Войны вроде бы и не было, но она уже началась. С чем же подошли противники к предстоящим баталиям? Насколько оказались готовыми в политическом, экономическом, морально-психологическом, военном плане?
В политическом плане Россия оказалась, как чаще всего и бывало в нашей истории, в далеко незавидном положении. По большому счету предстояло воевать в одиночку с пока еще фактически не оформившейся, но уже безусловной коалицией. В более широком плане со всей Европой. Формально против нас выступят Британия, Франция и Турция. Потом к ним присоединится Сардинское королевство – большая часть тогдашней Италии. Но, как всегда и бывает при походах на Россию, главные силы сопровождались так называемыми легионами добровольцев. В данном случае это были испанская, шведская, германская, швейцарская бригады и даже славянский батальон из поляков, румын, арнаутов. Не обошлось и без кавказского имамата Шамиля и буйных черкесов. Собственно, так на нас ходили Речь Посполитая, Карл, Наполеон, Гитлер так будут ходить и далее. К сожалению, наверно всегда. Австрия, Пруссия и вроде бы совсем нейтральные Испания, Голландия, всегда нейтральная Швейцария и прочие европейские карлики все время войны будут, так или иначе, склоняться на сотрудничество со своими западниками. Нынешний Европейский союз уже тогда действовал безотказно.
Австрийцы никак не могли претерпеть нашего усиления на Балканах, на берегах Дуная, ибо считали эти земли только временно отторгнутыми османами у Священной Римской империи, и новый Евгений Савойский еще вернет их Австрии. Пруссия, несмотря на начавшийся процесс формирования единой германской империи (рейха) и противоречий из-за этого с Австрией, Францией, все-таки считала себя вправе быть в одном строю с почти родными по крови австрияками, европейцами-французами, чем с варварской славянской Россией. О благодарности все той же России, как это водится в политике, не принято было даже и вспоминать. Важно отметить, что вся европейская семья в целом и по отдельности не имела по большому счету к России объективных претензий, но как же не повоевать с русскими, коль скоро появилась такая неожиданная необходимость, коль скоро на битву зовет старший британский и французский брат. Старшие европейские братья без труда заманили их в свой строй просьбами, а то и угрозами.
В экономическом плане, общем промышленном производстве, особенно в металлургии и машиностроении, Россия уступала и Британии, и Франции, не говоря уж об их совместной мощи. Промышленная революция, охватившая Британию и Францию сразу после наполеоновских войн, подняли эти страны на невероятную высоту. Первая индустриальная держава Британия выплавляла 240 млн. пудов чугуна; Франция – 50 млн. пудов; мы – только 18 млн. пудов. А значит, мы меньше могли выплавлять железа, стали. Наши заводы в основном работали на древесном угле, водной энергии и зимой просто стояли. Лошадка – наш единственный транспорт, а по Англии и Франции во всю прыть бегали паровозы, которые у нас только начинались. Паровой флот тоже пока недоступное нам развитое машиностроение. Тысячи заводов Манчестера, Ливерпуля Ньюкасла, Лиона, Парижа, Марселя давали 80% продукции промышленного производства. Наши заводы – в десять раз меньше.
И все-таки я не стал бы утверждать о полной неготовности нашей экономики снабжать армию и флот надлежащим оружием, боеприпасами, порохами, средствами вооруженной борьбы, хотя бы потому, что наша промышленность, особенно военная, строилась несколько по другому принципу. Известный русский ученый профессор М.И. Туган-Барановский сразу после Восточной войны в знаменитом многотомном труде «Великая реформа» еще в конце 60-х годов отмечал: «Одной из своеобразных особенностей экономической истории России является развитие в строе ее промышленности крупного производства. Нередко думают, что крупное промышленное производство появляется в России позднее, чем в Западной Европе, и что только в новейшее время Россия начинает нагонять в этом отношении страны Запада. Однако мнение это отнюдь не подтверждается фактами».
Если на Западе промышленное производство развивалось массово на огромном числе предприятий, возникающих из столь же огромного числа свободных купцов и ремесленников, имеющих от несколько десятков до нескольких сотен рабочих, то у нас предприятий было значительно меньше в основном с крепостным трудом, но с огромным производством на сотни десятки тысяч рабочих. Так на тульском оружейном заводе трудилось более 2 тысяч рабочих. На казенной парусной фабрике в Москве – 1162 рабочих. И так по всей стране. Такое крупное промышленное производство создал еще Петр I, и оно исправно функционировало. Так что, если в общем промышленном производстве мы сильно уступали Западу, военное производство было налажено давно еще с Петра, и оборонные казенные предприятия работали, как часы по современным технологиям. Чего только стоят такие уже в то время гиганты, как Петрозаводский оружейный завод, пушечные и оружейные заводы Тулы, Златоуста, Тагила, Ижевска, Луганский оружейный завод. Пороховые заводы Казани, Охты, Шостки. Плохо, хорошо ли, но они давали в год 70 тыс. ружей и пистолетов, 150 орудий, до 100 тыс. пудов пороха. Война потребует увеличить выпуск готовой продукции в 2 раза, и наши оружейники с этим справятся, в том числе наладят полноценное производство так необходимых штуцерных ружей. Кстати, Тульский оружейный завод к тому времени уже три десятка лет работал на паровых машинах и принципах взаимозаменяемости рабочих. Аналогичный завод в Ливерпуле освоит такое производство только после окончания Восточной войны.
Но больше всего подкашивала нашу военно-экономическую мощь извечная до сих пор русская беда – плачевное состояние транспортной инфраструктуры. К началу войны мы имели Царскосельскую железную дорогу, железные дороги Петербург – Москва и Петербург – Псков – Варшава. Только проектировались железные дороги к Нижнему Новгороду и на юг к Харькову и Ростову. Вся транспортировка, в том числе и военная, осуществлялась водным и гужевым транспортом. Зимой, ранней весной и поздней осенью водный транспорт исключался, и не везде он был доступен. Гужевой транспорт по нашему бездорожью превращался в невыносимую муку, срывающую всякие мыслимые сроки доставки. Зачастую и лошади не выдерживали, оставались только быки, но как они двигаются – лучше не говорить. Да и сколько груза можно было перевезти гужевыми обозами? Ничтожное количество по сравнению с запросами даже той войны. А русские расстояния! Везти приходилось с Урала, из центра России аж на Дунай, в Крым, на Кавказ. Союзники, обладая могущественным паровым флотом, могли решать эту задачу несравнимо оперативно в требуемых армии количествах, несмотря на то, что воевали за тысячи миль от метрополий.
Думаю, в морально-психологическом плане наше население, армия и флот всю войну оставались значительно надежнее, устойчивее союзников и, когда мы воевали только с Турцией на чужой территории, и, конечно, когда воевали со всей Европой на свой земле. После Отечественной войны мы долгие годы применяли вооруженные силы только за границей России, но память еще оставалась вместе с многочисленными участниками тех событий, военных и простых обывателей. И кажущийся сейчас ничтожным конфликт из-за Святых мест в то время для православной России совсем не казался ничтожным. А уж защита родной земли от захватчиков всегда у русских вызывала особый подъем патриотизма. Русское общество, армия и флот были готовы к наступательной и, без всякого сомнения, оборонительной войне с высоким моральным духом. Чего, думаю, нельзя сказать о наших противниках.
Население соединенного королевства Великобритании, особенно отдаленных колоний, конечно, не видело в возможной войне какого-то особого смысла. Святые места в Британии давно перестали быть чем-то сакральным. И обыватель представлял все, заурядной колониальной войной, скажем, как в Индии. Россия оставалась в глазах британцев такой же неведомой, дикой страной, и, конечно, воевать с ней всерьез никто не собирался. Французы не прочь были рассчитаться за унижение наполеоновского разгрома, но тоже представляли столкновение с Россией желательным вдали от Франции и как можно скоротечнее. Русских требовалось наказать уже хотя бы потому, что дикие казаки посмели когда-то оккупировать Париж, наказать за вечную подругу Польшу, терзаемую русскими варварами. Турок, которых назначили спровоцировать конфликт, вообще давно никто не спрашивал, хотят он воевать, или нет. На все воля Аллаха и султана. Они привыкли воевать с русскими по определению, и для всей массы народа разно племенной Оттоманской Порты дело это было привычное и совсем не жертвенное. Повезет – победим. Не повезет – проиграем. Не велика беда
Наконец, посмотрим насколько были готовы к войне вооруженные силы противоборствующих сторон. Существует устойчивое мнение, что русская армия и флот к войне были полностью не готовы. Особенно поусердствовал в насаждении этого все тот же академик Е.В. Тарле. Проклятый царизм изначально не мог победить, и поэтому армия его – сборище одетых в военную форму крепостных рабов, вымуштрованных только для парадной шагистики, тупых, голодных, не умеющих стрелять, не знающих тактики, вооруженных устаревшим никуда не годным оружием. Он часто цитирует записки военного писателя, будущего действительного статского советника поручика Петра Владимировича Алабина, в качестве военного корреспондента, участвовавшего в Восточной войне. Закончивший войну всего-то в чине капитана тот выскажется по всем вопросам, начиная с высокой стратегии и кончая жизнью и бытом нижних чинов. Вышедшие через пять лет после окончания войны его знаменитые «Походные записки» в 2-х томах надолго станут источником сведений о всех мыслимых и немыслимых недостатках, пороках русской армии в Восточную войну. Хотя и без Алабина уже сразу после войны стало модным поносить нашу вооруженную силу, якобы вскрывая все язвы государства. Кстати, Алабин отмечал и многие положительные стороны, но каждый искал в его работе то, что хотел найти. Мы же постараемся обратить к скупым, скучным, но неоспоримым цифрам, которые позволяют, по-моему, сделать правильный вывод о готовности вооруженных сил союзников и России к войне.
Итак, начнем с французской – самой сильной армии союзников и ее флота. Комплектовалась армия по закону о конскрипции 1832 года, по которому все мужчины от 18 лет включались в списки военнообязанных и в зависимости от профессии, образования, денег, семейного положения призывались на военную службу на 7 лет. Были и добровольцы. В год набиралось до 80 тыс. человек, к началу войны имелось 550 тыс. Основная сила – линейная и легкая пехота – 330 тыс. человек, тяжелая (карабинеры, кирасиры), линейная (драгуны и уланы), легкая (гусары) кавалерия – 68 тыс. человек; артиллерия конная и пешая – 1200 орудий. Две трети линейной пехоты вооружалось гладкоствольными ружьями с ударным замком и штыком с дальностью прямого выстрела 500 шагов. Одна треть пехоты вооружалась нарезным оружием, с дальностью стрельбы до 1200 шагов. Нарезными ружьями вооружалась легкая пехота и кавалерия. Основное орудие артиллерии – 12-фунтовая гладкоствольная пушка с дальностью стрельбы 500 шагов. Скучные цифры, но прошу обратить внимание на то, что современными нарезными ружьями вооружена только третья часть армия, а не вся поголовно. Флот огромный – 171 корабль с 35 тыс. экипажа, из них 108 судов паровых всех классов от линкора до корвета. Цифры очень примечательны.
Система подготовки кадров не менялась с наполеоновских времен и по-прежнему оставалась одной из лучших в мире. Офицерские школы выпускали хорошо подготовленных профессионалов. Высший командный состав за редким исключением не блистал из-за отсутствия должного боевого опыта крупных сражений. Колониальные войны не в счет. Нижние чины, наоборот являли добротный боевой материал, способный нести тяжести службы и боевых действий. Особенно так называемые туземные части зуавов, марокканцев, туарегов.
Британская сухопутная армия после славного Ватерлоо сдулась до жалких 162 тыс. человек, включающих постоянную армию, милицию, ополчение и колониальные войска. Так что постоянная армия, которой и предстояло воевать, насчитывала как раз четвертую часть. Комплектовалась она по давно канувшей в лету наемно-вербовочной системе. Все за деньги. Остальные войска, в том числе добровольные, тоже за вознаграждение. Итого в пехоте насчитывалось 20 дивизий и 6 в кавалерии. Вот они были полностью вооружены штуцерами с дальностью стрельбы на 1200 шагов. В артиллерии 13 тыс. человек и 600 орудий. Пушки 12-и и 18-фунтовые гладкоствольные с дальностью стрельбы на 500 шагов. Зато флот – самый мощный и лучший в мире. Только линкоров – 31, из них половина паровых винтовых; 85 фрегатов, из них – 32 парохода; 150 кораблей малого тоннажа и тоже половина паровых. Артиллерия на британском флоте насчитывала 4600 орудий, больше чем во всей союзной армии. Мощь невероятная.
А вот подготовка личного состава в армии и на флоте «хромала на обе ноги» Как и сотни лет назад офицерские чины и должности можно было просто купить за деньги, и они покупались. Бесспорная личная храбрость британского офицера полностью нивелировалась тактической, командирской неграмотностью. Этим же грешил и высший командный состав. Британия уже много лет воевала только в Индии, Индокитае и Африке, но что собой представляли войны с туземцами ясно и не профессионалу. Дорого будет стоить британскому воинству подобная подготовка армии. Несколько лучше была подготовка флотских офицеров и матросов, хотя отсутствие боевого опыта, тактических навыков зачастую сводили на нет все огромные количественные и технические преимущества британских кораблей.
Турция («больной человек Европы») была самым слабым звеном союзников. Огромная турецкая сухопутная сила делилась на регулярную армию (Низами), набираемую жеребьевкой среди всех подданных мусульман и христиан от 20 лет и резерва (Редифа) с добровольно принудительным принципом комплектования и множеством башибузуков (откровенных головорезов –С.К.). К началу войны в Низами насчитывалось 136 тыс. человек, в Редифе – 116 тыс. Вообще говоря, Редиф вместе со вспомогательными войсками (курды, арнауты, египтяне, сирийцы) никто и никогда точно сосчитать не мог и не пытался. Их могло быть в разное время и 100, и 400 тыс. Вся эта мало управляемая в основном кавалерийская сила в боевом отношении была мало пригодна к полноценной боевой работе, разбегалась при малейшем организованном противодействии, а вот пограбить любила и умела Артиллерия состояла из 1-го гвардейского и 4-х армейских полков. Всего около 200 гладкоствольных иностранных орудий. Пехота вооружалась иностранными гладкоствольными ружьями с дальностью до 400 шагов, и только несколько батальонов имели нарезные английские штуцера. Кавалерия вооружалась саблей и двумя пистолетами. Башибузуки – чем попало. Турецкий флот вообще оказался самым слабым среди всех участников войны. 6 линкоров, 7 фрегатов, 7 корветов – все парусники и 17 пароходов малого тоннажа. Несколько десятков малых судов не в счет. Правда у турок единственных имелась морская десантная бригада, но она отличалась от обычной пехоты только названием.
Подготовка высшего и среднего офицерского состава, несмотря на наличие офицерских школ и даже академии не соответствовала современному уровню. Турки в основном уповали на иностранных инструкторов, советников в армии и на флоте, которые издавна учили турецких аскеров правилам настоящей войны. Нижние чины (аскеры) эту науку может быть и не всегда понимали, но от природы были настоящими воинами, отличались высокой боевой стойкостью, храбростью и неприхотливостью в походной жизни. Редиф никто не учил вообще, ибо учить бандитов правильной войне бессмысленно и невозможно.
Что же могла противопоставить этой силище Россия? «Мировой жандарм» того времени, как и полагается по статусу, имел самую большую армию в 1,4 млн. человек – 1,2 млн. регулярных войск и 200 тыс. иррегулярных. В свою очередь, регулярная армия подразделялась на войска: действующие (линейные), собственно и предназначенные для ведения боевых действий; резервные запасные и местные вспомогательные – для подготовки рекрутов и несения внутренней и гарнизонной службы. Иррегулярные войска – это в основном казаки в то время 10-и казачьих войск России. Комплектовалась армия на основе Рекрутского устава 1831 года для службы на срок 20 лет, из них 15 лет в строю. Казаки призывались на 25 лет с собственным снаряжением. Регулярные войска состояли в основном на две трети из пехоты линейной и легкой. Линейная пехота вооружалась гладкоствольными ружьями с дальностью стрельбы в 500 шагов. Легкая пехота вооружалась нарезными штуцерами с дальностью стрельбы до 1200 шагов. Регулярная кавалерия (кирасиры, драгуны, уланы и гусары) была вооружена ружьями (карабинами), палашами, саблями, шашками. Уланы и казаки еще и пиками. Всего в армии насчитывалось с казаками 59 лучших в мире кавалерийских полков. Артиллерия, имевшая 135 конных батарей, сведенных в артиллерийские бригады, была вооружена 1446 орудиями. В основном 12-фунтовыми, стрелявшими на 700 шагов ядрами и на 300 шагов картечью. Лучшей частью регулярной армии была, конечно, императорская гвардия. Элитные формирования пеших, конных, артиллерийских, саперных частей, которых не было ни в одной армии мира.
Подготовка личного состава русской армии, по-моему, ничем не уступала французской, а подготовка унтер-офицерского и высшего командного состава была на порядок выше. Вообще русская армия того времени была по сути профессиональной (20 лет службы нижних чинов и без срока офицеров). Все что писали и пишут о муштре, вытянутых носках, парадной мишуре, неудобных киверах, развинченных затворах ружей имело место быть, но скорее, как исключение, а не правило. Во-первых, хотя бы потому, что яростными противниками ненужного парадиза были все высшие военачальники русской армии и прежде всего Паскевич, Меншиков, Горчаков, Нахимов и далее по списку. Приведу лишь одно высказывание о Паскевича:
«Красота фронта, доходящая до акробатства», всегда отталкивала Паскевича, как он неоднократно признается в своих интимных записках: «Я требовал строгую дисциплину и службу, я не потакал беспорядкам и распутству; но я не дозволял акробатства с носками и коленками солдат. Я сильно преследовал жестокость и самоуправство… У нас экзирцирмейстерство приняла в свои руки бездарность, а так как она в большинстве, то из нее стали выходить сильные в государстве. Регулярство в армии необходимо, но о нем можно сказать то, что говорят про иных, которые лоб себе разбивают, Богу молясь… Оно хорошо только в меру, а градус этой меры – знание войны, а то из регулярства выходит акробатство».
Во-вторых, этим грешили все тогдашние армии. А в-третьих, у нас имело место и довольно основательная боевая учеба в каждом полку, дивизии, корпусе. Маневров тогда не проводила ни одна армия мира, а мы, пусть только с гвардией у Красного Села, проводили, и большая часть гвардейских офицеров, уходивших в армию командовать полками и соединениями, обязательно приносили с собой и эти важнейшие элементы полевой, боевой выучки войск. Единственно чего не хватало нашей армии – это настоящего боевого опыта полноценной войны, а не локальных операций в Европе и на Кавказе.
Флот России по праву считался третьим в мире после британского и французского, и представлял из себя внушительную силу. К сожалению, большей частью парусный, он имел в своем составе 30 линкоров. 15 фрегатов, 24 корвета. А вот паровых только 15 пароходо-фрегатов и 48 малых пароходов. Количественно и технически мы, конечно, сильно уступали будущему противнику. Зато в боевом мастерстве (маневр и артиллерийская стрельба) русским морякам не было равных. Особенно славился этим второй по мощи Черноморский флот.
Отдельно следует отметить, и это касается всех участников войны, одинаковую стратегию и тактику ведения боевых действий, которые мало чем отличались от военного искусства наполеоновских войн. Колонна оставалась основным строем пехоты и разворачивалась при атаке в трех шереножный строй. Основой формой боевого столкновения в атаке и обороне считался штыковой удар пехоты в сочетании с артиллерийским сопровождением картечью. Ружейный огонь велся залпами, и только начало осваиваться огневое поражение стрельбой из нарезного стрелкового оружия. При дальности стрельбы гладкоствольной артиллерии не более 700 шагов, штуцерники, стрелявшие на 1000 и более шагов, оказались весьма эффективны, хотя бы для вывода из строя офицеров и артиллерийской прислуги.
Из всего сказанного, по-моему, нетрудно сделать вывод о том, что противостоящие стороны обладали примерно равным боевым потенциалом перед началом войны. Мы уступали в сухопутной составляющей только в количестве нарезного стрелкового оружия, но не так смертельно, как принято считать. К тому же, это отставание будет успешно преодолеваться с опытом первых же боевых столкновений, показавших необходимость насыщения пехоты именно нарезным оружием. По боевой подготовке личного состава нижнего звена, моральному духу русская армия и флот, по-моему, даже превосходили противника. Офицеры среднего и высшего звена оказались на одном уровне. Досадных промахов, неудач хватало и у наших и их командиров и полководцев. К сожалению, у наших – чуть-чуть больше. И этого чуть-чуть хватило врагу для победы. Победы несколько странной, но никак уж для разгрома. Об этом позже.
Теперь о планах. Раз уж война стояла на пороге, должны были быть и какие-то планы. Были и не просто какие-то. Сначала для войны с Турцией. Самым первым и, на удивление, самым решительным, радикальным был план не прославленных полководцев, ни генерального и морского штабов, а самого государя императора Николая I: «Могущий быть в скором времени разрыв с Турцией приводит меня к следующим соображениям: 1) Какую цель назначить нашим военным действиям? 2) Какими способами вероятнее можем мы достичь нашей цели? На первый вопрос отвечаю: чем разительнее, неожиданнее и решительнее нанесен удар, тем скорее положим конец борьбе. Но всякая медленность, нерешимость, даст Туркам время опомниться, приготовиться к обороне, и вероятно Французы успеют вмешаться в дело, или флотом, или даже войсками, а всего вероятнее присылкой офицеров, в каких Турки нуждаются. Итак, быстрые приготовления, возможная тайна и решительность в действиях необходимы для успеха. На второй вопрос, думаю, что сильная экспедиция с помощью флота, прямо в Босфор и Царьград может все решить весьма скоро».
Самым подробным образом «бестолковый Николай Палкин» разработал это удар по Царьграду: если турецкий флот выйдет навстречу; если не выйдет; если турецкие войска выйдут из города; если останутся там; если в проливы войдут союзники и если не войдут. И, знаете, план этот, особенно его первая и главная стратегическая часть успешно осуществить было вполне возможно. Быстрота, решительность, абсолютная скрытость и неожиданность всегда являлись залогом победы. Но, к сожалению, все осуществлялось с точностью до наоборот.
Николай не мог не обратиться с советом к своим «отцам – командирам» Паскевичу и Меншикову, и оба сразу признали план неосуществимым. Эти военачальники оказались более политиками, чем военными, опасались может и справедливо вступления в войну западных держав, но ведь и весь смысл государева плана строился на быстрой, решительной победе над турками именно до вступления в войну союзников. Полководцы же убеждали государя начать длительную кампанию с предварительным занятием Придунайских княжеств, ультиматумами, потом продвижением на Балканах и прочими дипломатическими уловками, особенно с западными партнерами. Николай не смог противостоять таким военным авторитетам и согласился, с условием выхода на конечную цель Царьград через Болгарию. Но и здесь предупреждал своих полководцев, что успех всего вероятнее только при борьбе с турками один на один. «Потому все зависит от того, будут ли Французы и Англичане зрителями или участниками в войне».
Весной 1853 года после неудачи миссии Меншикова Николай еще не предполагал, что возможная война с Турцией приведет к общей европейской войне. Начинается нудная, долгая переписка с Паскевичем, Меншиковым, Генштабом и Морским министерством, намеченным в командующие нашими силами на Дунае генералом от инфантерии князем М.Д. Горчаковым по поводу возможной стратегии будущих кампаний. Горчакову он в собственноручной записке и пошлет еще 28 мая план разрешения конфликта с Турцией. Он состоял из трех пунктов, названных почему-то эпохами.
1-я эпоха предусматривала занятие Придунайских княжеств без объявления войны для побуждения турок к согласию с нашими требованиями. Через Дунай не переправляться. Черноморский флот остается у наших берегов. Несколько крейсеров ведут разведку и турецкого побережья.
2-я эпоха – в случае отказа турок, Дунай не переходить, объявить блокаду Босфора, брать в плен турецкие корабли и предупредить мир о возможном признании независимости Придунайских княжеств и Сербии.
3-я эпоха объявляла независимость Придунайских княжеств и Сербии
Но Николай не был настолько наивен, чтобы не проработать возможные варианты общеевропейской войны. Тому способствовали не только длительные внутренние переговоры, но явная несговорчивость Турции и откровенный курс Запада на военное решение Восточного вопроса. Плодом длительных внутренних переговоров и стал стратегический план ведения возможной европейской войны, который Николай окончательно затвердил уже после занятия нашими войсками Дунайских княжеств, во время поездки к Паскевичу в Варшаву в сентябре 1853 года. План предусматривал сосредоточение наших сил на предполагаемых театрах военных действий: Северо-Западном (Санкт-Петербург, Финляндия и Прибалтика) – 112 тыс. человек; Западном (Польша и западные губернии) – 146 тыс. человек; Юго-Западном (Дунай, Южная Новороссия) – 83 тыс. человек; Крым – 19 тыс. человек. На Кавказе вместе с войсками, воюющими против горцев срочно формировался 30-тысячный корпус. Мы равномерно распределяли свои силы. Предполагалось, что главный удар противник нанесет флотом и десантом по Петербургу и десантом в Прибалтике. Николай больше всего этого опасался и уделял самое пристально внимание. На юге же приходилось держать значительную группировку только из-за турок и неопределенной политики Австрии и Пруссии.
Были ли эти приготовления обоснованы. Более чем. Ранее мы уже отметили общий вектор европейской политики, направленный на войну с Россией, пусть для начала чужими турецкими руками. Но французы хотели повоевать конкретно, да и британцы не прочь были поучаствовать в этой так называемой «Восточной экспедиции». Но все делали вид, что стремятся к миру. По-моему, очень убедителен академик Тарле: «С момента, когда Европа узнала о том, что князь Меншиков 21 мая покинул Константинополь и до 20 июня, когда последовало окончательное решение о занятии княжеств, а особенно в начале июля того же 1853 года, когда русская армия перешла через Прут английская и французская дипломатия с одной стороны и русская с другой, не переставали вести между собой упорную полемику». Николай все еще не верил в вероломство Запада, хотя на столе у него уже лежал подробный план разрешения Восточного вопроса, утвержденный и в Лондоне, и в Париже, состоящий из четырех пунктов. Официально служб внешней разведки в то время вроде бы не существовало, но разведчики были, да еще какие. Так что план был доставлен в Петербург практически сразу после своего появления на свет. Итак, по пунктам:
1. Союзники провоцирует Турцию на войну с Россией
2. Турция вступает в войну с Россией. Атакует на Дунайском театре военных действий и на Кавказе. Главный театр военных действий на Дунае.
3. Британия и Франция при малейшей неудачи Турции выступают на ее защиту, атакуя Россию сразу на различных, в том числе отдаленных, театрах военных действий – на Дунае, Балтике, Севере, Дальнем Востоке, на всем Черноморском побережье от Одессы до Кавказа.
4. Главная цель – отторгнуть от России Кавказ, Бессарабию, Прибалтику, Польшу, Финляндию и, конечно, Крым дабы лишить ее владычества на Черном море. Для этого уничтожить флот и Севастополь.
Отсюда видно, что в первоначальных планах Крым, Севастополь были отнюдь не приоритетной целью всей войны для союзников. Кто же тогда мог предположить, что этот небольшой уездный приморской городок России очень скоро на долгие месяцы привлечет внимание всего мира и прославит Россию своей обороной на века.
Все ланы строились не на пустом месте, а в ходе начинающихся разворачиваться конкретных действиях. И начали эти действия союзники. Россия еще не объявляла о введении своих войск в Дунайские княжества, а союзные адмиралы Ласюсс и Дундас уже получили команду ввести свой флот в Дарданеллы, который туда и вошел в начале июля.
Только через две недели после начала движения союзного флота Николай I объявит, наконец, манифест о занятии русскими войсками Придунайских княжеств, все еще делая акцент на христианские Святыни, Святые места, о которых давно забыли и в Турции, и в Европе. Специально привожу полный текст манифеста. Не поленитесь прочитать скучный документ, ибо лучше невозможно сказать даже о мельчайших тонкостях политики России в этом вопросе. Насколько примечательно то, что Николай I неоднократно заявляет о нежелании воевать, немедленной готовности к отмене манифеста, миру, будь на то воля турок. От них ведь по большому счету не требовали территориальных, политических, экономических уступок. Но воля султана уже прочно определялась в Лондоне и Париже, а там уже вопрос решен. При чем тут какое-то православие, и его права:
«БОЖИЕЮ МИЛОСТЬЮ МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ
ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ
и прочая и прочая. Объявляем всенародно
Известно любезным НАШИМ верноподданным, что защита Православия была искони обетом блаженных предков НАШИХ.
С того самого времени, когда Всевышнему Промыслу угодно было вручить НАМ наследственный Престол, сохранение сих святых обязанностей, с ним неразлучных, было постоянным предметом заботливости и попечений НАШИХ; а они, имея основанием достославный Кайнарджийский Договор, подтвержденный последующими торжественными трактатами с Оттоманской Портой, всегда направлены были к обеспечению прав Церкви Православной.
Но, к крайнему прискорбию, в последнее время, вопреки всех усилий НАШИХ защитить неприкосновенность прав и преимуществ НАШЕЙ Православной Церкви, многие самопроизвольные действия Порты нарушили сии права и грозили, наконец, совершенным ниспровержением всего увековечного порядка, столь Православию драгоценного.
Старания НАШИ удержать Порту от подобных действий остались тщетными, и даже торжественно данное НАМ самим султанское слово было вскоре вероломно нарушено.
Истощив все убеждения и с ними все меры миролюбивого удовлетворения справедливых НАШИХ требований, признали МЫ необходимым двинуть НАШИ войска в Придунайские княжества, дабы доказать Порте, к чему может вести ее упорство. Но и теперь не намерены МЫ начинать войны; занятием княжеств МЫ хотим иметь в руках НАШИХ такой залог, который бы во всяком случае ручался НАМ в восстановлении НАШИХ прав.
Не завоеваний ищем МЫ; в них Россия не нуждается. МЫ ищем удовлетворения справедливого права, столь явно нарушенного. МЫ и теперь готовы остановить движение НАШИХ войск, если Оттоманская Порта обяжется свято соблюдать неприкосновенность Православной Церкви. Но если упорство и ослепление хотят противного, тогда призвав Бога на помощь, Ему представить решить спор наш и, с полной надеждой на Всемогущую Десницу, пойдем вперед – за веру Православную.
Дан в Петергофе в 14-й день июня месяца в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот пятьдесят третье, Царствования же НАШЕГО в двадцать восьмое.
На подлинном собственную Его Императорского Величества рукою
написано: «НИКОЛАЙ»
Для занятия Придунайских княжеств, южной границы Бессарабии по нижнему Дунаю назначались: из Киевской, Подольской и Волынской губерний 4-й армейский корпус в полном штатном составе генерала от инфантерии Даненнберга; квартировавшие в район Львова 5-я пехотная и 15-я кавалерийская дивизии с артиллерией и три казачьих полка 5-го армейского корпуса; Дунайская флотилия контр-адмирала Мессера. Всего 80 тыс. человек и 196 орудий. Они составили Дунайскую армию под командованием генерала от артиллерии, генерал-адъютанта князя Горчакова. Он будет до конца войны один из наших главных полководцев, говорить о нем будем еще не раз, и для начала сказать о нем несколько слов просто необходимо.
64-летний свитский генерал от артиллерии князь Михаил Дмитриевич Горчаков был человеком большого ума, натурой деятельной, блестяще подготовленным профессионалом и, безусловно, занял особое место в русской истории не только, как военачальник высокого ранга с значительными боевыми заслугами, но и хотя бы потому, что был дедом знаменитого в будущем русского премьер-министра П.А. Столыпина. Начинал службу гвардейским артиллерийским юнкером, отлично воевал в Отечественную войну в гвардейской артиллерии и дослужился по ее окончании до чина полковника. Из строя назначен в Генеральный штаб и будет долгие годы успешно двигаться по штабной карьерной лестнице. Участвовать практически во всех кампаниях русской армии начальником штаба корпусов и, наконец, остановится на должности начальника штаба и помощника самого фельдмаршала графа Паскевича. Горчаков отличался прекрасными организаторскими, административными способностями, чудовищной работоспособностью, пунктуальностью, ровным, доброжелательным отношением с начальством и подчиненными. В отличие от Меншикова его не только уважали, но и любили. С гордостью носил негласное прозвище «Честный князь».
Но именно постоянная штабная работа, особенно в течение 20 лет у Паскевича, по мнению его соратников, и погубила в нем настоящего полководца. Инициатива, самостоятельность, твердость в принятии решений и доведение их до конца потеряны были им навсегда. Он любил и собирал совещания по всякому поводу, оглядывался на высшее руководство, государя – «как бы чего не вышло!». Уже в ходе им же утвержденной операции неожиданно вмешивался в действия подчиненных, отдавая порой противоречивые приказания. Об этом мы еще поговорим, рассказывая о Дунайской кампании и конечно Севастопольской эпопеи, заканчивать которую придется именно Горчакову. Это был очень хороший военачальник мирного времени, и никудышный полководец военного. Россия через 50 лет получит еще одного похожего военачальника в лице генерала А.Н. Куропаткина. Тоже ведь служил прекрасным начальником штаба у великого М.Д Скобелева.
Между тем, Горчаков все-таки являлся вполне заслуженным кавалером почти всех российских орденов, включая Св. Георгия 3-й степени. Многие его решения и распоряжения были нужны, правильны и своевременны, и это еще больше смущало и обижало тех, кто пытался и пытается до сих пор спасти его доброе имя. «Судьба ссудила ему пережить целый ряд доблестных, много дней кровавых, но немного дней радостных».
18(30) июня Горчаков приказывает начальнику авангарда генерал-адъютанту графу Анреп-Элимпту быстро выдвинуться кавалерией на левый берег Дуная против Силистрии, Туртукая и Рущука, дабы показать туркам, что мы уже здесь. 21 июня (4 июля) наши войска основными силами перешли Прут и форсированным маршем тремя отрядами по трем направлениям устремились к Дунаю.
Первый отряд генерал-лейтенанта Лапранди – 12-я пехотная дивизия с артиллерией двигался от Скулян к Фокшанам. Самый мощный второй отряд генерала от инфантерии Данненберга – 11-я пехотная дивизия, 2-я бригада 10-й пехотной дивизии с артиллерией, 4-й стрелковый, 4-й саперный батальоны с понтонным парком, подвижным артиллерийским парком, подвижным госпиталем, два казачьих полка с артиллерией шли от Скулян через Яссы к Текучу. Третий отряд генерал-лейтенанта графа Нирода – 1-я бригада 10-й пехотной дивизии, пять батальонов 15-й пехотной дивизии, 4-я кавалерийская дивизия с артиллерией, саперная рота, подвижный госпиталь и 37-й Донской казачий полк двигались через Фальчи тоже к Текучу.
5-й пехотный корпус большей своей частью оставался в России. 13-я пехотная дивизия на Черноморском побережье, 14-я пехотная дивизия в Одессе. На Дунай же ушла 5-я кавалерийская и 15-я пехотная дивизии. Они расположились на нижнем Дунае у Измаила, и командовал ими один из лучших наших корпусных командиров генерал-адъютант граф Лидерс.
Войска без потерь организованно и стремительно вышли на левый берег Дуная против турецких крепостей и заняли полевые позиции. Позволю себе сказать несколько слов о пришедших на Дунай тех наших военачальниках, которые будут и дальше определять ход сражений Восточной войны.
61-летний генерал от инфантерии Петр Андреевич Данненберг пришел в армию юным землемером в училище колонновожатых – будущую академию Генштаба. Воевать начнет в Отечественную войну прапорщиком в пехоте, пройдет Смоленск, Бородино, Заграничные походы вплоть до взятия Парижа. Воевал достойно и в 1814 году штабс-капитаном будет причислен к Гвардейскому Генеральному штабу, где и дослужится до генерала-квартирмейстера главного штаба цесаревича Константина Павловича. Может и остался бы в русской военной истории хорошим генштабистом, если бы не неожиданный добровольный уход в строй за лаврами полководца. Польское восстание, Венгерский мятеж, конечно, чему-то научат, но, дослужившись до командира 4-го армейского корпуса, он так по-настоящему и не научится командовать крупными воинскими соединениями в реальной боевой обстановке, оставаясь типичным канцелярским штабистом. Мы еще не раз столкнемся с этим военачальником, но сразу отмечу его, мягко говоря, слабые командирские способности, о чем свидетельствуют дела и оценки всех военных историков.
Генерал-лейтенант Павел Петрович Лапранди начал войну в самом расцвете сил 57-и лет от роду. Испанский дворянин старинного рода по крови, отец его приехал в Россию прямо перед рождением сына, он не только по воспитанию, но и по духу к 20 годам стал настоящим русским дворянином, как нередко было с иностранцами на русской службе. В Отечественную войну вступил добровольцем нижним чином, но Париж брал уже подпоручиком. Любопытно и то, что, проходя далее службу на различных должностях, он по праву считался одним наших первых лучших профессиональных военных разведчиков. Проводил удивительные по дерзости операции в войнах с турками. Уже в чине подполковника имел секретные поручения наблюдать и сообщать сведения о действиях австрийцев как раз в Придунайских княжествах. Полковым командиром при взятии Варшавы заслужил орден Св. Георгия 3-й степени. Командуя Елецким пехотным полком, прославился на всю армию знаменитой памяткой об улучшении быта нижних чинов. Этот испанец по крови уважал и любил русского мужика в солдатской шинели, и те его боготворили. Кстати, став после отставки помещиком, он сразу же отпустит своих крестьян с землей на волю. Такая необычная связь с нижними чинами вызовет особый интерес к нему Николая I, и тот назначит Лапранди сразу командиром Лейб-гвардии Семеновского полка. В Венгерскую кампанию он уже командир 12-й пехотной дивизии, с которой начнет Восточную войну, и, без всякого сомнения, станет на ней одним из лучших наших полководцев. Не разочаровал он ни на Дунае, ни в Крыму, и только непонятное недоверие со стороны высших командиров, их же ошибки не позволят ему полностью раскрыть свой талант. Николай I и Александр II высоко ценили этого генерала, а вот остальное начальство относилось с большим предубеждением. Он вообще был весь какой-то не такой, за что лишился последней должности командира 2-го армейского корпуса в Варшаве, несмотря на то, что будет назначен туда по личному указанию Александра II. Так тоже бывает.
Другой, по мнению многих историков из недооцененных полководцев Восточной войны тоже оказался «русским немцем» – генерал от инфантерии, генерал-адъютант граф Александр Николаевич фон Лидерс. Как и Горчаков кавалер всех русских орденов, начал воевать еще под Аустерлицем. В Отечественную войну помимо орденов две золотые шпаги «За храбрость». Из войн практически не выходил: Кавказ, Варшава, Венгрия, опять Варшава и Кавказ. Многочисленные ранения, командование полками, дивизиями и все с неизменным успехом, ордена, вплоть до Св. Андрея Первозванного. Перед самой войной командовал 5-м армейским корпусом, с которым сразу же попадет на Дунай в передовых частях. Воевать будет отменно, но так и останется не востребованным в будущем на главном театре военных действия в Крыму, под Севастополем. В Крым он все-таки попадет на смену Горчакову, но уже в конце 1855 года, в то самое время, которое будет определено одной фразой – «Ни войны, ни мира». Обидно, досадно, что это не было сделано, скажем, при смене Меншикова.
Как только наши войска заняли княжества, и вышли на Дунай, вся западная закулиса буквально завопила о «типично посягательстве России на целостность других государств». Об этом кричала вся западная пресса, включая газеты казалось вполне дружественных нам Австрии и Пруссии. Как это делается, мы после нынешних событий в Крыму и Донбассе, представляем себе очень хорошо. Те же двойные стандарты. Все знали, что французы и британцы неоднократно вводили свои войска в турецкие владения в Греции и на Балканах, никого не стесняясь, и уж вводили именно типично. Общественное мнение о вероломстве России сформировалось сразу и надолго. Дело обстояло за конкретикой, и она не заставила себя ждать.
Подзуживаемый сэром Стрэдфордом Редклифом, такой же яростный, как английский посол, русофоб, и очень влиятельный в то время в Константинополе зять султана Мехмед-Али без труда возбудил невероятный фанатизм турецких улемов и софтов, толкающий турок на немедленную войну с «неверными русскими собаками». 2(14)-го июля Порта заявила официальный протест на действия России, и обратилась к западным державам с просьбой защитить свои владения от русской агрессии. Все ранее подписанные договора считались с этого момента недействительными. Запад отреагировал незамедлительно, и в Вене собрались на конференцию представители Англии, Франции, Австрии и Пруссии. Немедленно последовала нота протеста, как будто никто не знал о наших намерениях. Нота, составленная французами и австрийцами, 20 июля (1августа) ушла в Петербург. Николай сразу согласился на приезд турецкого посланника для переговоров о мирном решении разногласий. Но, не тут-то было. Редклиф продолжил подзуживать турок, и те не приняли даже западную ноту, а внесли в нее свои дополнения. Многие исследователи до сих пор считают, что изменения незначительны, с ними можно было согласиться, но Николай заупрямился, ибо это просто выводило бы Россию из статуса великой европейской державы.
События развивались стремительно. На Западе с нетерпением ждали отказа русского императора. 9 (21)-го сентября Наполеон III после якобы антирусских выступлений в Константинополе предлагает англичанам перевести союзный флот из Галлиполи в Босфор для подтверждения готовности союзников помочь Турции военной силой. Флот пошел, но Николай все еще искал пути к миру. Он срочно отправляется в чешский Оломоуц, где проводились крупные маневры австрийской армии, и где его поджидал безгранично обязанный ему австрийский император Франц-Иосиф. Николай просит молодого брата по престолу помочь в организации совместной ноты правительств Запада и России для понуждения Турции к миру. Потом едет в Сан-Суси к прусскому королю Фридриху-Вильгельму с тем же предложением. По пути в Варшаве встречается с французским и английским посланниками. Но все напрасно. К этому времени 14 (26)-го сентября турецкий Диван принимает единогласное решение прервать дипломатические отношения, и объявить войну России. Как водится, для начала предлагалось командующим войсками на Дунае и на Кавказе предъявить русским ультиматум в двухнедельный срок уйти с занятой территории.
На Дунае была развернута мощная более чем стотысячная группировка войск во главе с лучшим турецким полководцем Омер-пашой. Сразу же позволю себе сказать несколько слов об этом военачальнике, коль скоро мы уже охарактеризовали наших военачальников, нашего главкома Горчакова. Тем более, что именно Омер-паша предъявив Горчакову 27 сентября (9 октября) 1853 года ультиматум с двухнедельным сроком, начал боевые действия еще до окончания этого срока и отдельного официального объявления войны Турцией России. Конечно, все это называется вероломством, но по большому счету уже не имело никакого значения. Омер-паша не сомневался, что в Константинополе его только похвалят, а Горчаков, сославшись в ответном послании на то, что такие решения может принять только Петербург, принял боевые действия, как должное.
Итак, Омер Лютфи (добрый)-паша. Самый молодой из главнокомандующих Восточной войны 46-летний турецкий главком Омер-паша и турком-то не был. До сих пор идут споры – серб он или хорват. Но совершенно точно известно его настоящее имя Михаил Латас, и что добрым он никогда не был. А сыном офицера австрийской армии был. Конечно, хотел пойти по стопам отца, но прежде чем получить место в кадетском корпусе города Задар работал учителем в средней школе. Кадетский корпус все же закончил, но послужить в австрийской армии так и не удалось. Или из-за преследования властями проворовавшегося отца, или из-за собственной слабой подготовки. Пришлось эмигрировать в Боснию, но в мусульманской стране христианину хода просто не было. Михаил Лукас понял это и сразу же принял ислам с именем Омер, что позволило ему занять место учителя рисования и черчения у военного коменданта крепости Видин. Думал ли тогда молодой неофит, что через 20 лет в этой крепости он верховным главнокомандующим (сардаром экрамом) будет готовить турецкую армию к главной в своей карьере войне. Но учителем он был отличным, и комендант рекомендовал его в Стамбул, да еще преподавать в турецкой академии Генштаба. Для бывшего гяура везение невероятное. Еще больше повезло, когда заслужит благосклонность у главного ученика будущего султана Абдул-Меджида. Он сразу же получит чин полковника и место адъютанта у главного турецкого полководца Хюспева-паши, а через год с вступлением на престол Абдул-Меджида сам становится пашой.
И начинается его полководческая деятельность исключительно в подавлении мятежей, восстаний в дальних провинциях Османской империи – Египте, Сирии, Албании, Сербии, Курдистане. Нетрудно понять, что, несмотря на получаемые с завидной быстротой высокие чины от бригадного генерала до мушира (маршала), его теоретическая военная подготовка ограничивалась рамками кадетского корпуса, а практика карательных экспедиций никак не могли выковать из нашего героя настоящего полководца. Так оно и было. Во всех операциях Восточной войны на Дунае, в Крыму и на Кавказе Омер-паша, мягко говоря, не блистал, ошибался в простейших ситуациях и отметился только вообще присущей турецким воякам чрезвычайной жестокостью. Кстати, уже после войны именно за это султан после одной из карательных экспедиций подвергнет его опале. То, что наши военачальники не могли порой справиться с таким полководцем, нисколько не возвышает его авторитет. Именно это и обидно!
Западные союзники знали цену своему турецкому коллеге, и старались, соблюдая политкорректность, не поручать туркам ответственных заданий. Пресса же и общественное мнение скорее из-за необычной биографии слепили из этого вполне заурядного человека настоящего героя. Любопытно, что уже в наше время единственный боснийский нобелевский лауреат писатель Иво Андрич сделает его героем своего романа, по которому европейские киношники снимут целый сериал, понятное дело, приключенческий. Мы же еще ни один раз встретимся с «настоящими» подвигами сардар экрама Омер-паши.
Омер-паша начал боевые действия 11(23) октября. На Кавказе турки атаковали наши войска позже 16(28) октября. Любопытно, что отдельное официальное объявление войны из Стамбула так и не последовало. Зачем, раз Россия не выполнила ультиматума. Только через десять дней после начала боев на Дунае государь император Николай I объявил свой манифест, который тоже приведу полностью, ибо он стоит этого:
«БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ
МЫ НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ
ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ
ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ
И прочая, и прочая, и прочая
Манифестом НАШИМ данным от 14 дня июня текущего года, МЫ объявили любезным НАШИМ верноподданным о причинах, побудивших НАС требовать от Порты Оттоманской твердого обеспечения на будущее время священных прав Церкви Православной.
МЫ также возвестили им, что все старания НАШИ склонить Порту мерами дружеского убеждения к чувству правоты и добросовестному исполнению трактатов, остались бесполезными; почему и признано было НАМИ необходимым двинуть войска НАШИ в Придунайские княжества. Но, приняв сию меру, МЫ сохраняли еще надежду, что Порта, в сознании своих заблуждений, решится исполнить справедливые НАШИ требования.
Ожидания НАШИ не оправдались.
Тщетно даже главные европейские державы старались своими увещеваниями поколебать закоснелое упорство Турецкого правительства. На миролюбивые условия Европы, на НАШЕ долготерпение, оно ответствовало объявлением войны и прокламациею, исполненною изветов против России. Наконец, приняв мятежников всех стран в ряды своих войск, Порта открыла уже военные действия на Дунае.
Россия вызвана на брань: ей остается возложить упование на Бога, прибегнуть к силе оружия, дабы понудить Порту к соблюдению трактатов и к удовлетворению за оскорбления, коими отвечала она на самые умеренные НАШИ требования и на законную заботливость НАШУ о защите на Востоке Православной Веры, исповедуемой и народом русским.
МЫ твердо убеждены, что НАШИ верноподданные соединят с НАМИ теплые мольбы к Всевышнему да благословит Десница Его оружие, подъятое НАМИ за святое дело, находившее всегда ревностных поборников в НАШИХ благочестивых предках. На Тя, Господи уповахом да не постыдимся во веки.
Дан в Царском Селе, в 20-й день Октября месяца в лето от Рождества Христова в тысяча восемьсот пятьдесят третие царствоавания НАШЕГО в двадцать осьмое.
На подлинном собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою подписано «НИКОЛАЙ»
Здесь очень важно отметить, что только Николай, единственный из всех государей, все еще продолжает говорить о священных правах православной церкви. Другим участникам предстоящих событий это даже не приходило в голову. Только Николай все еще верит в честность и порядочность европейских партнеров, отпуская им соответствующие реверансы. Только Николай все еще надеется на то, что ему дадут возможность воевать с турками один на один.
Но никто реально, включая якобы нейтральных посредников в лице Австрии и Пруссии, не обратил внимания на призывы русского царя о воздействии на Турцию. Формально все они делали вид, что стремятся к миру. До конца года, когда война уже полыхала ос всей силой на Дунае и Кавказе, Запад будет продолжать так называемую «дипломатическую возню», изображая из себя миротворцев. А, между тем, союзная эскадра уже к 27 октября (8 ноября) будет переведена из Галлиполи на Босфор. Последним лицемерным шагом в этой «дипломатической возне» станет направленный туркам совместный протокол от 5 декабря 1853 года Австрии, Франции, Британии и Пруссии с предложением рассмотреть вопрос об условиях, на которых бы Порта согласилась вести переговоры о мире.
Существует масса открытых документов, исследований, которые проливают свет на подлинное положение дел в международной обстановке. Читать их очень интересно, увлекательно. Я же позволю себе привести только самые, на мой взгляд, короткие и точные формулировки большого нашего знатока «дипломатической возни» академика Е.В. Тарле:
«Для правящих классов Англии казалось недопустимым и в экономическом и в политическом отношении отдавать Турцию под фактическую власть царя. Вопрос был лишь о методе борьбы: премьеру Эбердину еще некоторое время продолжало казаться, что можно обойтись без войны; Пальмерстону. Кларендону, Джону Раселю война стала уже с осени 1853 года казаться неизбежной. Во всяком случае, и с точки зрения воинственной группы кабинета, миролюбивые заверения и беседы Эбердина с Брунновым (нашим послом в Лондоне – С.К.) представлялись по существу дела даже полезными; это усыпляло внимание царя и толкало его на поспешные и неосторожные решения. Громадную поддержку воинственной группе британского кабинета оказывал с каждым днем все больше и больше император французов; для Англии представлялся драгоценнейший, неповторимый случай вести войну против России при помощи французской армии.
Что касается Наполеона III, то в конце 1853 года еще больше чем в начале, тесный военный союз с Англией, только и мыслимый для подготовки и ведения войны против России, казался огромным дипломатическим выигрышем, могучим укреплением политического будущего династии Бонапартов. Союз с Англией уже наперед мог обезвредить всякую попытку воскрешения союза России с Австрией и Пруссией против Франции. Война при сложившейся конъюнктуре сулила французам большую победу, а эта победа имела колоссальное значение не только с внешнеполитической точки зрения, но и с точки зрения внутренней политики. Гром великой победы над царем мог заставить забыть и клятвопреступление принца-президента 2 декабря 1851 года, и варварское кровопролитие 4 декабря, и не менее варварскую расправу с республиканцами в провинции. Для Наполеона III именно война, и только война давала все эти нужные результаты».
А вот пример закулисной стороны политики все той же Англии после начала боевых действий на Дунае и Кавказе:
«Вопрос теперь ставился в Англии гласно так: каким образом поскорее эту войну прекратить?... Негласно вопрос ставился иначе: как привести Николая к необходимости не соглашаться на прекращение войны и этим превратить войну России с Турцией в войну России с обеими великими морскими державами, а если повезет, то и с Австрией».
Нужен был один небольшой толчок, оправдывающий вооруженную защиту «несчастной, гибнущей Турции». К великой досаде Лондона и Парижа боевые действия на Дунае и Кавказе шли с переменным успехом, и пресса даже развернула целую кампанию, прославляющую победоносную турецкую армию и флот. Впрочем, союзники нисколько не сомневались в том, что туркам очень скоро «достанется на орехи», и они смело, справедливо для всего мира вступят на их защиту. Такой толчок даст разгром турецкого флота у Синопа, а пока мы втянулись в плохо продуманные, еще хуже исполняемые боевые действия на Дунае и Кавказе, и у Николая I-го не было другого выхода.
(Продолжение следует)
Полковник Сергей Куличкин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
