавщине осенью 1921 года…
Тогда Красная Армия вела бои на Украине с многочисленными отрядами «освободителей селянства от угнетателей». Эти отряды не признавали никакой власти, они подчинялись только своим вождям, громко выкрикивавшим начертанные на разноцветных знамёнах лозунги: «Анархия – мать порядка!», «Свобода всем и каждому!», «Смерть угнетателям крестьянства!».
Заскочив в очередное село, эти «избавители от гнёта», пока их атаманы произносили на площади пламенные речи, рыскали по хатам и погребам, требуя хлеба, сала, горилки… Уходила одна банда – следом за ней являлась другая. И опять – «Свобода угнетённому селянству!», «Земля отныне ваша!»…
В сентябре 1920 года, будучи рядовым бойцом стрелкового полка, Николай Ватутин принимал участие в походах против банд Махно в районе Луганска и Старобельска, а в 1921 году курсант Полтавской пехотной школы, будущий красный командир Ватутин снова участвует в боях с отрядами «освободителей селян».
Однажды осенью, во время очередного похода против банды Беленького в районе Перещепино, трое курсантов, и среди них Ватутин, получили задание отправиться в разведку, выяснить, как часто появляется на здешних хуторах банда, и не добровольно ли снабжают атамана продуктами селяне.
– Будьте осторожны, – предупредил их командир роты. – Одну группу мы уже потеряли. Четыре человека… Я верю и знаю, что вы готовы пойти на любое опасное дело, – продолжал он, – но в разведке одной удали мало. Тут больше упорства, терпения требуется. И запомните главное правило: ты видишь всех – тебя никто. Всё понятно?
– Так точно.
– Старшим группы назначаю курсанта Ватутина.
Выслушав наставления командира, разведчики сменили военную форму на крестьянскую одежду, сдали документы и с наступлением темноты вышли на задание. Переодеваясь, Николай Ватутин не забыл вынуть из нагрудного кармана гимнастёрки свой оберег – колечко Белогора, взял его с собой. И взял – не зря…
С погодой разведчикам повезло – дул встречный ветер, на небе, плотно затянутом облаками, не видно было ни единой звезды. Бойцы спустились в неглубокую ложбину, тянувшуюся, по словам командира, «до самой железки». Пройдя по ложбине километров десять, поднялись по правому склону на бугор, огляделись. Впереди, во тьме, увидели движущиеся огоньки паровоза, справа, невдалеке – тускло мерцавшие оконца небольшого хуторка. Осторожно приблизившись к крайней хате, курсанты услышали пьяный гомон, шумные выкрики, лошадиное ржание.
– Гуляет банда, – решили бойцы, подползая к невысокому плетню. – Крепко гуляет. Даже часового поблизости не видно.
– Точно, братцы. Чувствуют они себя тут как дома. И видать, в хуторе не впервой, даже собаки не гавкают, привыкли.
Тут с шумом вдруг отворилась дверь, на крыльцо, громко разговаривая, вышли двое: один в офицерском френче, как видно, с чужого плеча, другой, судя по одежде и говору – местный хуторянин. Курсанты притаились.
– Нам ни панська влада, ни кляти бильшовыкы не потрибни! – жестикулируя руками, кричал хуторянин. – Нам, шоб вы зналы, потрибна тилькы земля! А шо з нею робыть, мы знаем и без учителив!
– Будет, будет вам земля, – икая, отвечал ему «освободитель селянства». – И воля будет, и свобода… И варэныкы с сметаною… За эту идею моя сотня в огонь и в воду…
– Выдно, выдно, яки вы молодци, – согласился крестьянин. – А я за наш хутор скажу так: мы тут уси, як одын, за вас. Так шо будэ вам и хлиб, и сало, и инша допомога.
Разведчикам всё стало понятно.
– Уходим, – сказал шёпотом Ватутин.
Возвращаться решили другой дорогой, через поле – так было гораздо ближе. Спешили побыстрей доложить командованию об обстановке на хуторе. Поравнявшись с большим стогом сена, на минуту остановились, чтобы отдышаться. Но тут вдруг из темноты, со стороны хутора, послышался глухой топот множества копыт.
– Этого нам только не хватало!.. – досадливо выдохнул Ватутин. – В стог! Прячемся в стог!
Закопавшись в сено, курсанты надеялись, что всадники промчатся мимо. Однако этого не произошло. Кони, храпя, остановились возле стога, послышались пьяные, возбуждённые голоса людей.
– Провалиться мне сквозь землю – был кто-то на хуторе, был!
– Та ты шо? Хто полезет у такое пекло? У нас же там три сотни сабель!
– Так Михайло ж казав, шо бачив…
– Шо мне твой Михайло? Самогону нажрётся и балакае шо попало!
– Та бросьте вы, хлопцы, лаяться, – раздался спокойный басовитый голос. – Давайте лучше на всякий случай поширяем у цей стог штыками…
– И то так. Поширяем та й вернёмся.
…Когда всадники уехали, Николай Ватутин, перепачканный кровью своих товарищей, выбрался из стога. В живых он остался один. Штык задел ему только край рукава.
ТАЙНА
Жизнь Николая Ватутина, как и всякого военного человека его поколения, была полна тревог и опасностей. Будучи рядовым бойцом, затем курсантом пехотной школы, командиром взвода, роты, не однажды доводилось ему участвовать в рукопашных боях, слышать свист пуль над головой. Но на протяжении многих лет он никогда не испытывал чувства страха, потому что верил в защитную силу Белогорова колечка – оно хранило его от несчастий и бед.
Однако рассказывать о своём обереге Ватутин никому не решался, даже близким товарищам. «Ты же воин Красной армии, – усмехнулись бы они, услышав о колечке, – а ведёшь себя как доисторическая, тёмная личность, веришь всяким байкам…» Да ещё вдобавок и книжку какую-нибудь подсунули бы почитать о шаманах.
«Нет уж, – думал Ватутин, – пусть это будет моей тайной. И если оберег защищает меня, красного командира, так что ж в этом плохого? Разве плохо, если командир, отвечающий за сотни, тысячи человеческих жизней, – неуязвим?»
Только один человек знал о существовании Ватутинского оберега – это жена Татьяна. Не раз приходилось ей собирать мужа в поход – а походов у кадрового военного Ватутина было в жизни немало – и всегда она не забывала поинтересоваться, при нём ли его оберег. Так было и в двадцатые годы и в тридцатые, так это произошло и в июне 1941 года, когда началась Великая Отечественная война.
НАЧАЛО ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Спустя неделю после нападения фашистской Германии на Советский Союз генерал-лейтенант Ватутин был назначен начальником штаба Северо-Западного фронта. Здесь, на подступах к Ленинграду, наши войска с трудом держали оборону. Отсюда, в случае взятия Невской твердыни, враги намеревались повернуть на Москву и там до наступления зимы провести на Красной площади фашистский парад победы. На Северо-Западном фронте сложилась крайне тяжёлая обстановка…
Перед отъездом на фронт Николай Фёдорович на несколько часов заскочил домой, чтобы повидаться с семьёй. Татьяна Романовна, выслушав сообщение мужа, без лишней суеты, сосредоточенно начала укладывать в походный чемодан необходимые вещи. Николай Фёдорович устало присел на диван, потянулся к лежащей на столе пачке газет. Будучи первым заместителем начальника Генерального штаба, он несколько дней и ночей, без сна и отдыха, находился безвыездно в Кремле. О том, что происходит в стране и за её пределами, о положении на фронтах, ему было очень хорошо известно и без газет, но, несмотря на усталость, он решил не изменять своей давней привычке. Взял лежащую сверху газету «Правда», развернул её…
– Таня! – вдруг громко воскликнул он. – Таня! Ты эту газету видела?
Татьяна Романовна встревожено обернулась:
– Видела, это сегодняшний номер. А в чём дело?
– Ты рисунок, плакат вот этот, видела? – Ватутин вскочил с дивана, подошёл к жене с газетой. – Гляди.
На рисунке был изображён воин Красной армии с винтовкой в руках. Штыком он пронзал чёрную фашистскую свастику. Свастика была нарисована в виде алчной, мерзкой змеи. Внизу стояла надпись «Смерть фашистской гадине!»
– Таня, ты помнишь, как я тебе рассказывал о случае из своего детства, о встрече с гадюкой?
– Конечно, помню, – сказала Татьяна Романовна. – Дерезу вы с братом на веники тогда ломали.
– Совершенно верно. И была та гадюка точь-в-точь такая же, как на этом плакате. – Николай Фёдорович на минуту задумался, обнял жену. – Я уверен, Таня, что эта фашистская гадина, как и тогда, на Чепухинской горе, не выдержит нашего натиска, уползёт трусливо в свою нору!
Татьяна Романовна согласно кивнула головой, тихо произнесла:
Николай Фёдорович расстегнул китель, вынул из внутреннего кармана маленький кожаный бумажник, стал выкладывать из него на стол содержимое:
– Это твоя фотография, это фотокарточки детей – Лены и Вити, а вот он – мой оберег.
Николай Фёдорович положил на ладонь жены невзрачное, маленькое колечко. Они оба уже давно уверовали в чудодейственную силу Ватутинского оберега…
С первых дней своего прибытия на Северо-Западный фронт Ватутин в полной мере проявил свой незаурядный полководческий талант. В короткий срок штабу фронта под его руководством удалось разработать и подготовить несколько успешных военных операций. Было сломлено сопротивление мощной немецкой группировки, во многих местах противник был остановлен советскими войсками. Понеся ощутимые потери, немцы без подкрепления уже были не в состоянии вести наступательные бои. В эти дни им стало понятно: план «молниеносной войны» провалился, время лёгких побед прошло.
А в мае 1942 года в связи с острой нехваткой штабных работников высшего уровня, Ватутин был отозван с фронта в Москву и назначен заместителем начальника Генерального штаба Красной армии.
«ЗЕМЛЯК БРЕХАТЬ НЕ СТАНЕТ…»
Но недолго пришлось пробыть Ватутину в Москве. В июле 1942 года он был назначен командующим Воронежским фронтом, через три месяца – накануне Сталинградской битвы – командующим Юго-Западным фронтом. Здесь, на берегах Волги, противник потерпел сокрушительное поражение. Многотысячная немецкая армия во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом была окружена нашими войсками и ликвидирована. Сам Паулюс был взят в плен.
А впереди Ватутина ожидала новая битва – битва на Курской дуге. Не отличиться в этом сражении Николай Фёдорович просто не мог, не имел права – это были его родные края. Совсем недавно ему удалось навестить только что освобождённое от фашистов своё село Чепухино. Всего несколько часов провёл он с матерью и сёстрами, пообщался с земляками.
«Ещё немного и Гитлеру конец! – пообещал он односельчанам, собравшимся на ватутинском дворе. – Это я вам от имени всей нашей доблестной Красной армии твёрдо обещаю». Верили ему чепухинцы: «Земляк брехать не станет». Уезжая из села, Ватутин оглянулся на меловую гору, где он нашёл когда-то Белогорово колечко, нащупал в нагрудном кармане свой оберег, вспомнил слова деда Григория: «Мы ведь, русские – народ незлобивый. Не тронь нас, разве мы на кого руку подымем? Вот и кольчуга – она ведь для защиты справлена». Прав был дедушка, сто раз прав… Мы бьёмся, не жалея сил, чтобы защитить свой дом, и если пришёл к нам фашист гостем незваным – получит, что заслужил.
И вскоре фашист своё получил.
12 июля 1943 года на поле, вблизи мало кому известного до того посёлка Прохоровка, произошло крупнейшее в мировой истории встречное танковое сражение. Столкнулись две бронированные армады. Горели танки, горели небо и земля, выстрелы орудий слились в сплошной оглушительный гул. Этот был один из дней нашей воинской славы. После сражения под Прохоровкой танковые силы вермахта до конца войны так и не смогли восстановить свою былую мощь.
Ой, Днипро, Днипро…
Ватутин любил Украину, любил её цветущие сады, задушевные песни, славную реку Днепр. Здесь, на Украине, в апреле 1920 года впервые он надел военную форму. И так уж получилось, что спустя 24 года, здесь же, на Украине, закончился его боевой путь…
Осенью 1943 года, преследуя отступавших фашистов, советские войска вышли к Днепру и, с ходу форсировав его, отвоевали у врага небольшие плацдармы на правом берегу. Удержаться на этих крохотных клочках земли было чрезвычайно трудно, гитлеровцы ожесточённо сопротивлялись. «За Днепр Красную армию не пропускать!» – такую клятву заставляли подписывать немецких солдат.
Ватутину, командовавшему 1-м Украинским фронтом, путём обманных манёвров удалось неожиданно выдвинуть свои войска туда, где враг их не ждал. И к утру 6 ноября Киев, столица Украины, был освобождён. Увидев разрушенный город, Ватутин был поражён. Он с негодованием воскликнул: «Что же они, варвары двадцатого века, сделали с тобой, страдалец Киев? За одно только это злодеяние они заслужили жестокой кары».
После освобождения Киева войска Ватутина стали продвигаться дальше, на запад. Впереди лежала правобережная Украина.
«ГРОССМЕЙСТЕР»
Ватутин был известным мастером сложных военных комбинаций. Не зря в немецких штабах, где умели ценить достойного противника, его прозвали «гроссмейстером». Ватутин обладал редкой способностью просчитывать на несколько ходов вперёд любую ситуацию, мог разгадать тайные замыслы противника.
И когда после освобождения Киева из Ставки Главного командования поступил приказ: «Взять Житомир!», Ватутин, трезво оценив обстановку, попытался воспротивиться этому приказу. Он ответил Сталину, что шаг этот делать преждевременно, что может возникнуть угроза вновь потерять Киев. Но, к сожалению, к его мнению в Ставке не прислушались. Житомир был взят, Москва салютовала освободителям, но впоследствии выяснилось, что Ватутин был прав. Немцы снова подтянули свои силы к Киеву, и нашим войскам Житомир пришлось оставить.
И это был не единственный случай, говорящий о дальновидности и полководческом таланте Ватутина. Фельдмаршал Манштейн, любимчик Гитлера, выходец из потомственной семьи военных, не раз, кстати, битый Ватутиным, возмущался: «Не могу понять – уж не сидя ли в навозной куче, этот крестьянский сын выучился военному искусству?» Если бы Ватутин слышал эти слова, он ответил бы, вынув из кармана заветное Белогорово колечко: «Мы бьём вас не потому, что дюже учёные, а потому, что в отличие от вас, защищаем свою родную землю».
Февраль 1944 года
Советская армия всё увереннее продвигалась на запад. Фашисты отчаянно сопротивлялись, на их стороне также активно действовали многочисленные отряды украинских националистов.
На одном из заседаний военного совета 1-го Украинского фронта Николай Фёдорович Ватутин, заслушивая доклады своих подчинённых, услышал вдруг такое сообщение: «Есть сведения, что крупное танковое соединение противника, до этого находящееся в районе нашего наблюдения, бесследно исчезло».
Генерал, сообщивший эту новость, молча кивнул головой.
– Так вот, – поднялся из-за стола Ватутин. – Бесследно, согласно законам физики, ничто никуда не исчезает. А уж целое танковое соединение – тем более.
Он не спеша прошёлся, скрипя половицами, по хате, в которой размещался штаб фронта, прибавил фитиль в лампе, чтобы было поярче, посмотрел в уставшие сосредоточенные лица членов военного совета.
– Хороший «язык» нужен, – наконец сказал он. – И не какой-нибудь, а танкист. И должен он быть здесь не позже завтрашнего утра. А теперь – все свободны.
Однако Ватутин не мог полагаться только на сведения, полученные от доставленного утром «языка». Он, не зря прозванный «гроссмейстером», чтобы ввести врага в ответное заблуждение, предпринял ряд мер. Была развёрнута обширная, сбивающая врага с толку, радиоигра, возникли ещё кое-какие замыслы…
Среди ночи к командующему фронтом был вызван на личную беседу капитан Орехов, связной офицер штаба. Без лишних слов Ватутин подвёл его к столу, на котором лежал пакет с несколькими сургучовыми печатями.
– Здесь, – сказал Ватутин, – находится штабная оперативная карта. Кровь из носу, но она должна попасть в руки немцев.
– Тебя с этим пакетом через час доставят на линию фронта, – сказал Ватутин. – Дальше: тебе укажут на наш разбитый мотоцикл АМ-600, подберёшься к нему, увидишь там двух убитых – офицера и солдата. Оставишь рядом с ними пакет и – обратно. Утром мы ждём тебя с докладом.
– Понял, товарищ генерал. Разрешите идти?
Вместо ответа Ватутин тронул офицера за рукав, по-отечески, по-домашнему спросил:
– Тебя, кажется, Алексеем звать?
– Так точно, товарищ генерал.
– Задание, Лёша, я тебе поручаю чрезвычайно ответственное, – заговорил негромко Ватутин. – Если всё получится, как задумано, нам удастся избежать немалых людских потерь.
Генерал говорил с капитаном как равный с равным, словно не задачу перед ним ставил, а решил посоветоваться. Он хотел, чтобы капитан понял, насколько важным является порученное ему дело.
– Выполню, товарищ генерал.
Ватутин кивнул, как бы давая понять, что не сомневается в этом: удаль капитана Орехова ему была известна.
– Разрешите идти? – капитан молодцевато щёлкнул каблуками.
– Нет, ещё не всё, – остановил его Ватутин, доставая из внутреннего кармана кителя небольшой холщовый мешочек, похожий на кисет. – Возьмёшь вот это с собой…
Капитан удивлённо посмотрел на генерала. Ватутин тем временем бережно извлёк из мешочка железное колечко, положил его на ладонь.
– Это, Алексей, мой оберег. Уже лет тридцать, с самого детства, не расстаюсь с ним. Великой защитной силой обладает это колечко. Ни пуля, ни штык, ни какая иная беда не страшны тому, кто носит его с собой.
– Взаправду, – убеждённо сказал Ватутин. – Проверено в деле и не раз. Но обо всём, что с ним связано, я тебе расскажу потом, когда вернёшься с задания. Сейчас же, сам понимаешь, не до разговоров.
– А как же вы, товарищ генерал, – останетесь без своей защиты? – спросил капитан. – Вдруг случится что с вами…
– На войне всякое бывает, – задумчиво ответил Ватутин. – Да только не обо мне сейчас речь. Сейчас важнее другое – фрицев надо одурачить во что бы то не стало. Потому и отдаю тебе ради этого дела свой оберег, а как вернёшься… – Ватутин улыбнулся, пожал капитану руку. – В общем, отдаю тебе его во временное пользование, до утра…
Но утром, как планировали в штабе, капитан Орехов с задания не вернулся. Разведчики, которые доставили его в назначенное место у линии фронта, доложили, что после того, как они расстались, начался сильный обстрел, и капитан невдалеке от мотоцикла был схвачен немцами.
– Но как бы там ни было, – рассуждали в штабе, – а пакет находится сейчас в руках противника – хоть возле мотоцикла успел его капитан оставить, хоть вместе с ним попал в плен. Жаль только вот капитана – удалой был парень...
– А за парня вы не волнуйтесь, – спокойным голосом произнёс Ватутин. – Жизнь его вне опасности.
Все с сомнением поглядели на командующего.
– Уверяю вас в этом, – убеждённо добавил Ватутин. – Вот увидите: вопреки всему, вернётся живым наш капитан Орехов. Вернётся и до самого Берлина с песнями дойдёт! – Ватутин чему-то улыбнулся, продолжил: – А у нас с вами, товарищи, вот какие сейчас должны быть думки – поверят или не поверят немцы нашей карте, пойдут ли по ложному следу…
Но уже на следующий день стало ясно, что немцы поверили. Поверили и в результате попали в расставленные Ватутиным сети. Злобно огрызаясь, бросая на разбитых, раскисших дорогах технику и раненых, враг отчаянно пытался вырваться из образовавшегося под Корсунем «котла»...
В этой неразберихе капитану Орехову, у которого немцы намеревались выпытать важные для себя сведения, удалось бежать.
Но до своих он добрался не сразу…
ЗАСАДА
Близился конец февраля 1944 года. После разгрома врага под Корсунем (эту битву её участники по праву называют «украинским Сталинградом»), наши войска ещё увереннее стали продвигаться к западным границам Советского Союза. Однако не всем удалось дойти до заветного рубежа…
Из письменного донесения члена Военного совета Первого Украинского фронта генерал-майора Крайнюкова К.В. Верховному Главнокомандующему СССР т. Сталину (№1568 от 1.03.1944 года)
Тов. Сталину
Докладываю о происшествии с генералом армии Ватутиным.
29 февраля 1944 года, возвращаясь из штаба тринадцатой армии вместе с тов. Ватутиным в составе четырёх машин и личной охраны в количестве 10 человек в 18.50 при въезде в северную окраину д. Милятин, что в 18 км южнее Гоща, подверглись нападению бандитов…
При перестрелке тов. Ватутин был ранен.
Все меры по вывозу раненого Ватутина из района нападения приняты.
Характер ранения: сквозное пулевое правого бедра с переломом кости. По предварительному заключению хирурга Тринадцатой армии ранение относится к категории тяжёлых…
О том, что между Ровно и Славутой, куда направлялся командующий фронтом Н.Ф.Ватутин, действуют вооружённые банды украинских националистов, в штабе 1-го Украинского фронта, конечно же, знали и в связи с этим надлежащие меры по охране Ровенского шоссе были приняты, однако, чтобы поскорее добраться до Славуты, в штаб 60-й армии, Ватутин решил свернуть с шоссе на просёлочную дорогу. Миновав несколько безлюдных селений, при подъезде к Милятину автомобили наткнулись на засаду бандеровцев…
Силы были неравными, решили отходить. Пока охрана отстреливалась, раненному командующему наскоро была сделана перевязка и, сначала на машине, затем на случайно встретившихся санях, он был вывезен на Ровенское шоссе. Здесь раненого переложили в подошедшую санитарную машину, которая доставила его в госпиталь г. Ровно…
ДЕЛО НАШЕ ПРАВОЕ…
В первые часы после ранения, по пути следования в Ровенский госпиталь, рядом с Ватутиным неотлучно находился генерал-лейтенант Крайнюков. Он видел, с каким трудом раненый сдерживает стоны, пытался приободрить его разговорами о скорой победе над фашистами.
– А почерк-то у них одинаковый… – прерывисто дыша, сказал вдруг Ватутин.
– У кого? – не понял Крайнюков. Ему показалось, что командующий начал впадать в забытьё, бредит.
– Я ведь в гражданскую… – помедлив с ответом, начал Ватутин, – с махновцами имел дело… Воевал и с бандами Беленького… Тактика у них такая же подлая, как и у бандеровцев. Устроить засаду, напасть из-за угла… А нападают они подобно гадюке – укусят и тотчас в расщелину…
Ватутин прикрыл веки, задумался. Ему вспомнился случай из детства, когда на меловой горе он, десятилетний мальчишка, отважно пошёл навстречу гадюке… Тогда с ним был его оберег – Белогорово колечко…
– А капитана Орехова, – приподнялся с подушки Ватутин, – как вернётся, обязательно наградим… Большое дело, благодаря ему, мы провернули.
– Наградим, Николай Фёдорович, обязательно наградим, – успокаивая командующего, сказал Крайнюков. – Орденом Красной звезды.
– И чтобы ни в коем случае не посмертно, – тихим, но строгим голосом приказал Ватутин и тут же забылся…
И приснился ему сон.
Заходит он к деду Григорию в курень – сам вроде мальчишка, а на плечах генеральские погоны. Дед почтительно поклонился ему, говорит: «Я так и знал, Микола, что станешь ты генералом. Бороду вот только надо тебе отрастить и будешь вылитый генерал Скобелев».
Тут заходит в курень учитель Николай Иванович. «Коля, – говорит он, – а чего это у тебя одна нога обутая, а другая босая?» – «Так у меня, Николай Иванович, вот эта нога мёрзнет, а вот эта огнём горит», – отвечает Коля. – «Э-э… – покачал головой учитель. – У тебя, я вижу, сильное ранение…» Подошли они с дедом к Коле поближе, стали осматривать рану. «Товарищ генерал, а оберег-то ваш где был, когда вас ранило? Вы что – потеряли его?» – «Никак нет, – отвечает Коля. – Я его ради важного дела отдал капитану Орехову». – «Понятно, – говорят они. – Ради важного дела не то что оберег, жизнь свою не жалко отдать».
Тут дед Григорий погладил Колю по голове, после чего Ватутин очнулся. Всё ещё находясь под впечатлением сна, негромко произнёс:
– А дело наше, дедушка, правое. Разве мы на кого руку поднимем, если нас не тронуть…
КАПИТАН ОРЕХОВ
Когда капитан Орехов наконец-то добрался до своих, первое, что он услышал, – это была новость о ранении командующего.
«Вот тебе и оберег… – мелькнула мысль в голове капитана. – Мне-то он жизнь сохранил, а вот Николаю Фёдоровичу – пуля досталась…»
Капитану сказали, что командующий фронтом находится в Киеве, в госпитале, и что к нему никого не пускают. А капитану так надо было увидеть Николая Фёдоровича, вернуть ему его оберег. Всякими правдами и неправдами выхлопотав себе трёхдневный отпуск, он поспешил в Киев. Но как ни упрашивал он врачей и медсестёр, в палату к Ватутину попасть ему не удалось. Тогда он завёл знакомство с военфельдшером сержантом Будаковым, но и тот, хотя и был вполне свойским добрым дядькой, ничем ему помочь не смог.
– Записку разве что передать, так это попробовать можно, – сказал он, – и то, если не будет в ней ничего такого, что может расстроить больного пациента.
– А вот это вместе с запиской сможешь передать? – вынув их холщового мешочка железное колечко, спросил капитан.
– Что это? – удивился фельдшер.
– Ватутин знает что, – коротко ответил капитан. – Передашь?
– Попытаюсь, – неопределённо пожал плечами фельдшер. – Хотя, должен я тебе сказать, предмет этот является источником инфекции. Не дай бог до начальства дойдёт…
– Да что ж вы тут все такие боязливые! – вспыхнул капитан.
– Ладно, попробую. Пиши записку.
Записка капитана Орехова.
Здравствуйте, товарищ генерал!
Николай Фёдорович!
Задание ваше выполнено. Я снова в строю. Колечко сохранил, также как и оно меня. Возвращаю его с благодарностью. Скорее выздоравливайте, будем вместе добивать Гитлера!
Капитан Алексей Орехов.
Попала ли эта записка, а также колечко-оберег в руки Ватутина, уехавший на фронт капитан так и не узнал. Он вскоре узнал другое: в ночь на 15 апреля 1944 года генерал армии Николай Фёдорович Ватутин скончался в Киевском госпитале…
ВСТРЕЧА У ПАМЯТНИКА
25 января 1948 года в Киеве, на месте захоронения Николая Фёдоровича Ватутина, состоялось торжественное открытие памятника талантливому полководцу. Множество киевлян и гостей города собрались в этот день в Мариинском парке на берегу Днепра.
Приехал в Киев и Алексей Орехов. Во время боёв за Берлин (дошёл-таки до фашистского логова, сбылись слова Ватутина!) он был ранен, но из боя не вышел. Штурмовал рейхстаг, с первой группой ворвался в имперскую канцелярию…
Теперь, стоя в парке у памятника генералу Ватутину, подполковник Орехов вспоминал слова командующего, сказанные ему перед уходом на задание: «Самое дорогое отдаю тебе – свой оберег. Сейчас ведь каждый из нас не о себе должен думать, а о нашей общей победе…»
И всё же куда оно делось, то железное колечко, оберег генерала Ватутина? Орехов оглянулся по сторонам и вдруг невдалеке увидел знакомое лицо. Татьяна Романовна! Он хотя и не близко, но знал её, так как был порученцем при штабе, а Татьяна Романовна Ватутина во время боёв за Украину находилась рядом с мужем. Орехов подошёл к ней, представился. Татьяна Романовна также узнала его.
– Алексей! Вот так встреча! – обрадовалась она.
– У меня есть вопрос к вам, Татьяна Романовна, – сразу же начал Орехов. – Уже четыре года я ищу на него ответ, а ответа нету…
Татьяна Романовна с удивлением посмотрела на него, затем негромко, извиняющимся тоном сказала:
– Алексей, а нельзя ли отложить это на завтра? Видите ли, в связи с открытием памятника Николаю Фёдоровичу меня пригласили принять участие в нескольких мероприятиях. Я буду целый день занята.
– Понимаю, – с сожалением кивнул головой Орехов.
– Вот и хорошо, – сказала Татьяна Романовна. – Давайте встретимся завтра около двух часов дня здесь же, возле Николая Фёдоровича.
На следующий день, задолго до назначенного времени, подполковник Орехов был в Мариинском парке. То и дело поглядывая на часы, он стоял у памятника, курил, задумчиво всматривался в гранитный лик генерала.
«Поди, до маршала дошёл бы, кабы в живых остался, – думал он. – Как пить дать, дошёл бы».
Ровно в два часа появилась Татьяна Романовна. Они поздоровались, несколько минут молча постояли у памятника.
– Ну, что ж, Алексей, – первой нарушила тишину Татьяна Романовна, – задавайте свой вопрос.
– Вопрос чуть позже, Татьяна Романовна, – сказал Орехов. – Прежде я должен рассказать о том, с чего всё началось. Помню, было это в конце февраля 1944 года, мы освобождали тогда правобережную Украину. Как-то среди ночи меня вдруг вызвали к командующему фронтом…
Алексей долго и обстоятельно рассказывал, зачем он понадобился вдруг командующему, о чём они говорили в ту ночь с генералом Ватутиным, что произошло затем на передовой… Рассказал он и о своём побеге из плена, о поездке в Киевский госпиталь.
– А вот теперь вопрос, Татьяна Романовна. Не известно ли вам, цело ли то колечко, и попало ли оно тогда в руки Николая Фёдоровича?
Татьяна Романовна долго молчала, затем открыла свою дамскую сумочку, вынула из неё знакомый Орехову холщовый мешочек.
– Вот оно, это колечко, – заметно волнуясь, наконец сказала она. – Оберег моего мужа. После того, как он был ранен, я всё время находилась рядом с ним в госпитале, только изредка отлучалась. В первые же дни я спросила его: «Как же такое могло случиться? Ты же всю войну был неуязвим… Не потерял ли ты свой оберег?» – «Нет, – отвечал он, – не потерял, но при мне его в тот день не было». – «Но почему?» – спросила я. «Так надо было, – отвечал он, – ради очень важного дела».
Я знала его характер, знала, что ради победы над врагом он готов был на самопожертвование, поэтому не стала больше лезть к нему с этим вопросом. Я только спросила: «А где же он сейчас есть, твой оберег? Покажи его мне». – «Сейчас не могу, – отвечал он, – но скоро ты его увидишь».
И незадолго до своей кончины слово своё Николай Фёдорович сдержал. Я увидела этот оберег.
– Передал всё-таки Будаков, – тихо сказал Орехов.
– Выходит, что да, – также тихим голосом подтвердила Татьяна Романовна, затем продолжила: – А когда я уходила из палаты, Николай Фёдорович сказал мне: «Таня, пускай это колечко побудет пока у тебя. Ты же видишь, пули тут над головой не свистят, снаряды не разрываются. А вот когда я выйду отсюда, тогда оно мне и понадобится, тогда и отдашь его мне. Я с ним до самого фашистского логова дойду!» Но повоевать ему больше не довелось…
Они с минуту помолчали.
– Татьяна Романовна, а не могли бы вы рассказать мне историю этого оберега? – спросил Орехов. – Когда я уходил на задание, Николай Фёдорович обещал мне по возвращении сам это сделать, но встретиться нам, к сожалению, уже было не суждено.
– Конечно, расскажу, – согласилась Татьяна Романовна. – Тем более, что обещание мужа я просто обязана выполнить. В общем, слушайте... Началась эта история давно, когда Коля ещё десятилетним мальчишкой был, ходил в деревенскую школу. Повёл их однажды учитель на меловую гору…
Всё, что знала о железном колечке, о богатырской кольчуге, о защитной силе оберега, рассказала Татьяна Романовна Орехову. Даже несколько отрывков из легенды о Белогоре наизусть прочитала. Орехов заворожённо слушал её. «Так вон оно что… – думал он. – Простое колечко, а сколько силы в нём…»
– Татьяна Романовна, а ведь кольчуга-то богатыря Белогора, я полагаю, была немаленькая. – Орехов развёл руки в стороны. – И когда она рассыпалась на отдельные колечки, то, наверное, не один десяток этих колечек достался народу. Как вы считаете?
– Видно, так оно и было, – отвечала Татьяна Романовна. – Даже больше скажу: если эти обереги передавались по наследству, то вполне возможно, что кто-то где-то хранит их по сей день, и скорей всего разошлись они по всей России.
– Вот поэтому и не может победить нас никто! – с уверенностью в голосе сказал Орехов. – Уж сколько веков с той поры прошло, каких только врагов на нашей земле не побывало, а мы – неуязвимы.
– Алексей, – обратилась вдруг к нему Татьяна Романовна, – а хотите, я подарю вам этот оберег?
Предложение было настолько неожиданным, что Орехов, не зная, что на это ответить, растерянно поглядел на жену генерала, несколько раз кашлянул.
– Я ведь не понаслышке знаю, что такое армия, – сказала Татьяна Романовна. – Больше двадцати лет прожила рядом с кадровым военным. Тревоги, опасности, бессонные ночи – чего только не было. А теперь я, – грустно улыбнулась она, – человек гражданский. Так что, товарищ подполковник, примите от меня этот подарок. Я думаю, он вам пригодится.
Она протянула смутившемуся от волнения офицеру железное колечко. И тут же, словно сговорившись, они оба одновременно повернули головы в сторону памятника. Жена генерала, казалось, хотела увидеть улыбку одобрения на лице мужа, а подполковник Орехов представил себе в эту минуту, как командующий фронтом обращается к нему со словами: «Помни, Лёша: колечко это – частица богатырской кольчуги и обладает оно великой защитной силой. Ради общего нашего правого дела я вручаю тебе его…»
– Спасибо, Николай Фёдорович, – поклонившись гранитному генералу, совсем не по-военному, вполголоса, ответил Алексей. Затем он обернулся к Татьяне Романовне, так же тихо повторил: – Спасибо.
– Спасибо и вам, заступникам нашей земли, – сказала Татьяна Романовна. – И за то, что вы сделали, и за то, что в будущем вам сделать доведётся.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вот на этом я и хотел закончить свою повесть, однако совсем недавно…
– Хотите, я познакомлю вас со своим двоюродным братом, Денисом? – услышал я как-то от одного из знакомых журналистов на встрече, посвящённой Дню защитника отечества. – Он сотрудник ОМОНа, вернулся на прошлой неделе из командировки на Северный Кавказ, а вы, я слышал, собираете материал о людях, побывавших в «горячих точках». Денис много о чём может вам рассказать, он ведь не из газет, не по слухам знает, что там происходит…
Я с радостью согласился.
… Полгода пробыл боец ОМОНа сержант Денис Максименко в этой командировке. Он и его товарищи обеспечивали правопорядок на территории Ингушетии. Обезвреживали взрывные устройства, изымали боеприпасы, освобождали заложников, приходилось им и в бой вступать с опытными вооружёнными преступниками. И это далеко не всё, о чём довелось мне услышать от моего нового знакомого. Встречались мы с ним не один раз, и блокнот мой всё пополнялся и пополнялся новыми записями. Я периодически просматривал их – материала для задуманной книги набралось уже немало, пора было усаживаться за письменный стол.
– А вы верите в то, что люди бывают заговорённые? – во время последней встречи спросил меня вдруг Денис. – Ни пуля их не берёт, ни бандитский кинжал – верите?
– Конечно, верю, – не раздумывая, сказал я.
Денис оценивающе – нет ли притворства в моих словах? – посмотрел мне в глаза.
– На Кавказе, среди омоновцев, – продолжил он, – ходят слухи об одном очень отчаянном парне… Как его фамилия, не знаю, известен он больше как Санечка. Так вот, этот Санечка, говорят, и есть заговорённый. Из таких жутких переделок живым выходил, что все диву давались, подходили пальцем его потрогать: ты ли это, Санечка? Говорят, что он уже несколько лет находится там, можно сказать – прописан в этих горячих точках. И что удивительно – в самое пекло лезет и всё ему нипочём, словно кольчуга на нём какая волшебная… Представляете?
– Представляю, – убеждённо кивнул я головой и тут же во всех подробностях рассказал Денису историю, связанную с оберегом генерала Ватутина.
– Так, может, этот Санечка – внук того самого Орехова? – изумлённо поглядел на меня Денис.
– Может и внук, – сказал я, – хотя, как знать? Колечек-то Белогоровых не один десяток разошёлся по свету, а если так, то вполне возможно, что твой неуязвимый Санечка – далёкий потомок совсем другого человека. Да разве в этом суть? Главное, чтобы ради правого дела служили эти обереги людям.
Денис на минуту задумался.
– Скоро я снова буду в тех местах, – сказал он. – Может, узнаю фамилию того Санечки. А может, если повезёт, и повстречаюсь с ним…
– Удачи тебе, – пожал я ему на прощание руку.
Вячеслав Колесник (Белгород)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
