Алексей Шевченко разбирал находки, собранные накануне в лесу у Шопино, как раз там, где в марте сорок третьего передовой отряд танковой дивизии СС «Мёртвая голова», наматывавшей на траки оборону 21-й армии, попал в засаду, устроенную бойцами 155-го гвардейского стрелкового полка.
Настрадавшаяся земля хранила в себе немало ценного именно для него, военного археолога, и охотно отдала металл. Впрочем, она была буквально нашпигована им, и зуммер металлоискателя не замолкал ни на секунду. «Немцев» было намного больше – россыпь пулемётных гильз от МГ-42, автоматных от МП-40, винтовочных от «маузера», пулемётные сошки, эсэсовский кинжал. Несколько касок и алюминиевых солдатских блях с выбитым «Гот мит унс» – «С нами Бог» Алексей отодвинул в сторону – такого «добра» и раньше его клуб находил достаточно, а вот эсэсовские жетоны и перстни с характерными черепами с костями – принадлежность к эсэсовскому ордену, эмблемы и значки танкиста вызывали интерес.
Звонок из самой Франции ворвался в тишину неожиданно и незвано. Звонивший говорил с сильным акцентом, но без особого волнения, и просил помочь выяснить судьбу своего деда, воевавшего где-то под Белгородом и сгинувшего там в самый разгар июльских боёв, а если повезёт, то и могилу отыскать.
Первое чувство – гордость: Белгородский историко-поисковый клуб «Огненная дуга» знают даже в далёкой Франции. И хоть направление работы клуба несколько иное, но разве можно отказать в святом деле.
– Как звали дедушку?
– Рудольф. Панцергренадерская дивизия СС «Мёртвая голова».
В словах внука звучала гордость. Ещё бы: элитная дивизия СС, да ещё гренадерская. А вот Алексей сначала опешил, потом от гнева перехватило дыхание и он, заикаясь от давней контузии и едва сдерживаясь – иностранец всё-таки! отрезал:
– Немцев не копаем! Наши отцы и деды не для того закопали их в сорок третьем. Раз и навсегда! До свиданья!
Вообще-то политкорректностью Шевченко не отличается. Да она ему особо и не нужна, а вот в его общении с артефактами войны больше необходима осторожность. Иногда ведь звук лопаты о металл может слиться со звуком взрыва.
Поисковики Алексея не просто «копатели» металла. Конечно, всех через сито не просеешь, есть и те, кого больше интересуют раритеты как доходный бизнес, а не обнаружение останков советских воинов и их перезахоронение. Но таких немного, а для большинства это долг перед павшими воинами, заплатившими своими жизнями за наше будущее. Долг не по велению свыше, не по приказу, а по совести. В этом они одинаковы. Одинаковы в своей исторической памяти, которая на генном уровне хранит ратную славу поля Куликова, Бородина и Прохоровки. Одинаковы в своём не безразличии к судьбе Отечества, к его прошлому, настоящему и будущему.
Хотя, конечно же, клуб объединил людей разных – и по возрасту, и по роду занятий, и по образованию. Есть сотрудники милиции и таможни, чиновники и работяги, студенты и просто увлечённые люди. Есть те, кого опалили Афган и Чечня, Таджикистан и Закавказье. А в этом году долбил лопатой звенящую, высушенную зноем до кирпичной прочности землю Вениамин – немец из Германии. И не деда эсэсовца искал здесь, а просто долг отдавал тем, кто освободил Европу от фашизма. И попросил разрешения вернуться сюда на следующий год. Удивительно, не правда ли? Особенно на фоне нашего отношения к своему прошлому, к памяти.
Дмитрия Гуцева в клуб привел сотрудник УВД – хороший, мол, парень, да только сумбур в голове, может и на кривую дорожку стать. А у вас всё серьёзно, и форма, и дисциплина, и интерес – возьмите парнишку, а то ведь пропадёт. Пройдут годы и Дмитрий, теперь морской пехотинец, командир отделения, будет награждён медалью именно за то, что, благодаря и ему, останки сотен воинов обрели покой в братских могилах.
Трудно переоценить вклад в поисковую работу В.Г. Лазарева, Муленко Г.Н., Белозёрова К.С., Аббасова Р.Н., Петрова С.В., В.А.Чернова и десятков других – перечень их имён займёт целую страницу. А если записать все их дела – и найденные безвестные останки, обретшие звание, имя, фамилию, и экспонаты, пополнившие музейные фонды, и неизвестные факты истории войны – то займёт это не один том. И всё исключительно на энтузиазме, благо находятся те, кто готов поддержать поисковиков, как, например, руководитель ООО «Тотем» Александр Иванович Казаков.
На днях Шевченко посетовал: опять чины из органов интересуются, на каком основании отряд производит раскопки в местах боёв, извлекает останки бойцов, хоронит их. Кто позволил? С кем согласовано? Вот ведь как занозило крепко между ушами, там, где у нормальных людей мозги, традиционное «держать и не пущать». Как же верна Россия персонажам Чехова и Салтыкова-Щедрина!
Непорядок, значит, по зову совести и памяти собирать косточки непогребённые солдат наших по полям да лесам? Не согласовали с местной властью, даже самой крохотной, своё пребывание в поле, лесу, на околице заброшенного хутора – так пошли вон!
Да только не все такие. Сильны генетической памятью отцов и дедов своих главы Белгородского, Борисовского, Корочанского, Прохоровского, Яковлевского, Шебекинского районов и всей душой на стороне поисковиков.
Без таких, как они, без Совета ветеранов Белгородского района история клуба закончилась бы давно. Ведь у него нет ни счёта – закрыли, потому как нет средств на его содержание, ни машины – та же причина, а всё, что необходимо, приобретается на свои же кровные.
Совсем недавно в Щетиновке перезахоронили останки воинов, собранных в округе. Не ощущалось формальности происходящего, втиснутого в бездушное слово «мероприятие», как совсем недавно в Староселье – оскудел язык иных чиновников, или иначе изъясняться уже не могут? А вот то, что сделала администрация Белгородского района отличалось искренностью и проникновенностью, да так, что ком в горле. Удивительно, но слёзы блестели на глазах у многих – и это спустя почти семьдесят лет оплакивали своих защитников их дети, внуки и правнуки. Вот в этом и преемственность, и связь поколений. В этом прививка от равнодушия. В этом воспитание патриотизма, да ещё какое!
Земле предали останки сто тринадцати воинов. Сто четырнадцатой была женщина. Нет, не медсестра, не связистка и даже не санитарка из банно-прачечного отряда. Иванченко Екатерина Иосифовна, 1875 года рождения, жившая тогда на хуторе Калинин, что давно стал улицей Томаровки. В сорок третьем ей было уже под семьдесят. Так почему же её перезахоронили в братской могиле, да ещё с отданием воинских почестей? Что-то напутали поисковики? Нет, никакой ошибки.
Вообще о жесточайших боях в марте сорок третьего известно мало – ну не любят наши историки говорить о поражениях, хотя бойцы сражались отчаянно, цепляясь буквально за каждый метр, нередко схлёстываясь в рукопашной, как в Рясном или в том же Староселье. Щедро тогда выкосила смерть ряды 206– й дивизии, разбросав косточки солдатские по полям да лесам. Так и лежат они там доныне непогребёнными по христианскому обычаю, но об этом ниже.
Танковый корпус СС и армейский корпус «Раус», захватив Харьков, двинулись на тылы Воронежского и Центрального фронтов. Пять батальонов 3-го гвардейского Котельниковского танкового корпуса с 13 по 21 марта, медленно отступая, изматывали противника в непрерывных боях на рубеже Борисовка-Томаровка, неся огромные потери.
В архиве находим запись, что 19 марта девятнадцатилетний москвич Виктор Рябов, пулемётчик 18-ой гвардейской танковой бригады, пропал без вести в районе хутора Калинин. Но какая связь между бойцом Рябовым и старушкой Иванченко? Да очень даже непосредственная. Отступая, наши не только не успевали хоронить погибших, но даже не всегда могли вынести раненых с поля боя. И здесь нельзя подходить с мерками сегодняшнего дня, винить кого-то или осуждать – таковы реалии войны. В тот день и хутор, и посёлок были захвачены врагом.
Тяжелораненого пулемётчика подобрала Екатерина Иосифовна и укрыла в своём доме. Знала, что не пощадят немцы, если найдут, да только разве могла русская женщина, разве могло её материнское сердце не быть милосердным. Ведь подбирали и выхаживали эти русские бабы не только наших бойцов, но и немцев раненых, и мадьяр, и итальянцев, и румын – всех тех, кто принёс горе на нашу землю. Может быть потому, что были это не безликие и страшные оккупанты, а зачастую совсем безусые мальчишки, истекающие кровью, с мольбой в глазах. Может быть, надеялись, что вот и их сыновей или мужей тоже укроют, помогут, спасут.
Сейчас уже никто не знает: то ли эсэсовцы сами случайно нашли раненого, то ли выдал кто из местных – таких тоже хватало, да только расстреляли его вместе со спасительницей здесь же, во дворе. Так и похоронили их рядышком в саду, поставив на могиле не кресты, а обелиски со звёздочкой. И лежать бы им там и доныне, да только купившие эту землю попросили перенести останки – не хотели на своей земле некрополя. Впрочем, их можно понять. Вот так и обрела свой покой русская женщина в братской воинской могиле.
Только в этом году удалось обнаружить почти полторы сотни останков наших бойцов и перезахоронить их с воинскими почестями, да ещё вернуть Родине имена её павших сыновей.
Но вот финал поиска не всегда бывает благостный.
Не хотел писать об одном факте – по правде сказать, не очень-то поверил поначалу: мало ли что людская молва донесёт. Разве могут в России покоиться в мусорных свалках, устроенных на окраине сельского кладбища и при въезде в село, останки воинов? Оказалось, могут. Впрочем, в том селе на окраине в лесополосе отступавшие бойцы наспех присыпали землёй медсестру Любу, а через дорогу в логу в окопчике нашёл покой наш разведчик, срезанный пулемётной очередью. И ещё, и ещё, и ещё… Не найдены их останки, не погребены, но надежда остаётся.
Село это Староселье, достаточное древнее, когда-то, до революции, большое и богатое, а теперь дряхлеющее, но не от старости – люди ощущают себя брошенными и ненужными. На том берегу пруда, через дамбу, Грабовское – это уже Украина. Мало чем отличается от российской сторонушки, пожалуй, лишь желанием хранить память об общей родине, общих корнях, общих бедах и радостях. А ещё отношением к людям, подвижникам, обделённым властью и деньгами, но, быть может, именно поэтому сохранившими в себе христианскую чистоту и светлость. Виктор Иванович, учитель из Грабовского, по крупицам выуживая из архивов сведения о воинах, павших на этой земле, с сожалением и грустью обронил:
– У нас бы так не позволили.
Не позволили бы уничтожить могилы воинов, не позволили бы травить тех, кто пытался их восстановить. То, о чём пойдет речь, не вымысел – такое придумать нельзя.
5 ноября 1967 года, за два дня до тогда государственного праздника Великой Октябрьской революции, ночью, в селе Староселье по распоряжению председателя сельского Совета Кравченко сравняли с землёй две братские могилы, разрушив памятники. Днём пригнали трактор, зацепили тросом, да выбежали сельчане, бросились под гусеницы и не дали свершиться злодейству. Вот тогда ночью, словно тать, и свершил своё черное дело председатель.
Видел фотографии – ухоженные были памятники, с табличкой памятной и звездой. Пройдут годы, и уже обезбоженные наследники кравченок будут уничтожать и звёзды, и красные флаги, выхолащивать русское и христианское – культуру, язык, веру, совесть.
Поутру облетела село весть о кощунстве и плакали мужики и бабы, калечные фронтовики, глядя на заутюженные могилы, словно фашистскими танками последний окоп солдатский.
Памятники уничтожили, а вот память людскую вытравить не смогли. И каждый год в день Победы несли сельчане цветы, клали их просто на землю и просили прощения, что покой своих воинов сберечь не смогли.
Но нашёлся-таки человек, здешняя, из этих мест, посмевшая возвысить голос в защиту памяти – Галина Михайловна Радченко, бывший научный сотрудники Краснояружского краеведческого музея, а заодно и бывший руководитель молодёжно-патриотического клуба «Южный рубеж». Почему бывший? Да потому, что не простили ей то, что вопреки воли местной власти разгласила «тайну» святотатства, подняла из этих мусорных свалок вместе с поисковиками клуба Алексея Шевченко останки наших бойцов, хранила их у себя дома почти три месяца и, опять-таки вопреки воле чинов из администрации, добилась, чтобы предали косточки солдат земле именно там, где их похоронили в марте сорок третьего. Такова была воля сельчан.
Почему же так противились власти? Почему лишь только после вмешательства главы района В.Н. Бурбы, сказавшего, что воля жителей села священна и братская могила будет именно там, где они скажут, ненадолго оставили Радченко в покое. Как оказалось, всего лишь на время. А всё потому, что самодурство одного чиновника может быть ограничено только мудростью другого.
Кто стоял за травлей неравнодушной русской женщины, практически лишенной работы только за то, что посмела воспитывать у молодёжи чувство национального достоинства? Ни для кого не тайна – их имена известны многим в районе, да вслух назвать побаиваются – раскатают в пыль, затравят. Какова роль в этой, мягко сказать, некрасивой истории Виктории Александровны Мовчан, заместителя главы района? Может, именно таким должно быть в её понимании солидарное общество? В таком случае самым солидарным выглядит резервация или концлагерь – орднунг, порядок и никакого возгласа против. Или всё-таки придёт разумение в необходимости вакцинации некоторых от власти – ну, противопоказана она им, ибо в их руках она не врачует общество, а разрушает его.
Сохранился послевоенный акт захоронения – место, количество погребённых, кому поручено ухаживать за могилой. Всё расписано подробно. только совесть живёт не по распорядку. Есть и акт комиссии под председательством того самого Кравченко уже от 25 ноября 1967 года о том, что останки воинов перенесены (!) в братскую могилу в селе Теребрено (об этом захоронении есть ещё одна не очень приглядная история). И это после того, как он уничтожил захоронение воинское. Святотатство и ложь слились в экстазе, породив спустя десятилетия циничные отписки.
Глава Теребренской администрации госпожа Никулина отозвалась коротенькой бумажкой, что в Староселье нет останков павших воинов и что все они – 68 человек – уже были перезахоронены аж в 1965 году! То есть за два года до того, как неистовый Кравченко стёр с лица земли памятники воинам. Вот нет там никого и баста! И ещё лиловая печать – попробуй не поверь!
Не поверили, расчистили поисковики Шевченко мусорную свалку и достали-таки, вопреки всему, воинов наших. А перезахоронение действительно было, тогда, в конце шестидесятых, да только едва ли для полутора десятков солдат, а остальные павшие 206-й дивизии 40-й армии так и лежат вдоль линии обороны по сей день. Сейчас там всё та же неугомонная Радченко с илёк-пеньковскими школьниками установили памятные стелы, избавив местную власть от, видно, тяжкого для них бремени памяти о подвиге народном.
Я был на перезахоронении. Слушал выступления и не верил в их искренность, за исключением, может быть, нескольких. Всё никак не могли посчитать, скольких же воинов теперь покоится в братской могиле – то ли семь, то ли девять. Переврали фамилию замечательного русского поэта Владимира Молчанова, назвав его Мовчан (!). Случайно ли, или эта фамилия уже властвует над умами? И это Молчанова, которого президент Франции прилюдно назвал лучшим поэтом России, которого почитает ещё читающая и мыслящая Россия. Дежурное мероприятие, для галочки, с неуместным поминальным столом, к которому настойчиво звали, не дожидаясь даже, пока гробы укроет земля. Столы поставили здесь же, на выгоне у братской могилы. Идиотизм или цинизм?
Я стоял и думал, что цинизм причастных к этой истории сродни пляскам половецким на костях витязей русских. Что есть две России: одна распятая, униженная, но святая в своей искренности, совестливости и духовности, отрицающая идолопоклонство золотому тельцу, и совсем другая, чванливая и сытая, бездушная и бессовестная.
Но жива ещё другая Россия
Военком А.Н. Смирнов помог Радченко связаться с Ростовской лабораторией, чтобы провести экспертизу останков майора Блохина Н.В. Это его, истекающего кровью, на рассвете 18 марта на околице Староселья нашли немцы. Нет, он не застрелился, как написано в боевом донесении – он просто не мог этого сделать, потому что в магазине его ТТ уже не было патронов – расстрелял все в приближающихся немцев, а сил выдернуть чеку гранаты уже не осталось. Немцы хотели взять его в плен, но он попросил:
– Коммунист я, офицер, плен – позор для меня, лучше пристрелите.
И немецкий солдат выполнил волю русского офицера, потому как знал, что ничего позорнее плена для солдата нет. А потом сами же немцы приказали старику из крайней хаты похоронить майора. Враги позаботились о погребении! И похоронили его на кладбище вместе с двумя нашими бойцами, после войны поставили памятник, а потом сотворили свалку мусора.
Думай, читатель, думай!
В небольшом городке Южной Германии, на центральной площади, покоится прах немецких воинов, начиная с семнадцатого века. Последние имена датированы сорок пятым. А теперь кто укажет мне могилы солдат Белгородского полка, умерших от ран после Полтавы, участников Бородино и защитников Малахова кургана в крымскую войну, русских воинов Первой мировой – всё наших земляков? Да откуда они, коли даже могилы наших отцов и дедов, защитников земли Русской, уничтожаются.
А Радченко, эта неугомонная Радченко, лишенная возможности работать в музее, звонит в Ростов и ждёт заключения экспертов. Переписывается с родственниками майора и главой города Харовск, что в Вологодской области, откуда родом был Блохин. Уже не как сотрудник музея или руководитель клуба, а как христианка. Подумалось: а что если когда-нибудь приедут родственники героя (за свой последний бой в Староселье он был награждён орденом Отечественной войны первой степени) или представители города, то пригласят ли на встречу Радченко? Или как принято на Руси: непричастные наденут венки лавровые, а тем, кто сотворил благо, достанутся терновые венцы?
Ничего ведь не изменилось после первой публикации в газете о Радченко, только сжалось кольцо окружения, только флажкуют её, неугомонную. Хотят видеть униженной и растоптанной. Да ведь она русская, а русские на колени становились только, чтобы помолиться перед боем.
Знакомый батюшка говорит, что двери храма открыты для всех и будет всем прощение Христово. Бог, может быть, и простит, да только простят ли люди беспамятство наше? Стивен Кинг как-то сказал: «Народ, который не помнит своей истории, обречен на ее повторение ... Люди привыкают практически ко всему. Полагаю, это главный закон нашей жизни. И, конечно же, главный кошмар».
Впрочем, это их закон – закон беспамятства. У нас другой – не забывать своих предков, земли своей Русской, поклоняться ей и преклоняться перед памятью тех, кто сложил головы за счастье людское.
На теребренском поле лежат останки бойцов – их хоронила крестьянка Анна Мишенина тогда, в сорок третьем, с августа да самых морозов. Ходила по полю с лопатой и присыпала землицей. И потом десятилетиями выпахивались кости и растаскивались зверьём. Но об этом в следующий раз. В следующий раз и про расстрелянных теребренских мальчишек. И о Володе Борисенко, вместе с бойцами отстаивавшем своё родное село и погибшего там же. И о многом другом. В следующий раз.
Сергей Бережной
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
