Публикация очерка посвящена 100-летию его автора, фронтовика И.Ф. Стаднюка
Когда с высоты возраста обращаешь взор на давнюю пору своей молодости, на те годы, в которые будущее с какими-то свершениями грезилось за далекой розовой дымкой, то с горечью отмечаешь, что где-то прошел не по той дороге, сделал кое-что не так, как надо было сделать, а кое-где подруга неопытности – самонадеянность тоже сыграла с тобой злую шутку... Сетовать на все это особенно не приходится, и не потому, что молодость имеет право на ошибки и заблуждения, а главным образом потому, что не они, эти ошибки и заблуждения, были сущностью постижения моим поколением истин человеческого бытия и столбовой дорогой в будущее. Вся атмосфера жизни в годы нашей молодости была пропитана романтикой подвигов, навеянной "Чапаевым" и Павкой Корчагиным, многими другими книгами и фильмами, а также песнями того времени и еще благоговейным отношением простых людей к красноармейской, особенно командирской, форме. И все мы страстно мечтали стать если не летчиками, то, в крайнем случае, моряками, а на худой конец танкистами или артиллеристами. Слово "лейтенант" или "капитан" звучало для нас сладчайшей музыкой, а непостижимо высокое слово "комиссар" вообще повергало в священный трепет. В этом слове звучала для нас вся история гражданской войны, все самое героическое и благородное, светлое и бессмертное. Не у всех хватало храбрости даже в дерзновенных мечтах увидеть себя комиссаром, тем более что комиссарскому званию предшествовали тоже звучащие гордо и призывно "младший политрук", "политрук"...
И когда во время финской войны я оказался курсантом Смоленского военно-политического училища, не было конца моей радости. Училище как раз и готовило политработников ротного и батарейного звена. В мечтах я не только проводил политинформации и политзанятия, занимался другими видами воспитательной работы, но уже и ходил впереди атакующих цепей на врага... А чтобы мечты обретали хоть какую-нибудь реальность, я писал рассказы о воинских подвигах. Рассказы читал на занятиях училищного литературного кружка, которым руководил ныне широко известный поэт, публицист и прозаик Николай Грибачев; несколько из них даже напечатал в областной газете "Рабочий путь", а в мае 1941 года был приглашен в Минск на совещание молодых красноармейских писателей, что потом сыграло важную роль в моей жизни.
И вот 30 мая 1941 года нам присвоили воинское звание "младший политрук" и разослали по разным военным округам. Я попал в Особый Западный. Приехал за назначением в Минск, где в отделе кадров политуправления округа меня уже ждал пакет с предписанием. Взглянув на название должности, на которую назначен, я не поверил своим глазам: "политрук противотанковой батареи". Счастью моему не было предела. Я боялся, что это сон. Уходил из отдела кадров, не чуя под собой ног... И вдруг, когда буквально летел по коридору, из кабинета вышел батальонный комиссар в кавалерийской форме. Я узнал в нем инструктора по печати политуправления округа Матвея Крючкина, с которым совсем недавно познакомился на писательском совещании. Осведомившись о причине моей радости, батальонный комиссар Крючкин почти силой отнял у меня предписание и безапелляционно изрек:
– В округе голод на журналистов! Поедешь секретарем дивизионной газеты...
Трудно было мне расставаться со своей заветной мечтой. В снах я продолжал водить бойцов в атаки, не подозревая, что снам этим надлежало сбыться очень скоро. Грянула война. Наступили дни тяжелейших испытаний. Реальность оказалась весьма далекой от картин, которые недавно рисовало восторженное воображение. Но в этой жуткой реальности образ комиссара и политрука нисколько не лишился того привычного и восхищающего ореола. Более того, юношеская фантазия оказалась беднее всего происходящего.
Я глубоко убежден, что еще не оценена по достоинству та грандиозная роль, которую сыграли политработники в начальный период Великой Отечественной войны, особенно политработники старшего звена – комиссары. Являясь участником трагических событий, которые разыгрались в июне 1941 года западнее Минска, я вынес оттуда такое ощущение, что, не будь с нами комиссаров, все обернулось бы во сто крат трагичнее. При этом нисколько не хочу умалять роль командиров, которым в казавшейся неразберихе и кровавой сумятице хватало работы по выяснению непрерывно меняющейся обстановки и организации отпора врагу. Однако, поскольку уже в первые дни немалая часть наших войск оказалась разобщенной, очень важно было, как выяснилось, видеть впереди контратакующих цепей не только политруков рот, а и комиссаров батальонов и полков. Понимая, что главная задача – задержать врага, замедлить темпы его наступления на восток, они останавливали людей и спокойно, но с определенной категоричностью приказывали (даже командирам) развертываться в боевые порядки вправо и влево от магистралей и окапываться. При этом сами оставались тут до конца, продолжали наращивать силы, помогали командирам приводить людей в боевое состояние.
Кажется, не было оживленного перекрестка, переправы через речку, не было заслона, который выбрасывался навстречу врагу, где бы не слышался голос человека с красной звездой на рукаве. Ко всему они были причастны, везде находили себе неотложное дело.
Помню даже такой необычный случай. Штаб нашей 209-й мотострелковой дивизии закопался в землю на лесных высотах близ городишка Кресты в Западной Белоруссии. Командир дивизии полковник Муравьев, начальник отдела политпропаганды полковой комиссар Маслов и начальник особого отдела (фамилию не помню) сидели возле штабной палатки и выслушивали доклады командиров подразделений из разбитых частей, отступавших на восток и задержанных развернувшимися впереди нашими штабными подразделениями. Я, в то время желторотый секретарь дивизионной газеты, вертелся поблизости, снедаемый трудно объяснимым любопытством: хотелось взглянуть на сидевшего в окопе под охраной военфельдшера штабной санчасти, с которым до войны (три дня назад) в местечке Ивье жил по соседству; военфельдшер был приговорен военным трибуналом к расстрелу "за членовредительство" (прострелил себе ногу) и ждал утверждения приговора в вышестоящем штабе. В это время на высоту к палатке приконвоировали задержанного на дороге майора. Майор предъявил начальству документы и объяснил, что следует с двумя грузовиками, в которых сидят его саперы, на восток для выполнения задания по охране мостов. А я, оказавшись свидетелем этого объяснения, был потрясен: в майоре узнал недавнего курсанта Смоленского училища; два года подряд наши роты ежедневно в одном коридоре, а затем по соседству в лагерях выстраивались на утренние осмотры и вечерние позерки. Всего лишь три недели назад мы вместе закончили училище, и вдруг вижу в петлицах своего однокашника не два кубика младшего политрука, а две шпалы, да еще на рукавах золотые шевроны строевого командира. А "майор" между тем, получив разрешение следовать дальше, отдал начальству честь, четко повернулся кругом и... увидел меня. Побледнел, отвел в сторону глаза и зашагал к дороге. Я окликнул его по фамилии, но он будто не расслышал. Я еще раз окликнул. На мой взволнованный голос обратил внимание полковой комиссар Маслов и тоже крикнул:
– Товарищ майор!..
"Майор" остановился, устремив притворно-недоумевающий взгляд на полкового комиссара.
– Вы что, знакомы? – спросил у меня Маслов.
– Да. – И в двух фразах все объяснил.
– Ошибаетесь, товарищ младший политрук, – растянул губы в подобие улыбки "майор".
– Ну как же? – Я сбивчиво начал что-то говорить, а "майор" тут же с дьявольской усмешкой на бледном лице все опровергал.
Полковой комиссар Маслов смотрел то на меня, то на "майора". К нам уже подходили комдив и начальник особого отдела.
– А не являетесь ли вы, младший политрук, засланным провокатором? – сурово спросил, не спуская с меня глаз, полковой комиссар. – Ведь вы у нас новичок?
Я остолбенел от неожиданного поворота событий, видя при этом, как рука Маслова скользнула к кобуре и выхватила пистолет.
– Руки вверх! – скомандовал полковой комиссар, но приказ был обращен не ко мне, а к "майору", и вовремя, потому что "майор" тоже схватился за оружие. Его успели скрутить, затем не без трудностей и не без потерь обезоружили солдат в двух грузовиках, которые оказались переодетыми фашистами.
В моем сознании никак не укладывалось, что в нашем училище пребывал среди нас враг – с чужим именем и чужой биографией. Но – речь о полковом комиссаре Маслове. В несколько секунд он осмыслил ситуацию и принял единственно правильное решение: обрати он первые слова не ко мне, а к "майору", кто знает, кому бы раньше удалось выхватить оружие!
Попутно вспоминается мне, что именно заместитель Маслова батальонный комиссар Дробиленко – раскрыл секрет подделки немцами документов. Он обратил внимание, что все наши документы были прошиты обыкновенной, ржавеющей от пота и времени проволочкой, оставляющей на бумаге рыжие следы, а тут вдруг стали встречаться партбилеты и удостоверения, сверкающие хромированной проволочкой... Просчитались немцы на мелочи, и этот просчет обнаружили политработники.
О какой стороне деятельности войскового организма ни подумай, ко всему причастны политработники. В то же время они причастны к самому главному: к высокому воинскому духу людей, как кузнецы этого духа.
...Попробуем представить себе накал чувствований человека, решившегося во время боя закрыть своим телом амбразуру вражеского дота или броситься с гранатами под гусеницы вражеского танка. Человек этот, даже если он находится в состоянии крайнего аффекта, все-таки отдает себе отчет в том, что у него нет ни малейшего шанса остаться в живых. А ведь свой поступок он совершает не по чьему-то принуждению или приказу – решается на него сам, по своей воле, исходя только из целесообразности, вытекающей из обстановки, сложившейся на поле боя. Сразу же оговоримся, что такие поступки ничего общего не имеют с фанатизмом, который, как известно, не возвышает, а ослабляет нравственные чувства; фанатизм, по утверждению Наполеона, приходит только от гонения... Так что же испытывает человек, героически отважившийся на трагический, последний для него шаг?
Можно, конечно, вообразить весь сложный комплекс чувств воина, идущего на самопожертвование. Это особенно легко сделать людям, побывавшим на войне и не раз подвергавшим себя смертельным опасностям. Можно даже эти чувства тщательно проанализировать, назвать поименно, определить эмоциональную окраску каждого, найти их истоки, побудительные причины и так далее. Но при этом мы обязательно будем пристально всматриваться в душу самого человека, совершившего подвиг, человека как личности, как индивидуума, и перед нами с естественной закономерностью, помимо нашей воли, вырисуется образ благороднейшего рыцаря, в первую очередь беспредельно и сознательно преданного тому делу, ради которого он взял в руки оружие, до конца верного своему народу и Отечеству. А уж потом мы будем размышлять над такими сопутствующими категориями, как храбрость, мужество, решительность и тому подобное.
Но ведь все названные выше духовные качества, начиная с сознательности и преданности, нужны воину и когда он поднимается в атаку или идет в разведку, когда терпит в окопе холод и голод, когда обороняет свой рубеж, отражая штурм противника, или подвергается массированному артиллерийскому обстрелу. Верно, нужны, хотя проявить их коллективно, как говорят, "на виду", куда легче. Не зря твердят в народе, что "на миру и смерть красна". Когда, например, идет в атаку ротная цепь, да еще если атакует весь полк, солдата греет надежда – авось меня пуля обминет и на сей раз, авось осколок не заденет... Но даже и при наличии этой естественной надежды солдат выполняет поставленную задачу не только потому, что согласно приказу, как учил Суворов, знает свой маневр и делает в бою то, что ему надлежит делать во имя выполнения поставленной задачи и достижения общей цели, а и потому, что, помимо воинского мастерства, он еще вооружен любовью, преданностью, верой и ясным пониманием идеалов, за которые готов отдать жизнь. Это элементарные истины, но истины прекрасные, возвеличивающие наше социалистическое общество. О них никогда нелишне размышлять с охватом не только следствий, но и причин. Ведь даже если такие яркие случаи, как самопожертвование, оставить в особом ряду, а рассматривать лишь будничность минувшей войны, то и без этого ясно, из каких родников черпало наше общество духовные силы, особенно там, на фронтах вооруженной борьбы с фашизмом, где психологическое напряжение чувств было беспредельным. И главная сущность этих высоких нравственных сил, не боюсь повторить азбучную истину, – любовь, преданность, вера и верность. Не затрагивая их истоков, хочется в то же время напомнить, что в сложных фронтовых условиях в многотысячных массах армии надо было еще суметь аккумулировать накал этих человеческих чувств, устремить их в нужном направлении, с учетом обстановки и предстоящих задач, да и в ходе выполнения самих задач, на каждом очередном этапе подготовки и проведения боя... Это не такое уж простое дело – воспламенять чувства великого множества людей, стоящих на пороге между жизнью и смертью, когда война смотрит им в глаза всеми своими устрашающе-кровавыми проявлениями, когда каждый воин должен превозмочь естественное чувство самосохранения, как бы перечеркнуть личную судьбу и всецело подчинить свои помыслы и действия достижению общей цели.
Кто желает более предметно убедиться в справедливости сказанного выше, пусть прочтет хотя бы книгу генерал-полковника М.Х. Калашника "Испытание огнем", изданную военным издательством в серии "Военные мемуары". Она относится к числу тех документальных книг, которые заставляют как бы заново пережить войну и смотреть на нее с более высокой вышки, в иных, несравнимо более широких и новых ракурсах, а воинский подвиг, вообще его нравственную сущность, осмысливать в неразрывном единстве с деятельностью Коммунистической партии на фронтах Отечественной войны. Книга эта, пожалуй, одно из тех мемуарных произведений, в котором с глубоким знанием дела, непосредственно и просто повествуется о деятельности на войне политработников Советской Армии. Ведь именно политработники, полномочные представители Коммунистической партии в армии, и явились в грозных условиях войны той силой, которая сумела все лучшие и светлые чувства, рожденные в человеке не только его природой, но и социалистическим строем, советским образом жизни и воспитанием, всколыхнуть по-особому, собрать воедино, ярко осветить мыслью советского патриотизма, идеями ленинизма и обратить, с одной стороны, словно в броню от страха и безволия, а с другой стороны – в могучие крылья, которые смело и решительно несли воинов вперед на врага.
Все участники войны прекрасно помнят об этом, а книга "Испытание огнем" не только будоражит наши воспоминания, но и возвышается над ними как достоверный человеческий документ, который воскрешает конкретные деяния на фронте политработников и партийных организаций 47-й армии, прошедшей с боями от Северного Кавказа до Берлина. Автор был в этой армии начальником политотдела, и все, о чем он пишет, – лично виденное и пережитое.
Я не ставлю перед собой задачу делать полный анализ и давать всестороннюю оценку книге (это удел критиков). Вместе с тем мне хотелось бы отметить ее появление как важное событие в военно-исторической литературе, за которой внимательно слежу, с проблемами которой, как писатель, связал себя не на один год. Книга примечательна и своеобычна во многих отношениях. Она по значимости содержания далеко выходит за рамки одной армии и дает широкое представление о деятельности политотделов армий на фронте вообще – в самые различные периоды предбоевого и боевого состояния войск. Перед нами встает подлинный политический штаб времен войны, откуда направляется партийно-политическая работа в соединениях и частях, входящих в состав армии, штаб, в котором на основе обобщения передового опыта, подсказанного самой жизнью в боевых условиях, разрабатываются новые формы и методы пропагандистско-воспитательной работы во всех звеньях сложнейшего войскового организма. Эти методы и формы, как мы видим в книге, в постоянном совершенствовании и обновлении, в зависимости от того, какую задачу, какими силами, каким национальным составом, в какое время года, на какой местности и даже на чьей территории решает армия. А она, как упоминалось выше, воевала в предгорьях Кавказа, форсировала Днепр и удерживала знаменитый Букринский плацдарм, освобождала Ковель, штурмовала Берлин – это только некоторые этапы ее боевого пути. Автор "Испытания огнем" последовательно и всесторонне раскрывает содержание партийно-политической работы на каждом этапе, с учетом всех условий и обстоятельств. И эта работа предстает перед нами как подлинное высокое искусство – плод неутомимых усилий коллектива политработников и их верных помощников – коммунистов и комсомольцев из подразделений.
Ближайшие помощники командиров, политработники армии не знают на фронте отдыха. Они в ответе не только за политико-воспитательную деятельность, формам которой нет числа, за работу партийных и комсомольских организаций, за содержание армейской и дивизионных газет – с них спрос и за работу тыла, который обеспечивает людей переднего края питанием, обмундированием, оружием, боеприпасами, и за работу военно-медицинских учреждений, транспортных, дорожных и других служб, без которых немыслимы боевые действия армии. Это они, политработники, через громкоговорители с переднего края обращались со словами правды к вражеским солдатам, это они составляли листовки, которые разбрасывались над расположением войск противника. На их плечи ложилась и первая политическая работа среди советского населения на освобожденных от врага территориях, им приходилось разъяснять освободительную миссию Советской Армии среди народов тех стран, куда вступал, преследуя гитлеровцев, советский воин. Особенно это нелегко было делать среди немецкого населения, одураченного гитлеровской пропагандой.
Или даже такие подробности: армия ведет наступление в полосе, где как раз оказываются знаменитые исторические места, прославившие русское оружие, – поле Полтавской битвы, в которой 1709 году русская армия под командованием Петра Первого разгромила шведов; реки Стырь и Стоход, где в 1916 году русские войска под командованием А. А. Брусилова разгромили австро-германские армии; селение Кунерсдорф на территории Германии, близ которого в августе 1759 года русские войска под командованием генерал-аншефа П.С. Салтыкова наголову разбили прусскую армию Фридриха Второго.
Естественно, политотдел армии не мог пройти мимо таких обстоятельств. В частях и подразделениях проносился в каждом случае шквал митингов и бесед, посвященных героической истории нашего народа.
"Замечу сразу же, – не без юмора пишет автор, – что бой за Кунерсдорф в апреле 1945 года не стал таким знаменитым, как Кунерсдорфское сражение 1759 года: на этот раз гитлеровцев вышибли из села всего два батальона 601-го стрелкового полка, которым командовал полковник М.М. Пазухин. Но наши бойцы нисколько не жалели об этом!"
Как видим, все старались учитывать политработники. В книге это показано на множестве самых разнообразных примеров. В то же время очень убедительно, в живых картинах и ярко выписанных эпизодах изображена подчиненность всей партийно-политической деятельности боевым задачам, которые решала армия, показано единство устремлений и человеческое взаимопонимание командиров-единоначальников и политических работников. И как следствие – конкретные результаты совместной деятельности штабов и политорганов.
В чем же выражаются эти результаты, какими показателями определяются итоги всех усилий политработников? Ведь важна не впечатляющая сумма проведенных бесед, митингов, собраний, личных встреч. Важно не количество активно действующих агитаторов и пропагандистов и даже не само число вступающих накануне сражения в партию и комсомол. Важен конечный результат всего комплекса проводимой партийно-политической работы. То есть рождены ли и воспламенены ли в сердцах огромной массы воинов те самые чувства и мысли, которые помогут им преодолеть страх и робость, помогут ощутить побуждающую силу своего гражданского долга и в ходе самого сражения лучшим образом выполнить поставленную командиром задачу и совершить немыслимое; и как глубоко понимают воины свою священную миссию в обобщающем смысле отстоять с оружием в руках честь и независимость Советского Отечества, освободить от порабощения фашизмом многие народы... Как определить наличие таких чувств и чем измерить их глубину и накал? Как узнать, принесла ли воспитательная работа необходимые плоды? Только бой подводит итоги всему и дает всестороннюю оценку предшествующей подготовке во всех ее звеньях.
В книге живет и действует немало прославивших себя во время войны командиров и командующих, всем им автор находит пусть не всегда пространные, но зато яркие и убеждающие характеристики, которые вновь заставляют проникаться к ним верой и уважением. Среди таких широко известных нашему народу военачальников можно назвать А.А. Гречко, К.К. Рокоссовского, П.П. Корзуна, Ф.Ф. Жмаченко, Н.И. Гусева, В.С. Поленова, Ф.И. Перховича, Г.С. Лукьянченко и многих других, чьи имена много раз звучали в период Великой Отечественной войны в сообщениях с фронтов и в приказах Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина.
Наряду с полководцами в книге дана еще одна, довольно большая галерея имен и их психологических портретов, очерченных по-солдатски скупо, но с той емкостью и выразительностью, за которыми явственно ощущается глубина чувств, видятся люди с большой душой, самоотверженные, до конца преданные делу, которому они служат, и умеющие глубоко проникать мыслью в сущность явлений и определять самые злободневные задачи. Их имена не было принято упоминать в победных приказах Верховного Главнокомандующего, и принадлежат они членам военных советов фронтов и армий, начальникам политуправлений и политотделов – людям, в полной мере и самым непосредственным образом причастным ко всем боевым свершениям, достигнутым нашими войсками на фронтах борьбы с германским фашизмом.
В книге мы видим активно действующими таких широко известных политработников Советской Армии, как С.Ф. Галаджев, С.Е. Колонин, И.Н. Королев, С.С. Шатилов, К.В. Крайнюков, А.Д. Окороков, К.Ф. Телегин, А.И. Колунов...
Мне особенно дороги воспоминания о Сергее Федоровиче Галаджеве, ныне уже покойном, как дороги они многим, кто имел счастье встречаться с ним на своем жизненном пути. Генерал Галаджев был начальником политуправления 1-го Белорусского фронта. Автор пишет о нем как о незаурядном человеке, прекрасном организаторе, чутком и внимательном советчике. "Настоящий коммунист-ленинец, он обладал талантом политработника крупного масштаба, отличался высокой партийной принципиальностью, любовью к людям". И еще немало взволнованных слов – искренних и справедливых. Рассказывая уже о заключительном этапе войны, М.Х. Калашник пишет:
"По вечерам, когда я возвращался из поездок, меня вызывал к аппарату ВЧ начальник политуправления фронта генерал С.Ф. Галаджев. Подробно интересовался настроением людей, их отношением к местному населению (речь идет о населении Германии. – И.С.). Я докладывал обстоятельно и откровенно, благо при разговоре по высокочастотной связи никто не подслушивает. Сергей Федорович требовал самой решительной борьбы с любыми, даже с малейшими отступлениями от воинского порядка. По складу характера Сергей Федорович был, в сущности, очень добрым и отзывчивым человеком, однако, как опытный политический руководитель, непримиримо относился к расхлябанности. Этого он требовал и от нас".
Я очень хорошо знал генерала Галаджева, имел честь под его началом несколько лет служить после войны, когда он был начальником политуправления Сухопутных войск. Невысокий, темноволосый, со смуглым восточным лицом; темные грустные глаза, казалось, смотрят тебе в самую душу, смотрят с вопрошающей мудростью и будто видят что-то самое главное. Неуютно чувствовали себя люди, которые, докладывая ему о выполненном задании, делали поспешные выводы о чем-либо или о ком-либо или составляли непродуманные документы. Он не прощал предвзятости, мелких суждений и суесловия. Зато сам показывал образец отточенности мысли, обоснованных решений, внимательного отношения к людям.
Книга "Испытание огнем", как и книга К.В. Крайнюкова "От Днепра до Одера", как и многие другие лучшие военно-мемуарные произведения, уже завоевавшие широкую популярность, становятся в буквальном смысле литературным явлением. Их роль в развитии военно-художественной прозы и драматургии огромна хотя бы уже потому, что они, исповедуя на основании живой истории главную правду о войне, в которой мы одержали великую победу, создают прочный барьер против неправды, где бы она ни прорастала. А для необозримого моря читателей в этих книгах – живой пульс тех героических лет, когда усилиями советского народа, его Вооруженных Сил были повергнуты в прах фашистские полчища и человечество было спасено от коричневой чумы.
1971
Иван Стаднюк
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
