Восточная, и как часть ее Крымская война, периодически вызывает повышенный интерес совершенно не случайно. На первый взгляд, кажется, необъяснимо. Одна из войн Российской империи в неспокойном 19-ом веке представляется легко понимаемой, лишенной тайн, недомолвок, даже существенных различий в оценках, как наших, так и зарубежных исследователей, просто интересующихся военной историей обывателей. Любопытно и то, что в отличие от других войн, в том числе и главной войны века – Отечественной против нашествия на Россию практически всей Европы во главе с лучшим, почти гениальным полководцем того времени Наполеоном, Восточная война не менялась в оценках императорской, советской, нынешней либерально-демократической историографии России. Что может быть непонятного в войне, наглядно показавшей, как рабская, крепостническая, отсталая Россия, с рабами-солдатами, допотопными гладкоствольными ружьями и пушками, никуда не годным деревянным парусным флотом, с проворовавшимися военными и гражданскими казнокрадами, с бездарными военачальниками всех чинов и рангов, да еще и с солдафоном императором Николаем I – душителем всех и всяческих свобод во главе, была разгромлена, как всегда, самыми передовыми европейскими державами, выставившими против «азиатских варваров» лучшие армии свободных, образованных, цивилизованных бойцов, с лучшим нарезным оружием, с лучшим паровым, где-то и броненосным флотом, с лучшей организацией, тылом, с лучшими полководцами. И самое главное – ведущими справедливую войну с морально психологической точки зрения, защищая уж никак не азиатскую, варварскую, а прямо-таки свободную, почти европейскую Османскую империю. Сухая статистика, равнодушные цифры, наконец, сами итоги большей части ключевых эпизодов противостояния враждующих сторон, безусловно, подтверждают это.
Почему же большей части, а не всех? Разгром, так уж разгром. Но даже в первое послевоенное время, даже западными толкователями событий надо было куда-то девать именно фактический разгром союзного Турецкого флота, да и вообще Турции, которая на протяжении всей войны только и делала, что огорчала своих западных друзей и покровителей, вплоть до полного поражения на Кавказе. Ну, как тут быть? Опять азиатчина, только не русская, а турецкая. Впрочем, и о своих «лихих» походах на русскую Балтику, Север, и Камчатку тоже как-то не вспоминалось, а потом срочно забытых.
Мы же по своей вечной русской тяге к самобичеванию тут же с первых послевоенных лет включились в общий контекст многочисленных негативных оценок, и эта тенденция продолжается до сего времени, несокрушимая, как гранитный монолит.
Но у нас был Севастополь, его первая невероятная, героическая, в чем-то необычная оборона, которая перекрыла все объективные и субъективные оценки войны в целом. Были, остаются, и, слава Богу, останутся навсегда знаменитые «Севастопольские рассказы» – документ в поэтической оправе артиллерийского офицера с 4-го бастиона Льва Толстого, который провидчески заметил: «Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, который героем был народ русский». А если приложить к Севастополю Кавказ, Балтику, Соловки и Камчатку, то при внимательном и заинтересованном рассмотрении Восточной войны обязательно возникнет множество вопросов, подтачивающих тот самый гранитный монолит. К примеру, так ли уж очевиден полный разгром России, и был ли он вообще? Так ли уж отставала наша армия и флот в боевой готовности, способности, техническому оснащению, вооружению? Так ли уж окончательно и поголовно были бездарны наши полководцы и флотоводцы? Далее такой вопросник можно продолжить.
Справедливости ради надо сказать, что вопросы эти, как сразу начали возникать, так сразу и начали получать ответы в работах наших исследователей – профессионалов и дилетантов, участников тех событий, журналистов, художников, писателей. Все так, но общая тенденция оставалась неизменной, ибо в героической обороне Севастополя, других наших победных баталиях слишком много было негативных моментов, вызывающих обиду, негодование, досаду. Блестящие полновесные исследования героя Севастополя Э.И. Тотлебена, военных историков М.И. Богдановича, Н.Ф. Дубровина, А.М. Зайончковского, знаменитого академика Е.В. Тарле, работы современных авторов, особенно, на мой взгляд , С.В Ченык, воспоминания участников боев – М. Енишерлова, В. Стеценкова, А. Жандра, Г. Чаплинского, П. Алабина, художественные произведения от «Севастопольских рассказов» Л.Н Толстого до 3-х томной эпопеи С.Н. Сергеева-Ценского «Севастопольская страда», пьесы, кинофильмы, картины, чего только стоит знаменитая панорам Рубо, волей-неволей отмечают подробно все перипетии тех славных дел. Недавно по одному из центральных телеканалов прошел документальный сериал «Нулевая мировая война». Несмотря на многие досадные неточности, в целом работа нужная, полезная хотя бы для того, чтобы современники вспомнили лишний раз об одной славной эпопеи в жизни нашего отечества. О Восточной войне давно и подробно сказано все, но бывает так, что в какой-то момент, какому-то неравнодушному человек эта война предстает в необычном ракурсе, с новыми нюансами,, соображениями, которые, кончено, добавляют новых оттенков в разноцветную, хорошо подобранную палитру.
Для меня таким толчком стало воссоединение Крыма с Россией, которое не только восстановило историческую справедливость, но и буквально перевернуло самосознание, казалось, навсегда погрязшего в нынешней бесовщине русского человека. А уж это промысел Божий. Помните гениальные строки Лермонтова: «Не будь на то Господня воля, не отдали б Москвы». И здесь Господня воля. Но почему не потемкинские и суворовские, ушаковские времена обретения и становления Крыма, Севастополя? Почему не легендарные времена Херсонеса Св. Равноапостольного князя Владимира? Почему не воистину героическая, трагическая и от этого может быть более противоречивая оборона Севастополя в Великую Отечественную войну? Кстати, о ней невозможно не вспомнить, анализируя первую оборону. Не знаю.
Но мне захотелось разобраться именно с той первой обороной, а значит и всей Восточной войной, которая, несмотря на свою кажущуюся очевидность, явилась предтечей не только будущих мировых войн (мы уже второй раз после Наполеона сталкивались со всей Европой), но и началом долгой нашей борьбы за НАШ Крым, за колыбель православия, за символ русского мира. Слишком много аналогий, и слишком много различий оказалось не только в первой и второй обороне, но и якобы добровольных передач и сдач Крыма, Севастополя, флота. И все они в силу происходящих сейчас в России и Малороссии событий превратились-таки в третью и дай Бог последнюю оборону.
Я не ставлю задачу удивить читателя сенсациями, не хочу развенчивать старые и создавать новые мифы. Не хочу подробно пересказывать своими словами хорошо известные, тщательно проработанные эпизоды войны. Попытаюсь лишь высказать собственную точку зрения на наиболее ключевые, на мой взгляд, моменты войны, по которым до сих пор идет спор, которые не только в дважды «замайданенной Украине», но и у нас в России приобретают порой совершенно дикие интерпретации, в том числе и при сравнении первой и второй обороны Севастополя. Хочется еще раз в свете нынешних наших так называемых разногласий с Западным миром обратить внимание, на давнюю, неистребимую «любовь» к России наших постоянных заклятых друзей из числа политиков Британии, Франции, Германии, Австрии, Италии и нескольких постоянно возникающих и исчезающих мелких европейских прихвостней – будь то тогдашняя Сардиния, или нынешние прибалтийские «суверенные державы». О Польше вообще не говорю, ибо ее спесь, не раз сбиваемый гонор, бессмысленная и смешная тоска по имперскому величию тянутся с давних времен и доныне.
Сразу оговорюсь, Россия тогда совсем не являла собой этакого всеми гонимого, безобидного агнца. Конечно, у нее были свои интересы. Есть они сейчас и будут всегда. Мы все-таки держава реальная, а не мистическая «от моря и до моря». Но все просьбы и требования, которые мы выдвигали и выдвигаем вполне можно решать мирным путем, без истерик и уж, конечно, военной силы. Ан, нет. Как только появляется малейшая возможность обвинить Россию в вероломстве, немедленно возникает желание наказать, придавить, убрать ее с европейской, мировой арены, унизить, разбить, наконец, в ходе войны – даже неважно локальной или мировой. Прежде и лучше всего с помощью, своих сателлитов, на которых, в сущности, наплевать, используя их в качестве живого мяса на войне, или главных крикунов в оголтелой пропаганде, заодно привязывая к себе намертво политически, экономически, морально.
Сейчас особенно ясно складывается впечатление, что все годы нашего мирного существования с Западом заполнены именно ожиданием моментов, провоцирующих очередной поход на Русь, Россию, СССР, Российскую Федерацию. На мой взгляд, Восточная война очень наглядно это иллюстрирует, и как раз есть смысл о ней вспомнить.
ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС
Война называлась Восточной из-за Восточного вопроса. Что же это за Восточный вопрос? Для нас с легендарных времен это Крым, Кубань, Новороссия, Кавказ, Средняя Азия. Сначала воевали с бесконечными кочевниками. С 15-го века, воцарившиеся в Константинополе турки, непрерывно побуждали крымских татар к набегам на Русь, Россию. Продолжалось это не одно столетие пока в 1591 году татары в последний раз прошли огни и мечом всю южную Русь до самой Москвы. Позже о крымских татарах как-то забыли, хотя они все время были рядом и не прекращали терроризировать наши южные земли. Вспомнили в 17-ом веке и до Петра многочисленные наши походы в Крым и на Дон были большей частью неудачными.
С Петра началось непосредственное военное противостояние с Османской Турцией, продолжавшееся с небольшими перерывами более 200 лет и закончившееся только после 1-й мировой войны. Тут было все: Азов и Прут, Ставучаны и Хотин, Кагул и Рымник, Очаков и Измаил. Наконец, «Крым наш» и «Кубань наша» и Кавказ с Черноморским побережьем – наш. Несколько десятков войн, сражений, мирных договоров, в том числе: Кучук-Кайнаджирский, Ясский, Бухарестский. У Великой Екатерины возникла мысль вообще освободить Европу (Балканы, Греция) от османов, восстановить православную Грецию со столицей в Константинополе. Не зря второй внук был назван Константином. Павел вообще простирал свои мысли аж до Индии. Александр I отказался от таких глобальных планов, решил уйти от греческого, тем более индийского проекта и Константинополя. Предпочел наше присутствие на Пруте, Нижнем Дунае, присоединение Грузии и углубление на Кавказ. Его брат Николай I – ревнитель православия и русской народности пытался взять под свою защиту весь православный мир Европы (Балканы, Греция) и Ближнего Востока (Сирия, Святая Земля, Египет).
При Николае после 1812 года Россия воевала с Турцией только один раз из-за Греции. Знаменитое Наваринское сражение 1827 года, в котором был разбит турецко-египетский флот, тем не менее, не успокоило турок. Они отказались давать Греции автономию. Россия в той войне выступала согласно Лондонскому договору 1827 года в союзе с Британией и Францией. Как это чаще всего бывает в наших союзах с европейцами, когда дело «запахло жареным» мы вынуждены были в одиночку выступить против турок. При этом Николай дал союзникам честное слово, что не желает расширять пределы России за счет Турции. Все знали тогда, что такое честное слово русского царя. В первую кампанию 1828 года мы заняли всю северную Болгарию, в том числе Браилов и Варну. Во вторую кампанию 1829 года перешли Балканы и взяли Адрианополь. До Константинополя рукой подать. Брать турецкую столицу согласно воле государя не стали. Вообще-то и сил у нашего главнокомандующего генерала от инфантерии И.И. Дибича оставалось маловато – всего 15 тысяч. Более 50 тысяч потеряли в боях, от болезней, холода и голода. Но припугнуть турок подготовкой к захвату Константинополя Дибич не преминул. И припугнул ведь! Турки всполошились, а когда Дивану поступил дельный совет из Лондона, Парижа и Вены пошли на мировую, на наших условиях.
По Адрианопольскому мирному договору от 2(14) сентября 1829 года границы России прошла по рекам Прут и Нижнему Дунаю. На Кавказе на несколько десятков верст южнее Ахалцыха и крепости Ахалкалаки. Очень был важен наш протекторат над Дунайскими княжествами, которым предавалась свобода православного богослужения, безопасность, самостоятельное управление и торговля. Сербии возвращались ранее отторгнутые шесть округов. Объявлялся свободный проход через Босфор и Дарданеллы торговых судов всех стран. Турки согласились и с положениями Лондонского договора 1827 года об относительной свободе Греции.
С этого времени более 20 лет Россия находилась в мире с Турцией. Более того, султан Махмуд II установил с нами союзнические, дружеские отношения. Мы закрывали глаза на многочисленные турецкие проделки на Балканах и Кавказе. Мы защищали турок дважды, как союзники, от нападений мятежного египетского Мехмет-Али-паши и его сына Ибрагима-паши. В 1833 году заключили на 8 лет Ункяр-Искелесский оборонительный пакт, по которому обязывались оказывать туркам помощь всей вооруженной силой в случае надобности. Турки в ответ запрещали входить в Дарданеллы иностранным военным судам (западным), без их полного согласия. Настоящая идиллия. Мы расслабились настолько, что в очередной раз гарантировали целостность турецких владений. А потом по Лондонской конвенции 1840 года согласились и с вводом в проливы военных кораблей Британии, Австрии, Пруссии, позже – Франции. На следующий год опять же в Лондоне лишились и последнего своего преимущества – согласились на проход через проливы военных кораблей только с разрешения Турции. Все, Восточный вопрос казался закрытым. Но, откуда же практически сразу возникли новые противоречия теперь уже между Россией и западными странами, Турцией приведшие к продолжительной, кровопролитной войне?
Опять Восточный вопрос? Отчасти так, но главное не в этом. Совершенно понятно, Россия не имела ни к кому никаких претензий и даже желания «раскачивать мирную лодку». А вот у наших западных, как любят сейчас говорить, партнеров претензии росли, росли и выросли-таки. И прежде всего у Британии. В экономическом плане Британская империя с многомиллионным населением метрополии и колоний, неисчислимыми богатствами, самым современным промышленным потенциалом, владелица морей к середине века оказалась самой могущественной державой мира. А вот абсолютного политического превосходства лондонские политические и денежные воротилы так и не достигли, хотя они под Ватерлоо вбили последний гвоздь в гроб властителя половины мира великого Наполеона, и ни один политический вопрос без них не решался уже не одно столетие. Мешала, как всегда Россия. Азиатская, туземная, рабская, но и могучая империя, к тому же и в промышленном отношении начинающая, как некогда при Петре, расти из ничего.
Россия после разгрома наполеоновской Франции играла в Священном союзе победителей первую скрипку. Ушел Александр I, Николай подхватил эстафету и нес знамя союза достойно. Без России в Европе не решался ни один вопрос. Более того, малейшие волнения, возникающие в европейских странах, пресекала Россия, и именно военной силой. Так было в Польше, Венгрии, Германии, Греции, на Балканах. «Мировой жандарм» стали называть Россию везде и всегда. До поры до времени в Лондоне с этим мирились. Но к концу 40-х годов Россия стала не только раздражать, но и вызывать опасность. Укрепление ее на Босфоре и Дунае, экспансия в Среднюю Азию, а это путь в Индию. Одним словом, пора было русских ограничивать, осаживать. Англичане любят таскать жареные каштаны чужими руками. Нужен был такой деятельный союзник, и он подоспел в лице появившегося в совсем недавно враждебной, а теперь вполне дружественной и либеральной Франции президента Луи-Наполеона Бонапарта. Правда, он вскоре назло демократической морали провозгласил себя императором. Но мы знаем, для англичан, как сейчас и для американцев, и монархист сгодится, коль скоро это свой монархист. Итак, англичане для начала хотели укорота, наказания России.
Чего же хотел новоявленный император французов? Прежде всего, вернуть Францию в ряд ведущих европейских держав. На этой волне и самому получить если не полную, то близкую по делам и духу славу своего гениального дяди. При этом выяснилось, что сбрасывать с пьедестала Британию не сподручно. И силенок против нее маловато, и многократное пребывание на Альбионе, друзья, образ жизни сделали из Наполеона III настоящего англомана. Австрию можно было не принимать в расчет. Молодой император Франц-Иосиф был плотно занят сохранением своих венгерских и итальянских владений, крепнущей на глазах Пруссией, а Пруссия слабеющей Австрией. А вот Россию, как всякий «приличный» западный политик ненавидел за все сразу: поражение дяди; унижение оккупации Парижа; пленных, оставшихся в России и превратившихся в русских патриотов; азиатскую дикость русских. Ненавидел за незаслуженные просторы, богатство земли, мощь и авторитет. К тому же, Николай I единственный из европейских правителей так и не признал его настоящим, равным себе монархом, упрямо избегая называть Наполеона «mon frère» («мой брат»).
Итак, Россия. Для этого Британия в союзники подходила, как никто. Однако, лезть сразу на «жандарма Европы», который, в сущности, ничем не провинился перед европейцами, скорее наоборот, как то не с руки. Тут же возник Восточный вопрос, и удобный объект, пригодный для стравливания с Россией, ее давний геополитический соперник «больной человек Европы» – Османская Турция. И началась политическая катавасия, раздувающая сначала конфликт, а потом и войну для наказания России и собственного возвеличивания. Прежде чем разобраться с происками наших заклятых друзей считаю нужным дать небольшие портреты главных политических героев будущей Восточной войны, ибо в то время роль личности была более чем значительна.
Восточная война началась, когда Николаю I не было и 60-ти лет после почти 30-летнего пребывания на троне. Что бы потом не говорили, но в то время он был по всем статьям первый из монархов, первый из политиков в Европе, а значит и в мире. Император, на мой взгляд, один из лучших, данных Богом России. Трудно сказать, что и почему – неожиданный его приход к власти в ходе открытого вооруженного мятежа и наказание (расправа, как до сих пор считают многие – С.К.) виновных; целенаправленная неукоснительная борьба со всяким только что зарождавшимся в России и уже прочно укоренившимся в Европе либерализмом, вплоть до революций; строгий, почти аскетический образ жизни и такие же методы правления, или само существование этого строгого, рыцарски предельно честного, высоконравственного человека, не подверженного никаким веяниям моды, общественного мнения и прочих критериев «записных общечеловеков» сделали Николая I на долгие годы этаким символом самодурства, тупости, солдафонства и бессердечности независимо от того в каком общественном строе прибывала Россия.
Кстати, этим он очень похож на своего незаслуженно оболганного мученика отца императора Павла I. «Но есть и Божий суд…», – писал гениальный поэт, которого Николай якобы довел до гибели, и этот суд нет-нет да выдаст свой вердикт на грешной земле. Все-таки, наверно не случайно знаменитый памятник Николаю I («Николаю Палкину» – с легкого пера Льва Толстого – С.К.) как был поставлен в свое время, так и ныне стоит неистребимо на Исаакиевской площади, а, скажем, любимым многими его отцу – Александру I «Благословенному» победителю самого Наполеона, и сыну – «Царю освободителю» Александру II, отменившему рабство, ревнителю конституции, принявшему от отца весь позор Восточной войны и славу победителя турок в следующей войне – не сохранилось ни одного. Разве что у заклятых братушек болгар. Без Божией воли тоже не обошлось. Но это к слову.
В нашем случае важно отметить, как он влиял на причины, ход и исход Восточной войны. Почему-то принято считать Николая плохо, мало воспитанным, необразованным, не готовым к государственным делам монархом. Приводят все время факты избиения его с детства наставниками, в том числе Ламсдорфом. Но он успешно закончил весь курс наук, и если не тяготел к гуманитарным, в точных науках, военном деле, особенно в инженерном и фортификации, был более чем просвещен. Почему-то забывают, что он единственный из всех государей русских прошел полный курс военного инженерного училища. Это он со знанием дела курировал возведение мощнейших, не покоренных и доныне фортов Кронштадта. Восточная война докажет его профессионализм убедительно, достаточно почитать его личную переписку с военачальниками и флотоводцами. Говорят о его неподготовленности к управлению империей. Но он объездил пол России для ознакомления с административными порядками, европейские страны, в том числе Англию, где получил достаточное представление о европейской демократии и промышленном производстве.
Считается, что он тормозил экономическое развитие России. Но за время его царствования объем машиностроительной продукции вырос почти в 40 раз! Не поднялись еще купцы, будущие капиталисты, но государственные оборонные заводы работали, как часы, выпуская продукцию в значительных объемах, и хорошего качества. А десять тысяч верст шоссейных, тысяча верст железных дорог, разве мало? А основанная им Пулковская обсерватория, несколько университетов, Межевой (Технический – С.К.) институт, первая в мире Инженерная военная академия и академия Генерального штаба и много другое
Крестьян не освободил. Думаю, не успел. Но положение крепостных крестьян изменил настолько, что многие из них после освобождения не хотели уходить на волю. А массовое крестьянское образование. Число церковно-приходских школ увеличилось в сотни раз
Ну, и конечно политика. Николай – «главный душитель свобод Европы». Да если бы не он, Европа уже в середине 19-го века обязательно бы превратилась в кипящий кровавый котел локальных, революционных войн с крушением целых государств. Николай не был одержим милитаризмом, всегда пытался найти мирный выход в любой проблеме. Он по природе своей не мог быть и не был тупым воинствующим самодуром. Даже знаменитый советский историк академик Е.В. Тарле, по понятным причинам третировавший царизм, в своей работе о Восточной войне, писал: «Вообще Николай считался чуть ли не последним настоящим рыцарем, впитавшим с раннего детства (до 7 лет воспитывавшийся женщинами, знаменитой бабушкой и матерью) открытый, прямой, смелый, рыцарски благородный характер. Таким он был и в политике и в жизни. Он верил в честное слово, обязательную порядочность тех с кем имел дело. И очень жестоко обманывался как в собственных подданных, так и зарубежных деятелей всех чинов и рангов. «Дон-Кихот самодержавия». Есть известная его характеристика – « Просто он был так воспитан, что считал неприличным замечать чужое неприличие». Прекрасно!
И уж совсем не годится отправлять Николая I в стан деспотов и «людоедов». За все его царствование было казнено только 5 тех самых декабристов, а в цивилизованной Европе, в том числе в супер либеральной Англии, в то время казнили тысячами, за более легкие проступки и преступления. Почитайте, хотя бы Диккенса. Помиловал петрашевцев, снял опалу с Пушкина. Николай Тургенев, Герцен и прочие революционеры спокойненько отбыли за границу. Жуковский, Гоголь, Достоевский, Салтыков-Щедрин творили свободно при Николае. А уж многострадальный Шевченко хотя бы за все его оскорбительные, хамские выпады в сторону самого государя, его жены, царственных особ наказан, по-моему, заслуженно. Почитайте хотя бы его так называемую сатиру «Сон» на государя и государыню Александру Федоровну – благодетельницу поэта. Над сатирой на себя Николай смеялся, как и над гоголевским «Ревизором», но простить оскорбление жены не мог по определению. Но это не главное. Главное – неприкрытая крамола, которой буквально дышали стихи и публичные высказывания постоянно подвыпившего «Кобзаря». Во все времена все властители, включая самых либеральных, за крамолу расправляются безжалостно в соответствие с принятыми на данный момент способами наказания. Ссылка в солдаты по тем временам не самый ужасный, а вполне рядовой случай. Словом, Николай – «деспот и сатрап».
Николай не был полководцем, но в военном деле разбирался неплохо. Все эти истории о чистке ружей кирпичем и развинчивании затворов ружей для парадного стука на смотрах – не более чем анекдот. Палками же, и не только палками, били солдат в то время во всех армиях мира. Бог не дал ему Суворова и Кутузова, но зато дал Тотлебена, Хрулева и Нахимова. О николаевской русской армии мы еще поговорим.
И, наконец, очень важно понять, что считающийся сих пор «ничтожным» повод к началу Восточной войны – неразбериха со Святыми местами на Святой земле для Николая – настоящего православного христианина, Богом помазанного Самодержца православной страны не мог быть «мелочью» по определению. Покушение на чистоту веры, святыни Иерусалима и Вифлеема для Николая I еще какой повод. Может быть и главный!
Я конечно очень пристрастен в оценках государя императора Николая I, но хулителей у него и без меня более чем достаточно.
Племянника по брату великого Наполеона Бонапарта – Шарля Луи Наполеона императора второй империи Наполеона III сравнивали и до сих пор сравнивают со знаменитым дядей. Чаще всего сравнение не в пользу последнего императора французов. Все-таки дядя завоевал континентальную Европу, Египет и Ближний Восток покушался на Россию, Британию, Индию, мировое господство. Все-таки многие его политические, экономические, военные новации до сих пор продолжают жизнь, к примеру, Наполеоновский гражданский кодекс, по которому и ныне живет Французская республика. Все-таки само слово «Наполеон» у большинства людей, прежде всего, ассоциируется с дядей, а не племянником. Что ж, это справедливо – история не повторяется в лицах, тем более родственниках.
Наполеон III, особенно после поражения от пруссаков, плена и отречения от трона подвергался сокрушительной критике практически за все – происхождение, образование, воспитание, политическую деятельность, быт, манеры, даже за внешний вид и одежду. И, конечно, это отразилось на его характере. Но он все время старался приблизиться к своему великому предку, а то и превзойти его. Это мешало, делало порой смешным, но и помогало амбициозным планам племянника, бросало его в невиданные авантюры и закаляло характер, позволивший добиться своего. Не будем забывать, он вернул–таки Франции звание мировой державы не будем забывать, что помимо политики это был талантливый публицист, инженер –изобретатель, что именно он гением архитектора Османа построил современный так всеми обожаемый Париж. Наконец, во многом от его воли зависело начало, а главное конец войны. Трудно представить, как бы все было и чем бы кончилось, если бы все решали только наши «британские партнеры».
Именно за этим противоречием лежит одна из причин вступления Франции в Восточную войну против России в коалиции с казалось вечным соперником Франции – Британией.. Как бы не посмеивались, не издевались над Наполеоном III но он во многом повторил путь знаменитого дяди., как и тот, сделал себя сам. Также начинал с артиллерийского офицера, и шел к заветной цели – императора французов уверенно, не считаясь со средствами, расчищая себе путь. Нет, это был далеко не ординарный человек, выскочка и баловень судьбы. Чего только не пришлось ему претерпеть в первые сорок лет жизни. Скитание с третируемой всеми матерью, поверхностное гимназическое образование и упорное самообразование; служба в артиллерии и сразу первые серьезные литературные труды по военному делу, открывшие ему путь к политическим, экономическим, инженерным кругам.
Первая авантюрная попытка прихода к власти, тюрьма, где упорно продолжает самообразование, высылки из страны в Америку, где он в самый короткий срок становится профессиональным инженером. Эмиграция в Англию, очередная попытка государственного переворота, провал и на шесть лет заключение в крепости Гам (прямо какой-то Фидель Кастро – С.К.), которые тоже уйдут на самообразование, публицистическую политическую деятельность. Побег и возвращение во Францию теперь уже настоящим, популярным политическим бойцом. Наконец, приход к власти легитимным, демократическим путем. Первый президент Французской республики. Опять же демократический с помощью плебисцита переворот для установления собственной диктатуры, и через год он уже Наполеон III – император Французской империи. Во всей этой политической вакханалии крови пролил не меньше дяди – пушки стреляли, где надо и когда надо. Конечно, очень талантливый политик и смелый, решительный, умный человек. А вот закончит неважно. Так бывает, особенно с политиками. Прольет только в двух главных войнах море крови – победоносной Восточной (Крымской) и позорной Франко-Прусской. Плен, низложение, опять эмиграция и смерть в «любимой старой Англии». Удалась жизнь, или нет? Как бы то ни было, а именно Наполеон III вернул Францию в Большую политику, как равную среди великих, и это «стоит мессы».
Сложившаяся к середине 19-го века в Великобритании устойчивая политическая система – конституционная монархия, исключала сколь-нибудь значительное политическое влияние монарха, всем правил назначаемый парламентом премьер-министр. Но сказать несколько слов о королеве Виктории стоит, ибо она была самым успешным монархом, даже не будучи самодержавной, пользовалась в метрополии и колониях не просто высоким авторитетом, но и любовью. Уже то, что она правила без малого 64 года – говорит о многом. Столько лет оставаться вне Большой политики просто невозможно. К тому же именно в правление Виктории Британия достигла своего высшего политического, экономического, культурного, военного и морского могущества.
Девять детей и многочисленные внуки королевы связали династическими браками все императорские, королевские и вообще знатные фамилии Европы. «Бабушка Европы», как ее стали величать, пользовалась в демократической империи невероятной популярностью среди власть предержащих и обывателей, почиталась у последних, как святая, и, конечно, пыталась хоть как-то влиять на мировую политику, особенно на назначение премьер министров. Впрочем, это чаще всего не уходило дальше личной симпатии, ил антипатии. Так, кстати, будет и с главным английским политиком Восточной войны премьером Палмерстоном. Виктория его не любила, но это не мешала тому вершить все дела империи. Но она оставалась национальным символом, и ее слово было едва ли не главным в формировании общественного мнения
Личные симпатии оставались в придворной сфере. Виктория была просто очарована любезностью, прямотой, рыцарским характером Николая I с самой их первой встречи в Лондоне. Николай в форме гвардейского казака просто сразил королеву, ростом, манерами, внешним видом. Но в политике все равно «табачок врозь». Виктория так и осталась до конца дней своих русофобом, и, имея уже русских внуков и правнуков, боялась и не любила Россию. Все ее призывы к борьбе с «дикими русскими», продолжавшиеся до последней консультации у врача, были вполне искренни, и премьерам, рулившим английской политикой, не требовалось уговаривать и даже просить королеву при необходимости «наказать русских».
Лорд Генри Джон Темпл третий виконт Палмерстон 70-летний английский политик, был, пожалуй, главной фигурой в стане противников Николая I, Александра II в годы войны. Николай даже персонифицировал ее с этим именем. Академик Тарле пишет: « Николаю казалось, что он ведет длительный поединок с злокозненным лордом. На самом деле против его восточной политики идет сомкнутым строем могущественная экономическая сила самой передовой в то время промышленной державой земного шара…». Казалось бы, ничего личного, но личность была.
Этот британский (ирландский) до мозга костей аристократ, учившийся вместе с Байроном и Пилем, после университетов Эдинбурга и Кембриджа вошел не случайно сразу в Большую политику. Адмиралтейство, военное министерство, министерство иностранных дел, особенно последнее – главные вехи его политической карьеры до премьер-министра, и везде, был ли он «тори», или «виги», оставался либеральным по настроению, но жестким по делам государственником. Интересы Британии были для него превыше всяких моральных аспектов и общечеловеческих ценностей. Всякий потенциальный противник интересов Британии становился для него сразу реальным врагом, с которым следовало бороться незамедлительно и решительно. Более того, в своем «патриотизме» он далеко превзошел известных «хищников» британской политики Рассела, Гладстона, Дизраэли, Пита и Пиля. Именно он заявил на заседании парламента, а значит на весь свет: « Где бы в мире не оказался британец, он может делать все что угодно, ибо за ним поддержка королевского флота.Civis romanus sum, каждый британец – житель нового Рима!» Вот так. Это уже мировое господство, о котором Наполеон III и не задумывался. Понятное дело, что «Третий Рим» в лице Российской империи был едва ли не главной мишенью этого либерального империалиста. Всем хорошо известны слова популярной тогда в России сатиры
« Вот в воинственном азарте
Воевода Палмерстон
Поражает Русь на карте
Указательным перстом…»
У нас нередко так подшучивают над заклятыми друзьями, но в случае с Палмерстоном шутка оказалась с трагическим подтекстом. Не перстом, а всей мощью Британской империи решал Восточный вопрос английский премьер, и хотя в Англии остались недовольны результатами Восточной войны, если бы не Палмерстон и такой победы бы не было. Чопорная где-то пуританская Англия того времени искренне любила «настоящего британца», до самой смерти молодецки бодрого политика и дамского угодника. Кстати, он стал четвертым лицом некоролевских кровей, нашедшим упокоение после Ньютона, Нельсона и Веллингтона в Вестминстерском аббатстве
В этой кампании турецкий султан Абдул-Меджид был не только самым молодым, но самым слабохарактерным, все время находившимся под влиянием собственного окружения и зарубежных политических гигантов. В истории империи Османов такое случалось редко. Вступив на престол 16-летним юношей, он принял страну в плачевном состоянии после поражения отца от египетского паша Мухаммеда-Али в 1839 году. Первым и единственным советником стала мать султанша Валиде, которая нашла молодому султану и первого политического наставника бывшего посла в Лондоне и Париже Решид-пашу. Паша, ставший министром иностранных дел, быстро ввергнул султана в западную жизнь, культуру, и тот стал настоящим западником. В Европе его приняли с распростертыми объятиями. Любопытно другое. Султан считал и Россию западной страной и с удовольствием принимал военную помощь против египетского паши, как от европейцев, так и от России. О делах на Босфоре, мирных договорах мы уже говорили. Но «восток – дело тонкое». До и после Абдул-Меджида турки ни раз преподносили нам сюрпризы (вспомним хотя бы нынешнего Эрдагана – С.К.).
Вот и молодой султан через 15 лет полностью оказался в руках западных политиков, затеявших свою привычную русофобскую кампанию, приведшую к войне. Султан, в сущности, ссориться с Россией не хотел, Николая I просто побаивался, но вера в могущество Запада и преимуществ западного образа жизни как-то незаметно втянули его в антироссийский союз, потом войну, хотя он и понимал, что остается только пешкой в большой игре. Турция, которую в победном Парижском договоре все еще будут именовать «Блистательной Портой» в стане победителей окажется лишней, потеряв сотни тысяч людей, земли на Кавказе и флот на Черном море. Карс ему вернут, даже титул императора дадут, но принять в семью европейскую «больного человека Европы» не соизволят (до сих пор принимают – С.К.). Кстати, так назвал Турцию Николай I, когда в Лондоне договаривался о вечной дружбе с предшественником Палмерстона Робертом Пилем. Тогда же он сказал: «Я не хочу и вершка Турции, но и не позволю тоже, чтобы другой получил хоть вершок ее». Бумаг по этому поводу не подписали, но Пиль клялся в вечной дружбе, и Николай ему поверил. Честный романтик.
После войны жизнь в Турции пошла по западным лекалам, особенно в торговле. Многочисленные провинции в Европе, Африке, на Ближнем Востоке взбунтовались, и без участия России усмирялись безжалостной резней. Впрочем, к России султан вновь повернулся со всей душой, не обращал внимания на восстановление нашей мощи в Крыму, на Кавказе, Черном море. Денег не было, торговля упала. «Либеральный султан» затосковал, запил, пропадал в гареме, и умер до сих пор точно неизвестно отчего совсем молодым на 39-ом году жизни. Любопытен еще и такой факт. Александр II, оценив позицию невмешательства Абдул-Меджида в восстановление русской мощи, сделал его первым и единственным из султанов кавалером ордена Св. Ап. Андрея Первозванного с бриллиантовыми знаками. Высшая наша награда. Такова ирония судьбы.
Итак, «заварилась каша». Нужен был повод, связанный с турками, и он нашелся немедленно. Не только сейчас, но и тогда для многих ничтожнейший – контроль над Святыми местами в Палестине на Святой земле. Между тем, повод был выбран самый надежный, чтобы спровоцировать Россию на конфликт с Турцией. В Лондоне и Париже прекрасно понимали, что для Николая I повод совсем не ничтожнейший, а, наоборот, очень важный, гораздо важнее территориальных и прочих претензий. Французские политики, которым после Великой революции по большому счету давно было наплевать на Бога, религию и Святые места, вдруг воспылали былым религиозным рвением. Появились газетные статьи, брошюры, в том числе кюре отца Боре, о необходимости устранения предпочтительности православной Росси в контроле за Святынями. Сразу вспомнили давний договор 1740-го года, по которому Турция обязывалась вернуть католическому духовенству контроль за рядом Святых мест, отобрав их у православных (большая церковь Рождества Господня в Вифлееме, гроб Пресвятой Богородицы, Камень помазания)
Луи-Наполеону было все равно, но впервые он воспользовался этой темой еще в бытность борьбы за власть в контексте внутренней политики. Тогда приближались выборы президента, дальше императорский трон, требовались голоса клерикального электората, и 1850 году он дает отмашку официальным лицам. Посол в Константинополе генерал Опик предъявляет Дивану эти неожиданные требования. Но у турок с Россией Кучук-Кайнаджарский договор 1774-го года, о нынешних правах православных на Святой земле. Примечательно то, что договор тот подписывался, когда Франция еще была католическим королевством, и почему-то тогда никто из французских католиков не подумал даже возмутиться по этому поводу. Турки вроде бы пошли навстречу, но выборы прошли и вопрос закрылся сам собой. И вот для провоцирования России, по согласованию с Лондоном опять французы воспылали прямо-таки религиозным фанатизмом, требуя отобрать у православных Святыни. Речь шла о ключах Вифлеемской церкви, ремонте купола храма Воскресения и других местах.
Как истинный, настоящий православный христианин, помазанник Божий, для которого Святыни христианства сакральны и нерушимы, Николай I стерпеть этого не мог. Помимо того, что в Палестине абсолютное большинство христиан – православные, паломники тоже во много раз превышали число католических верующих. Кстати, такое положение дел существует и сейчас. Николай немедленно обращается с письмом к султану. Его поддерживают православные иерархи Константинопольского, Антиохийского, Александрийского патриархатов. И молодой нерешительный султан вроде бы согласился с «грозным царем неверных».
Но хозяева–то были на Западе. А Наполеон возбудился, настало время, как он считал показать себя настоящим Бонапартом. В 1853 году его посол де Лавалетт уже грозил туркам, что Франция пошлет флот к берегам Сирии, откажет от помощи на Балканах. При этом обещал полное покровительство против любого врага. Конечно, имелась в виду Россия. Ему вторил временный поверенный англичанин полковник Розе. Но слова часто остаются словами и не больше. Де Лавалетт помчался в Париж за инструкциями, и когда вернулся на военном корабле «Карл Великий», нарушив все договоренности о проливах и военных кораблях, то сразу Турции был предъявлен ультиматум.
После двухчасового курения трубок Блистательная Порта сдалась – сначала Диван, потом верховный визирь, потом султан. Католикам был переданы ключи, а с ними и обладание Вифлеемским храмом. Де Лавалетт вернулся в Париж победителем. Турки еще побаивались России, и разрешили своему комиссару в Иерусалиме особенно не давить на православных и по возможности все оставить, как было. Но Святые места уже никого не интересовали. Фактически Турция исполнила свою провокационную роль.
Николай I, конечно, все понял, но наделся договориться с турками приватно. В Константинополь отправляет чрезвычайного посла хорошо известного в то время стране, Европе, на Ближнем Востоке своего генерал-адьютанта А.С. Меншикова. Прежде чем кратко осветить его миссию позволю себе тоже коротко остановиться на личности этого человека, ставшего в скором времени одним из главных действующих лиц именно Крымской войны.
Знаменитый академик Е.В. Тарле, оценивая Меншикова, как давнего фаворита царя, полностью отказывает ему в дипломатических способностях. Впрочем, как и в административных, флотоводческих, полководческих. Так, баловень судьбы. Справедливости ради, все-таки отметил неоспоримое: « От природы он (Меншиков – С.К.) был, бесспорно, умен, был очень образован. К тому же среди всех друзей и недругов императора Меншиков никогда не воровал казенных денег, и это знали все». До сих пор с академиком согласны многие, а иные вообще превращают царского любимца в одного из главных виновников нашего позора в Восточной войне.
На мой взгляд, это не совсем верно, а может и совсем неверно. Князь генерал-адмирал Александр Сергеевич Меншиков правнук любимца и соратника Петра конечно баловень судьбы, но сделал ее сам. Один из самых умнейших и образованнейших людей своего времени с 18-ти лет начал именно дипломатическую службу России, и четыре года служил камер-юнкером в русских посольствах Берлина, Лондона и Вены. С 1809 года военная и военно-морская карьера, окончившаяся только со смертью, и прерываемая опять же дипломатическими или административными делами. Боевой офицер и генерал от Бородина до Севастополя, ни один раз раненый и контуженный, заслуженный, подчеркиваю это, кавалер едва ли не всех российских орденов. Управляя морским министерством, сделал флот России, особенно Черноморский лучшим в мире. Генерал-губернатором Финляндии навел там идеальный порядок, начисто прекратив казнокрадство. Для России во все времена это подвиг. А уж на дипломатическом поприще одна работа посланником в Тегеране дорогого стоит. И при этом человек чрезвычайно ранимый с несчастной личной судьбой – не любимая глупая жена, никчемная дочь и еще никчемнее сын. И это при таких блестящих дарованиях. Как тут не вспомнить великого Суворова, но у того была хоть любимая дочь «Суворочка». Может поэтому оба так много чудили в быту, поведении, нещадно, но всегда за дело высмеивали окружающих.
Адмирал Корнилов, о котором мы еще будем говорить, считается до сих пор символом наших побед, а Меншиков – поражений. Но как вам такая оценка:
« Между тем ему (Корнилову – С.К.) никогда не приходилось ни защищать, ни брать даже самых маленьких крепостей, а Меншиков все-таки за четверть века до того взял крепость Анапу, руководил осадой Варны и гораздо лучше Корнилова знаком был с инженерными работами, удивляя этими своими знаниями даже Тотлебена.
Человек общепризнанно умный, Меншиков был и одним из образованнейших людей тогдашней России. Он не только имел богатейшую из частных библиотек – он прочитал все свои книги, и багаж его знаний был громаден. Неизвестно, зачем вздумалось ему между прочим получить диплом ветеринарного врача (это было в молодости за границей), и он получил его. Но медики из разговоров с ним выводили, что он прекрасно знаком с медициной, геологи принимали его за геолога, астрономы за астронома…»
Нет, не случайно Николай I направил в Константинополь именно этого генерала и дипломата. Не случайно лучший, на мой взгляд, историк восточной войны М.И. Богданович дает ему такую характеристику: « Одаренный замечательными природными способностями, острым умом и быстрым соображением, он обладал многосторонними сведениями и имел случай проявить свои дарования на поприще административном, дипломатическом и военном. Везде он показал себя государственным человеком, верно ценившим положение, в которое был поставлен, и если не всегда достигал предположенной им цели, то главную причину его неудач должно искать преимущественно в затруднительности обстоятельств, в которых ему довелось действовать».
Обстоятельства в Константинополе сложились еще те. Меншиков получил от Николя письмо к султану собственно состоящее из шести пунктов, и все они касались исключительно православных дел. Никаких политических, экономических претензий к Турции. Это очень важно подчеркнуть, для понимания, кто же развернул войну. Политика была только в секретных условиях, которые предлагал Николай Абдул-Меджиду, если на него пойдут войной другие державы. Собственно русский император раскрывал карты, как собирается себя вести Россия. И эти планы просто удивляют, если вернуться к вопросу, кто виноват?
В отношении Франции: «Поступать дружественно, мирно, приветливо, но в то же время – осторожно и твердо, никаких напрасных вызовов, но – вместе с тем – и никаких уступок. Не оскорблять Людовика-Наполеона, но и не спускать ему ни в чем…»
В отношении Англии: «…успокоить Англию на счет намерений нашего правительства в отношении Оттоманской Порты, объяснить вероятные замыслы Людовика-Наполеона и просить великобританское правительство действовать с твердостью, отнять у Наполеона всякую надежду на содействие Англии, в случае если бы вздумалось ему зажечь войну на Востоке». К сожалению, Николай по законам чести, веря обещаниям королевы, Роберта Пиля, не мог даже подумать, что вместе с Меншиковым в Константинополь едет старый – новый английский посол ярый русофоб лорд Редклиф именно разжигать эту войну.
А уж как он оказался обманут в отношении Австрии и Пруссии, престолы которых только что спас от гибели после унизительных, жалобных просьб молодого австрийского императора и прусского короля: « Мы состоим с ними в тесном союзе… во всех главных вопросах европейской политики».
Итак, дадим краткую хронологию мисси Меншикова. Даже из нее будет ясно, кто, как и чем занимался в турецкой столице, «спасая мирное существование».
Меншиков прибыл в Константинополь 16(28) февраля 1853 года тоже на военном пароходе «Громоносец», как бы сразу снимая вопрос о проходе через проливы военных судов. С ним большая свита, включая генерал-адъютанта вице-адмирала Корнилова, генерал-майора Непокойчицкого. Начал Меншиков с того, что не пошел на прием к министру иностранных дел ярому противнику православия Фауд-Эффенди, а сразу добился приема у верховного визиря. В Турции такого афронта не прощают, и Фауд был немедленно заменен на Рифат-пашу– сравнительно умеренно бывшего главу МИДа.
24 февраля (8 марта) прием у султана. Меншиков представляет личное послание Николая I – образец дипломатического такта и учтивости. Вот вам и солдафон. Султан растроган и даже несколько растерялся, а может восточная хитрость и он уже все решил. Во всяком случае, было объявлено положительное отношение к русским предложениям. Что ту началось! Английский временный поверенный немедленно запросил отсрочки окончательного решения. В Лондоне менялось правительство, и в Константинополь спешил хорошо известный русофоб лорд Редклиф. Еще более возбудился французский временный поверенный Бенедетти, тоже ожидавший смену из Парижа в лице посла де Лакуре. И Редклиф и Лакуре в Петербурге считали не без основания законченными ненавистниками России. Так что ничего хорошего от этих дипломатов ждать не приходилось.
Позволю себе сказать несколько слов именно об английском посланнике, ибо его роль в развязывании этой войны, борьбе с Россией всегда и везде примечательны.
57-летний карьерный дипломат Стредфорд-Каннинг, Чарльз лорд Редклиф запомнился Николаю I сразу по вступлению на престол. Тот в это время как раз возглавлял посольство в Стамбуле и в течение шести лет вел самую отчаянную антирусскую политику, не брезгуя мелкими пакостями (организовал постоянную слежку английских платных агентов за русскими дипломатами, путешественниками и паломниками в Турции – С.К.). Николай это хорошо знал, возмущался, говорил об этом королеве Виктории. Когда в 1832 году тогдашний министр иностранных дел Палмерстон назначил Редклифа послом в Россию, Николай I просто отказался допустить его в Петербург даже для вручения верительных грамот. И настоял на своем, несмотря на все европейский скандал. Вот такой «подарочек» мы получили в Константинополе, как раз в разгар кризиса. Редклиф, как старый, проверенный, уважаемый друг Турции имел и оказывал огромное влияние не только на Рифат-пашу, но и султана Абдул-Меджеда. И будет оказывать вплоть до ухода в отставку в 1858 году. А русофобом останется до конца дней своих в возрасте без малого 100 лет. Особенно враждебно будет действовать во время Русско-турецкой войны 1877-78 годов и Берлинского конгресса. Это он будет одним из тех, кто украл у нас настоящую победу в той войне – не пустил в Константинополь!
Французский посол, считавший себя истинным аристократом, просто не мог простить, что какие-то дикие русские варвары победителями жили в любимом Париже. Впрочем, кроме упрямства и поддержки Редклифа остался ничем не примечателен.
10 (22) марта Меншиков начала переговоры с Рифат-пашой. Тот отправил основной документ на согласование в Диван и на утверждение султаном.
19 (31) марта Рифат-паша сообщил о принципиальном согласии с нашими предложениями, за исключением небольших частностей по Святым местам, но Меншиков понял сразу – дело не в частностях, и начал готовить изменения в договор с уступками туркам. Не успел. Рифат-паша и султан затягивали, как могли подписание, явно ожидая западных посланников и дождались.
В Константинополь прибыли Редклиф и де Лакуре. Одновременно с ними в Диван пришло сообщение о том, что Франция направляет свой флот из Тулона в Архипелаг, а англичане выдвигают свои корабли из Мальты. Два новых посла не только немедленно получают аудиенцию у султана, но и быстро переманивают на свою сторону посланников Австрии и Пруссии. Собственно тех и не надо было уговаривать. Редклиф тесно общался с русским посольством, делая вид и убеждая Меншикова, что Британия и Россия чуть ли не союзники в решении Восточного вопроса. Де Лакуре, привез из Парижа самые жесткие требования и даже не изображал лояльности. Так будет продолжаться до самого конца миссии Меншикова.
23 апреля (5 мая) Меншиков представляет Рифат-паше новый проект договора. « В этом акте, возражения и замечания, сделанные в различное время его превосходительством Рифат-пашой и некоторыми из прочих министров Порты, приняты во внимание, что явствует из чернового прежнего сенеда, прилагаемого к настоящей ноте…»
До 2 (4) мая тянулось так называемое согласование. Меншиков потребовал аудиенции у султана и добился ее. Более того добился на ней согласия султана. Тот обещал дать окончательный ответ на второй или третий день. Но тут же принимает Редклифа и просит у Меншикова новой отсрочки. Тот все понимает, но соглашается.
5 (17) мая султан проводит чрезвычайное совещание Верховного Совета (Дивана). 48 министров и высших сановников накануне этого совещания лично принял Редклиф с угрозами, подарками и обещаниями. Восток дело тонкое, и 6 (18) мая Рифат-паша устно, вроде бы неофициально передал Меншикову отрицательно решение Дивана. Меншиков начинает собираться домой, но тут появляются лицемерные австрийцы с сообщением о возможном продолжении переговоров. Позже князь узнает, что все это было не более чем обман, но готовит третий проект с новыми уступками.
8(20) мая передает его Рифату-паше. Но все уже было решено. Рифат-паша понес проект не султану, а лорду Редклифу. Тот немедленно собирает у себя в посольстве представителей Франции, Пруссии, Австрии, Турции и в ультимативной форме требует «принять решение, совершенно тождественное с мнением турецких министров». Все представители подписали официальный меморандум. Вот для чего нужен был австрийской маневр.
9 (31) мая Меншиков убыл на пароходе в Одессу, сидел там несколько дней, ожидая возможного продолжения переговоров, но тщетно. Султан объявил первый смотр гвардии и флота. Ну и скажите, что еще мог сделать князь Меншиков, прежде чем поносить его « и в хвост и в гриву»?
« Непосредственным следствием угроз нашего правительства Турции было появление англо-французской эскадры у входа в Дарданеллы, в заливе Бешика, в начале (в половине) июня. Предписания находившимся в Средиземном море союзным адмиралам Ласюсу и Дундасу – приблизиться к Дарданеллам – были посланы в конце мая (в начале июня), тогда, когда еще не было объявлено о намерении нашего правительства занять Дунайские княжества». Вот только тогда наш канцлер Нассельроде направил туркам ноту, в которой потребовал в 8-дневный срок подписать проект Меншикова. В противном случае наши войска вынуждены будут перейти границу « не для войны, но для выражения твердости своей позиции». На что из Константинополя пришел немедленный ответ – султан торжественно обещал вооруженной силой добиться своих прав, если русские перейдут границу.
Ну и что оставалось делать государю императору, перед которым всего пять лет назад трепетали не только турки, но и Европа? Он все еще надеялся, что один только вид русских полков на Дунае МИРНО разрешит весь конфликт, даже несмотря на то, что турок уже «спустили с поводка». Все-таки англичане еще делали вид, что хотят именно мира.
Академик Е.В. Тарле очень четко обрисовал положение дел, которое можно свести к одному – чтобы Россия не предпринимала – наказывать войной ее будут. И наказывать не столько турки, сколько европейские державы:
«Палмерстон всеми мерами толкал Англию к войне… С русским правительством ничего нельзя достигнуть обнаруживая сомнения, колебания или страх, в то время как смелый, твердый курс, основанный на праве и поддержанный силой, является надежнейшим путем к достижению удовлетворительных и мирных результатов… Стредфорд Редклиф всегда еще гораздо более Палмерстона стремился разжечь войну против России…»
«Опасность была в том именно, что Наполеон III искал войны с 1852 года и хватался за всякие поводы к ссоре, даже самые ничтожнейшие и искусственно создаваемые…»
«Наполеон уже давал понять Вене, что сохранить нейтралитет Австрия не сможет и в случае какой-либо «двуличной политики» она рискует быть жестко наказанной, ибо, ему Наполеону III, крайне легко натравить на Австрию Сардинское королевство и помочь сардинскому королю Виктору-Эммануилу выгнать вон австрийские войска из Ломбардии и Венеции. А ведь совсем недавно австрийский фельдмаршал Кабога лил слезы на ботфорты фельдмаршала Паскевича спасителя Австро-Венгрии, а молодой император Франц-Иосиф боготворил Николая I».
Вот такой расклад сложился в Восточном вопросе, перед демонстрационным вводом наших войск в Дунайские княжества. Обратите внимание на то, что о святых местах уже забыли и в Турции и в Европе. Решение о войне там уже принято окончательно. А Николай все еще надеялся.
Категоричен и краток по-военному, но тысячу раз прав герой войны Э.И. Тотлебен написавший в своем знаменитом труде: «Кому не очевидно в настоящее время (1863г. – С.К.), как настойчиво желали тогда войны против России ее противники, и как нужна им была эта война».
Полковник Сергей Куличкин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
