Антология военной поэзии 75-летию Победы в Великой Отечественной войне посвящается. Часть 2-я
Юрий ИНГЕ
1905 – 1941
Родился в посёлке Стрельна близ Петербурга. Участвовал в боевых походах балтийских кораблей против белофиннов, в десантных операциях (зима 1939–1940 года). 22 июня 1941 года застает Ю. Инге в Таллине. Он пишет стихотворение «Война началась», которое в тот же день передает радио Ленинграда. 28 августа 1941 года фашисты торпедировали корабль «Вальдемарас», который затонул во время перехода из Таллина в Кронштадт. Ю. Инге находился на его борту. В этот день газета «Красный Балтийский флот» напечатала его последнее стихотворение. Юрия Инге знали и ненавидели гитлеровцы. Впоследствии в освобождённом Таллине были обнаружены документы гестапо, — имя Инге значилось в списке заочно приговоренных к смерти.
***
Придёт пора: заплесневеет порох, Потухнет злоба, мир изменит вид, И всё, что нынче побеждало в спорах, Лишь в сказках превосходство сохранит.
Наступит день, и, может быть, мой правнук Закончит дело, начатое мной, И наших дней торжественную правду Он назовёт последнею войной.
Не зная, как на поле битвы горек Вкус бьющей горлом крови и слюны, Он подойдёт бесстрастно, как историк, К неповторимым ужасам войны.
Всё это взяв как массу перегноя, На коем мир спокойствие воздвиг, Он всё сегодня конченное мною Использует как первый черновик.
Наступит день — и труд мой, как основа Или чертёж, понадобится дням, Я мысль свою, завёрстанную в слово, Как эстафету в беге передам.
И потому мы побеждаем в спорах, Что вместе с песней в будущем стоим. Придёт пора... Но нынче нужен порох, Сегодня он вдвойне необходим. 1933
***
Гранитный дом снарядами пронизан, Навылет — окна, этажи — насквозь, Как будто смерть взобралась по карнизам И через крышу вколотила гвоздь.
Торчали кверху рёбра перекрытий По вертикали срезанной стены, И мир житейских маленьких событий Стоял открытым с внешней стороны.
Руины вдруг разрушенного быта, Судьба людей теперь уже не в них; Дом был как в чьей-то спешке позабытый, На полуслове прерванный дневник.
И мёртвых тел обугленная масса Ещё валялась в разных этажах, И неизвестной женщины гримаса Рассказывала, что такое страх.
Она лежала, свесясь головою, Над чёрной бездной битого стекла, Она повисла вдруг над мостовою И закричать, наверно, не смогла.
Её лицо, забрызганное кровью, Уже лишилось линий и примет, Но, как живой, стоял у изголовья Её весёлый, радостный портрет.
И всем, кто видел скрюченное тело, Казалось вдруг, что женщина тепла, Что карточка от ужаса темнела, А мёртвая смеялась и жила.
Ноябрь 1940
ПРОБИЛ ЧАС
Наши пушки вновь заговорили,
Пробил час. Мы выступили в бой!
Мерно лаг отсчитывает мили,
Чайки вьются низко над водой.
И родимой Балтики просторы
Бороздят эскадры кораблей.
Миноносцы, лидеры, линкоры
По волнам проходят без огней.
Враг настигнут меткостью зениток
И поспешно заметает след,
Всё длиннее бесконечный свиток
Наших замечательных побед.
Каждый слог оперативной сводки
Дышит мощью точного огня,
Лижет море перископ подлодки,
Гордое спокойствие храня.
Грозного похода якорь выбран,
Дым войны над Балтикой опять,
Бьют орудья главного калибра.
Пробил час. Врагу несдобровать!
22 июня 1941
ТРАЛЬЩИКИ
Седое море в дымке и тумане,
На первый взгляд такое как всегда,
Высоких звёзд холодное мерцанье
Колеблет на поверхности вода.
А в глубине, качаясь на минрепах,
Готовы мины вдруг загрохотать
Нестройным хором выкриков свирепых
И кораблям шпангоуты сломать.
Но будет день… Живи, к нему готовясь,—
Подымется с протраленного дна,
Как наша мысль, достоинство и совесть,
Прозрачная и чистая волна.
И потому мы, как велит эпоха,
Пути родного флага бережём,
Мы подсечём ростки чертополоха,
Зовущегося минным барражом.
Где бы противник мины ни поставил —
Всё море мы обыщем и найдём.
Согласно всех обычаев и правил,
Мы действуем смекалкой и огнём.
В морских просторах, зная все дороги,
Уничтожаем минные поля.
Свободен путь. Звучи, сигнал тревоги,
Дроби волну, форштевень корабля.
1941
ОСТРОВ «Н»
Словно птица над островами,
Гордо реет багровый флаг,
И могуч укреплённый нами
Прибалтийский архипелаг.
Это грозные цитадели
Неприступных советских вод,
Здесь сегодня бои кипели,
Задыхаясь, строчил пулемёт.
Не прорваться к заливам нашим,
Не пробиться на материк,
Грозен залп корабельных башен,
И остёр краснофлотский штык.
И глядят на врага сурово
Амбразуры бетонных стен,—
Что ж, пускай попытаются снова
Взять атакою остров «Н».
Натыкаясь во тьме на скалы,
С каждым часом бандиты злей.
Это место кладбищем стало
Протараненных кораблей.
Снова мёртвая зыбь диверсий
И воздушных боёв пора,
Бьют без промаха, прямо в сердце,
Краснофлотские снайпера.
И когда говорят орудья
И дрожат голоса сирен,
На защиту покоя грудью
Подымается остров «Н».
В клочьях пены, огня и дыма
Тонет трижды отбитый враг.
Славный остров стоит нерушимо,
Гордо реет багровый флаг.
1941
Хазби КАЛОЕВ
1921 – 1943
Родился в ауле Байком (Северная Осетия). Писал на осетинском и на русском языках. В начале Великой Отечественной войны со студенческой скамьи ушёл в армию. 8 июля 1943 года командир танка Хазби Калоев погиб на Курской дуге, в бою под Белгородом. Похоронен в селении Красная Поляна Обоянского района Курской области.
ххх
Что прожил – не достойно сожаленья,
Как водопад, что орошает дол.
Я, может, завтра должен пасть в сраженье,
Но только гордо – камнем – как орёл!
Я лиру там, в горах своих, оставил -
Уж не припомню – какова на вид -
И, как орёл, крыла свои расправил
И жду мгновенья – буря налетит!
***
В свежих росах
день не показался.
Вран голодный
кружится вдали.
После боя я в живых остался -
Плачу и целую грудь земли.
Не стони – душа переболела...
Выпас весь – покошен наповал.
Лишь моё мальчишеское тело
Ливень пуль кошмарный миновал.
Не стони, земля, на лихолетье!
На востоке – день красноволос!
С листьев росы стряхивает ветер,
И кроваво светят капли рос...
1943
Перевод с осетинского Н. Карпова
Давид КАНЕВСКИЙ
1916 – 1944
Родился в городе Лохвице на Полтавщине. Учился на историческом факультете Харьковского университета имени А.М. Горького. На Великую Отечественную войну ушёл добровольцем, был корреспондентом армейских газет «Мужество» и «Советский пилот». Почти все фронтовые стихотворения Каневского написаны на русском языке. 26 декабря 1944 года капитан Давид Каневский, выполняя задание редакции, погиб в воздушном бою над Будапештом.
«Если ночью вышел в час тревоги…»
Если ночью вышел в час тревоги,
Ты иди и не гляди назад.
Будет ветер звать нас у дороги,
Будет простирать к нам руки сад.
Вся земля пойдёт к тебе на помощь,
Дождиком приветит горячо,
Сладкий дым жилища — только вспомнишь —
Как родной, обнимет за плечо.
Не поддайся ни тоске, ни горю —
Память душу плавит, только тронь.
Видишь, звёзды блещут на просторе?
То не звёзды — пушечный огонь.
Ты иди и твёрдым будь, как камень,
Пусть огни рассвета далеки.
Честь отцов, их заревое знамя —
Лучшее наследье — сбереги.
По земле пройди дорогой боя,
Так, как должно, — из конца в конец.
Пусть не разлучается с тобою
Лишь победа. Помни: ты — боец.
1941
Февраль
Снег, снега… В полях бушует вьюга —
Ещё сильны законы февраля.
Но погляди: воспрянула земля
От Севера до солнечного Юга.
Огня и льда преодолев преграды,
Немецкой чёрной злобе вопреки,
Идут вперёд железные полки,
Плывут к Днепру знамена Сталинграда.
1943
Фатих КАРИМ
1909 – 1945
Родился в семье муллы в деревне Аитово Уфимской губернии. В 1941 году ушёл на фронт рядовым солдатом-сапёром. Впоследствии стал офицером. В годы войны выходят в свет два сборника его стихов — «Любовь и ненависть» (1943), «Мелодия и сила» (1944). Пал смертью храбрых незадолго до победы на подступах к Кенигсбергу. 19 февраля 1945 года в Восточной Пруссии Фатих Карим был дважды ранен, но продолжал командовать взводом. Лишь третья снайперская пуля сразила поэта насмерть. Похоронен в братской могиле города Багратионовска Калининградской области.
За счастье Родины моей
Наутро будет грозный бой. Мне сердце говорит само, Что, может, я сейчас пишу своё последнее письмо.
Наутро будет шквал огня. В окошко малое сейчас на солнце красное гляжу я, может быть, в последний раз.
Я буду сокрушать врага и как поэт, и как солдат. А коль погибну, жизнь мою мои детишки повторят.
Останется весь вешний мир – благоуханные сады, и на полянах меж цветов мои останутся следы.
Не надо плакать надо мной… Ведь это словно песню спеть – за счастье Родины своей на поле боя умереть. 1942
Моросит и моросит
Беспросветно дождь осенний моросит и моросит. Милый друг раскинул руки, губы стиснул и молчит.
Что погибнет мой товарищ, я не думал, не гадал. От немецкой вражьей пули на разведке он упал.
От дождя намокли спины. Все товарищи молчат. Только скорбные лопаты в яме глинистой стучат.
Эта страшная работа нам куда как не легка: под молоденькой сосёнкой мы хороним паренька.
Молча мы могилу роем, ветер стонет и свистит, да осенний мелкий дождик моросит и моросит. 1942
Моя серая шинель
Я шинелью во сне укрываюсь — Так тепла, и мягка, и плотна. А когда на врага я бросаюсь, Превращается в крылья она.
Пусть войною её опалило, В ней прошел я сквозь море огня: Мне отчизна шинель подарила, Окрылила, как сына, меня. 1943
Луна услыхала
Я поздней ночью шёл в разведку, как тишина по тишине, и, через холм переползая, сказал с досадою луне:
Зачем ты светишь так, луна? Тут не гулянье, а война.
Луна, наверно, услыхала тот шёпот мой издалека, а то иначе отчего бы она ушла за облака?.. 1944 Перевод Я. Смелякова
Леварса КВИЦИНИА
1912 – 1941
Родился в селе Атара, Очемчирского района, Абхазской АССР. В 1938 году поступил в Литературный институт им. Горького. Работал в редакции газеты «Апсны Капш», был ответственным секретарем Союза писателей Абхазии. Погиб в 1941 году в самом начале Великой Отечественной войны, сражаясь на границе (в районе Белостока) в составе пограничного отряда.
«Ты хлопотливо бродишь по двору…»
Ты хлопотливо бродишь по двору
Или грустишь, лишась покоя, мама?
Ты в полдень, перед сном и поутру
Всё сына ждёшь с тоскою, мама?
Счастливый, я обрёл бы крепкий сон,
Когда бы знал, что ты здорова, мама,
И, если б весть принёс мне почтальон,
Я ожил бы душою снова, мама.
О, знать бы, что сейчас, когда цветёт
Весь мир, — проходишь ты по саду, мама,
Или спокойно полешь огород, —
Как сердце сына было б радо, мама!
Вот на струнах лежит твоя рука —
Под пальмой в жаркую погоду, мама,
Поёшь ты… И видны издалека
Дымок и трубы парохода, мама.
Цела ли вишня посреди двора,
Где мы сидели каждый вечер, мама?
А кипарис близ дома? Всё ль с утра
С ним спорит говорливый ветер, мама?
Взгляни — с портрета в комнате моей
Твой сын по-прежнему смеётся, мама…
Ты не горюй о нём и слёз не лей —
С победой он к тебе вернётся, мама!
1941
Перевод Б. Лейтина
Павел КОГАН
1918 – 1942
Родился в Киеве. В 1936 году поступил в Институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), в 1939 году перешёл в Литературный институт им. Горького, продолжая заочно учиться в ИФЛИ. Когда началась Отечественная война пытается попасть в армию, но получает отказ, так как по состоянию здоровья был снят с учёта. Поступает на курсы военных переводчиков, окончив которые едет на фронт. Назначается переводчиком, потом помощником начальника штаба стрелкового полка по разведке. 23 сентября 1942 года лейтенант П. Коган, возглавлявший разведгруппу, был убит у сопки Сахарная Голова под Новороссийском.
ГРОЗА
Косым,
стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза.
И, громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну.
И вниз. К обрыву. Под уклон.
К воде. К беседке из надежд,
Где столько вымокло одежд,
Надежд и песен утекло.
Далёко,
может быть, в края,
Где девушка живёт моя.
Но, сосен мирные ряды
Высокой силой раскачав,
Вдруг задохнулась
и в кусты
Упала выводком галчат.
И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
И снова тишь.
И снова мир,
Как равнодушье, как овал.
Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал!
1936
ххх
Нам лечь, где лечь, И там не встать, где лечь. .................................... И, задохнувшись «Интернационалом», Упасть лицом на высохшие травы. И уж не встать, и не попасть в анналы, И даже близким славы не сыскать. Апрель 1941
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
(из романа в стихах)
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.
Они нас выдумают снова -
Сажень косая, твёрдый шаг -
И верную найдут основу,
Но не сумеют так дышать,
Как мы дышали, как дружили,
Как жили мы, как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах.
Мы были всякими, любыми,
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили,
Ревнуя, мучаясь, горячась.
Мы были всякими. Но, мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумают мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И всё-таки пробьёмся мы!
Но людям Родины единой,
Едва ли им дано понять,
Какая иногда рутина
Вела нас жить и умирать.
И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
Я – патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...
И где ещё найдёшь такие
Берёзы, как в моём краю!
Я б сдох как пёс от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы ещё дойдём до Ганга,
Но мы ещё умрём в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
1940-1941
Арон КОПШТЕЙН
1915 – 1940
Родился в Очакове (Херсонская губерния, Российская империя). Добровольцем ушёл на фронт во время советско-финляндской войны 1939—1940. Погиб 4 марта 1940 года в районе Суоярви (Финляндия) на петрозаводском направлении при попытке вынести тело раненого однополчанина и друга — сокурсника по ИФЛИ, раненого Н. Отраду.
Поэты
Я не любил до армии гармони,
Её пивной простуженный регистр,
Как будто давят грубые ладони
Махорочные блёстки жёлтых искр.
Теперь мы перемалываем душу,
Мечтаем о театре и кино,
Поём в строю вполголоса «Катюшу»
(На фронте громко петь воспрещено).
Да, каждый стал расчётливым и горьким:
Встречаемся мы редко, второпях,
И спорим о портянках и махорке,
Как прежде о лирических стихах.
Но дружбы, может быть, другой не надо,
Чем эта, возникавшая в пургу,
Когда усталый Николай Отрада
Читал мне Пастернака на бегу.
Дорога шла в навалах диабаза,
И в маскхалатах мы сливались с ней,
И путано-восторженные фразы
Восторженней звучали и ясней!
Дорога шла почти как поединок,
И в схватке белых сумерек и тьмы
Мы проходили тысячи тропинок,
Но мирозданья не топтали мы.
Что ранее мы видели в природе?
Степное счастье оренбургских нив,
Днепровское похмелье плодородья
И волжский нелукавящий разлив.
Ни ливнем, ни метелью, ни пожаром
(Такой её мы увидали тут) —
Она была для нас Тверским бульваром,
Зелёною дорогой в институт.
Но в январе сорокового года
Пошли мы, добровольцы, на войну,
В суровую финляндскую природу,
В чужую незнакомую страну.
Нет, и сейчас я не люблю гармони
Визгливую, надорванную грусть.
Я тем горжусь, что в лыжном эскадроне
Я Пушкина читаю наизусть,
Что я изведал напряженье страсти,
И если я, быть может, до сих пор
Любил стихи, как дети любят сласти, —
Люблю их, как водитель свой мотор.
Он барахлит, с ним не находишь сладу,
Измучаешься, выбьешься из сил,
Он три часа не слушается кряду —
И вдруг забормотал, заговорил,
И ровное его сердцебиенье,
Уверенный, неторопливый шум,
Напомнит мне моё стихотворенье,
Которое ещё я напишу.
И если я домой вернуся целым,
Когда переживу двадцатый бой,
Я хорошенько высплюсь первым делом,
Потом опять пойду на фронт любой.
Я стану злым, расчётливым и зорким,
Как на посту (по-штатски — «на часах»),
И, как о хлебе, соли и махорке,
Мы снова будем спорить о стихах.
Бьют батареи. Вспыхнули зарницы.
А над землянкой медленный дымок.
«И вечный бой. Покой нам только снится…»
Так Блок сказал. Так я сказать бы мог.
1940
Борис КОСТРОВ
1912 – 1945
Родился в Петербурге. В 1934 году поступил учиться в Рабочий литературный университет имени А. М. Горького, работал в редакции районной газеты «За колхоз» (г. Остров Псковской области). Вернувшись в 1937 году в Ленинград печатался в журналах «Резец», «Звезда», «Ленинград». В 1941 году вышел первый сборник стихов поэта «Заказник». 24 июня 1941 года добровольцем ушёл на фронт, участвовал в боях на Волховском, Калининском фронтах, в Карелии. Был трижды ранен. В 1943 году направлен в танковое училище, участвовал в боях в составе войск Прибалтийского фронта. 11 марта 1945 года при штурме г. Крейцбурга (Восточная Пруссия) командир самоходки Б. Костров получил тяжёлое ранение. Умер 14 марта 1945 года. Похоронен в братской могиле на центральной площади г. Крейцбурга (ныне посёлок Енино Багратионовского района Калининградской области).
У ПЛЕТНЯ
Ну что же, прощай,
И коня вороного
Ко мне подведи от плетня,
Я скоро вернусь,
И у камня седого
В долине ты встретишь меня.
Никто, моя радость,
Тебя не осудит —
Ни добрый, ни злой человек,
Обнимемся, что ли,
Как близкие люди,
И будем друзьями навек.
Я скоро вернусь,
Но зачем ты прикрыла
Глаза голубые? Рассвет…
Ведь ты же сама
И коня напоила,
И в гриву вплела горицвет.
1941
У МОГИЛЫ БОЙЦОВ
Отдав салют,
Товарищей останки
Торжественно мы предали земле,
И по команде
Боевые танки
Пошли вперёд к сверкающей заре.
И я подумал вслух:
Не на чужбине —
Под сенью звёзд далёких и родных
Друзья лежат…
Когда-нибудь долине
Присвоят имя одного из них.
1941
ххх
Пусть враг коварен — Это не беда. Преград не знает русская пехота. Блестят штыки, Грохочут поезда, К победе рвутся вымпелы Балтфлота.
А в небе, Сделав круг и высоту Набрав, вступают в бой орлы. И сразу Мы слышим сердца учащённый стук, Но действуем — спокойно, По приказу.
Мы знаем всё, Что нет таких врагов, Чтоб волю русских преклонить и скомкать. Мы — это мы. Да будет наша кровь Такой же чистой и в сердцах потомков. 1941 ?
Перед подъёмом
Проснулись, курим, седой Дым гоним прочь от глаз. У каждого под головой В траве — противогаз.
Такое утро, что и сон Не в сон, как говорят... Сейчас, наверно, почтальон Порадует ребят.
Он каску снимет. Голубой Прижмёт к виску платок. Сверкает солнце над землёй, Как медный котелок.
И слышно, как бежит ручей, Как листья шелестят, И с полотенцем на плече Идёт к реке комбат.
А над туманною водой Такая синь и тишь, Что, разгоняя дым рукой, О прожитом грустишь. 1944
ххх
Такой, как все, — в треухе, полушубке,
Не по годам заросший бородой, —
Шутил солдат. А дым валил из трубки,
И он его отмахивал рукой…
И говорил раздельно и негромко:
«Ну разве, други, в том моя вина,
Что русская беспечная девчонка
В меня под Омском где-то влюблена.
Спасенья нет от писем и открыток,
От самых веских в многоточьях строк…
У юности всегда большой избыток
Душевных чувств, догадок и тревог.
Спасенья нет! А началось всё просто:
Пришла посылка… Экая беда!
Но если б я, примерно, был Матросов,
Тогда понять всё можно без труда.
А то — сапёр!..» Все улыбнулись. Мирно
Горел костёр. Дул южный ветерок.
Смолистый пень в сугробе, как мортира,
Стоял. И ночь трубила в лунный рог.
Преодолев молчанье, выпив водки,
Он встал: пора! Снег падал с высоты.
Вздохнули все. Но он пошёл по тропке
Ломать мостам железные хребты.
1944 Восточная Пруссия
ххх
Солдатское солнышко — месяц,
Осенняя чёрная ночь…
Довольно. Подохнешь без песен,
Не нам воду в ступе толочь.
Любовь стала проще и строже,
А ненависть трижды сильней.
За тех, кто до этого дожил,
Как пили отцы наши, — пей!
Нелёгок наш путь, не изведан,
Но кто, мне скажите, когда
Сказал, что приходит победа
В терновом венке без труда?
Нам жить — не тужить! Но без песен
Душа ни к чему не лежит.
Солдатское солнышко — месяц
Над нашей землянкой горит.
1945
Борис КОТОВ
1909 – 1943
Родился в селе Пахотный угол Тамбовской губернии. В 1931 году переезжает в Горловку (Донбасс), работает счетоводом на шахте, выступает со стихами в газетах «Кочегарка», «Социалистический Донбасс», альманахе «Литературный Донбасс». По состоянию здоровья был невоеннообязанным, но весною 1942 года ушёл на фронт добровольцем, стал минометчиком в одной из стрелковых частей. 29 сентября 1943 года погиб при форсировании Днепра. За воинский подвиг, совершённый в последнем бою, Сержанту Борису Александровичу Котову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
ххх
В полночь холодно, в полдень жарко.
Ветер хочет всю пыль смести.
Остаётся рабочий Харьков
Вехой, пройденной на пути.
Войны слева и войны справа,
В центре — смертная карусель.
И задумчивая Полтава
Перед нами лежит, как цель.
Плач старухи и крик девчурки
На развалинах изб стоит,
Я завидую нынче Шурке,
Что в Донбассе ведёт бои.
28 августа 1943
Василий КУБАНЁВ
1921 – 1942
Родился в селе Орехово Землянского уезда Воронежской губернии (ныне Касторненский район Курской области). 22 июня 1941 года пишет заявление о добровольном вступлении в армию. В августе того же года направлен в Борисоглебскую авиашколу, где учился на стрелка-радиста. Умер от воспаления лёгких 6 марта 1942 года.
ххх
По полю прямому
В атаку идут войска,
Штыки холодеют,
Колотится кровь у виска.
Из дальнего леса,
Из тёмного леса — дымок.
Один покачнулся,
К земле прижался и лёг.
— Товарищ, прости нас,
Чуток полежи, погоди,
Придут санитары,
Они там идут позади.
— Я знаю. Спасибо.
Ребята, вот эту шинель
Потом отошлите
В деревню на память жене.
А кончится битва —
Солдат не судите чужих.
Прошу, передайте:
Я с ними боролся за них.
1940
Михаил КУЛЬЧИЦКИЙ
1919 – 1943
Родился в Харькове. Работал плотником и чертёжником, затем поступил на филологический факультет Харьковского университета. В 1939 году перевёлся на второй курс Литературного института им. Горького (семинар И. Сельвинского). Стихи писал на русском и украинском языках. В начале войны добровольцем ушёл в армию, был направлен в пулемётно-миномётное училище. В декабре 1942 года уехал на фронт. 19 января 1943 года командир миномётного подразделения младший лейтенант М. Кульчицкий погиб в бою под Сталинградом.
САМОЕ ТАКОЕ
(Поэма о России)
Русь! Ты вся — поцелуй на морозе.
Хлебников
1. С ИСТОКА ВОСТОКА
Я очень сильно
люблю Россию,
но если любовь
разделить
на строчки —
получатся — фразы,
получится
сразу:
про землю ржаную,
про небо про синее,
как платье.
И глубже,
чем вздох между точек…
Как платье.
Как будто бы девушка это:
с длинными глазами речек в осень,
под взбалмошной причёской
колосистого цвета,
на таком ветру,
что слово…
назад…
приносит…
И снова
глаза
морозит без шапок.
И шапку
понёс сумасшедший простор
в свист, в згу.
Когда степь
под ногами
накре —
няется
набок
и вцепляешься в стебли,
а небо —
внизу.
Под ногами.
И боишься
упасть
в небо.
Вот Россия.
Тот нищ,
кто в России не был.
ххх
Я вижу красивых вихрастых парней,
Что чехвостят казённых писак.
Наверно, кормильцы окопных вшей
Интендантов честили так.
И стихи, что могли б прокламацией стать
И свистеть, как свинец из винта,
Превратятся в пропылённый инвентарь
Орденов, что сукну не под стать.
Золотая русская сторона!
Коль снарядов окончится лязг,
Мы вобьём в эти жерла свои ордена,
Если в штабах теперь не до нас.
1941
ххх
Мечтатель, фантазёр, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
Вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: лейтенант
Звучит «налейте нам»,
И, зная топографию,
Он топает по гравию.
Война ж совсем не фейерверк,
А просто — трудная работа,
Когда —
черна от пота —
вверх
Скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
До мозга костей промёрзших ног
Наворачивается на чоботы
Весом хлеба в месячный паёк.
На бойцах и пуговицы вроде
Чешуи тяжёлых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
С ежедневными Бородино.
26 декабря 1942 Хлебниково — Москва
ххх
Пусть, если у лётчика бомб не хватит, он вытащит книгу мою из ватника и, бережно разорвав на страницы, сбросит русской метелью над прусской границей. 1941
ххх
Граната шалая и пуля шальная. И когда прижимаемся, «мимо» — моля, Нас отталкивает, в огонь посылая, Наша чёрная, как хлеб, земля.
Адель КУТУЙ
1903 — 1945
25 мая 1942 года ушёл добровольцем в Красную армию. Воевал в составе 75-го отдельного гвардейского миномётного дивизиона на Западном и Донском фронтах. За отличие в Сталинградской битве награждён медалью «За отвагу». Затем воевал на Брянском фронте в должности адъютанта командира 3-й гвардейской миномётной бригады. В 1944 году гвардии младший лейтенант стал военным корреспондентом фронтовой газеты «Красная Армия» на татарском языке. Зимой 1945 года, участвуя в Висло-Одерской операции, Адель с танкистами прошёл путь от Вислы до Одера. При этом сильно простудился, но продолжал выезжать на передовую и делать репортажи, пока его состояние резко не ухудшилось. Его эвакуировали в эвакогоспиталь № 2606 города Згеж (Польша), где 16 июня 1945 года он скончался от острой формы туберкулёза лёгких. Похоронен на воинском участке городского кладбища (могила № 35).
УТРЕННИЕ ДУМЫ
Мне из окопа видно озерко. Игра лучей становится живее. Как вдохновенье, солнце высоко! Я думаю о нём, благоговея.
Как я люблю, весенний Ленинград, Твоих проспектов гордое сиянье, Бессмертную красу твоих громад, Рассветное твоё благоуханье!
Вот я стою, сжимая автомат, И говорю врагам я в день весенний: – Вы слышите сирени аромат? Победа в этом запахе сирени!
Что может сделать самый чёрный враг, Когда здесь даже ночью мрак неведом? Как звонок белой ночью каждый шаг! Не такова ли музыка победы?
Красноармейцы двинулись в поход, За танками стремятся пушки следом,– В доспехах боя истина идёт. Не таково ли торжество победы?
Насытить глаз и сердце не могу, Хочу я вдосталь дивом насладиться. Я русскую столицу берегу, Чтобы жила татарская столица.
1942 Перевод с татарского С. Липкина
Алексей ЛЕБЕДЕВ
1912 – 1941
Родился в Суздале. В 1927 году Лебедевы переехали в Иваново. Мечта о море заставила его поехать на Север, поступить матросом. После трёхлетнего плавания на судах Севрыбтреста и торгового флота вернулся в Иваново. В 1933 году ушёл служить на флот. Был радистом, подводником. Учился в Высшем военно-морском краснознаменном училище им. Фрунзе (Ленинград). В 1939 году вышел сборник стихотворений поэта «Кронштадт», в 1940 году — «Лирика моря». Накануне войны закончил училище. С первых дней войны — на боевых кораблях Балтики. В ноябре 1941 года подводная лодка Л-2, на которой поэт служил штурманом, наскочила на мину при выполнении боевого задания в Финском заливе. Весь экипаж лодки погиб.
Перед походом
Мы вместе курили, дул ветер осенний, Уже холодела вода, И серые тучи над нами висели, И плыли над морем года.
Трещал пулемёт над пустынным заливом, Кричали в выси журавли. Они улетали на юг торопливо От грозной балтийской земли.
Хотелось раскрыть исполинские крылья И ринуться в дальний простор, Лететь, ссыпаемым солнечной пылью, Над синими гребнями гор.
Лететь, разрывая завесы тумана, Ломать горизонта кольцо, Чтоб пламенный ветер широт океана С размаху ударил в лицо.
Окончена трубка и высыпан пепел, Команда по вахтам идёт. И грохот по клюзу стремящейся цепи Уже предвещает поход.
Сигналы трепещут на мачтах треногих, Горит боевая заря. Пред нами ведущие к славе дороги, Союза большие моря.
1940
ххх
Рокочут военные трубы, И ты отпустила грехи... О, милые, горькие губы И позднею ночью стихи... Упрямой мечтой одноверца, Всю долгую ночь напролёт Я слышу, как буйствует сердце И кровь говорит и поёт...
18.08.1941
Тебе
Мы попрощаемся в Кронштадте У зыбких сходен, а потом Рванётся к рейду серый катер, Раскалывая рябь винтом.
Под облаков косою тенью Луна подёрнулась слегка, И затерялась в отдаленье Твоя простёртая рука.
Опять шуметь над морем флагу. И снова, и суров и скуп, Балтийский ветер сушит влагу Твоих похолодевших губ.
...И если пенные объятья Назад не пустят ни на час И ты в конверте за печатью Получишь весточку о нас —
Не плачь, мы жили жизнью смелой, Умели храбро умирать, — Ты на штабной бумаге белой Об этом можешь прочитать.
Переживи внезапный холод, Полгода замуж не спеши, А я останусь вечно молод Там, в тайниках твоей души.
А если сын родится вскоре, Ему одна стезя и цель, Ему одна дорога — море, Моя могила и купель.
Август 1941
На дне
Лежит матрос на дне песчаном, Во тьме зелёно-голубой. Над разъярённым океаном Отгромыхал короткий бой, А здесь ни грома и ни гула... Скользнув над илистым песком, Коснулась сытая акула Щеки матросской плавником... Осколком лёгкие пробиты, Но в синем мраке глубины Глаза матросские открыты И прямо вверх устремлены. Как будто в мёртвенном покое, Тоской суровою томим, Он помнит о коротком бое, Жалея, что расстался с ним.
1941
ххх
Ты ждёшь меня, ты ждёшь меня,
Владеет сердцем грусть,
И по стеклу, кольцом звеня,
В твоё окно стучусь.
Звезда холодная, блести,
Гляди сюда в окно,
Ты не грусти, ты не грусти —
Я мёртв уже давно.
В зеленоватой мгле пучин
Корабль окончил бег,
И там лежу я не один,
И каждый год как век.
Не внемлю, как года бегут,
Не внемлю ничего,
Кораллы красные растут
Из сердца моего.
И те, кто гибнет на волне
В тисках воды тугих,
Они идут сюда, на дно,
Чтоб лечь у ног моих.
1941
ххх
Метёт позёмка, расстилаясь низко,
Снег лижет камни тонким языком,
Но красная звезда над обелиском
Не тронута ни инеем, ни льдом.
И бронза, отчеканенная ясно,
Тяжёлый щит, опёртый о гранит,
О павших здесь, о мужестве прекрасном
Торжественно и кратко говорит.
1941
Всеволод ЛОБОДА
1915 – 1944
Родился в Киеве. В 1930 году переехал в Москву. В 1932–1934 годах на Мытищинском вагоностроительном заводе редактировал многотиражку «Кузница». Работал в журнале «Высшая техническая школа». В 1935 году поступил в Литературный институт им. Горького. В первые месяцы войны работал на радио, осенью 1941 года ушёл на фронт. Был пулемётчиком, артиллеристом, воевал под Ленинградом и Старой Руссой, под Великими Луками и в Прибалтике. Служил в 150-й стрелковой Идрицкой дивизии, некоторое время работал в дивизионной газете. Убит 16 октября 1944 года под городом Добеле в Прибалтике при прорыве обороны на реке Айвиексте.
Начало
Лес раскололся тяжело, Седой и хмурый. Под каждым деревом жерло Дышало бурей...
Стволам и людям горячо, Но мы в азарте. Кричим наводчикам: «Ещё, Ещё ударьте!..»
Дрожит оглохшая земля. Какая сила Ручьи, и рощи, и поля Перемесила!
И вот к победе прямиком За ротой рота То по-пластунски, то бегом Пошла пехота.
Партизан уходит в разведку
Неприятель прорвался к Дону.
Сталью вытоптаны поля,
Заскрипели возы бездомных,
По дорогам степным пыля.
Над гремящей землёй томится
Темнота. Ни луны, ни звёзд.
Как пылает твоя станица,
Ночью видно за много вёрст.
Уходя с боевым отрядом
За реку, где ярится враг,
На пожарище долгим взглядом,
Сжав поводья, глядит казак.
Где вчера ещё цвёл пригорок —
Яма круглая — смерти след.
Дым сраженья сер и горек,
Но другого исхода нет.
Ветер голосом человека
Тихо стонет в ветвях ракит.
Задыхаясь, как после бега,
Командиру казак твердит:
«Я стреляю довольно метко,
И отточен, востёр клинок…
Отпустите меня в разведку…
За беду посчитаться срок…»
Командир отвечает: «С богом,
поезжай». Погоди немного,
Мы добьёмся погожих дней, —
Утро вечера мудреней!
В трудном деле станичник весел;
На плечо автомат повесил,
Снарядился в опасный путь
Ради завтрашних лёгких песен,
Чтобы ровно дышала грудь.
…Громыхнула зенитка где-то.
Пронеслась на восток ракета,
Завиляла хвостом летучим
И упала, шипя, в залив,
На мгновенье донскую тучу
Смертным, синим огнем залив.
1942
«Солдатские дороги…»
Солдатские дороги,
Коричневая грязь,
С трудом волочишь ноги,
На климат разъярясь.
Лицо твоё багрово —
Холодные ветра
Сговаривались снова
Буянить до утра.
Набухла плащ-палатка,
Лоснится под дождём.
На то ноябрь. Порядка
От осени не ждём.
Боец, идёшь куда ты
И думаешь о ком?
Шрапнельные снаряды
Свистят над большаком.
А где же дом, в котором
Просох бы да прилёг?..
За голым косогором
Не блещет огонёк.
Тебе шагать далече —
Холмов не перечтёшь,
Лафет сгибает плечи,
А всё-таки идёшь.
Ведут витые тропы,
Лежат пути твои
В траншеи да в окопы,
В сраженья да в бои.
Шофёр потушит фары
Под вспышками ракет…
На западе пожарам
Конца и края нет.
Кричит земля сырая:
— Спеши, боец, вперёд.
Орудием карая
Того, кто села жжёт!
От гнева — дрожь по коже,
Солёный пот на лбу;
Ногам легко, и ноши
Не чуешь на горбу.
И греет жарче водки
Нас воздух фронтовой.
И радостные сводки
Рождает подвиг твой.
Солдатские дороги
Придут издалека
К домашнему порогу
Со славой на века.
1943
ххх
Не плачь, Днипро, тебя мы не забыли
И, отступая, видели во сне
Хмельницкого на вздыбленном коне —
Он звал к победе, встав из древней были.
И вот сбылось неслыханное счастье.
Встречай нас, Киев! Шляхом боевым
К Днепру пришли разгневанные части,
Чтоб окреститься именем твоим.
1944
ПОГИБ ТОВАРИЩ
Во вражьем стане цели он разведал,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Читал статью про скорую победу,
И вдруг —
разрыв,
и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник,
серебристые медали.
А лейтенанту было
двадцать лет…
Берёт перо,
согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо выплескивая разом,
Он говорит:
«Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах своё утопит горе,
Покуда мы,
крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии,
под елью исполинской,
На скате безымянной высоты.
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов,
как яркая корона,
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глаза цветы,
ещё живые,
От латышей — сынку — сибиряку…
И гордость вспыхнет в сердце
и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
1944
Геннадий Красников
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
