– По пятницам сторонитесь неспокойных кварталов, да и вообще к таксистам не садитесь. Могут украсть, офицеров в Дамаске так берут в плен. …Старайся никому не доверять.
Улыбка Марата мгновенно улетучилась, а глаза прищурились, когда он это произнес. Беседа начинала принимать практический оборот.
Человек, с которым мы познакомились четверть часа назад, продолжал курить миниатюрный кальян. Немного порасспросив обо мне, Марат словно взял паузу, размышляя.
– Не могу избавиться от этой привычки. Жена недовольна, ругаемся. Но ты же гость, – вновь улыбнулся он.
Я посмотрел на дым, расходящийся по просторной кухне, и сказал:
– Давайте вам помогу.
Марат изогнул шланг, зажав в ладони трубку кальяна стороной к себе. Я протянул руку, чтобы взять её.
– Э, нет. Коснись прежде моей ладони. Это своеобразный этикет. Так «там» курят.
Много позже я понял, что уже тогда Марат сделал выбор и стал готовить меня к предстоящей работе ненавязчиво, но психологически точно, выстраивая отношения не просто «учителя‑ученика», а помощника и соратника.
Я выдохнул дым, продолжая слушать.
– Самое простое приветствие — «Салам Алейкум» — легко запомнить. Когда будешь встречаться, а по работе непременно будешь, ноги в кресле не вытягивай. Показывать подошвы – очень некрасиво. Можно сказать, оскорбление. Сиди собранно на краешке кресла, внимательно слушай собеседника.
Жизнь соткана из подобных мелочей. Я старался все запомнить. Все-таки с другом мы летели в совершенную неизвестность. Говорят, у страха глаза велики. Это не был страх, но волнение определенно не отпускало, занимая последние дни почти все мысли. В любом случае отступать неспортивно. Все документы оформлены, а самолет в Сирию улетал через 5 дней...
Номер его мобильника я добыл за неделю до нашего «прыжка в неизвестность» и, набрав его, на первых секундах я почувствовал некую настороженность. И это было вполне объяснимо – не каждый день вам звонят незнакомые люди с просьбой «дать совет». Особенно, когда вы работаете несколько лет в самой «горячей точке» мира, а недавно по съёмочной группе Марата стрелял снайпер, убив водителя. И явно неслучайно. Все это я видел на кадрах канала, с интересом изучая материалы по Сирийской войне уже несколько месяцев. Удивительно, теперь в лучах утреннего солнца, окутанный кальянным дымом, передо мной сидел тот самый Марат Мусин.
Не знаю, что он тогда подумал, какое сложилось впечатление, но мне сразу стало ясно, что авантюры он любит. Уже вспоминая потом эту нашу первую встречу, я подумал, что Марату, наверное, вспомнилась молодость. И он решил помочь:
– Вернетесь, приезжай еще. Что бы с вами там ни случилось, у тебя есть мой телефон. Я вытащу.
Это звучало настолько серьезно и уверенно, что устранило одолевавшее меня волнение.
Таким я запомнил первый день нашего знакомства. Оно продолжалось четыре года, а после двух самостоятельных поездок в САР, в конце 2015-го я стал постоянным сотрудником фронтового информационного агентства «AnnaNews».
Ноябрь 2016, Алеппо
Поздно ночью Марат вошел в наш номер. Сидя у мониторов, мы готовили к выпуску очередной ролик…
…Правительственные силы вели ожесточённые бои в промзоне Восточного Алеппо, неся потери, пытаясь прорвать крепкую оборону исламистов. Окруженные в начале сентября, боевики упорно держались уже больше двух месяцев, а в ООН то и дело призывали ввести очередную «гуманитарную паузу», давая передышку и время «повстанцам» оправиться, прийти в себя и перегруппировать силы. Конечно, каждый раз это объяснялось заботой о гражданских – по оценкам ООН их насчитывалось около двухсот тысяч человек. Но покинуть Восточный Алеппо по «гуманитарным коридорам» вместо десятков тысяч смогло лишь несколько семей, да и то под покровом ночи. Заплатив боевикам на посту, они вышли на территорию правительства.
Чуть позже их родственников казнили исламисты – в назидание другим. Если люди начнут уходить, то джихадистов быстро бы раздавили – они и их зарубежные спонсоры прекрасно это понимали.В восстание там верилось слабо. «Террор» — это ведь страх, и в этом страхе несогласных там держали настоящие террористы. Да и немало гражданских были родственниками и близкими радикалов. Кто-то боялся неизбежных допросов, могли всплыть во время фильтрации, прежние «заслуги». Часть, конечно, разделяла идеи «джихада» и «сирийской революции», но как быть с подавляющей массой остальных непричастных, кто оставался там в заложниках? Как быть с большинством населения города, которое поддерживает правительство? Почему из-за нескольких тысяч «бородачей» эта бойня, растянувшаяся на годы, должна вновь вставать на «гуманитарную паузу» под истерический аккомпанемент CNN и BBC?
Таким был в первых числах ноября окруженный войсками Восточный Алеппо – словно огромный нарыв, который скоро неизбежно лопнет. Да, «резать» Сирии и России предстояло по живому. За годы войны все зашло слишком далеко.
***
– Значит так, мужики. Надо срочно доделывать, и мы едем в Африн к курдам.
Слова Марата нас расстроили:
– Но почему?! Алеппо – самая горячая точка во всем мире! У нас на руках все карты! Карты действительно были на руках. Даже козырные. Работая с марта, уже больше 8 месяцев, мы знали город как свои пять пальцев. И эти пять пальцев тянули за собой целую сеть горизонтальных связей – сирийских военных, медработников, переводчиков, коллег из других агентств, информаторов и просто знакомых. Что бы ни происходило в городе, благодаря «сарафанному» радио мы узнавали первыми и нередко находились на месте событий еще до приезда остальных журналистов. Но эта сеть доверия была соткана благодаря усилиям Марата, его репутации. Это он наладил работу с самого начала. Как ему это удавалось? Креатив и авантюризм. Идеи, возникающие в его голове, априори не подлежали реализации, но вопреки всему, в большинстве случаев, они во что-то превращались. Мы знали, что каждый приезд профессора сулит новый переполох в нашей привычной жизни на этой войне и между собой в шутку называли Марата «доктор Хаос». Об этом он, к нашему счастью, не знал. Ведь поток креатива шел непрерывно – только записывай, иначе упустишь. Но детали его мало интересовали.
– Будем у них проводить конференцию по химоружию. То, что было в сентябре – всего лишь разминка. Кстати, дай-ка примерить твою серую курточку, а то я пиджак не взял.
Куртка, великоватая мне, оказалась Марату впору. А речь шла об обстреле ИГИЛ курдской деревушки Ум-Хош минами с кустарным ипритом. То, что у фанатиков есть технологии производства химического оружия – серьезное заявление, которое еще надо было доказать. Все это могло остаться незамеченным, как и многое на этой войне. Но Марат, благодаря связям, оказался тогда на месте событий в Ум-Хоше – и взялся за дело. Поддержка Западом «повстанцев» в Сирии с самого начала войны уже превратила весь регион в кровавый бурлящий котел, а теперь еще и иприт…
– Они там, в Европе, совсем охренели... Сначала они обвиняли во всем Башара[1], но это неизбежно придет к ним… Токио покажется детской шалостью.[2]
***
Марат был взбешен и не находил себе места — наша раздолбанная «шайтан-арба» в очередной раз оказалась на грани издыхания и требовала реанимации. Зато мы тихонько благодарили судьбу за подаренный нам вынужденный день отдыха.
Очередная «гуманитарная пауза» в Алеппо подходила к концу, а значит, бои вот-вот могли вспыхнуть с новой силой. Боевиков бесконечными атаками давили со всех сторон, изматывая их, раздергивая резервы. В условиях блокады рано или поздно у них должны были закончитьсябоеприпасы, и тогда наступит агония. Классика средневековых войн – изматывающая осада крепости, истощение запасов, голод, сдача…
Нам удалось узнать, что утром ожидается очередное наступление в районе Салах-эд-Дин, в этом лабиринте узких улиц, где сложно разъехаться двум машинам… Но успеть туда мы уже не могли – нас ждал Ум-Хош. И для общего дела это было важнее. «Хошь не хошь, а поедешь в Ум-Хош», — шутили мы, посмеиваясь. Но прежде надо было с утра заехать на заправку – в тот день сделать это почему-то не получилось.
Я проснулся около пяти утра от артиллерийской канонады. Все вокруг грохотало, и я поймал себя на мысли, что жаль, что мы сейчас не там. Вдруг будет успех, войска впервые зайдут в восточные кварталы, и с этими мыслями под колыбельную разрывов я заснул вновь: подъем ожидался в семь утра…
***
– Это саботаж! Ты срываешь нам работу! Мухаммед, что значит не можешь выехать с заправки? Что за бред?! Почему так плохо слышно?
Когда Марат злился, то сразу же сыпалось «шпионы», «измена», предательство» и самое невинное «саботаж», что вызывало у нас неизменную улыбку. На этот раз «диверсию» устроил переводчик, поехав за «горючкой». Зная его порядочность, я поймал себя на мысли, что дело тут, скорее всего, не в нем.
– Марат Мазитович, давайте я ему перезвоню. У меня вроде связь лучше должна ловить.Тут упало много ракет, мины! – кричал в трубку Мухаммед. –Я укрылся в здании, не могу подойти к машине! Есть убитые и раненые!
Оказалось, что наступали-то совсем не «наши». Складывалось ощущение, что во время «гуманитарной паузы» к городу была стянута вся свободная артиллерия, имевшаяся на вооружении у исламистов. По всей западной линии фронта рвались снаряды… Взорвалось несколько машин со смертниками. Боевики вновь пытались прорваться к своим в восточные кварталы. Летом такая удачная попытка стоила им нескольких тысяч трупов, но за месяц джихадистов удалось вновь взять в окружение. Теперь с наступлением холодов у них оставался последний шанс удержаться в городе. Если бы все сложилось удачно, то подключились бы и «друзья из ООН», остановив боевые действия… «На западном фронте без перемен» – это точно не про Алеппо в те дни. Где-то боевикам удалось вклиниться в оборону армейцев, бои шли на последних рубежах обороны… А дальше начинались жилые кварталы…
***
– Мухаммед, ты все-таки выбрался… Извини, дорогой, связь была плохой, – Марат обнял вернувшегося спустя час переводчика. – Поехали к военным, узнаем, какая обстановка.
– Все очень плохо. Они взяли Академию Асада и еще много районов. Их много, много… – Мухаммед покачал головой.
Глядя в его темные глаза, в меня начинало проникать чертово волнение. Улочки, по которым ты ездил каждый день, теперь могли таить смерть. И в такой неразберихе можно было запросто погибнуть.
– Едем к военным! Соберите все вещи на всякий случай. Надо думать с кем, если что, выходить придется, – повысил голос Марат.
Это всех моментально привело в чувство. Через полчаса наше оборудование грузилось в машину. На улице было пасмурно и шел дождь. Разрывающиеся снаряды продолжали доноситься до нас гулкими хлопками. Толком обстановкуникто не знал. А от фронта на западе до нас было всего 5 минут езды на машине. Если «духи» прорвутся, то в неразберихе городского боя можно легко погибнуть. Так что поехать к военным было логично.
– Ну что, Марат, антикризисное управление? Так, кажется, у тебя в Москве кафедра называется? Управляй!
И, надевая каску, профессор в ответ улыбнулся.
Мы ехали в штаб к знакомым из республиканской гвардии по абсолютно вымершим улицам, залитым дождем, и никто нас не останавливал.
На КПП сирийский боец в красном берете взял машину в прицел, вскинув автомат. Второй, ответственный за ворота, подошел узнать, что за гости пожаловали. Ежась от холода, он жестом показал бойцу опустить автомат. Смущенно улыбнувшись, прижал руку к сердцу и открыл ворота. Нас тут хорошо знали. Спустя пару минут мы сидели в кабинете.
– Так, выходит, они где-то в районе Хамдании-4, в Беньямине, тут ХалебДжадиди… А 1070? – переводчик узнавал у полковника обстановку.
– Что там с этой Академией? Куда поедем снимать? Что вообще со связью? Кстати, давай вещи у него пока оставим, – Марат пил арабский кофе, явно наслаждаясь крепким вкусом.
– В 1070 «мусалахины» применили «кимавию»[3], –продолжал переводчик.
И если оперативная память Марата мгновенно удаляла причудливые для русского уха названия районов, то вот после расшифровки слова «кимавия» первая точка нашего маршрута была определена моментально. По докладу прошло, что в районе 1070 боевики применили неизвестное химоружие. Есть пострадавшие…
– Мы едем туда! Дорогу подскажете?
– Да мы знаем дорогу, – ответил коллега.
– Там опасно, – протестовал Мухаммед.
– Я сказал, едем! Ты ни черта в этом не смыслишь! – взревел Марат.
Сопротивление Мухаммеда было моментально сломлено. Профессор на миг превратился из интеллигентного человека с милой улыбкой в «комнатного льва». Впрочем, для Марата это была всего лишь вспышка эмоций. Он моментально остыл. Авантюра отправиться снимать во время прорыва была самоубийственна, но обернулась вполне реальной практической целью.
Выгрузив вещи, мы договорились с полковником, что заедем после съемок. На всякий случай нам дали машину сопровождения до 1070, чтобы не заблудились. Но гарантировать безопасность в такой нервной обстановке никто, конечно, в тот момент не мог.
– Связи нет, потому что перед наступлением «наши» врубили по полной РЭБ[4]. Но те опередили, сработали четко… Теперь в этом бардаке ничего не понятно, – объяснял Марату Саша Харченко[5].
И в тот момент я с ним согласился. Утечки во время планирования операций действительно были. По телефону такие вещи мы не обсуждали, да и старались не болтать лишнего. Все планировалось и уточнялось только при личных встречах без телефонов. Во всяком случае, так совесть оставалась чиста.
Вскоре мы оказались в Хамдании-4. Пока парковались, во двор упала мина. Никого не посекло осколками, да и машины не пострадали. Мы забежали в первый попавшийся подъезд, а через несколько минут уже общались с офицерами, слушающими радиоэфир. Дорога к дюжине домов, что еще были за сирийцами в 1070, оказалась под огнем. Проехать было нельзя. Работали снайперы противника и ПТУРы.
– Мне звонили с «Бизнес-FM». Помнишь, ты оставлял им мой контакт? Просили обрисовать обстановку. А мы как раз в гуще событий, Марат.
– Про «химию» сказал?
– Конечно, но с оговорками. Мол, «есть информация», требует подтверждения.
– Отлично, мы еще туда пролезем. Поехали тогда в Академию, это сейчас, похоже, их главная цель…
Дождь продолжался. Мы сидели в кузове несущегося пикапа, и дождь мелкими каплями неприятно попадал за воротник флисовой куртки. Слева от полевой дороги, уносящей нас от передовой в Хамдании-4, послышались хлопки. Снаряды «зушки»[6] разрывались яркими вспышками. Боевики били по жилому дому метров в 500 от нас… А ведь недели две назад мы спокойно там ездили, видели людей, идущих на работу. Как будто и войны не было. Ее отделяла от гражданских передовая, теперь стремительно меняющаяся…
На середину дороги выбежал боец, размахивая руками. Его жесты были понятнее палки регулировщика. Без перевода было ясно, что дорога под обстрелом. Весь асфальт усыпан осколками, тротуар искрился разбитыми стеклами витрин магазинчиков. Остановившись, мы высыпали из машины и вновь побежали в подъезд.
— Они говорят, что нужно переждать обстрел. Тут падает много мин.
— Пойдем к его командиру, может, что-то снимем, – Марат отбросил ногой хвостовик 82-миллиметровой мины.
Обстановка была тяжелой, но пока не критической. Фронт удерживался, подавались координаты, работала авиация. Но мешала погода – туман над Алеппо и низкие облака мешали применению беспилотников. Боевики правильно подгадали момент для наступления…
Переждав очередной обстрел, мы помчались к машине. Взрывы частили где-то правее. Марат бежал впереди по тротуару, давя битые стекла. Кто-то сзади выругался матом, испортив кадр.
– Давай быстренько стенд-ап. Ребята держатся… «Духи» применяют смертников, мины и «адский огонь»,— тяжело дыша, Марат начал репортаж на камеру.
***
Машина стремительно тронулась, чудом не напоровшись на осколки. Мы вновь мчались по пустым улицам. Справа от дороги по овощному рынку ударила мина. Машина резко остановилась, что было встречено матами сидящих в кузове. Марат открыл дверь, но опередив его, я прокричал, что снимаю в режиме нон-стоп. Потом, когда все завершилось, он пересматривал этот кадр с улыбкой, извиняясь за импульсивность.
– Почему ты один не матерился?
– Кадры портить не хотел, хотя за меня это успешно сделали. Да и вообще, когда снимаю, погружаюсь в обстановку, что ли…
– Мат в таких случаях говорит о реальности происходящего. Постановки так снять не получится. Но все равно молодец. Ты прям интеллигент. Обязательно вставь в видео, только запикай, – смеялся Марат.
Тем временем наш безумный заезд по Алеппо продолжался. Перед Академией Асада находился большой перекресток и круг. Рядом с развязкой высилось здание гостиницы где-то в десяток этажей. Когда заезжали на круг, вновь разорвалась мина. Мухаммед развернулся и резко повернул к гостинице, и нам навстречу выбежали не метрдотель и носильщики, а вооруженные до зубов бойцы. Через минуту машина была в паркинге, а мы оказались в вестибюле. Повсюду открытые цинки с патронами, АГСы, ПТУРы… Поднялись пешком наверх, и нас представили местному командованию. Кабинет был выдержан в арабском стиле. По витражам стекол капли дождя. Устроившись в мягком кресле, мы знакомились, потягивая крепкий кофе. Мне хотелось вытянуть ноги и развалиться в кресле, но я в сотый раз осекся.
– Доктор Мурад, – представился Марат. – Мы военные журналисты, снимаем репортажи в Сирии с самого начала войны….
– Я вас не раз видел по телевизору и в интернете, доктор. Приятно познакомиться и добро пожаловать, – офицер улыбнулся, протягивая сигарету из своей пачки.
– Спасибо, не курю… Разве что кальян, – Марат извиняюще улыбнулся.
Офицер кивнул и что-то тихо сказал солдату. Тот исчез, словно его и не было, но уже через четверть часа на снарядном ящике стоял кальян. Клубы ароматного дыма наполнили помещение кабинета.
– Представляешь, жена совсем запретила курить кальян, – Марат перегнул шланг и передал трубку, я коснулся его ладони и затянулся.
– Академия держится, пока все нормально. Значит, и Алеппо держится. Ехать туда я вам не советую. Если хотите, можете пройти в противоположное крыло гостиницы и поснимать там. Очень много мин. Мы скоро пойдем в контратаку. Самая сложная обстановка в районе Миньян. – сказал офицер.
– Мы сможем пойти с вами? Когда примерно планируете?
– Приказ командования ‑через полчаса выдвигаться туда. А потом будем ждать дальнейших распоряжений. Если хотите, поехали с нами.
Пока было время, мы наблюдали за Академией через объективы камер. Окутанный дымкой разрывов и туманом, этот комплекс зданий выглядел зловеще. Вот в фасад ударил танковый снаряд, потом еще один… По дороге ехала одинокая машина. Мина упала рядом, но она продолжила движение.
Вскоре мы оказались в Миньяне. Припарковались метров за четыреста до первой линии. Передвижения как обычно – перебежки от здания к зданию. Марат тяжело дышал, но держался молодцом. Прямо у подъезда из асфальта торчал хвостовик мины. В полутора метрах остывало большое пятно свежей крови. Рядом у ступенек женская туфля. Крайний дом на этой новой передовой оказался жилым.
– Ей оторвало ноги. Скорая недавно увезла, – Мухаммед перевел слова молодого человека с первого этажа.
За угол забежали несколько бойцов и командир. Снайперы и пулеметчики занимали позиции. Мы спустились на цокольный этаж. Но вскоре Марат пошел выше, на третий этаж. Там был небольшой балкон, и хоть что-то становилось видно. День и так выдался тяжелым, но все-таки мы приехали сюда снимать сюжет.
Аккуратно высунув камеру, увидели через боковой экран «хэндикамки»[7]Миньян. По нему била артиллерия, не давая боевикам пройти дальше. Где-то вдалеке вырастали грибы авиабомб. К нашему подъезду подъехала скорая, а вскоре раздался очередной взрыв. Неточно. Скорая в мгновение умчалась вглубь квартала, где пока было безопасно, и скрылась из вида. Мы ждали где-то час или полтора, наблюдая за редкими людьми, покидающими зону боев. Женщины в черных одеждах и платках, скрывающих лица, мужчины с сумками, дети… Атаки в тот день не случилось. Надо было сворачиваться.
Рассмотреть их не было времени, но по пути назад запомнились две расстрелянных машины. Они ехали навстречу друг другу и встретились со смертью примерно в одном месте. Дорога там довольно круто брала вверх. Поэтому боевикам с Миньяна их было видно. Наша машина резко взвыла, уносясь прочь, а я крепче схватился за кузов пикапа…
– Слушай, надо взять ноутбук и быстро все смонтировать в гостинице – предложил Саша.
– А остальные вещи? – спросил я.
– Оставим пока у полковника. Мужик он нормальный. Если придется уходить, будем вместе с ним пробиваться. Мало ли что. Тем более, сами понимаете, голова русского сейчас еще больше подскочит в цене. Инфляция, – пошутил Марат.
– Телефон твой у меня есть, Марат, – я вспомнил его слова при первой встрече. – Да толку сейчас от него. Но с твоими талантами мы точно не пропадем. Завтра все станет понятней.
Вернувшись в гостиницу, мы увидели персонал. Администратор по имени Башаробрадовался нашему возвращению. Он донимал переводчика вопросами. Его взгляд утром был полон волнения, а сейчас наполнился восхищением: ну и дают эти сумасшедшие русские!
Репортаж был готов к утру. Бои в Алеппо шли еще несколько дней. Академия Асада тоже еще несколько дней оставалась самой горячей точкой, но уже стало ясно, что наступление исламистов захлебнулись. Впереди ожидались тяжелые бои, чтобы выбить их с потерянных позиций.
***
До Африна мы все-таки доехали, и конференция состоялась. Почему она была для него важна, я понял потом. Дело в итоге дошло до того, что ОЗХО зафиксировала этот случай. Марат и ребята из съемочной группы выступали свидетелями. Применялся действительно кустарный иприт, а не штатный. Хотя штатный, по признанию специалистов, был опаснее, что заставляло сделать не лучшие выводы: технологии у террористов со временем станут совершеннее, если не положить этому конец.
Впоследствии в квартале 1070 наша группа обнаружила мину с белым фосфором. Все это потом показывали по телевидению, случай комментировал Лавров.
Марат всегда говорил, что активная группа людей, понимающих, чего они хотят, способна гораздо на большее, чем неповоротливая бюрократическая машина. И он был прав. Во всяком случае, мой личный опыт Сирийской войны говорит об этом весьма красноречиво. Марат задавал, как это сейчас называется, «тренды» — и иногда их подхватывали СМИ, об этом говорили в больших кабинетах. Да, не всегда всё узнанное, выявленное, отснятое выходило в эфир, но ведь что—то и получалось.
Апрель 2018, Дамаск
«Провокация с химоружием – это классика по учебнику. Западная пропаганда всегда играет на страхах людей. Для манипулирования толпой используются угрозы безопасности человечества… Среди них химическому оружию альтернативы нет…
Провокация с химоружием 21 августа 2013 года в Восточной Гуте, которую мы документировали, пожалуй, единственные из журналистов и которой являемся свидетелями, и та провокация, которая произошла здесь в Думе — полностью идентичны. Что произошло тогда и здесь на днях? В результате наступления сирийской армии была прорвана оборона боевиков… Если это наступление тогда и сегодня не остановили бы, военный разгром боевиков под Дамаском был неминуем. Все это резко меняло геополитическую обстановку, потому что фактически в провинции Дамаск наступал мир. Тем самым, обнулялись многомиллиардные инвестиции в исламский терроризм»…‑Это фрагмент последнего интервью Марата, снятого 8 апреля. Американцы готовились ударить по Сирии. Поводом послужили события в главном оплоте исламистов Дамаска – Восточной Гуте. Хотя военного смысла удар США уже не имел. Боевики сдались и готовились к отправке в «страну зеленых автобусов» – провинцию Идлиб. После Алеппо мы, впрочем, ожидали подобного финала.
– Это перелом в войне. Дамаск теперь наконец-то будет свободен. Ничего у них не получилось на этот раз – наблюдая, как автобусы с «духами» уходят на север, сказал Марат.
Для него эта война началась в Дамаске. Первые теракты в 2012 году, захваты заложников – он был в эпицентре набирающего обороты маховика насилия в некогда мирной стране. И освещал это в своих репортажах. Поэтому в разговорах он часто вспоминал именно столицу Сирии.
Марату вскоре нужно было возвращаться в Москву. Чемодан был упакован.
– Ребята, сегодня отдых. Американцы пока не ударят. Пойдемте, посмотрим вам костюмы. Я знаю неплохой магазин в центре… Вот у тебя костюм есть?
– После школы стараюсь не носить – не мое, – ответил я. – Какой-то пылится в шкафу. Ну пошли, посмотрим, а то вдруг на прием куда пригласят.
– Возьмем для лучших времен, Серёг.
В тот день мы наслаждались тишиной, мы были в другой жизни, мы просто гуляли по центру. Мы действительно купили костюмы. А в нескольких кварталах от нас шла война.
5 мая 2018 года, Дамаск
…Фрагмент переписки с Маратом Мусиным. 9 часов 29 минут по московскому времени:«С необычным Днем Рождения! Удачи, здоровья и огромного количества Побед!»
День Рождения действительно выдался необычным. Мы продолжали освещать очередную операцию сирийской армии, на этот раз в палестинском лагере Ярмук. Сил отмечать в тот день у меня не осталось, поэтому я договорился с друзьями посидеть в кафе, когда станет чуть-чуть поспокойнее.
Вечером раздался телефонный звонок от Алишера Игамова:
– Ты уже в курсе?
– В курсе чего? – спросил я.
– Горе у нас случилось… Горе… – обычно приветливый голос Алишера был непохож не себя. – Марата не стало.
– Как не стало? Да как так?!
– Тромб оторвался…
Разговор длился недолго. Я попросил дать мне время. Мне доводилось не раз получать удары, но в тот момент я не мог себя контролировать. Сказал Саше Харченко, который монтировал в соседней комнате, о случившемся, запер дверь. Мне давно не было так больно. Я привык к смерти. На войне это пусть и противоестественное, но обычное дело. Бывало, ты познакомишься с человеком, а через час его не станет. А теперь я находился в полной прострации. Слезы катились по лицу, мне не хотелось, чтобы меня кто-то видел. Так я и сидел, глядя на дверь несколько часов. Мыслей практически не было – просто не мог поверить в произошедшее. Просто не мог… Человек, который только сегодня поздравил меня с «днюхой», ушел. Как так?! Он был настолько живым, что это казалось невозможным. Бывая не раз в передрягах, ты всегда знал, что ничего с тобой не случится. Впереди ждала очередная авантюра и приключение – но все будет в итоге хорошо. Я был на него зол – Марат всегда легкомысленно относился к своему здоровью. Всегда все делал на бегу… Но всё-таки есть предел прочности. Всему. Только не силе духа Марата.
Уснул поздно. Меня разбудило яркое солнце, – через окно без занавесок пекло лицо. Открыл дверь, поставил на кухне вариться кофе. На удивление, ясность ума вернулась. «Жизнь продолжается», – подумал я. Но боль никуда не ушла. Саша давно не спал. В этот момент я был как никогда рад его видеть, чтобы не оставаться одному.
– Что будем делать? – спросил он.
– Либо лететь в Москву, бросать все, либо продолжать работать…
– И?!
– Сейчас все недоброжелатели думают, что мы сдуемся и разбежимся по своим углам. Возвращаться в Москву?.. Нет. Марат бы не одобрил. Мне кажется.
– Я тоже так считаю. Надо посоветоваться с редакцией, но я тоже так считаю, – повторил он, делая акцент на «мне кажется».
Разговор с близким другом Марата был коротким:
– Делайте, как велит совесть, ребята. Если что, помогу… Берегите себя.
Через три часа мы ехали в Хомс на съемки «Растанского котла». Очередной анклав боевиков вскоре был ликвидирован... На наших глазах. При нашем непосредственном участии. Информационном.
Вернулись домой мы только в сентябре. Это была самая длинная и сложная командировка.
Наверное, его телефонный номер принадлежит теперь другому абоненту или вовсе недоступен. Все это я понимаю, но рука не поднимается удалить его. Порой хочется позвонить – а вдруг ответит? Поделюсь радостью, а бывает нужна помощь или совет. Но справляюсь сам. Сам ли?
Костюм, подаренный в Дамаске, тоже до сих пор висит в шкафу. До лучших времен, если они когда-нибудь настанут…
