Пашке опять приснились лыжи – те самые, немецкие, – и он не выдержал. Вскочил с лавки, на которой спал, по-быстрому начал одеваться.
– Ма, я к Федьке.
– В такую-то рань? Да он, небось, и не проснулся ещё, Федька твой.
Мать топталась возле печи, пекла в чугунке бурак.
– Ты бы поснедал сперва, сынок. Бурак почти готов.
Она достала ухватом из печи чугунок, поставила его на загнетку, потыкала ножом куски бурака.
– Минут пять ещё. Подождёшь?
Учуяв духовитый запах, слезли с печки Колюня и Зинка. Колюня, усевшись за стол, взял большую деревянную ложку, другую ложку протянул сестре. Мать глянула на них, горько улыбнулась:
– И что за нетерпячка на тебя напала? – с недоумением спросила мать. – Что за срочность? На дворе такая холодина, а ему к Федьке приспичило бежать. Неужто подождать нельзя?
А вот подождать-то как раз Пашка и не мог. Когда ему в очередной раз приснились немецкие лыжи – лёгкие, с мягкими ремешками, с блескучими застёжками, обитые по краям металлической полосой – он твёрдо решил: только сегодня! Потому и засобирался с утра пораньше к дружку своему Фёдору. Они давно уже поговаривали о том, что неплохо было бы стащить у фрицев две пары лыж. Не раз они с завистью наблюдали, как немецкие солдаты легко и быстро скользили на них по снегу. У Пашки с Федькой тоже были лыжи, да разве такие, как у немцев? Самодельные, тяжёлые, выструганные из клёна… Они легко ломались, проваливались в снег. А у фрицев лыжи были пружинистые – свободно гнулись, выпрямлялись, и внизу, посерёдке, у них была выдолблена канавка. Да и палки – у Пашки с Федькой были из неструганной лещины, а у немцев – бамбуковые (невиданное в наших краях дерево!), с кольцами внизу.
Пашка выскочил на улицу, глотнул сухого морозного воздуха. Да, мать была права – холод на дворе стоял собачий.
«Ничего, это нам будет только на руку, – подумал Пашка, поглубже надвигая на голову отцовскую шапку. – Фрицы мороза боятся, без крайней надобности на улицу высовываться не станут. А лыжи свои они держат возле крыльца, вот мы их и…»
Заскочив в Федькину хату, Пашка перевёл дух, потёр рукавицей щёки. Тётки Марфы дома не оказалось, Федька был один. Выслушав друга, он деловито, без лишних слов начал собираться.
– Надо бы сухарей взять, – сказал он тихо, – а то мало ли чего…
– Ну и мороз нынче, – сказал Федька. – У меня прямо сопли из носа потекли.
– Ничего! – бодрым голосом произнёс Пашка. – Погода что надо – как раз для нашего дела.
И друзья вприпрыжку помчались к Митрохиной хате – там стояли на постое немецкие солдаты.
Лыжи, как и надеялся Пашка, стояли возле крыльца, прислонённые аккуратно, в ряд, к стене – пять пар.
– Надо себе какие получше выбрать, – шепнул Федька.
– Ты что – в магазине? – рассердился Пашка. – Схватим какие с краю и ходу отсюда!
– Тогда я себе две пары возьму, – сказал Федька. – Или, если дотащу – три.
– Зачем тебе столько? – удивился Пашка.
– Как это – зачем? Себе, брату Лёхе, а какие останутся, можно на еду выменять. Сколько можно голодать?
Загавкала Митрохина дворняга, Пальма. Мальчишки притихли, однако собака их узнала (свои, деревенские!) и тут же завиляла хвостом. Пашка с Федькой с минуту подождали, затем опрометью перескочили через низенький плетень, подбежали к крыльцу, схватили по две пары лыж и, пригнувшись, помчались с ними к ближайшему стогу сена. За стогом перевели дух.
– Я у них, у гадов, ещё и не то украду! – погрозил кулаком Федька. – Сапоги, например. Нехай босиком по снегу скачут, фрицы поганые!
– Видно будет, – сказал Пашка. – А теперь бежим вниз, к речке. Там, под мостиком их и спрячем.
– Ага, – согласился Федька. – А вечером заберём.
Спрятав лыжи, друзья начали обсуждать дальнейшие свои действия.
– Давай будем кататься на них по ночам, – сказал Федька, – чтоб никто не видел.
– Не, по ночам не годится, – не согласился Петька. – В темноте можно и ноги переломать. Лучше кататься днём подальше от деревни – в Куцей балке, например. Никому и в голову не придёт искать нас там.
На том и порешили: в Куцей балке. Надо только незаметно переправить туда лыжи.
– Переправим! – решительно сказал Федька. – Замаскируемся, вот и всё!
И весело болтая, в предвкушении катания на настоящих лыжах, мальчишки бодро зашагали в сторону деревни.
А в деревне между тем начался большой переполох – немцы обнаружили пропажу. По улице с криком бегали полицаи, слышались беспокойные голоса баб. Во дворе у Митрохи раздался выстрел – убили Пальму.
– Бежим до моей хаты! – предложил Федька. – Погреемся хоть.
И только мальчишки подскочили к крыльцу, как следом за ними во двор вошли два полицая. Друзья обмерли.
– Чего по холоду дома не сидите? – хватая Федьку за шиворот, гаркнул полицай с рыжими, заиндевевшими на морозе усами. – Где мать?
– А что случилось? – с тревогой поглядев на мальчишек, спросила рыжеусого Федькина мать. – Что ищете?
– Лыжи у немцев кто-то спёр, – хрипло сказал другой полицай. – Может, твой? – с силой толкнул он прикладом в спину притихшего Федьку.
– Да вы что? Да разве он полезет к немцам? – запричитала испуганная женщина. – Да он сроду чужого не возьмёт.
– «Возьмёт, не возьмёт…» – выходя из хлева и ёжась от холода, проворчал усатый. – Начальство разберётся! Обмануть немцев никому ещё не удавалось. Верно? – заглянул он в глаза Пашке. Затем, недобро улыбаясь, полицай резко двинул мальчишку в плечо, ехидно спросил:
– А неплохо было б на немецких лыжах покататься, да?
Испуганный Пашка хотел уж было кивнуть головой, да вовремя взял себя в руки, робким голосом ответил:
– Не знаю…
– Ну, глядите, краснопузые! Ежели что – виселица!
И полицаи, громко ругаясь, вышли со двора. Впереди у них был хлопотный день. Обер-лейтенант Штольц приказал во что бы то ни стало найти похитителей лыж. Он рвал и метал, и была у него на то серьёзная причина. Полчаса тому назад по рации ему пришло важное сообщение: «В районе вашей дислокации обнаружена разведгруппа советских лыжников. Срочно организуйте преследование и ликвидацию группы». Штольц поднял своих людей, приказал всем стать на лыжи. Но тут выяснилось, что они куда-то исчезли, осталась одна пара. Штольц пришёл в бешенство – преследование противника стало невозможным, приказ выполнить не удалось. Его ждали крупные неприятности.
А между тем, испугавшиеся мальчишки, посовещавшись, решили избавиться от украденных лыж. Едва начало смеркаться, они осторожно спустились к реке, забрали из своего тайника лыжи и, подбежав к ближайшей проруби, пустили их под лёд. А наутро в деревне появились два немецких солдата с овчаркой. Но похитителей найти им не удалось. Крутилась собака и возле речки, вынюхивала что-то у проруби, однако за день там столько перебывало народу, что собачий нос оказался бессилен определить нужный запах. И немцы с овчаркой уехали из деревни.
А вскоре, недели через две, под натиском наших войск из деревни поспешил убраться и обер-лейтенант Штольц со своими лыжниками. Вслед за ними смылись и полицаи, и Пашка с Федькой наконец-то облегчённо вздохнули. Да оно и понятно. Всё это время рыжеусый полицай не давал им покоя: он словно знал, что похищение лыж – дело их рук. Встречая на улице мальчишек, катающихся на самодельных, неуклюжих лыжах, он подманивал к себе раскрасневшегося от мороза Пашку, ехидно посмеивался:
– А всё-таки немецкие лыжи лучше твоих…
Или, заглядывая в глаза Федьке, спрашивал:
– Слышь, может тебе принести бамбуковые палки? Тебя ведь ни разу ими по спине не охаживали?
Но теперь всё это осталось позади. Село от захватчиков было освобождено, и над колхозной конторой, как и до войны, заалел советский флаг. Здесь же, в конторе, и разместился полковой штаб, куда со своими нуждами стали обращаться пережившие оккупацию местные жители. Пашка с Федькой собирались уж было признаться, рассказать матерям, кто украл у немцев лыжи, да передумали, решили повременить. А потом и вовсе об этом происшествии позабыли.
Как вдруг…
– Сынок, ты, случайно, ничего на днях не натворил? – взволнованным голосом спросила как-то мать Пашку. С утра она ходила на подлесок раздобыть сушняка и только что зашла в хату.
– А что? – поднялся Пашка с лавки.
– В штаб тебя вызывают, вот что. Тебя и Федьку.
– Зачем?.. – голос Пашки чуть дрогнул.
Никакой вины за собой он, вообще-то, не чувствовал, однако… Однако, чего только не произошло за последнее время, всего и не упомнишь…
– Ма, давай я сперва намелю муки, а потом пойду, – как можно спокойней сказал Пашка, ставя на стол ручную крутилку. – Я ведь обещал.
– Ох, горе ты моё, – вздохнула мать. – Когда ж ты ума наберёшься?
Она подбросила в печь несколько сухих палок, поставила на стол деревянную миску с пригоршней ржаного зерна.
– Мели, чего уж там, а то я сама не смогу – рука что-то ноет. Видать, на погоду.
Крутил ручку Пашка медленно, то и дело останавливаясь. Мать даже прикрикнула на него:
– Заснул ты, что ли? В штабе ведь долго ждать не станут!
По дороге в штаб мальчишки оживлённо разговаривали, строили догадки, зачем они понадобились военным начальникам. Но так ничего и не придумав, они в полной растерянности предстали перед часовым, стоящим на крыльце бывшей колхозной конторы. Часовой, задав им несколько вопросов, приоткрыл входную дверь, крикнул посыльному:
– Петренко! К товарищу майору двое пацанов!
Майор оказался вполне добродушным дядькой, он даже напоминал чем-то Пашкиного отца – ходил по штабной хате, постукивая валенок о валенок, курил цигарку, стряхивая мизинцем в снарядную гильзу пепел.
– Ну, здорово, орлы! – усаживаясь за стол, сказал он чуть хрипловатым, простуженным голосом. Затем, с минуту порывшись в бумагах, спросил:
– Зовут-то вас как?
– Пашка и Фёдор, – ответил за себя и за друга Федька.
– Хорошо, – улыбнулся майор. – А теперь скажите-ка мне вот что. Недели три назад кто-то из местных жителей украл у немцев лыжи. Вы не могли бы мне помочь установить эти личности?
Пашка с Федькой переглянулись.
– Дед Кузьма, который топит у нас в штабе печь, – продолжил майор, вставая из-за стола, – имена этих людей мне назвал. Но я бы хотел, чтобы они сами… чтобы… – Майор, стараясь скрыть улыбку, начал закуривать. – В общем, факт воровства установлен и отпираться, я думаю, нет смысла.
– Так мы ж… у немцев, – дружно выдохнули похитители лыж.
– Вот и отлично! – похлопал их по плечу майор. – Молодцы! Вы своим геройским поступком так помогли нашим разведчикам! Если бы немцы встали на лыжи и бросились за ними в погоню, вполне могла бы сорваться наша боевая операция.
– Да мы просто хотели на этих лыжах… – начал было Пашка.
– Петренко! – позвал вдруг посыльного майор.
Вошёл Петренко. Они отошли в сторону, о чём-то пошептались.
– Слушаюсь, товарищ майор! Я мигом!
И через минуту посыльный уже выставлял из вещмешка на стол две банки тушёнки, буханку хлеба, с десяток кусков колотого сахара. Пашка с Федькой догадались, что всё это богатство предназначается им, и у них потекли слюнки.
– Это вам награда за смелый поступок! Молодцы! – сказал майор. И они с посыльным снова уложили продукты в вещевой мешок. – Дома поделите.
По улице Пашка с Федькой шагали молча. Мешок с наградными продуктами нёс Федька. Он же первый и сказал:
– Вот мои обрадуются! С голодухи как бы руку мне вместе с едой не оттяпали…
– Мои тоже, – сказал Пашка. – Особенно сахару будут рады. – Он вдруг остановился, взял Федьку за рукав:
– Федь, а я вот о чём думаю: настоящие мы с тобой герои или нет? Мы ведь лыжи украли для себя, чтобы покататься…
– Ну и что? Всё равно ж немцам навредили! – сказал Федька, протягивая другу вещмешок. – Держи, твоя очередь нести.
И мальчишки молча зашагали дальше, утопая валенками в свежевыпавшем чистом снегу.
Вячеслав Колесник
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
