В истории России такое количество достойных имён, что многие из них незаслуженно обделены вниманием. Жаль! Ведь в поисках достойных примеров патриотического героизма нам не нужно переписывать историю – достаточно оглянуться.
Нам есть кого помнить!
Нам есть кем гордиться!
Почему, задумав книгу о Великой Отечественной войне, я решил обратиться именно к битве на берегах Волги, этим Каннам XX века?
Конец 1942 года, пожалуй, переломный момент в ходе Второй мировой войны, а противостояние ещё не растерявшей сил армии Вермахта и уже набирающей мощь Красной Армии в Сталинградской битве – самое яркое событие тех дней.
Рассказанное мной не претендует на исторический первоисточник. Возможно, не всё было в действительности или протекало именно по такому сценарию. Ищущие сухую статистику должны обращаться к иной литературе. Эта книга – попытка почувствовать градус происходящего изнутри, глазами непосредственных участников. Насколько удачная попытка – судить не мне.
Сам я из последнего, наверное, поколения, без компьютеров игравшего в «войну», причём, за немцев играть было ещё зазорно. Наши ближайшие предки знакомы со страшной трагедией не понаслышке. Наши ближайшие потомки уже из другого мира.
Но и в этом, другом, мире должно быть место любви к Родине, знанию её истории, пониманию цены Великой Победы над фашизмом.
Потому, твёрдо считаю, надо рассказывать истории о войне и о людях, чьими неимоверными усилиями она завершилась. Рассказывать хотя бы своими словами.
Чтобы не забыть ужаса войны!
Чтобы не допустить её повторения!
Дай всем нам, Господи, мирного неба над головой!
Шёл 1942 год…
После неудачной попытки блицкрига на Москву командование немецких войск рассматривало варианты новых операций. Было решено ударить к югу СССР, что могло бы привести к контролю над кавказскими месторождениями нефти.
Советский штаб, ободрённый успехами битвы под Москвой, бросил большие силы в наступление на Харьков. Впоследствии наступающие части Красной Армии понесли тяжкое поражение, после чего практически обнажился юго-западный фронт.
На огромной территории от Воронежа до Ростова-на-Дону уцелевшие в предыдущих боях остатки полков и дивизий, перемежаясь с беженцами, зачастую бесконтрольно двигались на восток…
* * *
Жаркое солнце
И облаком – пыль.
Всё под завесой густой утопало.
И человек,
И автомобиль…
Едем…
Идём…
Без дорог…
Где попало…
Это не сказка,
Но горькая быль –
Плотное бархатное одеяло.
Пыль…
Пыль…
Пыль…
Вечная жажда.
Как хочется пить!
И скрежетать от обиды зубами.
Даже не знаем, где немцы.
Как быть?
Аж до Ростова все степи – клубами.
Мы отступаем.
Не хочется жить!
Раненый шепчет сухими губами:
«Пить…
Пить…
Пить…»
Местным в глаза невозможно смотреть.
Там не найти осуждения даже.
Но на постой не попросишься впредь.
Им бы в тылы…
Нажитое-то как же?
Не объяснить,
Что готовится смерч –
Сила безумная,
Чёрная,
Вражья…
Смерть…
Смерть…
Смерть…
Люди в бинтах и крови –
Шагом марш!
Все, кто поднялся и кто ещё дышит!
Вброд через реки –
Мостов нет и барж.
Только столичная «Правда» всё пишет:
Фронт юго-западный,
Стало быть, наш,
Без изменений.
А Волга – всё ближе…
Марш…
Марш…
Марш…
Армия «Юг» была поделена Гитлером надвое. Одной группе армий предписывалось продолжить наступление на Кавказ. Другой, в составе которой находились 6-я армия под руководством Паулюса и 4-я танковая армия, возглавляемая Готом, предстояло двигаться восточнее, на Сталинград.
Город, захват которого позволил бы немцам перекрыть жизненно важную для СССР водную артерию – Волгу и обеспечить надёжное прикрытие с фланга наступающих в направлении Кавказа частей.
До начала июля, благодаря успешным действиям немецкой разведки, в Главном штабе страны были уверены в повторной попытке захватить столицу летом 1942-го. И в пригородах Сталинграда люди продолжали заниматься привычными делами и работами, не ведая, что через некоторое время бои будут вестись уже на территории города…
* * *
Стояло лето – 42.
А прошлым летом было туго…
Что время движется по кругу,
Что Гитлер выдвинулся к югу,
О том не думала Москва
Пока Главком был глух и слеп,
Страшась повторного удара,
У Дона затевалась свара.
А на полях за Светлым Яром
Вели свою войну – за хлеб!
Ржаных колосьев рыжину
Серпами жали, обессилев.
Снопы вязали, увозили…
Вдали сады плодоносили –
Хотели накормить страну.
Влекло, как мух на сладкий мёд,
В поля немецких крыльев ромбы.
А там какие катакомбы?
Поют осколочные бомбы,
Да косит нивы пулемёт.
А в нивах – люди. До земли
Приникли, словно к оберегу.
Бежали прятаться в телегу.
Ныряли в море ржи с разбегу,
Но вынырнуть не все могли.
И между рухнувших бабуль
Девчонка встала глуповато,
Закрыв своё лицо лопатой,
Боясь лежать в гробу щербатой,
Но не таясь от града пуль…
Так ежедневно в поле вновь
Шли те же люди по дорожке
Под страхом вражеской бомбёжки.
А в зёрна будущей лепёшки
Уже впиталась чья-то кровь.
В июле, когда планы гитлеровцев стали ясны, советское командование спешно попыталось наверстать упущенное. В срочном порядке создаётся новый, Сталинградский фронт. В конечном счёте, солдатам приходилось занимать неподготовленные к обороне участки местности.
Первый удар противника 17 июля приняли на себя расположенные у рек Чир и Цимла подразделения.
Части, сгруппированные в большой излучине Дона, на так называемом Сталинградском рубеже, десятки тысяч бойцов, в том числе стрелковые дивизии №№ 131, 147, 181, 196, 399, оказались запертыми в котле диаметром несколько километров.
Оказывая отчаянное сопротивление, доблестные красноармейцы пытались вырваться из окружения и перебраться на восточный берег Дона, но удалось это считанным единицам…
На внешних обводах, на дальних подступах к городу красноармейцы ценой неимоверных усилий пытались сдержать натиск превосходящих сил противника.
В то же самое время преимущественно силами самих жителей создавалась линия обороны около города. Сколько же миллионов тонн земли пришлось перекидать рабочим, школьникам, женщинам.
Общая длина окопов и траншей вокруг Сталинграда – почти 3000 км!
Большая часть мужского населения записывалась в народное ополчение, чтобы лично внести лепту в оборону родного города…
* * *
В Сталинграде,
На заводе,
Гончаров,
Василий, вроде,
Слесарил.
О нём в народе
Говорили хорошо.
И когда был немец рядом,
Сыпались осколки градом,
Коль стране так было надо,
На завод Василий шёл.
После смены всем рабочим,
Гончарову,
Да, и прочим,
Рыть окопы,
Рвы до ночи –
Строить городу заслон.
Ночью пепельной не спится –
Запах пороха таится,
Слишком частые зарницы
Освещают небосклон.
Иногда прорвутся гады
За зенитные заграды –
Все сирены до упада
Воздух утренний дерут.
Только глянешь из окошка –
Верезжат фугасы кошкой,
Рвут они дороги в крошку
И дома на части рвут.
И однажды все ребята
Из васильевой бригады
Добровольческим отрядом
Пошагали воевать.
В комитете при вокзале
Гончарову отказали
«Многодетный Вы, –
Сказали. –
Вам детишек поднимать».
Дома – четверо на лавке.
Старшему – двенадцать,
Славке.
Сад вишнёвый.
Пёс Малявка.
И жена –
Надёжный друг,
От забот суха,
Поджара,
Мельтешит у самовара
Да подкладывает жара
В старый бабушкин утюг.
Тот утюг принёс Василий
На завод.
Его спросили:
«Тренируешься им?
Или
Ты сегодня нездоров?»
«Угодила бомба в крышу!
Больше дома нет
И вишен…
Нет жены
И ребятишек! –
Разрыдался Гончаров. –
Цел утюг.
И всё!
Держите…
Жить зачем теперь,
Скажите?
Добровольцем запишите!
Убедительно прошу!
Буду фрица бить я ловко –
Есть охотничья сноровка.
Не дадите мне винтовку –
И руками задушу!»
Нашей армии основа –
Вот такие Гончаровы,
Без друзей,
Семей
И крова
Озверевшие душой,
Осквернённые напастью,
Смерти ждущие
Как счастья.
Не отдавшие ни части
Нашей Родины большой!
28 июля для повышения дисциплины в рядах советских солдат выходит знаменитый приказ №227, основная мысль которого сформулирована тезисом «Ни шагу назад!».
За нарушение устава вводились жёсткие меры наказания, соответствующие духу военного времени.
Одновременно начинают формироваться отдельные штрафные части, состоящие из совершивших преступления и осуждённых трибуналом военнослужащих. Использовали их обычно на самых опасных участках фронтов…
Штрафбат
Угодил солдат в штрафбат.
А ребята там крутые.
При знакомстве им комбат,
Говорил слова простые:
«За вину перед страной
Откупиться кровью надо.
И дороги нет иной –
Позади заградотряды.
Можно пулю получить,
Только от своих обидно.
Ну, не стану вас учить.
Завтра в деле будет видно…»
Солнце катится дневать.
В штаб приказано комбату.
А солдату наплевать,
Есть заботы у солдата:
Письмецо перечитать,
Под кустом, покуда можно,
Подремать и помечтать
О судьбе своей тревожной.
Пешка мелкая – солдат.
Ею жертвуют, бывает…
Звонким голосом комбат
Махом дрёму прогоняет:
«Удержаться надо нам
Два часа на левом фланге.»
И штрафбату – по сто грамм,
Да с винтовками – на танки.
Нет, не крики:
Шум и хрип.
Где свои?
Пали, не важно!
Кто-то рядом вдруг погиб.
Стало дико!
Стало страшно!
Кровь застыла – не согреть!..
Правда, своего добились:
Поредев почти на треть,
На высотке закрепились.
Немец рядом – на виду,
Час огнём плевалась роща.
Всё кипело, как в аду.
Может быть, в аду и проще.
Оскудел боеприпас.
Мы и бранью их накроем.
А у фрица свой приказ:
Вон, пошёл неровным строем.
Знамо, мыслит:
«В тишине
Все мертвы.
Живые – немощь.»
Но порою на войне
Штык – учёный,
Пуля – неуч.
Рукопашная… ну, что ж,
Те, кто жив ещё, на взводе.
Мелко бьёт от злобы дрожь.
И подмога на подходе:
Взрыв за взрывом нанесён.
Наши бьют!
А это значит,
Получилось!
Фланг спасён!
Враг бежит!
За нас удача!..
…Штаб ведёт победам счёт.
В штабе радости безмерно.
А штрафбатникам почёт,
Да по ордену…
Посмертно…
В начале Сталинградской битвы колоссальным количественным преимуществом обладала гитлеровская авиация. Только ценой исключительного мужества и беспрецедентной отваги советским пилотам удавалось хоть как-то противостоять многократно превосходящему числом противнику.
Одним из лучших в сталинградском небе, страшным сном врагам и ярким примером для подражания своим, был лётчик-истребитель Михаил Дмитриевич Баранов…
23 августа 1942 года – один из самых страшных дней в истории не только Сталинградской битвы, но и один из самых трагичных дней во всей истории России.
Во второй половине дня немецкая авиация сбросила многие тонны бомб на город, переполненный мирными жителями (которых, по различным данным, было на тот момент около полумиллиона), подавляющее большинство из них – старики, женщины и дети. Также в Сталинграде в этот период находилось огромное количество беженцев, учёт которых вообще едва ли кто-то вёл.
Со слов командующего Сталинградским фронтом генерала Андрея Ивановича Ерёменко: «До шестисот немецких самолётов обрушили массированный удар по городу… Через несколько минут он превратился в огненный ад. Целые кварталы, прежде всего деревянных построек, мгновенно исчезали. В грохоте разрывов раскалывались каменные здания, обнажая изуродованные железные остовы, в огне плавились кирпич и металл, нефть из хранилищ хлынула в Волгу, превратив её в море огня… А по улицам, ища спасения, метались и гибли от осколков, пуль, огня и удушья тысячи жителей…»
Даже примерное количество жертв той трагедии навсегда, видимо, останется покрыто завесой скорбной тайны…
23 августа
Августа день воскресный.
К западу клонит солнце.
Прифронтовой Сталинград.
Многие сотни сотен
Беженцев без призора.
Толпы, пожитки и смрад.
Только никто им не рад.
Хлеб раздаётся пресный.
В миске – бульон на донце.
Голодно… Тянется день.
Лают из подворотен
Шарики и Трезоры –
В небе заметили тень.
Небо завесила тень!
Воют взахлёб сирены.
Ждать им отбой полгода.
С воплями сыплют металл
Хищные злые птицы –
Хенкели и Мессершмитты.
Немец на город напал.
Льётся на город напалм.
Кару приняв смиренно –
Нет из беды исхода –
Город безумный стоял.
Спутав костров зарницы
С брызгами стёкол битых,
Центр устало сиял.
Бывшим кварталом зиял.
Страх разлетелся скоро –
Смерть улыбаться будет,
Часто махая косой
По площадям – завалам.
Через молитвы всуе
Жизни кладя полосой.
Чёрной ведя полосой.
Гибель. Содом. Гоморра.
Оборотились люди,
Люди – в ослепших котят:
Тычутся по подвалам.
Паника торжествует.
Бомбы в пожары летят.
Бомбы, пожалуй, хотят
Силу свою транжиря,
Чаще и неустанней
В стены небес колотить.
Улицы вниз под горку
Тенью ползут упрямой,
Словно хотят поглотить.
Словно хотят проглотить!
Рты разивают шире.
Режутся в дёснах зданий
Белые косточки свай.
Мальчик рыдает горько
Рядом с убитой мамой:
– Мамочка, мама, давай,
Мамочка, мама, вставай!
Бомба в роддом упала.
Губит младенцев Ирод.
Всех! Не взирая на пол.
И рожениц безвинных
Камни похоронили.
Лопался огненный пол!
Оползень огненный полз
Из пустоты подвала,
В ров, что от взрыва вырыт,
Воздух округи сковал.
С улиц нелепо длинных
Смерчи соединили
Общий сгорающий шквал.
Всепожирающий шквал!
Люди сигали в окна,
Чтоб не живьём в полымя.
Корчась на жаркой земле,
В едком удушье гибли,
Яркими факелами
В угли сгорая во мгле.
В улиц удушливой мгле.
Все вещества, волокна,
Всё, что носило имя,
Стало горячей золой!
Воздух от зноя зыблет.
Бесится злое пламя.
Сажей становится злой.
Сажа как ужаса слой.
Выживших случай вёл бы
К берегу, где прохлада.
Лучше не будет идей.
Правда, там фрицы-асы
С бреющего полёта
Сверху стреляют людей.
В женщин стреляют, в детей.
Бомбы кидают в толпы.
В страхе людское стадо
Дико мечась, кто куда,
Через лохмотья мяса,
Лужи кровей и рвоты
Мчится туда и сюда.
Мчится по следу беда.
Смерть, она рядом, в шаге,
Тянется из чистилищ,
Все у неё на крюке.
Словно воронья стая,
Что разорила всходы,
Каркая, гонит к реке.
Все, кто не тонет – к реке!
Гулко рвануло баки
Местных нефтехранилищ.
Нефть устремилась, горя,
Всё на пути сметая –
Баржи и пароходы,
Пристани…
Горе даря.
Души людские беря.
Пламя лизало воду.
Пламя съедало Волгу.
Чёрная Волга в огне!
В треске тонули крики.
В гуле тонули взрывы.
Нету спасения, нет!
Нету прощения, нет!
Что создавали годы,
Было сломать недолго,
Сделав из города ад…
Шапки дымов великих
Ветры несли в обрывы…
Там догорал Сталинград…
Так умирал Сталинград!
Осенью 1942 года, недалеко от бьющегося в последней агонии Сталинграда, в захваченном гитлеровцами хуторе Вербовка, молнией разнеслась весть о бесстрашно действовавшем в округе партизанском отряде. Пропадали продукты и оружие из охраняемых складов, исчезали ценные письма и документы, а на дверях местной комендатуры из ниоткуда появлялись листовки провокационного содержания…
Босоногий гарнизон
За донским Калачом степи вольные,
Воли дальние, дали раздольные,
Крутояры, овраги в пыли,
Да казачьи чубы – ковыли,
Полоса горизонта живая.
Красота у Руси вековая.
На родимые земли прекрасные
Посягали завистники разные.
Вот опять заявилась война.
Разоряет и губит она.
Из заимок нетронутых, чистых
Прут на танках убийцы. Фашисты.
А в округе станицы раскинулись,
Хутора краем к рекам подвинулись.
Там сегодня нет крепкой руки –
Дети, бабоньки и старики.
Тихо маются мирные люди,
Веря: горя и смерти не будет.
Но на небе в крестах авиация,
Всё Придонье уже в оккупации.
Больно сердцу – стучат сапоги,
Топчут русскую землю враги.
Землю-матушку, как говорится…
Вам недолго куражиться, фрицы!
На земле этой свет клином сходится.
По славянской традиции водится
Хлебом-солью гостей привечать,
Что явились с душой, без меча.
А незваные, кем правит злоба,
Пусть боятся теней, глядя в оба.
В русском мире с пелёнок усвоено:
Станет мальчик защитником. Воином.
Слова «Родина» вся глубина
К молоку матерей придана.
Оттого-то заблудшему сыну
Полюбить невозможно чужбину…
Оттого хуторскими ребятами,
Пионерами и октябрятами,
Решено было немцу вредить.
Немца раненый нерв бередить.
Нет, они поезда не взрывали,
Гада-недруга не убивали.
Пошумят по опушкам винтовками
И, оклея заборы листовками,
Обворуют амбар.
Колбасу
Да тушонку зароют в лесу.
Но твердила молва неустанно,
Что под Вербовкой есть партизаны.
Местный староста,
Был он предателем,
Земляков своих выдал карателям.
И пытали мальчишек три дня
Изуверы, увечья чиня.
Отобрав десять самых упрямых
За овином у силосной ямы
Расстреляли как злостных вредителей
На виду цепенеющих жителей.
На глазах обессиленных мам,
Постепенно сходящих с ума.
Расстреляли, смеясь равнодушно…
И остались людьми?
Да неужто?
Потому при любой современности
Чужды нам европейские ценности.
Иноземцу вовек не понять,
Что родная земля – наша мать.
Россиянину в час лихолетья
Опозоренным быть хуже смерти.
За святую великую Родину
Будут запросто тягости пройдены
До победы!
Дожмём!
Доползём!
Даже если туда попадём,
Где степями по пыльной дороге
Вдаль идёт гарнизон босоногий.
Трудные фронтовые будни Сталинградской битвы наряду с красноармейцами делили и железнодорожники.
Машинисты круглые сутки несли свою трудовую вахту. Именитые «боелетучки» – паровоз и несколько вагонов, доставлявшие к передовым рубежам обороны подкрепление и боеприпасы, появились именно тогда.
Об одной из паровозных бригад, бригаде под руководством Александра Рыжова, слагали легенды… Неоднократно железнодорожники выходили с честью из самых трудных ситуаций и воодушевляли своим стабильным присутствием воинов на передовой. Когда бойцы наблюдали дымку паровоза, плывущую из тыла, многие говорили: «Смотрите, Сталинград жив и будет жить!»…
Боелетучка
У Депо, дыша натужно,
приютился паровоз.
Три столыпинских вагона
за собою он привёз.
У раскрытой топки душной
курит Витя-кочегар.
Два часа до перегона.
Смыть бы угольный загар!
Да уже привычна сажа
на обветренном лице.
Дремлет он.
Витают рядом
мысли о свином сальце.
Вот Рыжов явился, Саша,
бригадир и машинист.
– Вновь загружены снарядом!
Из гудка – тревожный свист.
И пошла боелетучка
неспеша к передовой
узенькой одноколейкой…
– Чай, прорвёмся! Не впервой!
В небе ни единой тучки.
– Слышишь, Витя, не зевай.
Будут окорок с филейкой.
Знай, подкидывай давай.
За Качалинским разъездом
небо чертит самолёт.
У него кресты на крыльях,
и стрекочет пулемёт.
В контрбудке туго с местом –
сразу на пол, если что,
наглотался едкой пыли…
Крылья будки – в решето.
Самолёт в пике сорвался.
– Бомба?
– Точно! Не таран.
Вон, летит, накроет скоро…
Сашка дёргает стоп-кран.
Поезд стал.
А путь – взорвался,
не промчишься напрямик.
Хорошо, того бомбёра
отогнал советский «МиГ».
А разбитую дорогу
Мы починим.
Айн момент!
Возим для такого дела
мы путейский инструмент.
– Подтяни!
Ещё немного!
Вот и всё,
скорее в путь.
Помощь фронту подоспела
в самый раз,
не как-нибудь.
– Угостите их, ребята,
хорошенько!
От души!
Мы вернёмся!
Быть подвозу
завтра в утренней тиши.
Скажут меж собой солдаты:
– Никчему, браток, тужить.
Видишь дымку паровоза?
Город жив!
Мы будем жить!
Несмотря на титанические усилия красноармейцев, неприятелю удалось войти в город.
Началась изнуряющая, нечеловеческая борьба на земле, под землёй за каждый квартал, каждую улицу, каждый дом, каждую руину, каждую канаву, каждый метр города. Борьба жестокая, яростная, кровопролитная, порою тщетная, зачастую рукопашная…
В эти дни весь мир напряжённо следил за обороной Сталинграда.
* * *
В городе немцы!
Ведутся бои.
С улицы – на соседнюю.
Город в развалины принял свои
Бравых разрозненных армий рои
В пору дождей осеннюю.
Листьев и дней, и ночей круговерть.
Всюду, мелькая лицами,
Нас караулит коварная смерть.
Да, мы готовы сейчас умереть.
Но не одни, а с фрицами.
В каждый клочок обожжённой земли
Будем вгрызаться в ярости.
В каждый кирпичик, лежащий в пыли,
В небо,
В руины…
Сегодня зашли
В дом, чуть живой от старости.
Немцы держали его этажи –
Звуки текли гортанные.
Мы на втором зацепились за жизнь.
Так атакуют, что только держись,
Ироды окаянные.
«Эй, русский Ваня, сдавайся скорей!» –
Льётся в пролёты узкие.
Ваха-чеченец,
Татарин Гирей,
Кир-украинец
И Яша-еврей –
Все для нациста русские!
Бросим гранаты.
Дом, еле дыша,
Дрогнет полами шаткими.
Гневом безумным упьётся душа.
Ну, а когда замолчат ППШ,
Будем рубить лопатками!
Метры за метрами, освободим
Площадь у дома хмурую.
Город на Волге врагу не сдадим!
Лучше, клянёмся, все камни съедим!
Бойтесь нас, белокурые!
Вам отольются и Днепр, и Дон.
Страх обоймёт предательски.
Дом Заболотного,
Павлова дом,
Где еженощно поёт патефон
Гордо да издевательски,
Мельница, банк, элеватор, завод –
Новые наши крепости.
Мы вам таких нарисуем забот!
Всем обеспечим прямой перевод
В рай!
Ищут вас нелепости!
Будет в подвалах таиться Она,
В чёрных глазищах здания!
Станет последней любая стена!
Здесь, возле Волги, граница видна
Вашего мироздания!
Вы на богатые земли пришли
Тучею грозной, сильною!
Снились вам наши леса и кремли?
Все от России получат земли!
Будет земля могильною!
Местом одних их самых упорных боёв Сталинграда стал господствующий над окрестностью Мамаев курган, на топографических картах обозначенный как высота 102,0. Захватить, удержать эту главную высоту было жизненно необходимо: с вершины просматривался не только город, но и волжские переправы – единственный источник подкрепления измученных обороной войск.
Неоднократно высота поочерёдно занималась то советскими войсками, то гитлеровцами. Территория холма с сентября по декабрь 1942-го не была полностью подконтрольна ни одной из противоборствующих сторон. Весной на каждый квадратный метр кургана в среднем приходилось около тысячи осколков…
Высота 102,0
На высоте сто два и ноль
Дымит курган.
Солдаты морщатся от ран,
Но терпят боль.
Для них за Волгой нет земли.
Редеющая рота, пли
По этой тли!
По немцу! Пли!
У роты цель – сто два и ноль.
И через взрыв,
Собрав в единственный порыв
Кулак из воль,
Настырно вверх ползут они,
Как тлеющие головни.
Ползут огни
Все из брони.
И высоту сто два и ноль
Покинул враг.
Уполз в истерзанный овраг,
Глядит в бинокль.
Глядит и подкрепленья ждёт,
Артиллерийский бой ведёт.
Чуть сил найдёт –
Опять пойдёт.
На высоте сто два и ноль
Такой обзор!
Большую глиняный бугор
Играет роль.
И потому в атаку нас
Бросают на сверканье трасс
В который раз.
В бессчётный раз.
От высоты сто два и ноль
До смерти – чуть.
Мы выбираем этот путь
Из прочих доль.
Разверзлась бездна, и туда
Друзья уходят без следа,
Прервав года
И навсегда.
На этой главной высоте
И гуд, и стон,
Металла миллионы тонн,
Беда везде.
Наш Отче, выжить нам позволь
На высоте сто два и ноль.
Сто два и ноль.
Сто два и ноль…
Со слов командующего 62-й армией Маршала Василия Ивановича Чуйкова: «Если бы не героические усилия речников и моряков, армия погибла бы, не выполнив своей задачи».
И действительно, неоднократно в самые критические моменты битвы под непрерывными обстрелами вражеской артиллерии и авиации, лавируя между взрывами и минами, речники умудрялись переправлять с левого берега в город целые полки и даже дивизии в полном вооружении за одну лишь ночь.
Многие пали на Сталинградских переправах.
И по сей день существует традиция опускать букеты красных гвоздик в Волгу напротив Мамаева кургана как дань памяти погибшим…
Переправа
Осень.
Волга.
Переправа.
На войне коварен рок –
Не попал на берег правый
Бесшабашный катерок.
Немец бьёт из-за кургана.
Только мы – не дураки:
Мы как манны ждём тумана
По-над зеркалом реки.
Если даст отказ природа,
Это, в целом, не беда –
Мы хорошую погоду
Сами сделаем всегда:
Берег ярко озарится,
Дым укутает его.
Полетят бомбить нас фрицы –
Расчехлится ПВО.
Городским одни мытарства –
Просят рации в бреду
Подкрепление,
лекарства,
Ружья,
водку
и еду.
Под завесою из дыма
Машет вёслами баркас.
Нынче в ночь должны пройти мы
Этот путь двенадцать раз.
Ждёт десантников из тыла
Бывший тракторный завод,
И везёт по речке стылой
Наша лодка новый взвод.
И таких судов десятки
Рассекают гладь реки –
Поиграть со смертью в прятки
Снова вышли мужики.
Воду волжскую столбами
Ненавистный враг воздел.
Мы при взрывах бьёмся лбами.
А кого снаряд задел –
Кровяной букет гвоздичный
Неспеша на дно уйдёт.
Волга-мать обнимет лично
И укроет мутью вод.
Мы за всех с фашиста спросим!
За любую из утрат!
Переправа.
Волга.
Осень.
Не сдаётся Сталинград!!!
В разрушенном городе, не имея возможности переправится на левый берег, пытались выжить порядка двухсот тысяч мирных жителей.
Те, что оказались на подконтрольной красноармейцам земле, пытались быть полезными Отечеству, при возможности их эвакуировали на безопасные территории…
Тем же, кто очутился на захваченной гитлеровцами части города, пришлось куда тяжелее.
Они прятались в подвалах, пещерах, развалинах и катакомбах. Над ними измывались. Их принуждали к обслуживанию нужд армии, вывозили в лагеря Польши и Германии, при непослушании казнили. Многие из них стали случайными жертвами часовых, снайперов, многочисленных мин и растяжек…
Сталинградская битва по праву считается сражением снайперов.
Маршал Чуйков говорил об одном из ведущих снайперов Василии Зайцеве: «Слава его прогремела на всех фронтах не только потому, что он лично истребил свыше 300 гитлеровцев, а ещё и потому, что он обучил снайперскому искусству десятки других солдат, как их тогда называли, – "зайчат"... Наши снайперы заставляли фашистов ползать по земле».
Педантичные германцы, привыкшие к молниеносным атакующим рывкам, не учли в своей тактике умение советских солдат упрямо обороняться и жертвовать жизнью ради товарищей.
Неправильная, «крысиная», как её называли нацисты, война в Сталинграде повергала их в уныние, надламывала психику.Да ещё через громкоговорители регулярно подавали равномерный стук метронома с сообщением о том, что каждые несколько секунд в городе погибает немецкий солдат. После этого метроном вновь считал секунды, прерываемый тем же сообщением. Так могло продолжаться десятки раз подряд…
* * *
Город мёртвых, сожжённый дотла.
Город сизого горького дыма.
В город въелась угарная мгла.
Тяжела мгла и непобедима.
И солдатам в угаре смурном
Пережить этот год мало шансов.
То и дело стучит метроном,
Отмечая поверженных гансов.
Но о них пусть европы скорбят –
К нам не в гости пришёл иноземец.
Стало худшим для наших ребят
Слово, в общем, обычное – «немец».
На безумной, «крысиной» войне
Тем, кто нетренированный духом,
Тяжелее и хуже вдвойне.
А завалы не станут им пухом.
Нашим жизням – копейка цена.
Многократно дешевле – у фрица.
Их достала такая война.
Немцы даже забросили мыться.
Красной Армии грязь никчему.
Чистым тело держать нам по силе.
Наши бани когда-то чуму
В православную Русь не пустили.
А сегодня другая чума
Докатилась до матушки-Волги.
Та чума не угаснет сама –
Через жертвы людские, и только.
Мы готовы возлечь на алтарь,
Лишь бы Родина стала свободна.
Супротив супостата, как встарь,
Закипели волною народной.
Захлестнуло волной Сталинград,
Захлестнуло Воронеж и Тулу,
И голодный худой Ленинград,
И Кавказ, и Москву захлестнуло.
Хлещет злоба – не видно ни зги.
Гуманизма границы не вечны –
Мы жестоки!
И наши враги
Злы, циничны и бесчеловечны!...
…В Сталинграде я сорок ночей,
Поседевший в неполные тридцать.
Я готов удавить сволочей –
Этих карлов, и гансов, и фрицев.
Деревенский лихой скороспел,
Городов не видавший и армий,
С трёхлинейкой сродниться успел.
Мы – «зайчата», смышлёные парни.
Маскирую разбитый карниз,
Между пыльных руин приседаю
И, направивши оптику вниз,
Я в прицеле мишень наблюдаю.
Может быть, у него есть жена.
Даже дети.
Я это не вижу.
Полонила мой разум война.
Он – мой враг!
Я его ненавижу!
Ритм сердца на миг затаив,
Аккуратно курок нажимаю,
И пятнадцатой жизни мотив
Смертоносным свинцом обрываю.
Обрываю как тонкую нить,
Сожалея об этом едва ли…
А позицию лучше сменить –
Примечал я ложбинку в подвале.
Светит солнце, и я в закутке
О винтовке пока позабочусь.
Ну а после полудня, в теньке,
Я ещё на врага поохочусь.
Двести метров.
Как тут не попасть?
Ведь мелькают и слева, и справа.
Пара пуль –
И в родимую часть…
«Ты сегодня работал на славу!» –
Скажет Васька.
Он наш корифей!
А у Петьки в соседнем отряде
На какой-нибудь новый трофей
Портсигар поменяю, не глядя…
Так и тянутся дни.
День за днём.
Бесконечные дни, фронтовые...
Всё считает врагов метроном…
Будем бить их, покуда живые…
В соответствии с приказом командира армии, 14 октября 1942 года командир 138 стрелковой дивизии полковник Иван Ильич Людников срочно переправляет один из полков дивизии из резерва на западный берег Волги. Вскоре потребовалось «занять и прочно оборонять рубеж», дабы не допустить противника в район завода «Баррикады».
С середины ноября в течение следующего месяца дивизия оказалась окружена на участке длиной около 700 метров, глубиной – порядка 400 (сзади – река, по остальным трём направлениям – враги). Ввиду сложнейшего положения доставка припасов и подкрепления практически отсутствовала…
19 ноября 1942 года – начало наступательной фазы в ходе Сталинградской битвы. К 23 ноября, в соответствии с планом операции «Уран», Сталинградскому и Юго-западному фронтам удалось в районе Калача-на-Дону соединиться, замкнув кольцо вокруг 6-й армии Паулюса.
Пресекая потуги деблокировать окружение и попытки снабжения запертых частей по воздуху, советские войска приступили к методичному уничтожению врага внутри кольца.
В результате, на момент полной капитуляции 2 февраля 1943 года, в плену оказались, по разнящимся данным, от ста до двухсот тысяч пленных солдат и офицеров противника.
* * *
Небо с круглою луною,
А луна – за пеленою,
Перелесков дальних остов,
Словно силуэты кляч.
Целиною вероломно
Мчит военная колонна.
Едем из местечка Остров.
Направление – Калач.
Темноту пугают фары,
И ревут моторы яро,
Ветерок метелит шало,
Сам себе цепляя хвост.
Ехать надо, глядя в оба –
Приказали нам особо:
Захватить бы не мешало
У Берёзовского мост.
День четвёртый нам отрада –
Рвём румынские отряды.
Атакуем ураганом
Фланги армии шестой,
Что не первую неделю,
Не взирая на метели,
Встала стойбищем поганым
В Сталинграде на постой.
Ночь четвёртая настала,
Я опять рулю устало…
Мысли памятью кусая,
Мне бессилье ставит мат –
Поплыло перед глазами:
Деревенька под Рязанью,
Радость юная босая
И призыв в военкомат.
На три месяца учебка
В Костроме.
Гоняли крепко,
Но полуторкою чахлой
Научили управлять.
С той поры уже полгода
Сквозь огонь
И грязь,
И броды
Нам с моей старушкой дряхлой
По Руси пришлось вилять.
Шоферская наша доля –
Поля русского раздолье,
Сон урывками в тревоге
И ремонтов череда.
То от пыли свет не вижу,
То распутица и жижа.
Бесконечные дороги
С колеями навсегда.
Возишь десять рейсов кряду
То продукты,
То снаряды.
С базы на передовую
Шоферишь туда-сюда.
То горючки вонь густую,
Иногда и вхолостую.
Реже – кухню полевую.
Хорошо, когда еда!
А порою тех, кто ранен
В госпиталь зарёю ранней.
Их не трогай – им не сладко,
В кузове матрас – доска,
Бездорожья тоже грубы…
Хуже всех, коль грузом – трупы.
Больно колет под лопатку
Неприятная тоска.
В общем, навидался горя
Да беды,
Да злости море.
К взрывам попривык,
Да к риску,
В переделки попадал.
Миновало…
Вдруг однажды,
Помню:
Август жарко-влажный,
Большеглазую радистку
На привале увидал.
На пороге смерти каждый
Отделяет всё, что важно
От пустого.
Это присно
Есть у каждого в крови.
Что, скажите мне, ребята,
На войне нужней солдату
Сильной
Тёплой
Бескорыстной
Женской
Трепетной
Любви?
И приспело холостому,
Деревенскому,
Простому
Отыскать в очах бездонных
Милый сердцу водоём.
Незнакомой прежде силой
Словно по небу носило.
Вечеров,
Ночей бессонных
Стало мало нам вдвоём.
Командиры не карали –
Скоро свадьбу мы сыграли
Фронтовую.
Жалко, тюля
Не смогли нигде найти.
А теперь в землянке сладко
Спит любимая солдатка.
Извини, шальная пуля,
Нам с тобой не по пути.
Я скажу,
И вам – наука,
Что любовь – такая штука,
Даже смерть её боится
И обходит за версту.
У любви надежда в моде,
Счастье…
Стоп!
Конец дремоте.
Вот он, Дон,
И мост,
И фрицы –
Часовые на посту.
С тыла нас они не ждали.
Ну, и ходу мы поддали,
Проскочили,
Развернули
И охрану ту – долой.
«Постоим часок примерно» –
Нам сказал Филиппов верно.
Тот Филиппов, что с июля
Командир наш удалой.
Постоим, нам всё обычно –
К обороне тож привычны,
Разминируем и плиты,
И опоры у моста.
Не успели оглянуться –
Танки Филиппенко вьются.
Филиппенко и Филиппов…
Тут созвучье неспроста.
Не случайно же, вестимо,
Офицеры-побратимы,
Братья,
Украинец с русским,
Отвели от нас беду.
Не пришлось ту переправу
Штурмовать.
Сказать по праву,
Овладеть мостом тем узким
Было б нам невмоготу.
Да, и ехало всего-то:
Два давно трофейных мото,
Сорок воинов,
Три танка,
Броневик
И грузовик.
Посудите сами, братцы,
Если крепко разобраться,
Станцевать с костлявой танго
Многих бы тот мост сподвиг.
А пока мы тихой сапой
Отодвинули на запад
На большие километры
Круг коричневой чумы.
И за Доном тихим,
Вечным,
Где кружился снег беспечно,
Где сошлись степные ветры,
Отмечаем встречу мы.
Обнялись фронты по-братски,
Значит,
Наш со Сталинградским,
Заварили немцу каши,
Заперев его в котле,
Чтоб сказать предельно ясно
Всяким паулюсам разным:
«Мы увидим шеи ваши
Не в петлицах,
Но в петле!»
Конечно, войны выигрываются (или проигрываются) полководцами. Но ведь воюют солдаты. Обычные люди, которым не чуждо ничто человеческое. Например, привязанность к близким и желание сообщить им весточку о себе.
Да, в те годы существовала цензура, причём с обеих сторон. Но даже вникая в бытовые аспекты текстов находящихся в похожих, трудных условиях противников, примечаются любопытные различия в ментальности. Красноармейцы как бы оберегают домочадцев от неприятных сведений, пытаются их обнадёжить. А немецкие солдаты с ухудшением положения не скрывают пессимизма, даже пытаются вызвать у родни комплекс вины за невозможность им помочь. Зомбированные пропагандой, эти люди будто не имеют способности анализа своей роли в происходящем. По их схожему мнению, виноваты все и всё: «дикие русские», «проклятая страна»...
О том, что происходящее – заслуженное возмездие оккупанту, мало кто задумывался…
Письма немецкого солдата
1 октября 1942г.
Милая Марта, любезная фрау,
Руку к востоку наш фюрер простёр.
Здесь нам воююется бодро и браво.
Степи раскинуты слева и справа –
Как непривычен подобный простор.
Видно в бинокль текущую Волгу.
Зрелищу каждый по-своему рад.
Русские крепко стоят, но что толку?
Это, уверены мы, ненадолго –
Скоро к ногам упадёт Сталинград!
1 ноября 1942г.
Марта, родная, четыре недели
Бьём беспощадно по злому врагу.
Явятся скоро морозы, метели.
Мы же ползём, а не движемся к цели.
Как они держатся на берегу?
Стойкость иванов порой поражает.
Люди ли это, сказать не готов.
Даже сгорая стрелять продолжают.
Кажется, смерть сама нас окружает:
Ширится лес деревянных крестов.
1 декабря 1942г.
Боже, куда занесло меня, Марта?
Адское место ужасной страны.
Выветрен порох былого азарта.
Как теперь ляжет беспечная карта
Этой проклятой, крысиной войны?
Заданы три безответных вопроса:
Холод и голод, и русский Иван.
Из темноты поутру, по морозу,
С голыми торсами лезут матросы,
Режут нас.
И пропадают в туман.
Вот бы ранение…
Госпиталь тыла.
Мигом вопросы свои разрешить…
Чтобы забыть о России постылой,
Городе этом,
Зиме его стылой.
Чтобы вернуться домой…
Чтобы жить…
1 января 1943г.
Стало казаться мне – путь уже пройден.
Душу я, Марта, закрыл на засов.
Мы, как чумные, средь улиц-уродин
Между надеждой и гибелью бродим
Сворой голодных оборванных псов.
Дико и странно мне:
Вроде недавно
В отпуск мечтали пойти в Рождество.
Ну, а теперь…
В окруженье, бесславно,
Вошью гнобимые,
Верно и плавно
Мы забываем своё естество.
Ради большого великого дела
Отто на подвиг себя вдохновлял…
Месяц гниёт его бренное тело!
Глупая пуля не просто свистела!
Снайпер советский не в небо стрелял!
Рвутся снаряды,
Летают осколки,
Оптики точных прицелов блестят…
Я бы на милость их сдался, да только
Горя и зла мы несли сюда столько,
Что меня русские вряд ли простят…
1 февраля 1943г.
Марта, мы больше не люди.
Мы – звери!
Съели коней, голубей и котов.
В нашу победу мы даже не верим.
Даже не ведаем счёта потерям.
В царство теней выйти каждый готов.
Геринг и Гебельс по радио тешат,
Что окружение наше прорвут.
Мы изнутри понимаем:
Все брешут!
Нет никого.
Только грохот и скрежет,
Бомбы летят
И сирены ревут.
Мы же по горло войной этой сыты.
Выход отсюда один – через гроб.
Якобы Паулюс,
Вся его свита
Русским сдались.
Он с униженным видом
Вальтер заряженный бросил в сугроб.
Нет пресловутого братства солдата –
Каждый из нас нынче сам себе брат.
Близится, чую, последняя дата.
Эта война – за грехи мои плата…
Это могила моя – Сталинград…
Завершилась Сталинградская битва. Великой Победой весной 1945-го закончилась война! Но слёзы радости не могли вымыть из опустошённых глаз победившего народа боли огромных утрат…
Во время открытия памятника-ансамбля «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане некая Анна Павловна Сергеева из южно-уральского города Златоуст в одной из статуй неизвестного автора, установленной ещё в военные годы, отыскала черты родной дочери, погибшей в 1942-ом году в Сталинграде. Так памятник обрёл имя. Однажды женщину посетила идея привезти из родного леса деревце. Вскоре у малой братской могилы появилась молодая берёзка.
Эта история легла в основу популярной в своё время песни в исполнении Людмилы Зыкиной.
Может, помните: «Растёт в Волгограде берёзка. Попробуй её позабудь»?
* * *
Где южный Урал краснолесьями густ,
На склоне застыл Златоуст.
Там свет разделился на части.
Там провинциальное счастье.
Там эхом в ущелье звенит тишина…
Ах, если б не эта война!
Любая война век от века
Калечит судьбу человека.
Священный долг Родине надо отдать.
Не плачьте, жена,
дети,
мать.
Со школьной скамьи добровольно
Вставали в ряд юные воины.
Улыбками пряча тревожную дрожь,
Спешила на фронт молодёжь –
И парень,
и девушка в платье…
И с красным крестом на халате,
Чтоб раненым красноармейцам помочь,
Ушла Анны Павловны дочь.
Ушла со словами: «Так надо!»
Туда, где орёт канонада,
Где в пыльных руинах чадит Сталинград,
Где даже не бойня.
Где ад!
А мать за густыми лесами
Глаза умывает слезами.
Тайком Богу молится ночь напролёт,
От дочери весточки ждёт.
Но вслед за январской позёмкой
Вороной влетит похоронка:
Сергеевой Риты семнадцати лет,
Увы, среди нас больше нет.
Во время жестокого боя
Девчонка погибла героем!
Казённою вестью ходя по домам,
Беда убивала и мам:
Ведь нет горше раны на свете,
Чем рано ушедшие дети…
Прошло двадцать пять нескончаемых лет.
Война всем оставила след –
В душе кровяными рубцами –
Мужьями, детьми и отцами,
Которые не воротились с войны
К тому, кому были нужны.
Теперь Анне Павловне надо
Увидеть парад Волгограда –
Сегодня торжественный,
важный момент –
Военный открыт монумент.
На склоне кургана Мамая,
Возмездия меч поднимая,
Погибших защитников Волги вперёд
Мать-Родина снова зовёт.
Зал Воинской славы суровый
И каменный стяг стометровый,
Негаснущий факел в огромной руке.
И вот ещё:
невдалеке
Печально сестра из санбата
Венок на могилу солдата
Несёт осторожно.
Молчи и смотри.
Но сердце кольнуло внутри.
Забегала память –
и радость,
и лихо…
Что вдруг Анна Павловна тихо
Воскликнула,
боли и слёз не тая:
«Да это же Рита моя!!!»
Спросили: не знает
никто
ничего:
Кто автор?
Натурой кто был для него?
Растаяли в дебрях Союза
И скульптор,
и след его музы.
Но стал Волгоград,
как и старая мать,
Сестричку ту Ритою звать.
И Рита с венком в плащ-палатке
Всем женщинам – символ солдатки.
С тех пор ежегодно до смерти своей
Весной мама ездила к ней.
И саженец с Юга Урала,
Как память о родине малой,
Для дочери милой,
для Риты одной,
Посадит ей мама весной…
Поныне в сторонке, неброско
Растёт в Волгограде берёзка…
Возле Вечного огня площади Павших борцов в современном Волгограде растёт другое дерево, являющееся свидетелем жестокой бойни давно минувших лет. У ствола его оставлена надпись, гласящая: «Тополь этот пронёс жизнь свою через битву великую»…
Тополь Сталинграда
Листая выцветший альбом,
Потёртый снимок я приметил.
Был Сталинград на фото том
В уже далёком сорок третьем.
Пустырь.
Безглазые дома
На фоне пепельного неба.
Как беспощадная чума
Прошла война.
И город – небыль.
Усталый город наземь лёг.
Огонь живое напрочь выжег.
И только юный тополёк
Пустил ростки весною.
Выжил.
Быть может, просто повезло.
Но знаю я.
И вы поверьте,
Что он расцвёл беде назло.
Назло войне,
разлуке,
смерти.
Он вырос памятником всем,
Кто жертвовал себя Отчизне.
Кто муки ада вынес,
тем
Не тополь он,
А символ жизни…
…Россия, выслушай, пойми:
Потом ошибок не исправить.
Храни себя.
И жизнь.
И мир.
И тополь.
И людскую память.
Будет правильным поведать здесь о той, во многом благодаря которой и смогла свершиться эта Великая Победа людей русского мира над гитлеровским нацизмом. О нашей Женщине, поддержка, великодушие и самопожертвование которой воистину не имеет границ.
* * *
Хочу сказать о труженицах тыла.
Когда мужчины были на войне,
То слабый пол нашёл большую силу –
Нести страну к победе на спине.
Простая и безропотная баба
Стояла по две смены у станка,
Поля пахала,
Стать она могла бы
За лошадь,
За быка,
За мужика.
В углу барака
И во мгле подвала
Детей, обняв,
От страха берегла.
И пайку хлеба всю им отдавала,
Себе сметая крохи со стола.
И всё для фронта!
О себе – нет речи.
Пускай в лохмотьях.
Даже босиком.
А ночью,
Опустив худые плечи,
Над похоронкой плакала тайком.
Она – победы суть!
Она несмело
Своей судьбой унизила войну!
Превозмогла её!
Перетерпела!
Перековала в мир и тишину…
Вместо эпилога…
* * *
Наступила скорбная година,
Выкрав у рассвета тишину.
Нормой стала страшная картина –
Бабий плач и сборы на войну.
Не впервые вражеские силы
Лезли с европейской стороны.
В их глазу всегда бельмом Россия!
И простые жители страны,
Не имея сторониться права,
Поднялись навстречу чёрной мгле.
Став живым щитом не ради славы
И не ради власти, что в Кремле.
Очень многих привела к мытарствам
Эта власть…
Да что там?
Всё одно,
Родину не путать с государством,
Видно, россиянину дано.
За семью,
За друга
И за землю
Он всего себя готов отдать.
Он пути иного не приемлет,
Хоть и неохота пропадать.
…Отобрав живительные силы,
Промолчав о доблести людской,
Примут безымянные могилы
Тысячи героев на покой.
Тысячи…
И даже миллионы!
Без следа ушедших.
Без вестей.
Не поправших крепкие законы
Благородной совести своей.
…Многие сквозь тернии пробились.
Пережили ужасы войны.
Вынесли.
Дождались!
Насладились
Радостями памятной весны.
Клеили поломанные судьбы.
Строили по новой города.
Шли вперёд!
Хотя нелёгок путь был.
Следом лет летела череда…
Потихоньку тают их отряды.
Кто в природе времени указ?
Мы, потомки их,
Горды и рады,
Что такие пращуры у нас.
Но…
Вернись обратно век тот сложный,
Над страной сгущая тучи тьмы…
Я задам вопрос неосторожный:
– А смогли б теперешние мы
К смерти встать лицом по доброй воле,
Недруга бесстрашно разгромив,
Или лечь костьми на бранном поле,
Дедов и отцов не посрамив?!
Я надеюсь…
Верю, что смогли бы…
Но за жизнь,
За мирную зарю,
За Россию
ВЕЧНОЕ СПАСИБО
Предкам
От души
Я говорю!
1 147 стрелковая дивизия в составе 62 армии в середине июля 1942 года занимала оборону на дальних подступах к Сталинграду.
2 Юнкерс Ю-87 «Штука» – от нем.Sturzkampfflugzeug — пикирующий бомбардировщик. В советских войсках имел прозвища «лаптёжник» (за неубирающиеся специфического вида шасси) и «певун» или «шарманщик» (за вой сирены во время пикирования).
3 Спираль, восьмёрка, горка – фигуры простого пилотажа.
5 ШКАС (Шпитального – Комарицкого авиационный скорострельный) – первый советский скорострельный синхронный авиационный пулемёт.
6 ШВАК (Шпитального – Владимирова авиационная крупнокалиберная) – первая советская авиационная пушка калибра 20мм.
7 Ил-2 – советский штурмовик времён Великой Отечественной войны, самый массовый боевой самолёт в истории. В Красной Армии получил прозвище «горбатый» (за характерную форму фюзеляжа). У войск Вермахта самолёт пользовался дурной репутацией и заслужил несколько прозвищ, таких как «мясник», «мясорубка», «Железный Густав».
8 «Люфтваффе» – название германских военно-воздушных сил в составах Рейхсвера, Вермахта и Бундесвера. В русском языке это название обычно применяется к ВВС Вермахта (1933-1945).
9 Декстри́н – полисахарид, получаемый термической обработкой картофельного или кукурузного крахмала. Применяется в основном для приготовления клеящих средств, а также в пищевой, легкой промышленности и литейном производстве
10 Ипри́т (или горчичный газ) — химическое соединение с формулой S(CH2CH2Cl)2. Боевое отравляющее вещество кожно-нарывного действия.
11 Шуга – рыхлые скопления твёрдой фазы агрегатного состояния вещества в его жидкой фазе состояния. Водная шуга формируется при температурах, близких к 0С, и состоит изо льда.
Александр Пасхин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
