Эта история произошла с моим дядей, дядей Ваней. Слышал я её от него давно, почти ребёнком, и что-то уже затерялось в памяти...
В Великую Отечественную дядя Ваня служил в разведке. Когда враг почти захватил Сталинград, в степях Калмыкии, юго-западнее города, образовалась как бы пустота: редкие полукочевые поселения да отряды ошалевших от холода румын. Нашу разведгруппу направили почему-то именно туда. Разведка оказалась неудачной: нарвались на большой отряд, который положил почти всех наших. В живых остался только мой дядя, девятнадцатилетний чувашский паренёк. Выполз и ложбинками стал пробираться на юг, потому что на востоке были немцы.
Когда стало светать, заприметил невдалеке юрту с привязанным рядом верблюдом. Приблизился. Прислушался – тишина. Но во внутрь ворвался всё же с автоматом наизготове. Никого. А в юрте ещё тепло, как будто хозяева покинули её совсем недавно. Разведчик осмотрелся, открыл сундучок, нашёл там холщовый мешочек с сухарями и прихватил его. Только выйдя на улицу, обратил внимание на верблюда. Верблюд, как верблюд, вот только на голове у него была надета и подвязана под шеей будёновка с красной полувыцветшей звездой. Вероятно, для того, чтобы он не отморозил уши в лютые морозы.
Дядя Ваня оседлал верблюда и тронулся на восток, надеясь не попасть на пунктирную линию фронта. Светало и немного теплело. Стал опускаться туман. И дядя не заметил, как въехал в расположение вражеской части. Молодой разведчик взял ППШ наизготовку, понимая, что отстреливаться бесполезно. Тогда он решил перед смертью хотя бы наесться и сухарей фашистам поменьше оставить. Вот так и ехал на верблюде: в правой руке автомат, а левой доставал из привязанного к седлу мешка сухари и хрустел ими, как ни в чём ни бывало. Обескураженные немцы смотрели на это, как, наверное, индейцы смотрели на испанцев в невиданных доспехах и на конях, не водившихся в Америке. Какой-то долговязый «фриц» вскинул «шмайсер», передёрнул затвор, но старший офицер что-то громко крикнул, вероятно: «Не стреляй!». А разведчик продолжал ехать на верблюде-будёновце и грызть сухари. Некоторые солдаты, возможно, урождённые католики, стали креститься, пока таинственное видение не исчезло в тумане.
В сумерках он подъехал к советским позициям. Оттуда начали палить. Дядя Ваня, всю жизнь бывший верующим, прочёл «Отче наш...» и повернул прямо на выстрелы, решив перед смертью догрызть остатки сухарей. Вдруг выстрелы прекратились. Приблизившись, дядя Ваня увидел лица наших солдат, мало чем отличавшихся от немецких на рассвете. Некоторые тоже крестились. Верблюд неожиданно прытко перескочил неширокий окоп и через несколько мгновений скрылся в тумане. Тогда почти мифический всадник слез с верблюда, скормил ему остатки сухарей, взял под уздцы и пошёл на мелькнувший огонёк то ли палатки, то ли сарая.
Ему долго пришлось объяснять, как это он уцелел, когда все его товарищи погибли, как ему удалось миновать линию фронта – немецкую часть и наши окопы. Но командир оказался человеком понятливым, и до СМЕРШа дело не дошло.
Закончил войну Иван в Вене, где ему предлагали перейти в контрразведку. А он всю войну мечтал вернуться живым-здоровым в родную деревню, жарким летом выйти за околицу и слушать, как поют жаворонки. Не согласился в контрразведчики. И потом всю жизнь жалел об этом. Как-то мы сидели с удочками на берегу Большой Тарханки, и он произнёс: «А ведь тогда я бы мог стать человеком. Может быть, генералом». Я удивился, что он, тракторист и скотник, известный на всю округу валяльщик валенок, вырастивший троих сыновей, человеком себя не считает. Я удивился, но ничего ему не сказал.
Владимир Осипов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
