Решение Самодержца Всероссийского, Государя Императора Николая IIв воспоминаниях и осмыслении его современников.
100 лет тому назад, 5 сентября (23 августа ст.ст.) 1915 года, “императорский поезд подошел к новому месту расположения Ставки Верховного главнокомандующего, названного с того дня царской Ставкой и находившей на Днепре, в Могилеве губернском. О своем вступлении в командование армией и флотом Государь Император объявил нижеследующим приказом. (1, стр.162)
ПРИКАЗ АРМИИ И ФЛОТУ
23 августа 1915 г.
Сего числа я принял на себя предводительствование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий. С твердою верой в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли русской.
Николай
ПОЛОЖЕНИЕ НА ФРОНТЕ
“...Лето 1915 года ознаменовалось крупными неудачами на фронте, вследствие отсутствия достаточного вооружения и боевого снабжения. Кадры Императорской Армии в течение года почти полностью были выбиты в боях. Отход Армии вызывал катастрофические последствия: отступали не только войска, все тыловые учреждения, госпиталя и бросались интендантские склады, но уходили в паническом бегстве миллионы жителей. В результате всего этого, Великокняжеская Ставка потеряла дух и в середине августа выяснилось, что она не в силах больше управлять фронтом. На Россию надвигалась катастрофа, тем более, что в тылу боевого фронта почувствовалась растерянность и пораженческие настроения.
16 июля военный министр ген.Поливанов сообщил правительству о положении на фронте. Свой доклад он начал словами: “Считаю своим служебным и гражданским долгом заявить Совету министров, что ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ. На темном фоне материального, численного и нравственного расстройства Армии есть еще одно явление, которое особенно чревато последствиями и о котором нельзя умалчивать. В Ставке Верховного Главнокомандующего – Великого Князя Николая Николаевича наблюдается полная растерянность. Она также охвачена психологией отступления и готовится к отходу вглубь страны на новое место. Назад, назад, назад – слышится оттуда...” (3, стр.167)
РЕШЕНИЕ ЦАРЯ.
“Отлично осведомленный о всем, что делалось в Ставке, в армиях, в тылу, хотя правду часто старались скрыть от него, болея, как никто, за неудачи последних месяцев, Государь после падения Ковно решил сменить Верховного Главнокомандующего и стать во главе Армии”. (4, стр.177)
“Более тяжелого и более ответственного времени для начала командования выбрать было невозможно. История часто видела Монархов, становившихся во главе победоносных армий для легких лавров завершения побед. Но история никогда еще не встречала Венценосца, берущего на себя Крест возглавлять армию, казалось, безнадежно разбитую, знающего заранее, что Его могут венчать не лавры, а только тернии...” (3, стр.169)
“Решение было задумано, зрело продумано и принято Государем по собственному побуждению. Принимая его, Государь исходил из религиозного сознания долга перед Родиной, долга монарха – ее первого слуги и защитника”. (4, стр.177)
Советовался ли с кем-либо Царь?
На Кавказ уехал друг детства Царя граф Шереметьев. Он вез личное письмо Царя престарелому и тяжело больному графу И.И.Воронцову.
“В 1905 году граф был назначен наместником на Кавказ. Он принес туда весь свой обширный житейский и государственный опыт и по всем своим личным качествам как нельзя лучше подходил к новому посту. Это был поистине большой боярин, действительный вельможа, оставшийся на службе государевой, несмотря на несметные богатства. Знавши Государя Николая Александровича с колыбели, носивши его некогда, в буквальном смысле, на руках, старый граф перенес на молодого монарха всю любовь верноподданного с оттенком отеческой нежности человека много более старшего по годам. Государь же питал к графу особое уважение и любовь, согретую теплыми детскими воспоминаниями; ведь Государь рос и играл с детьми графа. И это чувство не ослабевало к графу до самой его смерти...” (4, стр.52).
“18-го августа вернулся с Кавказа с письмом от графа Воронцова флигель-адъютант граф Шереметьев...Мудрый старец, знавший Государя еще ребенком, склонялся перед волей Монарха стать во главе армии и считал необходимым, чтобы армия, под начальством Его Величества, была бы победоносной...” (4, стр.182)
ОППОЗИЦИЯ.
“...Решение царя вызвало страстный и неудержимый вопль русской общественности. “Надо не допустить этого шага”, - кричали, говорили, нашептывали, так называемые “отечественные патриоты”.
“Государю не по плечу и не по знаниям непосредственное руководство войной”, - авторитетно говорил в Ставке ген. Юрий Данилов.
“Во имя спасения страны и династии надо сломать волю Монарха и заставить Его подчиниться, вместо мистики, политической реальности”, - говорил в салонах профессор барон Нольде.
“Примите решительные меры противодействия, чтобы Он отказался от своего намерения” - требовал от председателя министров Михаил Родзянко.
...В оппозиции оказались даже министры, кроме маститого Председателя Совета министров И.Л. Горемыкина.
21 августа 1915 года, накануне отъезда Императора в Ставку, министры обратились к Царю с письменным заявлением, повторяя просьбу не увольнять Великого Князя, заканчивая обращение словами: “В таких условиях мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине”.
На это обращение министров, И.Л.Горемыкин ответил словами, которые в будущем несомненно будут начертаны золотом на мраморе:
“Я не препятствую вашему отдельному выступлению. В моей совести Государь Император – Помазанник Божий, носитель Верховной власти. Он олицетворяет Собой Россию. Ему 47 лет. Он царствует и распоряжается судьбами русского народа не со вчерашнего дня. Когда воля такого человека определилась и путь действий принят, верноподданные должны подчиниться, каковы бы ни были последствия. А там, дальше – Божья воля! Так думаю я и в этом сознании умру”.
Вместо нравственной поддержки в грозную минуту, Государь встретил дружный отпор, кликушеские настроения гибели, завуалированную вражду...” (3, стр.169)
“21-го августа Государь приобщался Св.Таин в Феодоровском соборе. После же завтра Их Величества поехали в Петербург, молились у гробницы Царя Миротворца, у образа Спаса Нерукотворенного, в Домике Петра Великого и в Казанском соборе... Они были на Елагином острове у Императрицы Марии Феодоровны... Императрица очень уговаривала сына не принимать Верховного Командования...” (4, стр.187)
ПРАВДА ЦАРСКАЯ.
Как восприняли решение Самодержца солдаты и офицеры на фронте?
“Принятие Государем на себя верховного командования было принято на фронте хорошо... Вот живая картинка того времени. “Мы стояли и разговаривали втроем, когда принесли телеграмму о принятии Государем командования, генерал Крымов, командир местного пехотного полка и я”, - так рассказывал мне бывший губернатор г. Львова, граф Адлерберг, - “я выразил большую радость. Слава Богу, сказал генерал Крымов. Пехотный же командир полка перекрестился. Я спросил, почему он крестится. Разве так было плохо раньше? И командир начал рассказывать, как много несправедливостей делала старая Ставка. Теперь все переменится, говорил командир. Будет правда Царская...” И, действительно, из новой, Царской Ставки повеяло спокойствием, правдой и справедливостью...” (4, стр.211)
“...В разгар Русско-Японской войны (в 1905 г.) меня – тогда юношу – спросил пожилой крестьянин, работавший в нашем имении:
“Панычу, а чи правда, що наш Цар с опоньцями воюе?”
“Да, Опанас, воюет, сильно воюет”.
“Боже, помагай!” сказал Опанас с таким же спокойствием, с каким он эти самые слова произносит, проезжая в поле мимо пахаря или мимо косаря: раз человек пашет или косит, значит, пришла пора пахать, косить, а Божия помощь не минует этого пахаря или косца. Раз наш Царь воюет, значит, надо воевать (а почему и для чего, Он знает, на то Он и Царь), в Божией же помощи Царю не может быть сомнения.
Ровно через десять лет я был в числе офицеров дивизии, наиболее отличившейся и наиболее пострадавшей в страшных оборонительно-отступательных битвах против “фаланги” Макензена: на восточный берег Западного Буга (где удалось на несколько недель задержаться) ее четыре пехотных полка отошли в численности, меньшей одного полка; а эти отошедшие, уцелевшие офицеры и солдаты были до духовного и физического бессилия измотаны сражениями у Перемышля, Мосциски, Вишеньки Вельке, Бонува, Жельдеца, Жолкиева, где вражеская тяжелая артиллерия живьем засыпала на дней наших окопов целые взводы, а наша легкая артиллерия отвечала жиденьким огнем, вследствием недостатка снарядов. Из нас никто не произносил слова “Конец!”, никто не говорил, что война проиграна, но потухший блеск наших глаз и без слов говорил это.
И вдруг приходит весть: “Его Императорское Величество изволил вступить в Верховное командование”... Раз Сам царь пришел к нам, чтобы воевать, то - “Боже помогай”. И Бог, Царь Царей, поможет нашему Царю.
Что сходного между тем Опанасом из деревни у истоков речки Кодымы и мной, штабс-капитаном великолепной 15-й Артиллерийской бригады. Почему я также уверен в правильности решения Государя продолжать войну, как Опанас был уверен, что война с “опоньцями” была нужна...
Надо мною уже пронеслись недели нашей беспомощности против бое-технической мощи германцев; я уже был у предела сил и даже за пределом надежды на победу; кроме того я знал, что Государь – не стратег, что Он откомандовал батальоном, не больше, поэтому у него нет навыка в руководстве армейскими массами; по высшим этажам военной науки Он прошел только теоретически и не упражнялся в практическом приложении принципов оперативного, стратегического искусства... И тем не менее, я, с обновленной силой воинской души, с вопрянувшей надеждой произнес Опанасово “Боже, помогай!”
Произнес, поверил, уверился, окреп, не анализируя – почему и отчего? Лишь потом, спустя годы, стал анализировать.
Император Николай Александрович не прибег к какой-либо позе... Наш Царь просто объявил, что стал Верховным Главнокомандующим и это психологически подействовало на Армию и на народ: в них возродился дух.
Потому возродился, что Армия и я, маленький в ней офицер, и, вероятно, тот Опанас в нашей деревне и весь наш русский народ ощутили в решении, в поступке Царя державность.
...Народ не сомневался, что “Бог правду видит”, Свою, Божескую, а Царь правду скажет, Свою, Царскую. Правда же царская заключалась в Петровых словах “а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, жила бы только Россия в славе и благоденствии”. (2, стр.190)
1. Воейков В.Н. Жизнь с царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя Императора Николая II. Москва, 1995.
2. Месснер Е. Царь и офицер. Сборник “Государь Николай II Александрович. Сборник памяти 100-летия со дня рождения”. Нью-Йорк, 1968.
3. Шайдицкий В. Государь Император солдат и Верховный вождь. Сборник “Государь Николай II Александрович. Сборник памяти 100-летия со дня рождения”. Нью-Йорк, 1968.
4. Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция 1914-1917 г.г. Нью-Йорк, 1960.
Ника Юферева
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
