С этих вдохновенных и точных поэтических строк моего знатного земляка, посвященных М.Н. Алексееву, совсем недавно, к величайшему сожалению, покинувшему этот свет, а так же в канун его 90-летия, я начинаю свое повествование о Михаиле Николаевиче – моем фронтовом друге, бойце-сталинградце и выдающемся русском писателе. Но начну со встречи, прошедшей не на войне, а в мирное время на Украинской земле, которую Красная Армия (и мы в ее составе) не щадя сил и жизни, освобождали от фашистской оккупации.
Тот день запомнился мне навсегда.
... Было это в начале мая 1971 года. Отправляясь из Москвы в Киев для участия в работе VI съезда писателей Украины, Михаил Николаевич Алексеев решил во что бы то ли стало осуществить свою давнюю мечту: побывать в своей родной 72-й гвардейской дивизии, в составе которой с тяжелыми боями прошел страдный фронтовой путь от Сталинграда до Венгрии и Чехословакии.
Стояла прекрасная погода. Ярко светило солнце. Наша машина быстро мчалась по асфальтированному шоссе в западном от Киева направлении и мы радовались тем огромным переменам, которые произошли за последние два десятилетия в этих краях. Места эти были нам знакомы еще по военным, тягостным дням. Теперь же в населенных пунктах мы с гордостью замечали новые дворцы культуры, кинотеатры, промтоварные и продовольственные магазины, стадионы, аккуратные, чистенькие домики сельских жителей, красивые, застроенные по современным проектам, центральные усадьбы колхозов и совхозов. И всюду утопающие в зелени многолюдные улицы, нарядные люди, радостные лица. Буйно цвели каштаны и белые акации, стройно, словно на параде, вытягивались вдоль дороги знаменитые украинские тополя...
Долгожданная встреча с однополчанами состоялась в тот же день в новеньком клубе воинской части. Зал до отказа заполнили молодые, загорелые, энергичные солдаты и сержанты – наследники славных боевых традиций фронтовиков-гвардейцев, читатели и почитатели таланта своего однополчанина, который к тому времени стал депутатом Верховного Совета РСФСР, главным редактором литературно-художественного журнала «Москва», секретарем правления союза писателей Российской Федерации, видным общественным и политическим деятелем. Здесь же в клубе на книжных стендах были выставлены полюбившиеся миллионам военных и гражданских читателей романы «Солдаты», «Вишневый омут», «Ивушка неплакучая» и повести «Наследники», «Дивизионка», «Карюха», «Хлеб — имя существительное» и другие произведения, созданные талантливым автором за последние годы.
Собравшиеся свободные от службы и суточного наряда воины, с затаенным дыханием слушали волнующий рассказ ветерана своей части.
– Более 25 лет назад, – заметно волнуясь, говорил Михаил Николаевич, – я расстался со своей родной 72-й Краснознаменной Красноградской гвардейской стрелковой дивизией. За эти годы много воды утекло. Были огненные Волга и Днепр, Дунай и Влтава. Дули свинцовые ветры и смертельные вьюги. Пришлось лишиться многих боевых друзей. Были и радостные дни, когда наша армия перешла в наступление, громя озверелого врага. Потом спустя почти четыре грозовых года, пришла долгожданная Победа. Наступил желанный мир.
– Жизнь — это как волны морские, – немного помолчав, привыкая к аудитории, продолжал Алексеев. Одна волна уходит, приходит другая, потом третья... Так и в истории нашей воинской части – одно поколение людей сменяется другим. Но остается неизменным Знамя и оно объединяет эти поколения, делает их побратимами, объединяет всех нас в верном служении Родине...
Возбужденность от необычной встречи постепенно проходила и уступала место размеренной, спокойной беседе.
– Вам, мои юные друзья, – с улыбкой, чуть прищурив глаза, обращается Михаил Николаевич в зал, – на много легче служится, чем служилось нам в предвоенные годы. Помню, спал я на третьем ярусе нар. Вдруг — «тревога». Как ветром сдуло всех сверху вниз. В спешке и по неопытности еле замотал обмотки. Когда строй тронулся одна из них распустилась, как шлейф и я полетел, что называется, со всех ног. Строй разломался. За нерасторопность я получил тогда взыскание от старшины. К счастью, оно было первым и последним. Вы же, я вижу, ходите все в добротных сапогах и в хорошем обмундировании. Размещены в прекрасных казармах, которые больше похожи на городские гостиницы. В вашем распоряжении восхитительные библиотеки и светлые читальни. Вот этот просторный солдатский клуб с десятком различных специальных комнат, секций, кружков самодеятельности. Прекрасный спортгородок, учебные классы, оборудованные самой современной техникой. Бытовые комнаты, чайные и многое другое. Ничего этого у нас, красноармейцев довоенной поры, не было.
По залу пробежал легкий шумок.
– Что? Не верите?– вдруг неожиданно спросил Алексеев.
– Верим; – громко выкрикнул из первых рядов плотный, с двумя рядами орденских планок, старшина-сверхсрочник и, одернув китель, встал. — Мы с вами, товарищ гвардии лейтенант, вместе в одном батальоне воевали...
Мгновенно наступила необычайная тишина. — Алексеев, напрягая зрение, внимательно всматривался в знаковые черты лица.
– Минометчик, значит. Напомните свою фамилию. Из какой роты!
— Из первой. Соколов Василий Тимофеевич. Тогда, под Сталинградом, был красноармейцем. Вместе выходили из окружения. Потом, когда вы были ранены, мы приходили к вам в медсанбат и читали горьковскую сказку "Девушка и смерть". Помните, под Абганеровом.
— Как же не помнить – такое не забывается, – восторженно ответил Михаил Николаевич и попросил старшину-ветерана подойти к столу, когда официальная часть встречи будет окончена. Сам же продолжал рассказ о своей воинской службе.
– О нашей дивизии расскажите: когда и где вы воевали? – послышался вопрос.
– В дивизию нашу, тогда она называлась 29-ая стрелковая, я попал не сразу. Пришлось сначала в полную меру испытать горечь отступления. С боями дошел до Путивля. Был ранен и эвакуирован сначала в Харьков, а потом в глубокий тыл – в Среднюю Азию, где тогда формировалась дивизия, ставшая после сталинградских боев семьдесят второй гвардейской... В бой вступил в июле 1942 года в районе хутора Генераловский – в донских степях на подступах к Сталинграду. Противник сосредоточил там превосходящие силы, прорвал нашу оборону и мы двое суток вели бои в полном окружении. Скажу вам: нелегкое это дело. До воины мы к этому виду боя не готовились, не собирались попадать в окружение врага, а вот когда оказались в кольце, когда и справа, и с лева, и с тыла— враг, испытали тяжелое чувство. Но, к чести и гордости нашей, ни один солдат не дрогнул, и это принесло успех. Стойко сдерживая напор врага, мы на третьи сутки разорвали вражескую цепь, а потом сами вместе с другими частями и дивизиями загнали гитлеровцев в знаменитый Сталинградский «котел». Всего 330 человек их было.
Михаил Николаевич называл имена солдат и офицеров своей родной части, о которых писал еще в романе "Солдаты" чуть изменив их фамилии. Так, помощника начальника политотдела по комсомольской работе старшего лейтенанта Крупецкого он вывел под фамилией Саши Крупицина. Командир одной из рот Зибаров выступает как Забаров. Подлинные фамилии носят разведчики Аким Ерофеенко, Яков Уваров, артиллеристы Гунько и Фетисов, а в повести «Дивизионка» своими именами названы начальник политотдела полковник Денисов, офицеры Ата Ниязов, Андрей Дубицкий и другие.
Рассказал Алексеев и о том, каким героическими усилиями советских воинов удалось истощить нацеленную на Сталинград огромную группировку вражеских войск.
Михаил Николаевич, как на исповеди, признавался в том, что там, на огненных берегах Волги, он по-новому ощутил все ценности нашей жизни, почувствовал себя неотторжимой частицей великого народа первой в мире социалистической державы, чья судьба стала его личной судьбой. То же пережил в те дни каждый из защитников Сталинграда и каждый понял: без советской Родины нам нет жизни. Это удесятеряло силы советских воинов, давало им бесстрашие и привело их к великой победе. Так Сталинград стал символом мужества советского человека.
– Будете ли вы писать об этом книгу? – послышался нетерпеливый голос.
– Обязательно буду. Я не могу не написать о тех трагических и вместе с тем героических днях минувшей войны. Недавно я завершил работу над сценариями фильме "Травушка" и "Русское поле" —-решил себя попробовать в этом новом для меня жанре. Потом закончу вторую часть романа "Ивушка неплакучая" — он тоже о войне, о тех, кто вынес на своих плечах основную ее тяжесть. После этого засяду за книгу о Сталинграде. Я о ней давно думаю: сталинградская эпопея не дает мне покоя ни днем ни ночью.
Если осилю этот роман — значит исполню свою главную задачу. Ведь там, в Сталинграде, я как и все солдаты нашей дивизии, больше все-го испытали трудностей и именно там мы прошли главную закалку войны. И в этой новой книге будут выведены образы героев нашей части, которые тогда, в дни битвы, были такими же молодыми, как вы сейчас...
Михаил Николаевич говорил мягко, душевно, размеренно, а я смотрел в притихший зал и вспоминал нашу с ним первую встречу, которая произошла летом 1943 года в разгар Курской битвы. Вспоминал многие другие встречи, которые происходили уже в послевоенные годы. О них здесь нет необходимости рассказывать, а вот о встрече на Курской дуге следует поведать, так как она непосредственно связана со Сталинградскими событиями, которые были еще свежи в памяти Алексеева, встречей, положившей начало нашей многолетней, крепкой и взаимной дружбы.
Встреча эта с Михаилом Николаевичем произошла 4 июля 1943 года в лесу близ Белгорода. Сюда на южный участок Воронежского фронта из-под Сталинграда была переведена 72-я гвардейская дивизия. Полки этой славной, шутливо прозванной бойцами "непромокаемой и непросыхаемой", дивизии занимали оборону на восточном берегу Северского Донца и готовились к новым боям. В те дни и оказался здесь отважный сталинградец-комиссар, а позже командир минометной роты гвардии старший лейтенант Михаил Алексеев, только что получивший новое назначение в газету с громкий и грозным названием "Советский богатырь". Пишущий эти строки представлял тогда газету Воронежского фронта "За честь Родины", был ее собкором по 6-й и 7-й гвардейским армиям. Встретились мы на переднем крае в одном из стрелковых полков, в который, так же как и я, Алексеев прибыл за материалами о героизме бойцов для своей газеты.
С тех пор прошло более 60 лет, но я хорошо помню эту фронтовую встречу, положившую, повторяю, начало нашей творческой и семейной дружбы. Тогда Алексеев выглядел уставшим от тяжелых сталинградских боев и переходов, запыленным, чем-то озабоченным. Из откровенной беседы мне стало ясно, что озабочен он новыми обязанностями, возложенными на него командованием дивизии. Информируя друг друга, мы постепенно разговорились, и я спросил недавнего командира минометчиков, что заставило его поменять свою профессию.
– Не что, а кто заставил, — сразу же поправил меня Алексеев.
Оказалось, что виновником его нового назначения был начальник политотдела дивизии. Об этом Алексеев даже записал в своем журналистском дневнике: "Полковник Денисов, видать, с ума сошел: с чего это ему вздумалось послать меня в газету..."
Но жизнь показала, что начдив Денисов был настоящим провидцем. М.Н. Алексеев за оставшиеся два года воины показал себя блестящим журналистом, а потом стал выдающимся прозаиком и драматургом, создавшим многие талантливые повести, романы, рассказы и драматургические произведения. Достаточно назвать лишь некоторые, наиболее яркие и значительные: «Солдаты», «Вишневый омут», «Хлеб — имя существительное», «Карюха», «Ивушка неплакучая», «Драчуны», «Мой Сталинград» и недавно напечатанного документально-художественного биографического романа "Оккупанты" /"Роман-журнал XXI век" № 9 2006 год./. Здесь, разумеется, нет необходимости рассказывать о содержания, всех названных произведений и об их особенностях кроме романа "Мой Сталинград", о котором расскажем позже. Сообщим лишь, что при жизни автора дважды выпускались его "Собрания сочинений" / в 6-ти и 8-ми томах/. Для писателей советской эпохи это редкий случай и он о многом говорит.
Но вернемся к нашей первой встрече на фронте в 43-м году. Вот как описывал сам Михаил Николаевич это, вроде бы совсем рядовое, мало значащее событие, в предисловии к моему однотомнику "Избранное", выпущенному издательством "Художественная литература" в 1988 г. Этот небольшой отрывок ярко характеризует Михаила Николаевича как искреннего друга и писателя. Тем более сейчас, когда его уже нет среди нас, мне очень хочется услышать именно его слова и его оценки: они мне очень дороги. Вот они:
«...Теперь приспела пора признаться, что пишу эти строчки не просто о писателе Семене Борзунове, а пишу о самом близком друге-товарище, которого повстречал на войне. И не на каких-то второстепенных рубежах, а на самой матушке Курской дуги, под Белгородом, в Шебекинском лесу, 4 июля 1943 года, то есть в канун величайшего сражения... Едва познакомившись, он предложил мне в ту же ночь отправиться на... снайперскую охоту, не на передний даже край, а за передний, и на рассвете оказаться под лавиной огня, который обрушили немцы на наши позиции.
По счастливой случайности, как говорится, мы выкарабкались целыми и невредимыми из этого ада, не успев, кажется, произвести и единого снайперского выстрела по врагу, но намерения у нас были самые серьезные и решительные, – а это уже немало...»
В период оборонительных боев под Белгородом мы еще встречались, как военные журналисты, но после Курской битвы наши фронтовые пути-дороги разошлись: дивизия, в которой воевал Алексеев, после освобождения Белгорода пошла на Харьков, а я, прикрепленный на этот раз к танкистам 3-й гвардейской танковой армии, устремился к Днепру и Киеву. Войну же мы оба закончили в Праге, но снова встретились лишь в декабре 45-го в Вене, когда Михаил Алексеев и Егор Исаев были зачислены сотрудниками нашей бывшей фронтовой газеты "За честь Родины", ставшей теперь печатным органом Военного совета Центральной группы советских войск в Австрии. Там Михаил Николаевич писал и по главам печатал в газете свои первый роман "Солдаты". С радостью и тоже по частям читали и обсуждали его мы с Егором Исаевым в коллективе редакции. Несколько позже мы оказались в Москве: я стал слушателем Военно-политической академии имени Ленина /ныне Военный университет/, Михаил Алексеев — книжным редактором Воениздата, а Егор Исаев – в Литинституте студентом. С тех пор наша тройка уже не расставалась, а еще более сдружилась, особенно когда мы стали членами Союза писателей и у нас появились общие творческие обязанности, и задачи. До старой дружбе я внимательно следил за всем,что выходило из под пера моего фронтового друга, буквально с карандашом в руках читал все его произведения не только военной, но и сельской тематики, так как и сам в детстве и юности пережил все невзгоды весьма неустроенной, тяжкой в ту пору деревенской жизни. И не только внимательно читал, но и в разных газетах и журналах Москвы печатал рецензии и отзывы буквально на каждое произведение, а так же не пропускал его встреч с читателями. Это позволило мне потом написать и выпустить три книги о жизни и о творчестве М.Н. Алексеева: две из них – «Неутоленность» и «Корень жизни» – в «Библиотеке «Огонька» /»Правда» 1968 и 1980 гг./, третья – «Михаил Алексеев. Встречи и Книги» – в издательстве «Московский рабочий» /1983/ и четвертая – «Михаил Алексеев. Личность, творчество, размышления» объёмом в 16 п.л. в «Современнике» /1988 г./. Все они находятся у меня на видном месте и напоминают о прекрасном человеке, верном друге и выдающемся мастере художественного слова. Похоронили мы Михаила Николаевич на переделкинском кладбище со всеми почестями и отпеванием в церкви. Вечная ему память и покой....
***
Теперь более подробно расскажем об истории появления на свет Божий романа "Мой Сталинград" — главной, по признанию автора, книги М.Н. Алексеева: от ее замысла и до исполнения. Ни над одной своей книгой так мучительно долго не трудился Михаил Николаевич, как над этой. О ней автор заговорил, что называется вслух, не только в 1971 г. при известной читателям встрече с однополчанами 72-й гвардейской стрелковой дивизии, но и намного раньше. Это хорошо знали в семье, а так же мы, его друзья и близкие ему люди. Еще в те далекие "венские" дни, когда Михаил Николаевич работал над своей первой и самой объемной по листажу книгой "Солдаты", мы его сослуживцы по работе в "За честь Родины", газете, где она печаталась, не раз дотошно спрашивали автора: почему он начал свое писательское занятие с Курской, а не Сталинградской битвы, в которой участвовал не как корреспондент, а как комиссар и командир ротного звена, где попадал в окружение, был ранен и контужен, где прямо и непосредственно участвовал в боевых действиях и совершал героические подвиги. На эти естественные вопросы Михаил Николаевич отвечал спокойно, с улыбкой, как бы шутя: "Не спешите, друзья, дайте только срок – будет вам и белка, будет и... Сталинград." На этом наша дружеская дискуссия и затихала. Но шло время и вопрос о Сталинграде возникал вновь и вновь — в разных аудиториях, на разных уровнях, а то и просто так, при удобном случае. Особенно когда за круглым столом собирались профессиональные литераторы. С конкретными предложениями обращались к М.Н. Алексееву отдельные издательства и журналы, такие, например, как популярный среди военных читателей литературно-художественный журнал "Советский воин", особенно, когда его возглавлял Федор Иванович царев, а одном из номеров была напечатана беседа озаглавленная просто: "Рассказывает Михаил Алексеев". На вопрос над чем он сейчас работает, Алексеев ответил, что в течение многих лет он подбирал материал, вынашивал идею и сейчас вплотную работает над созданием романа о Сталинградской битве, участником которой ему довелось быть с первого и до последнего дня. Потом, подумав, добавил: может возникнуть вопрос: почему после нескольких книг сельской тематики, за которые критика нарекла его "деревенщиком", он снова обратился к военной теме. И пояснил: Герои книг «Вишневый омут», «Хлеб – имя существительное», «Карюха» и «Ивушка неплакучая» – это те же крестьяне, только по случаю войны были облачены в армейскую форму, а по окончанию войны они снова вернулись к своему мирному труду, так как исстари были сеятелями и хранителями земля родной. Они, эти люди, были и будут моими главными героями...
Ответил Алексеев и на другой, интересующий читателей вопрос: почему он не сразу обратился к Сталинградской битве, а первой свой роман "Солдаты" хронологически связал с событиями Курской дуги. Михаил Николаевич не стал лукавить: "Дело в том, – признавался он, – что тогда, с небольшим литературный опытом, я не смог бы поднять такой грандиозный материал, как Сталинградская эпопея... Сейчас, как мне кажется, я смог бы поднять этот емкий и чрезвычайно насыщенный материал..."
Размышляя на эту важнейшую тему своего творчества, М.Н. Алексеев признавался и в том, что, как ему кажется, он перечитал все о Сталинградском сражении, перекопал бездну архивов, просмотрел тысячи писем советских и немецких солдат, найденных под развалинами домов. Порой даже возникает опасение – не утонять бы в этом море... С другой стороны, был убежден, что писатель должен знать по меньшей мере в пять раз более того, что ложится на бумагу.
Долго размышлял Алексеев и над тем, как назвать роман о Сталинградском сражении. Дело это оказалось не таким простым, как казалось некоторым его друзьям. Что тут, мол, раздумывать: назови "Сталинград" и всем станет ясно о чем эта книга, но Михаил Николаевич, как известно, всегда очень ответственно решал вопрос о названиях своих произведений: искал новое, не избитое, оригинальное название, которое бы привлекало читателей, вызывало у них повышенный интерес. Вспомнить хотя бы названные выше самые известные произведения Михаила Николаевича Алексеева.
После долгих мучительных поисков и раздумий Михаил Николаевич объявил однажды нам, своим близким друзьям, что роман о Сталинграде он назовет обычным литературным термином — "Послесловие", т.е. словом, в котором нет даже отдаленного намека – о чем это. Мол, само это таинственное название заинтригует читателей... Все наши возражения и противоположные доводы отметались. Такой у Алексеева был характер: если он что-то решил, то так и должно быть, в данном случае помимо таинственности он исходил из того факта, что главное слово было уже сказано советским народом в вооруженной борьбе 1941-45 годов. Теперь, спустя многие годы роман писателя призван прозвучать художественным послесловием к грандиозной битве с широкой опорой на отечественные и зарубежные документы...
Некоторые литераторы, особенно профессиональные критики, запугивали Алексеева тем, что за многие прошедшие после войны годы, на книжных полках помимо мемуарных книг разных военачальников, появились и довольно удачные повести, пьесы, киносценарии, в той или иной степени касающиеся Сталинградской битвы: «Не пугает ли это вас?» Нет, уверенно отвечал Михаил Николаевич. Он был убежден в том, что у каждого участника Сталинградской битвы есть свой незаёмный взгляд на события тех дней.
«Так же и я, – пояснял Алексеев, – своими словами расскажу о пережитом и увиденном и читатель не сможет не почувствовать это. Я хочу написать события той далекой уже поры такими, какими они были в действительности, а не такими, как, быть может, хотелось бы видеть их сейчас. Исторические категории – категории объективные. Нельзя ни улучшать ни ухудшать историю: будущее жестоко мстит за это...»
Твердая решимость Алексеева написать роман о величайшей битве на Волге, его обещания читателям ускорить работу над ним – все это, конечно держало Михаила Николаевича в напряжении, заставляло собирать новый интересный материал, до деталей продумывать и выстраивать сюжет книги.
Всем этим жил Алексеев, к этому стремился, но каждый раз его что-то отвлекало и работа над романом откладывалась на более позднее время. Однако разрекламированную в прессе и по радио книгу о Сталинграде читатели с нетерпением ждали, а она все не появлялась. На прямой вопрос о сроках ее выхода автор отвечал порой нерешительно, уклончиво: мол, трудно сказать, когда я завершу эту большую работу, хотя товарищи по литературное "цеху", издатели и читатели неизменно спрашивали меня об этом. Скажу лишь, что после завершения моей "Ивушки" /речь шла о второй части книги "Ивушка неплакучая", а это был уже конец 70-го года – С.Б./, я целиком отдаюсь работе над новым романом..."
Попытку ускорить работу Алексеева над романом предпринимал и ваш покорный слуга. Являясь главным редактором редакции художественной литературы Воениздата, я оформил и послал Михаилу Николаевичу издательский договор, но и это не помогло. По всему чувствовалось, что помимо субъективных трудностей /недостаток фактического материала и литературного опыта для такого ответственного романа/ существовали трудности и объективные: сложная обстановка в стране, отношение нового руководства ЦК партии к Сталину, в частности, Никиты Хрущева. Заняв в 1953 г. пост первого секретаря ЦК КПСС, он, мстя Сталину за осужденного на фронте сына Леонида, делал все, чтобы всячески скомпрометировать имя Сталина, вызвать к нему ненависть. В результате Сталинград был назван Волгоградом, в городах переименовывались улицы, а в сельской местности колхозы и совхозы. Всюду в стране сносились памятники. Словом, делалось все, чтобы слово "Сталин" вообще исчезло из литературного употребления и даже из народной памяти. Хотя, по мнению Алексеева этот человек много сделал для страны и победы советского народа в Великой Отечественной воине.
В результате этих волюнтаристских действий Хрущева привычное сочетание "Сталинградская битва" на какой-то период исчезло из нашего лексикона. Кое-кто из ретивых историков стал писать "Волгоградская битва", которой никогда не было. Потом придумали обходной маневр; стали говорить – «битва на Волге». Так в историческую правду вторглась полуправда, появились искажения. При таких условиях можно ли было создавать роман? Конечно, нет. Так, надо думать, считал и Алексеев, и потому не спешил с выпуском романа о Сталинграде, разумеется, помимо выше названных причин, которые тормозили работу.
Помнится, выступая на творческом вечере, состоявшемся 13 декабря 1973 г. в Доме культуры издательства "Правда" Михаил Николаевич говорил, что не мог встать на путь искажения правды, боялся растерять искренность, перестать быть правдивым в освещении событий войны, а когда этот важнейший диктор истории исчезает, стынет жар сердца. Продолжает работать только ум: холодный, расчетливый, конъюнктурный. Если нет искренности, художник умирает "Только то мне удавалось, где я был предельно искренен. Так писались все мои романы и повести", – говорил он тогда и тут же сделал существенное добавление:
– Я не собираюсь быть исследователем дел Ставки Верховного Главнокомандования. Мои герои – рядовые солдаты. Основа романа – документальная. Буду рассказывать о том, что видел, что пережил сам, буду писать о своем Сталинграде только правду... При работе над романом не хочу оглядываться ни направо, ни налево. Если Сталин и будет присутствовать в моей книге, то только как историческое лицо...
И Алексеев несмотря на происходящие изменения в руководстве страной (замена одних руководителей другими) постоянно думал о своем Сталинграде, держал его в своем сердце и пытался находить время, чтобы пусть даже в малых литературных формах что-то написать о защитниках Сталинграда. Так в разные годы были созданы им небольшие, но яркие новеллы-эссе "Яблонька", "Окоп", "Лиса" и "Жили два товарища" и другие , которые как бы говорили читателям о том, что дума о сталинградском романе не давала ее автору покоя: она прочно жила в памяти и сердце писателя-патриота. Весь вопрос в том, когда и как найти время, точнее, более подходящий момент и литературную форму для изложения колоссального военно-исторического материала.
Показательно, что, приступив к работе над романом о Сталинграде, М. Алексеев, как он говорил однажды на обсуждении его нового романа в секретариате правления Московской писательской организации, оказался вынужденный написать вначале роман "Драчуны". Это оказалось необходимым для того, чтобы раскрыть читателю истоки нашего народа в годы Великой Отечественной войны, народные и социальные истоки тех характеров, которые оказались способными под Сталинградом на высший в мировой истории подвиг самопожертвования во имя победы над врагом. Роман раскрывает драматические, а во многом и трагические страницы недавней истории нашего Отечества. Но какова же должна быть безусловная и притягательная сила социализма, если, пройдя через те испытания, которые описаны в романе М. Алексеева, герои этого романа стеной встали на защиту социалистической Родины в годы войны.
Как и в других ранних произведениях Алексеева, в "Драчунах" действие происходит в его родном селе Монастырском. В центре романа деревенские подростки – юный Миша и взрослый Михаил Николаевич Алексеев, от имени которого ведется рассказ, его близкий, закадычный друг Ванька Жуков и другие односельчане, которые так же очень хорошо знакомы романисту. Он знает всех по имени, знает слабые и сильные их стороны, их "грешки" и успехи. Для него они люди свои, близкие, родные. И так, можно сказать, почти о каждой его книге, характеризовать которые здесь нет необходимости. Тем более пересказывать их содержание.
По такому же автобиографическому принципу создавался и новый роман, который в конечном счете Михаил Николаевич назвал, несмотря на резкую критику некоторых знатоков теории литературы, просто и мудро – "Мой Сталинград".
Выступая 26 апреля 19ё8 г. в Центральной библиотеке имени Ленина, Михаил Николаевич с гордостью говорил:
— "Мой Сталинград" – это действительно мой, а не чей-то там Сталинград. В сталинградском побоище участвовали миллионы солдат. И в судьбе каждого, взятого отдельно, Сталинград 42-го и 43-го отразился по-своему. Он, этот отдельно взятый, мог быть участником великой битвы всего лишь один час или даже одну минуту, но этот час и эта минута стоили целой жизни, потому что из Сталинградского сражения выйти живыми было почти противоестественно, а погибнуть почти неизбежно. Каждый из нас, кто был там, мог бы сказать: Сталинград – это моя судьба. И из слагаемого миллионов судеб зримо предстает судьба победителей и побежденных, судьба живых и мертвых, больше мертвых, чем живых.
***
За десятилетия своей богатой литературной деятельности Михаилом Николаевичем Алексеевым создано много замечательных, высокохудожественных и правдивых книг, воспевающих советского человека, его славные трудовые и ратные подвиги. Он успешно и талантливо справлялся и с сельской, и с военной, и со многими другими важнейшими темами жизни нашей страны. Ему как никому другому присуще было чувство пути. Об этом свидетельствуют все его книги, каждая из которых – определенный отрезок жизни, пройденный самим автором, этап постижения истории и современности. Он – писатель-новатор. Каждое его произведение — открытие, поиски новой темы, новых проблем, новых неизведанных путей, решения человеческих отношений, неожиданных поворотов в судьбах героев.
Стиль алексеевского письма простой, непритязательный. У него все сказано к месту, все имеет свой смысл, несет свою нагрузку. Но, разумеется, кажущаяся простота письма требовала от писателя большого мастерства. И он каждый раз непременно добивался этого, показывая, жизнь людей такой, каком она была во всех жизненных сложностях и противоречиях.
Мне, профессиональному военному, прослужившему 40 лет в вооруженных силах, хочется особо сказать о героико-патриотической тематике М.Н. Алексеева, литературно-творческой манере которого характерны непринужденность и свобода в изображении встреченных им на войне людей, ставших ему близкими и дорогими. Писатель не забывал, что на войне его соотечественники не только мужественно сражались с врагами, совершали подвиги, переносили всяческие лишёния, они вместе с тем жили на войне – шутили и негодовали, радовались и плакали, любили и страдали... Потому, очевидно, героическое в людях изображалось писателем не как некая сверхъестественная сила, противоречащая нормальному состоянию души, а как логическое продолжение всей прошлой жизни, как закономерное выражение здоровых, передовых, нравственных устоев подлинного патриотизма и интернационализма, рожденных всем укладом социалистической жизни.
Всем своим незаурядным талантом, завидной энергией, большим опытом и знаниями, своими прекрасными книгами и активной общественно-политической деятельностью Михаил Николаевич Алексеев верно служил своему социалистическому Отечеству, народу своему и искренне призывал к этому других, особенно молодежь, которая оказалась ныне в нелегких условиях. Выступая в "Правде" в самый канун нового 2006 года М.Н. Алексеев, обращаясь к молодежи, писал:
«Мне думается, что каждый из нас, ныне здравствующих, неизбежно, хочет он того или нет, при смене одного года другим остановиться мысленно на чем-то для него самом главном. Однако, каким бы ни было это главное в личном плане, есть у нас всех нечто общее – очень большое и безмерно дорогое, главнее чего, пожалуй, и нет ничего на свете. Это – наша Родина, наша Россия, где нам дадено прийти в эту жизнь и прожить ее до последнего вздоха...
Так вот, соотечественник мой, можем ли мы, прощаясь с годом уходящим и встречая грядущий год, не думать о Родине и о своем отношении к ней. Для тебя, гражданина и сына родной страны, наиважнейшим все-таки должен стать вопрос: а что я сделал для своей страны? Помог ли я ей в эту труднейшую для нее пору, среди свалившихся неимоверных бед и невзгод, помог ли ей вернуть величие, вернуть достоинство, вернуть справедливость?»
Да, Родина у всех нас, кто ей не изменил – одна и потому, страдать и радоваться нам вместе. Хорошо бы больше радоваться: нам — за Родину, а Родине— за нас. Это было бы самое правильное решение!
Семен Борзунов, лауреат Всероссийской литературной премии ''Сталинград"
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
