Антология военной поэзии 75-летию Победы в Великой Отечественной войне посвящается. Часть 3-я
Виктор ЛУЗГИН
Погиб на фронте в 1945 году.
Вступление
Фронтовая старая тетрадка
Кровью перемочена в бою.
Как упрямства русского разгадку,
Я тебя огласке предаю.
Воскреси задымленные даты,
Допиши сегодня до конца
Светлый облик русского солдата
До последней черточки лица.
Встанет он не витязем из сказки,
Побывавшем тыщу раз в боях.
С автоматом, в запылённой каске,
В кирзовых армейских сапогах.
***
Коль выйдет так, что полем боя
Идти придётся сквозь огни,
Давай условимся с тобою
На все последующие дни:
Во-первых, в трудный час разлуки
Не проливать ненужных слёз
И не ломать, закинув, руки
Над русым ворохом волос.
И, во-вторых, чтоб трезво, грубо
О всех невзгодах мне писать,
В час одиночества чтоб губы
С тяжёлым всхлипом не кусать.
Нет, лучше, губы сжав упрямо,
Превозмогая в сердце дрожь,
Пошли мне, право, телеграмму,
Что любишь, что с тоскою ждёшь.
Пусть будет малость безрассудно:
Но там, за далью, за войной.
Я буду знать, как в жизни трудно
Быть неприкаянной одной.
В землянке средь снегов ночуя,
Из боя вновь шагая в бой,
Я буду, устали не чуя,
Идти, чтоб встретиться с тобой.
Командир эскадрильи
Окно… Из марли занавеска, Тесовый старый табурет. Сидит за столиком комэска И молча смотрит на портрет.
Собрав между бровей морщины, Чуть-чуть прищурив левый глаз, Видавший сто боёв мужчина — О чём он думает сейчас?
О чём мечтает, что он хочет, Что он решит не торопясь? А на него безусый лётчик Глядит с портрета, чуть смеясь.
Глядит курносый мокрогубик, Глядит весёлый, озорной… В петлице только первый кубик, И два полёта за спиной
**
Далёкий сорок первый год.
Жара печёт до исступленья.
Мы от границы на восход
Топтали вёрсты отступленья.
Из деревень, в дыму, в пыли,
Шли матери, раскинув платы.
Чем мы утешить их могли,
Мы, отступавшие солдаты?
Поля, пожары, пыль дорог,
Короткий сон под гулким небом,
И в горле комом, как упрёк,
Кусок черствеющего хлеба.
1945
Николай МАЙОРОВ
1919-1942
Родился в семье ивановского рабочего. Окончив школу, поступил на исторический факультет МГУ, с 1939 года стал посещать поэтический семинар в Литературном институте им. Горького. Летом 1941 года вместе с другими московскими студентами роет противотанковые рвы под Ельней. В октябре его просьба о зачислении в армию была удовлетворена. Политрук пулемётной роты Николай Майоров был убит в бою на Смоленщине 8 февраля 1942 года. Похоронен в деревне Баренцево, недалеко от Гжатска.
***
Когда умру, ты отошли
письмо моей последней тётке,
зипун нестираный, обмотки
и горсть той северной земли,
в которой я усну навеки,
метаясь, жертвуя, любя
всё то, что в каждом человеке
напоминало мне тебя.
Ну, а пока мы не в уроне
и оба молоды пока,
ты протяни мне на ладони
горсть самосада-табака.
1937
***
Я не знаю, у какой заставы Вдруг умолкну в завтрашнем бою, Не коснувшись опоздавшей славы, Для которой песни я пою. Ширь России, дали Украины, Умирая, вспомню... И опять — Женщину, которую у тына Так и не посмел поцеловать. 1940
Мы
Это время
трудновато для пера.
Маяковский
Есть в голосе моём звучание металла.
Я в жизнь вошёл тяжёлым и прямым.
Не всё умрёт. Не всё войдёт в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы –
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы – спросите жён!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображён.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф,
О людях, что ушли недолюбив,
Недокурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
Но время шло. Меняли реки русла.
И жили мы, не тратя лишних слов,
Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных
Да в серой прозе наших дневников.
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь раскрывалит ветру. Из ковша
Тянули воду полными глотками
И в женщину влюблялись не спеша.
И шли вперёд, и падали, и, еле
В обмотках грубых ноги волоча,
Мы видели, как женщины глядели
На нашего шального трубача.
А тот трубил, мир ни во что не ставя
(Ремень сползал с покатого плеча),
Он тоже дома женщину оставил,
Не оглянувшись даже сгоряча.
Был камень твёрд, уступы каменисты,
Почти со всех сторон окружены,
Глядели вверх – и небо было чисто,
Как светлый лоб оставленной жены.
Так я пишу. Пусть не точны слова,
И слог тяжёл, и выраженья грубы!
О нас прошла всесветная молва.
Нам жажда зноем выпрямляла губы.
Мир, как окно, для воздуха распахнут,
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И, как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек!»
***
Нам не дано спокойно сгнить в могиле —
Лежать навытяжку и приоткрыв гробы, —
Мы слышим гром предутренней пальбы,
Призыв охрипшей полковой трубы
С больших дорог, которыми ходили.
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждём приказа нового. И пусть
Не думают, что мёртвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
***
Мне только б жить и видеть росчерк грубый
Твоих бровей, и пережить тот суд,
Когда глаза солгут твои, а губы
Чужое имя вслух произнесут.
Уйди, но так, чтоб я тебя не слышал,
Не видел, чтобы, близким не грубя,
Я дальше б жил и подымался выше,
Как будто вовсе не было тебя.
***
Пусть помнят те, которых мы не знаем:
Нам страх и подлость были не к лицу.
Мы пили жизнь до дна и умирали
За эту жизнь, не кланяясь свинцу.
1941
Евгений НЕЖИНЦЕВ
1904-1942
Родился в Киеве. С пятнадцати лет начал работать. Был табельщиком, сторожем, конторщиком, подручным слесаря. Учился в Киевском политехническом институте. В июне 1941 года ушёл добровольцем в отряд народного ополчения, болезнь помешала ему отправиться на фронт. Умер в дни блокады Ленинграда 10 апреля 1942 года.
***
Пусть буду я убит в проклятый день войны,
Пусть первым замолчу в свинцовом разговоре,
Пусть… Лишь бы никогда не заглянуло горе
В твой дом, в твои глаза, в твои девичьи сны…
Пусть не осмелится жестокая рука
Черкнуть в письме, в скупой на чувства фразе,
Что ты в разорванном лежишь противогазе
И бьётся локон твой у синего виска…
1941
Николай ОВСЯННИКОВ
1918-1942
Родился в селе Зерцалы Ачинского района Красноярского края. В 1936 году поступил в Московский институт истории, философии и литературы (ИФЛИ). В студенческие годы занимался в литературном объединении при газете «Комсомольская правда». В июне 1941 года добровольцем ушёл на фронт, где был танкистом, помощником командира танкового батальона. Погиб в танковом сражении при селе Добринка под Сталинградом в 1942 году.
Май 1941 — Май 1942
В том мае мы ещё смеялись,
Любили зелень и огни.
Ни голос скрипок, ни рояли
Нам не пророчили войны.
Мы не догадывались, споря
(Нам было тесно на земле),
Какие годы и просторы
Нам суждено преодолеть…
Париж поруганный и страшный,
Казалось, на краю земли,
И Новодевичьего башни
Покой, как Софью, стерегли.
И лишь врасплох, поодиночке,
Тут бред захватывал стихи,
Ломая ритм, тревожа строчки
Своим дыханием сухим.
Теперь мы и строжей и старше,
Теперь в казарменной ночи
На утренний подъём и марши —
Тревогу трубят трубачи.
Теперь, мой друг и собеседник,
Романтика и пот рубах
Уже не вымысел и бредни,
А наша трудная судьба.
Она сведёт нас в том предместье,
Где боя нет, где ночь тиха,
Где мы, как о далёком детстве,
Впервые вспомним о стихах.
Пусть наша юность не воскреснет,
Траншей и поля старожил!
Нам хорошо от горькой песни,
Что ты под Вязьмою сложил.
1942
Николай ОТРАДА
1918-1940
Николай Отрада (настоящее имя Николай Карпович Турочкин). Родился в деревне Николаевка Воронежской губернии. В Сталинграде окончил среднюю школу-девятилетку. Поступил в Сталинградский педагогический институт. Осенью 1939 стал студентом Литературного института им. М. Горького. В декабре 1939 вместе с однокурсниками Сергеем Наровчатовым и другими ушёл добровольцем на финский фронт. 4 марта 1940 года под Суоярви попал в окружение, бросился на прорыв и был убит. Арон Копштейн, поэт, однокурсник и друг Н. Отрады, попытался вытащить тело товарища с поля боя, но на обратном пути погиб.
МИР
Он такой,
Что не опишешь сразу,
Потому что сразу не поймёшь!
Дождь идёт…
Мы говорим: ни разу
Не был этим летом сильный дождь.
Стоит только далям озариться —
Вспоминаем
Молодость свою.
Утром
Заиграют шумно птицы…
Говорим: по-новому поют.
Всё:
Мои поля,
Долины, чащи,
Солнца небывалые лучи —
Это мир,
Зелёный и журчащий,
Пахнущий цветами и речистый.
Он живёт
В листве густых акаций,
В птичьем свисте,
В говоре ручья.
Только нам
Нельзя в нём забываться
Так,
Чтоб ничего не различать.
……………………
Чтоб цвела земля во всей красе,
Чтобы жизнь цвела,
Гудела лавой,
Старое сметая на пути.
Ну, а что касается до славы —
Слава не замедлит к нам прийти.
1939
Эдуард ПОДАРЕВСКИЙ
1919 – 1943
Родился в Таганроге. Учился в Институте истории, философии и литературы (ИФЛИ) С начала войны — на оборонных работах, затем — курсант миномётной роты Смоленского пехотного училища в городе Сарапуле. Лейтенант-миномётчик Эдуард Подаревский погиб на фронте весной 1943 года.
***
Плыли блики в речке синей
Керосиновых кругов,
Разбегались в керосине
Переблески всех цветов.
Плыли радуг переблески,
А над речкой, на горе,
Тихо плыли перелески
В предзакатном январе.
И за эту ёлку-палку,
За речную тишь да гладь, —
Вдруг я понял — мне не жалко
Всё отдать. И жизнь отдать.
14 мая 1942
Юрий ПОЛЯКОВ
1920 – 1941
Жил в Ленинграде. В 14 лет на конкурсе юных дарований (март 1934 года) получил одну из первых премий и был направлен в Детский литературный университет, в котором занимался под руководством С. Я. Маршака. В 1937 году поступил на исторический факультет Ленинградского государственного университета. В июле 1941-го ушёл добровольцем на фронт в составе Народного ополчения и вскоре погиб.
Батарея
Царят над улицей неугомонной,
Жерло обратив к облакам,
Мортиры тяжёлые с бронзовым звоном
И гаубицы по бокам.
Колёса их врыты в обтёсанный камень,
Снегом белеют хребты,
Их пасти отверстые глохнут веками
От ржавчины и пустоты.
Но если проходят рядами литыми
Бойцы по крутой мостовой,
Внезапно и грозно встаёт перед ними
Орудий заржавленный строй.
Как будто бы снова военной трубою
Разбужена медная рать…
Так предки из гроба встают перед боем,
Чтоб мужеством нам помогать.
1939
Крузенштерн
На Неве в пароходном дыме
Стук лебёдок и скрип досок.
Там чернеет над мостовыми
Металлический островок.
Это сгустком чугунной лавы
Строгий памятник чётко встал…
Вам, отцу кругосветной славы,
Я завидую, адмирал!
Я хотел бы, всю ветошь скинув,
Юнгой быть на том корабле,
Что открыл просторы морские
Начинающей жить земле.
Но начертан нам новый жребий:
Бортовые огни горят,
Цепи стонут, и морем бредят
Меднорукие якоря.
И, завидуя славе нашей,
Словно в сердце вонзился терн,
Нам тяжёлой шляпой помашет
Мореплаватель Крузенштерн.
1940
Борис СМОЛЕНСКИЙ
1921 – 1941
Родился в Новохопёрске Воронежской области. С начала войны – на Карельском фронте в составе 2-й лёгкой стрелковой бригады Медвежьегорской оперативной группы. 16 ноября 1941 года погиб в бою под Медвежьегорском. Вместе с ним были утрачены рукописи фронтовых стихов и поэмы о Гарсии Лорке. Похоронен в посёлке Падун, где в настоящее время установлен памятный знак.
***
Я сегодня весь вечер буду,
Задыхаясь в табачном дыме,
Мучиться мыслями о каких-то людях,
Умерших очень молодыми,
Которые на заре или ночью
Неожиданно и неумело
Умирали,
не дописав неровных строчек,
Не долюбив,
не досказав,
не доделав…
***
А если скажет нам война: «Пора» —
Отложим недописанные книги,
Махнём: «Прощайте» — гулким стенам
институтов
И поспешим
по взбудораженным дорогам,
Сменив слегка потрёпанную кепку
На шлем бойца, на кожанку пилота
И на бескозырку моряка.
1939
Юрий СЕВРУК
1912 – 1944
Родился в Свердловске. Учился в Московском государственном университете. Перед войной — сотрудник журнала «Знамя». В 1941 г. добровольцем ушёл на фронт. Погиб 16 сентября 1944 г. под Выру (Эстония), выполняя задание редакции фронтовой газеты.
Журавли
Высоко над ямами и рвами
Раненой, истерзанной земли,
Вешний воздух бороздя крылами,
Через фронт летели журавли.
Словно стая наших самолётов
Проплыла равниной голубой,
Немцы из зенитных пулемётов
Прострочили небо над собой.
Не несёт весна удачи фрицам,
Дни идут, а наш напор жесток.
Вот и позавидовали птицам,
Их прямой дороге на восток.
Прямо к солнцу поднимаясь круто,
Вражьему огню наперерез,
Пронеслись, не изменив маршрута,
Вольные кочевники небес.
Улыбаясь, мы на птиц взглянули.
Не для них наш припасён свинец:
Немцу предназначенную пулю
В журавля не выпустит боец.
Пусть себе кочуют на свободе
И приветным криком говорят:
«С доброй вестью к вам весна приходит,
С доброй вестью журавли летят!»
От врага опять ушла добыча.
Скрылись в затуманенной дали,
Громко, торжествующе курлыча,
Трубачи победы — журавли.
19 апреля 1943
Георгий СУВОРОВ
1919 – 1944
Родился в селе Абаканском Енисейской губернии (ныне Красноярского края). Закончил Абаканский педагогический техникум, одновременно преподавал в сельской школе. В 1939 году поступил в Красноярский педагогический институт, но осенью был призван в армию. Прошёл путь от рядового до командира взвода противотанковых ружей, служил офицером связи, сотрудником дивизионной газеты. Первые месяцы войны провёл в рядах прославленной Панфиловской дивизии, был ранен в бою под Ельней, но с начала 1942 года снова в строю. После госпиталя, весной 1942 года, переведён под Ленинград, где командует взводом противотанковых ружей 45‑й гвардейской стрелковой дивизии и работает в дивизионной газете «За Родину». 13 февраля 1944 года гвардии лейтенант Георгий Суворов был смертельно ранен при отражении контратаки немецких танков на реке Нарове и 14 (по другим источникам, 13 или 18) февраля умер.
***
Сомкнулись ножницы огня
Как раз над нашими рядами.
Был день. Глазам не видно дня:
Перед глазами – мрак и пламя.
И вот пехота залегла.
В кривых траншеях закопалась.
Над нами – огненная мгла,
А в нас – иль робость, иль усталость…
В бою бывает всё. В бою
Всё по-другому ощутимо.
Три паренька во мгле встают,
Идут в волнах густого дыма.
Дзот зажимая с трёх сторон,
Они ползут… Уж близко… близко…
В растрескавшийся небосклон
Дзот мечет огненные брызги.
Но трое смелых – к брату брат.
Пожатье рук. Мгновенье. Роздых.
В руках крутая сталь гранат –
И дзот, гремя, взлетает в воздух.
Так, навсегда убив в груди
Свой страх, они кричат: «Эй! Кто там!
Вставай, братишки, проходи!»
И поднимается пехота.
***
Капитану Строилову
Спуская лодки на Неву, мы знали, Что немцы будут бить из темноты, Что грудью утолим мы голод стали И обагрим свинцовых волн хребты,
Что будут жадно резать пулемёты Струёю алой злую стену тьмы... Мы это твёрдо знали, оттого-то За левый берег зацепились мы.
И, оттеснив врага от волн полночных, Мы завязали с ним гранатный бой. Мы твёрдо знали. Да. Мы знали точно — Победу нам даёт лишь кровь и боль. <1943>
***
Полковнику Подлуцкому
Над лесом взмыла красная ракета, И дрогнуло седое море мглы. Приблизили багровый час рассвета Орудий воронёные стволы.
От грохота раскалывались тучи, То опускаясь, то вздымая вверх, Через Неву летел огонь гремучий — И за Невою чёрной смертью мерк.
И так всю ночь, не ведая покоя, Мы не гасили грозного огня. И так всю ночь за русскою Невою Земля горела, плавилась броня.
И так всю ночь: гремели батареи, Ломая доты за рекой во рву, — Чтоб без потерь, стремительней, дружнее Пехота перешла через Неву.
Чтобы скорее в схватке рукопашной Очистить дорогие берега, Чтоб, растопив навеки день вчерашний, Встал новый день над трупами врага. <1943>
Месть
Мы стали молчаливы и суровы. Но это не поставят нам в вину. Без слова мы уходим на войну И умираем на войне без слова.
Всю нашего молчанья глубину, Всю глубину характера крутого Поймут как скорбь по жизни светлой, новой, Как боль за дорогую нам страну.
Поймут как вздох о дорогом рассвете, Как ненависть при виде вражьих стад... Поймут — и молчаливость нам простят.
Простят, услышав, как за нас ответят Орудия, винтовки, сталь и медь, Сурово выговаривая слово: «Месть!» <1943>
СНАЙПЕР
Он такой же, как все,
Только глаз быстрей.
Видит так же, как все,
Только видит ясней.
Среди многих теней
Придорожных берёз
Выделяет одну
В человеческий рост.
Среди многих одну
Выделяет он.
И винтовка к плечу.
И курок взведён.
И над мушкою дым —
Соболиный хвост.
Грузно падает тень
В человеческий рост.
<1943>
***
Бушует поле боевой тревогой.
И вновь летит сегодня, как вчера,
Солдатское крылатое «ура!»
Своей воздушной, дымною дорогой.
И вновь солдат окопы покидает,
И через грязь весеннюю — вперёд,
В постылом свисте стали, в шуме вод
Ни сна, ни часа отдыха не зная.
Глаза опалены огнём и дымом,
И некогда поднять усталых глаз,
Чтобы за две весны боёв хоть раз
Всласть насладиться всем до слёз любимым.
Увидеть, как среди пустых воронок,
На уцелевшем пятачке земли,
Две стройные берёзки расцвели,
Как жизнь среди полей испепелённых.
Да. Это жизнь. Она к смертям привыкла.
Но всюду явно жизни торжество.
Она шумит зелёною листвой,
Как вечное вино, как сердца выкрик.
Она глядит и слушает с тревогой,
Как режет мрак крылатое «ура!»,
Как целый день сегодня, как вчера,
Мы падаем, а нас всё так же много.
<1943>
***
Пришёл и рухнул, словно камень, Без сновидений и без слов, Пока багряными лучами Не вспыхнули зубцы лесов,
Покамест новая тревога Не прогремела надо мной. Дорога, дымная дорога, Из боя в бой, из боя в бой... <1944>
***
Ещё утрами чёрный дым клубится Над развороченным твоим жильём. И падает обугленная птица, Настигнутая бешеным огнём.
Ещё ночами белыми нам снятся, Как вестники потерянной любви, Живые горы голубых акаций И в них восторженные соловьи.
Ещё война. Но мы упрямо верим, Что будет день, — мы выпьем боль до дна. Широкий мир нам вновь раскроет двери, С рассветом новым встанет тишина.
Последний враг. Последний меткий выстрел. И первый проблеск утра, как стекло. Мой милый друг, а всё-таки как быстро, Как быстро наше время протекло.
В воспоминаньях мы тужить не будем, Зачем туманить грустью ясность дней, — Свой добрый век мы прожили как люди — И для людей. <1944>
***
Полковнику Путилову
Есть в русском офицере обаянье. Увидишься — и ты готов за ним На самое большое испытанье Идти сквозь бурю, сквозь огонь и дым.
Он как отец — и нет для нас дороже Людей на этом боевом пути. Он потому нам дорог, что он может, Ведя на смерть, от смерти увести.
***
Мы тоскуем и скорбим, Слезы льём от боли... Чёрный ворон, чёрный дым, Выжженное поле...
А за гарью, словно снег, Ландыши без края... Рухнул наземь человек — Приняла родная.
Беспокойная мечта, Не сдержать живую... Землю милую в уста Мёртвые целуют.
И уходит тишина... Ветер бьёт крылатый. Белых ландышей волна Плещет над солдатом. <1944>
***
Леса и степи, степи и леса... Тупая сталь зарылась в снег обочин. Над нами — туч седые паруса, За нами — дым в огне убитой ночи.
Мы одолели сталь. Мы тьму прошли. Наш путь вперёд победою отмечен. Старик, как будто вставший из земли, Навстречу нам свои расправил плечи.
Мы видели, как поднял руку он, Благословляя нас на бой кровавый. Мы дальше шли. И ветер с трёх сторон Нам рокотал о незакатной славе. <1944>
Микола СУРНАЧЁВ
1917 – 1945
С 1941 в Красной Армии. Участвовал в обороне Кавказа, освобождении Беларуси, Украины, Румынии, Польши. Погиб в ночь на 20 апреля 1945 г. в Германии на подступах к Берлину. Награждён орденом Красной Звезды.
В истоптанном жите
Уже не поехать Бойцу молодому К знакомому лесу, К родимому дому.
Над ним пригасили Цветы свои краски, Обугленный колос Склоняется к каске.
Лежит он, как витязь, В истоптанном жите... Мать повстречаете — Не говорите.
Западный фронт, 1941 Перевод с белорусского Д. Ковалева
Михаил ТРОИЦКИЙ
1904 – 1941
Родился в Петербурге. Учился на архитектурном отделении Художественного промышленного техникума. Работал чернорабочим на ремонте мостов, на фабрике «Картонтоль», помощником машиниста на заводе «Большевик». Автор пяти сборников стихотворений. 4 июля 1941 года был призван в армию и направлен на курсы комсостава, после их окончания воевал строевым командиром. 22 декабря 1941 года командир миномётного взвода Михаил Троицкий погиб в бою за Ленинград в районе Невской Дубровки.
Опыт
Детский мир, ещё простой и плоский,
Медные фамилии квартир,
Диаграммы, аспидные доски,
Карты, открывающие мир.
Мальчику большое время снится.
Он ещё не спит, он влез на стул.
Двадцать оловянных пехотинцев
Встали перед ним на караул.
Над столом, на плоскости Европы,
Чёрные кружочки — города.
Так приходят знание и опыт,
Незаметные и навсегда.
Корабли в морях стоят на страже.
Армия огромна и сильна.
Жёлтые околыши фуражек.
Вот она, японская война!
Я глядел в лицо большой иконе,
Я читал слова молитв чужих.
Оловянные скакали кони,
В городе забытый мальчик жил.
Застревали зёрнышки гороха
В чёрном дуле детского ружья.
Адмиральский час в окошки грохал
В комнате? На карте? Где же я?
Как понятны знания и опыт,
Каждый возглас, каждый переход!
Контуры воюющей Европы —
Девятьсот четырнадцатый год.
За окном стоят большие здания
В сумрачном величии своём,
Те же плоскостные очертания,
Стены, потерявшие объём.
Может быть, тугие клубы грома,
Чёрный беспокойный телефон —
Первое понятие объёма,
Трудно проникающее в дом.
Февраль — июнь 1934
***
По-разному неслись мои года.
Я не пожалуюсь, что мог прожить иначе.
И вечно жадный, жаждущий и зрячий,
Я не боялся смерти никогда.
Я помню смерть, глядевшую угрюмо
На землю, что уходит из-под ног,
Но в простоте я никогда не думал,
Чтоб целый мир во мне погаснуть мог…
1936
***
Границу мы представляем кривой,
Окрашенной в красный цвет.
Кроме того, стоит часовой, —
А так ничего интересного нет.
За ней синеет такой же лес,
Так же стволы дубов черны.
Но часовой потерял интерес
К предметам чужой страны.
Он будет смотреть от куста до куста,
Но что ему этот вид!
Будет ходить и,
если устал,
Винтовку к ноге.
Стоит.
Как будто бы и ничего не грозит —
Всё тихо, застыло хоть на сто лет,
Но четыре патрона вошли в магазин,
Пятый сидит в стволе.
Но если ночью шаги заскрипят,
Ворохнётся лист или наст —
Уверенный выстрел тряхнет приклад,
И эхо его отдаст.
***
Вдоль проспектов глухо и слепо,
Спотыкаясь, идёт тишина.
Ветер замер, и ночь окрепла.
Над заводом темнеет она.
Но сочатся всю ночь над цехами
Сотни лампочек — жёлтых глаз.
И лежит в шкафу за резцами
Твой проверенный противогаз.
1941?
***
Застыли, как при первой встрече.
Стоят и не отводят глаз.
Вдруг две руки легли на плечи
И обняли, как в первый раз.
Всё было сказано когда-то.
Что добавлять? Прощай, мой друг.
И что надёжней плеч солдата
Для этих задрожавших рук?
1941
Иосиф УТКИН
1903 – 1944
Родился на станции Хинган, на Китайско-Восточной железной дороге, которую строили его родители. После рождения сына семья вернулась в родной Иркутск. Переехав в Москву, начал печататься в московских изданиях. Работал в «Комсомольской правде» завлитотделом. С начала войны ушёл на фронт, воевал под Брянском. В сентябре 1941 года, в бою под Ельней, был ранен осколком мины. Летом 1942 года вновь оказался на Брянском фронте — в качестве спецкора Совинформбюро, от газет «Правда» и «Известия». Участвовал в боях, совершая большие переходы с солдатами. Возвращаясь из партизанского края, 13 ноября 1944 года погиб в авиационной катастрофе. В руках И. Уткина в момент гибели был томик стихов М. Ю. Лермонтова. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 4).
Сестра
Когда, упав на поле боя — И не в стихах, а наяву, — Я вдруг увидел над собою Живого взгляда синеву,
Когда склонилась надо мною Страданья моего сестра, — Боль сразу стала не такою: Не так сильна, не так остра.
Меня как будто оросили Живой и мёртвою водой, Как будто надо мной Россия Склонилась русой головой!..
Если я не вернусь, дорогая...
Если я не вернусь, дорогая, Нежным письмам твоим не внемля, Не подумай, что это — другая, Это значит — сырая земля.
Это значит — дубы-нелюдимы Надо мною грустят в тишине. А такую разлуку с любимой Ты простишь вместе с Родиной мне.
Только вам я всем сердцем и внемлю. Только вами я счастлив и был: Лишь тебя и родимую землю Я всем сердцем, ты знаешь, любил.
И доколе дубы-нелюдимы Надо мной не склонятся, дремля, Только ты мне и будешь любимой, Только ты да родная земля!
Затишье
Он душу младую в объятиях нёс...
М. Лермонтов
Над землянкой в синей бездне И покой и тишина. Орденами всех созвездий Ночь бойца награждена.
Голосок на левом фланге. То ли девушка поёт, То ли лермонтовский ангел Продолжает свой полёт.
Вслед за песней выстрел треснет Звук оборванной струны. Это выстрелят по песне С той, с немецкой стороны.
Голосок на левом фланге Оборвётся, смолкнет вдруг... Будто лермонтовский ангел Душу выронит из рук... 1943
Пейзаж
Полей предвечерняя небыль,
Похода размеренный шаг;
Пыля, пробирается в небо
Войны бесконечный большак.
Белеет старинная церковь
Над тихой и мирной рекой.
На куполе медленно меркнет
Степного заката покой.
Но с мирной природою в споре,
Как грозного времени тень,
Чернеет народное горе
Спалённых войной деревень.
Чернеет и справа и слева…
И слышно, как там, впереди,
Огонь орудийного гнева
Горит у России в груди!
1943
Георгий УШКОВ
1918 – 1944
Жил в городе Баку. Окончил Бакинский институт языка и литературы. В апреле 1942 года призван в армию, окончив школу снайперов был направлен в 251-ю стрелковую дивизии, стал командиром снайперского взвода. Печатал свои статьи в дивизионной газете «За Родину». Воевал в Калининской и Смоленской областях, в Белоруссии, Прибалтике. Во время ожесточённых боёв за Витебск, за реку Лучёсу, написал стихотворение «Лучёса», посвящённое погибшим воинам 5-й, 33-й, 39-й армий за Лучёсу. 30 октября 1944 года погиб в бою, возвращаясь с задания по захвату «языка» на Литовской земле. Похоронен в д. Левкова (Литва). 29 октября 1944 года написал последние в своей жизни строчки:
Вечер пулемётами прострочен,
Бьётся дождь в палатку невпопад…
Что-то мне не спится этой ночью
Под осенний жёлтый листопад…
Лучеса
Тебя давно на карте я искал,
Полоска голубая среди леса —
Простая белорусская река
С красивым, строгим именем — Лучеса.
Мы на рассвете встали пред тобой.
Ты нас ждала, как может ждать невеста.
И мы вели здесь долгий, смертный бой,
Чтоб ты была свободною, Лучеса.
И в память тех, кто в росную траву
Упал, свой долг отдавши честно,
Я будущую дочку назову
Твоим прекрасным именем, Лучеса.
***
У нас уже с деревьев на ветру
Ковром шушинским пала позолота,
И голубой порошей поутру
Затягивает жёлтые болота.
Я гость здесь в этой хмурой стороне,
Но, солнечный товарищ мой далёкий,
Мне с каждым днём становятся родней
И эти непроезжие дороги,
И трупы сломанных войной берёз,
И боль ещё дымящихся развалин,
И дети в них, печальные до слёз,
И деревень старинные названья.
Товарищ мой, рассвет ещё далёк,
Кусочек неба звёздами украшен,
В немецкой фляжке тлеет фитилёк,
И жадно спят бойцы, устав на марше.
Ещё немало дней нам глину мять,
Шинелей не снимать в походе длинном, —
Чтоб в стороне чужой чужая мать
Меня, прижав к груди, назвала сыном.
2 октября 1943
Западный фронт
Иван ФЁДОРОВ
1913 – 1942
Родился в деревне Нежданово Старицкого уезда Тверской губернии. В 1928 году семья переехала в Ленинград. После окончания ФЗУ получил специальность столяра-краснодеревщика, работал на заводе имени Воскова, затем в мастерских Академии художеств. В мае 1941 года призван в армию. Войну встретил на Карельском перешейке. Солдат Иван Фёдоров погиб при форсировании Невы 5 сентября 1942 года.
1. ТАНКИ НОЧЬЮ
Меня разбудят громы. Я открою
Окно, увижу: вновь по мостовой
Ребристые идут гора с горою
Бок о бок… И увижу: вестовой
Идёт, высокий, статный, с донесеньем.
Так, родина, о славе возвестят
Сыны твои стальные в том весеннем
Ночном часу, когда поэты спят.
2. ВОДИТЕЛЬ ГРУЗОВИКА
Полотнищем обтянут кумачовым
И хвойными ветвями убран кузов.
Но чем водитель скроет след ночевок
В пути своём среди снегов и грузов?
От сна в кабине словно стал сутулей
И много старше… Что ещё заметим?
Правей руля, в стекле, пробитом пулей,
Дробится луч, — водитель свыкся с этим.
1. КОННИЦА
Был воздух чище влаги родниковой
(Два-три в году — так редки эти дни).
Шла конница, притуплены подковы
Об острые карельские кремни.
Когда прошли по-боевому споро
Два скорбных, неоседланных коня,
Я шапку снял — почтил бойцов, которым
Не довелось прожить такого дня.
1940
У РЕКИ
Левый берег в огне, а на правом
Пеплом кроются угли костра,
И связисты сквозь тьму к переправам
Тянут кабель, — работа быстра.
И, незримы, сползая по скатам,
Пробираются к лодкам стрелки.
Возвестит предрассветным набатом
Батарея о штурме реки.
Тишину разорвут на клочья
Всплески вёсел и гром пальбы.
Берег с берегом, мерясь мощью,
Водяные взметнут столбы.
Вспенят волны реки величавой
Мастера лобовых атак,
И рванутся в штыки у причалов,
И отхлынет, не выстояв, враг.
А связисты протянут кабель
Над водой и отправят весть:
Там, где буйствовал враг и грабил,
Жёг и рушил, — вершится месть.
Октябрь 1941
***
Дождями омытые тропы,
Деревья, шумящие гневно,
Листвы облетающей ропот
И залпы всенощно, вседневно.
Фашистские орды, лютуя,
Пусть метят кровавою метой
Лесные селенья, — вчистую
Расплатимся мы и за это.
Мы в битвах всенощных, вседневных,
Чем дальше, тем твёрже, упрямей.
Не видеть им родину гневных —
Россию — в позоре и сраме.
1941–1942?
Юрий Черкасский
1912 – 1944
Родился в Луганске, здесь начал трудовую жизнь в Луганском паровозостроительном заводе. Многие стихи Черкасского связаны с Луганском, с шахтёрским краем. Его имя звучало в плеяде молодых советских поэтов 30-х годов. До начала войны выпустил книги стихов «Стропила», «Отвага», «Жажда», «Лирика», «Мост». 8 февраля 1944 года в боях в Беларусии Юрий Черкасский погиб смертью храбрых. Его похоронили у скрещенья дорог. В военной спешке не до особых почестей, пышных речей и надгробий. Товарищи, не найдя ничего под рукой, на могильный холм положили острый обломок угля – как символ его шахтёрской родины.
Город
Квартал горел – там шёл смертельный бой, И дом наш бомбой вражеской расколот, Но всё же, – как нас тянет этот город, Где мы впервые встретились с тобой!
Там почернели худенькие клёны, Что мы растили, помнишь, у пруда, И заросли и опустели склоны, — Но всё же, – как мы тянемся туда!
Пусть он в обломках, тёмен и изранен, У нас в сердцах он песнею живёт, Всегда такой, как той весенней ранью, Очищенный от мелочных забот.
Он связан с нами сотнями примет, Нагорным парком, улицей Артёма, Грозой врасплох, когда померкнет свет И небо сразу вздрагивает громом.
И, обрывая цвет на васильках, Весёлые, шальные ливни хлещут, Когда деревья под дождём трепещут Диковинными птицами в силках.
А после гроз от голоса грачей, От брызгов солнца праздничны дороги, Они с бугров бросаются под ноги — Одна другой просторней и звучней.
Какую выбрать? Нет, не выбирай, На каждой встретишь дружбу и участье… Теперь стервятник рвёт его на части — Мой гордый край, мой непокорный край.
На тех дорогах падают друзья, Кто с пулей в сердце, кто с петлёй на горле… Пришли враги, названья улиц стёрли. Но выжечь их из памяти нельзя!
Дыши одним законом – кровь за кровь, Готовь расплату гордо и сурово, Сквозь все заслоны гневная любовь Нас приведёт к разрушенному крову.
Сквозь все преграды мы туда придём В землянках жить и строить новый дом, Работать от рассвета до рассвета, Растить другие клёны над прудом И славить город песней недопетой.
И встанет он в проспектах и дворцах, Очищенным от горечи и дыма, Зелёным, ясным, шумным, ощутимым, Таким, как мы храним его в сердцах.
1941
Владимир ЧУГУНОВ
1911 – 1943
Родился на станции Иланская близ Канска (Красноярский край). Подростком пошёл работать на одну из шахт Анжеро-Судженска коногоном, потом стал забойщиком. Окончив Анжерское горное промышленное училище, получил диплом машиниста врубовой машины. Учился в Томском геологоразведочном институте. Добровольцем ушёл на фронт. В звании лейтенанта командовал стрелковым отделением, потом взводом. В день, когда немцы, открыв мощный артиллерийский огонь, перешли на Курской дуге в наступление, Чугунов поднял своих бойцов в атаку. В этой атаке он погиб 5 июля 1943 года. Похоронен близ ст. Безлюдовск Шебановского района Курской области.
СЧАСТЛИВЫЙ ПУТЬ
Прошлой ночью вокруг месяца
Было жёлтое кольцо.
Нынче злая вьюга бесится
И швыряет снег в лицо.
Замело тропинки узкие,
Все дороги замело,
И мороз в просторы русские
Бросил синее стекло.
Мимо дымных, ладно срубленных,
Хлебом пахнущих домов
Земляки в тулупах дубленых
Шли в буран без лишних слов.
Шёл обоз. Копыта цокали,
Пели скаты у саней.
«Земляки мои, далёко ли
Вы торопите коней?
Что ни дальше, тем морознее
И убродней зимний путь.
Вы устали, время позднее,
Не пора ли отдохнуть?..»
Ударяя рукавицами
О тулуп, сказал старик:
«Не должны остановиться мы,
А поедем напрямик. —
И взглянул вперёд спокойно,
Щёлкнул смёрзшимся бичом. —
Вещи теплые для воинов
Красной Армии везём!»
Путь счастливый вам, товарищи!
И в разгар родной зимы
Нас зовут войны пожарища —
Сокрушаем немцев мы!
1942?
СВЕТЛАНА
Я друзей обманывать не стану,
Сердце не грубеет на войне:
Часто дочь трёхлетняя Светлана
Мысленно является ко мне.
Тёплая и нежная ручонка
Норовит схватиться за рукав.
Что скажу я в этот миг, ребёнка
На коленях нежно приласкав?
Что нескоро я вернусь обратно,
А возможно, вовсе не вернусь…
Так закон диктует в деле ратном:
«Умирая, всё-таки не трусь!»
Может быть, в журнале иль газете,
Что хранили быль наших времён,
Дочь моя, читая строки эти,
Гордо скажет: «Храбро умер он!»
А ещё приятней, с нею вместе
Этот стих короткий прочитав,
Говорить о долге, славе, чести,
Чувствуя, что был тогда ты прав.
Я друзей обманывать не стану,
Сердце не грубеет на войне:
Часто дочь трёхлетняя Светлана
Мысленно является ко мне.
1943?
КУКУШКА
Над головою пуля просвистела;
Шальная иль прицельная она?
Но, как струна натянутая, пела
Пронизанная ею тишина.
Меня сегодня пуля миновала,
Сердцебиенье успокоив мне,
И тот же час в лесу закуковала
Весёлая кукушка на сосне.
Хорошая народная примета:
Нам жить сто лет, напополам деля
Всю ярость бурь и солнечного света,
Чем так богата русская земля.
15 апреля 1943 Северный Донец
ПОСЛЕ БОЯ
Хорошо, товарищ, после боя,
Выдыхая дым пороховой,
Посмотреть на небо голубое —
Облака плывут над головой.
И в затихшем орудийном гуле,
Что в ушах моих ещё звенит,
Вся страна в почётном карауле
Над убитым воином стоит.
10 мая 1943 с. Первомайское
Составитель и публикатор Геннадий Красников
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
