Всенародный подвиг

Фрагменты памяти

Много подвигов было совершено в годы Великой Отечественной войны. Конечно, рассказать обо всех невозможно. Однако были в годы войны герои, которые среди воинов своей специальности считались передовиками, или, говоря языком трудовых побед, ударниками своего дела. Лучшие среди летчиков, снайперов, связистов и так далее. Своеобразный итог достижений фронтовиков по профессиям был подведен официально Главным политическим управлением в октябре 1944 года.

Война еще, как говорится, в самом разгаре: завершено изгнание фашистов с советской земли, наша славная армия начала свой великий освободительный поход в странах Европы. Мы гнали гитлеровскую нечисть из Румынии, Польши, Чехословакии, Болгарии. Недавно освобождены София, Белград. Советские части вступили на землю Восточной Пруссии. Об этих событиях, о героях боев рассказывал октябрьский номер журнала Главпура «Фронтовая иллюстрация» за 1944 год. Как обычно, много было фотографий с мест событий, а последняя страница этого журнала выглядела вроде плаката, на котором были изображены знатные фронтовики всех родов войск – своеобразные чемпионы или рекордсмены в своей военной профессии. Летчиков представлял трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, сбивший 59 вражеских самолетов. Снайперов – Илья Григорьев, истребивший 328 гитлеровцев. Артиллеристов – наводчик Вениамин Пермяков, подбивший из своего орудия 16 танков, из них 12 «тигров». Танкистов представлял гвардии старший сержант Иван Калинин, который вместе со своим экипажем уничтожил в боях 11 вражеских танков, 15 пушек и более 280 фашистов. Связист Ярославцев одним из первых переправился через Днепр и обеспечил бесперебойную связь. Матушку-пехоту олицетворял Роман Смищук – он в первом же своем бою гранатами и бутылками с зажигательной смесью подбил 6 вражеских танков. Ну а от войсковых разведчиков был представлен я.

Все мы были Героями Советского Союза, а Покрышкин, как я уже сказал, – трижды Герой. На каждого из нас художник И.Семенов нарисовал дружеский шарж, а поэт В.Гранов под каждым рисунком написал шуточные стихи. Эта полоса журнала получилась веселая, броская, она многим запомнилась. Ну и, конечно же, очень понравилась нам – тем, кто на ней изображен, и нашим друзьям и близким. Я до сих пор храню этот номер журнала. Не раз у меня мелькала мысль – хорошо бы разыскать людей, изображенных на этой странице, и рассказать о них подробнее – ведь люди-то замечательные, не просто герои, а рекордсмены войны! И вот я разыскал всех изображенных на последней полосе № 22 (94) за октябрь 1944 года, и сейчас расскажу о том, как сложилась их судьба до и после того, как были опубликованы о них материалы в журнале.

Ну судьба трижды Героя Советского Союза маршала авиации Александра Ивановича Покрышкина всем хорошо известна. Прославленный ас, депутат Верховного Совета СССР, у всех на виду – не только вся страна, весь мир его знает. А в годы войны, когда он поднимался в небо, сами фашисты оповещали всех и вся: «Ахтунг, ахтунг – Покрышкин в воздухе!» Мне искать его не надо было. Мы сразу после войны вместе учились в Академии имени М.В.Фрунзе и в течение нескольких лет встречались почти ежедневно. Нет, я не причисляю себя к близким друзьям Покрышкина, я был только его однокашником по академии, но и тогда, и сейчас преклоняюсь перед ним – замечательным, легендарным нашим Героем, которому не было равных в небе.

Я тогда навестил Александра Ивановича, прочитал ему стихи под нарисованным на него шаржем:

Растет его трофеев счет,

Герой и днем и ночью косит:

На землю «юнкерсы» кладет,

А фрицев на небо «возносит»!

Маршал улыбнулся и сказал:

– Трудное было время, но все же это наша молодость. А в молодости всегда и ощущение радости.

– Может быть, это ощущение шло от радости побед? Кроме большой общей Победы, вы одержали около шестидесяти своих личных побед в воздухе.

– Возможно.

– Александр Иванович, вам, наверное, уже надоел традиционный вопрос всех журналистов о самом трудном или самом интересном бое? Я тоже не могу обойтись без такого вопроса.

– Поскольку мой рассказ адресован главным образом молодежи, мне кажется, нужно учесть один важный психологический момент. Если рассказать о самом сложном бое, то будет мало поучительного, молодой читатель посчитает для себя недостижимым то, что доступно асу. Поэтому я расскажу о самом первом моем воздушном бое. Это будет понятней. В таком же положении оказался бы каждый из читающих, не имеющий опыта, если он летчик, конечно. Ну а состояние человека, впервые ведущего бой, будет поучительно не только для летчиков.

В первые дни войны я получил задачу в паре с младшим лейтенантом Семеновым разведать – построены ли переправы противника через Прут. Подлетели к реке, и я обнаружил пять «мессершмитов». Три на одной высоте с нами и два в стороне и выше. Что делать? Их пять! Я ведущий, мне принимать решение. А три «мессера» уже нас догоняют! Я разворачиваюсь. Семенов за мной. Иду в лобовую атаку. Что-то лютое пробуждается во мне при виде вражеских самолетов. Даю полный газ. Резко нарастает скорость. Открываем огонь почти одновременно – они и мы. Огненные трассы перехлестнулись и пронеслись выше машин. Круто, почти вертикально, бросаю свой «миг» вверх. Надо сохранить высоту – это преимущество для следующей атаки. Горка вверх оказалась настолько крутой, что потемнело в глазах от перегрузки. Своего достиг. Враги ниже. Но где Семенов? И вдруг вижу: его машина летит вверх животом и дымит, а за ней «мессер». Все ясно: его подбили и сейчас добьют! Не теряя ни секунды, бросаюсь в пике на преследующего «мессера», чтобы выручить Семенова. Даю одну очередь, вторую и вижу, как «мессер» вспыхивает и валится под меня. Не могу оторвать от него взгляд. Это же первый сбитый враг! Чтобы лучше увидеть, где упадет и взорвется гитлеровский самолет, немного опускаю нос своей машины, совершенно забыв об опасности. И тут мне врезали! Треск, грохот. Моя машина переворачивается вокруг оси. Это мне влепил один «мессер», а второй заходит для атаки. Моя машина повреждена: в правом крыле дыра, плохо слушается, норовит перевернуться, нет подъемной силы. Но у меня есть еще горючее, боеприпасы. И главное – где Семенов? Неужели упал? Пробую вести бой. Но машина не слушается. Да и Семенова нигде нет. Придется уходить. Снижаюсь до бреющего полета. Дотянул до аэродрома. Вот говорят, хорошее чувство – радость победы. Хорошее. Но я его не сразу ощутил. После приземления охватила такая усталость – не было сил выбраться из кабины. И потом – потерял товарища, самолет поврежден, задачу на разведку не выполнил! Какие уж тут радости! И вдруг вижу: бежит ко мне Семенов! Он, оказывается, дотянул! И сразу все переменилось: товарищ жив, самолет врага сбит! А переправы я разведал, тут же пересев на исправный самолет! Ну вот, а выводы делайте сами. Подскажу только один – надо быть готовым к тому, чтобы даже самый первый бой вести по-настоящему. Опыт, конечно, приобретается, но необходимо умение для того, чтобы его накапливать, нужен фундамент, на котором он выстроится. А фундамент этот закладывается в мирные дни, в напряженной учебе, постоянных тренировках, в укреплении моральной стойкости и готовности к трудным испытаниям.

Бывшего прославленного снайпера Илью Леоновича Григорьева я разыскал в Министерстве транспортного строительства. С первой встречи мы подружились и потом встречались много раз. С Ильей Леоновичем легко дружить – он простой, открытый, как говорят, душа нараспашку, идет на сближение с человеком без всякой дипломатии. В отделе материально-технического обеспечения, где трудился Илья Леонович, конечно же, я с ним беседовал не о стройматериалах, а о наших фронтовых делах. Меня интересовало, в чем особенность героизма снайпера. Для начала я попросил:

– Расскажи, Илья Леонович, о простом, будничном дне снайпера.

– Самом обыкновенном? Пожалуйста. Наблюдением я установил: в 16.00 у одного блиндажа появляется офицер. Это я видел издали. Надо подобраться туда поближе. Вот я ночью и занял удобную позицию. За день мне в прицел попадались многие гитлеровцы, но я не стрелял, ждал офицера. И вот настало 16 часов, а офицера нет. Или опоздал, или вовсе не придет? Я лежал в снегу, промерз за день... Темнеть начало. Хотел уж ползти к своим. Вдруг вижу – пришел мой избранный офицер. Взял я его в прицел. Выстрелил. Офицер упал. Я жду – сейчас к нему кинутся. Все же офицер упал! И правда – подбегают солдаты – их трое. Я им дал возможность поднять убитого, чтоб они заняты были ношей, и потом делаю еще три выстрела, и еще трое лежат. Вот вам простой, будничный день снайпера.

– Ну, а теперь какой-нибудь особенный случай, – попросил я.

– Бывают у снайпера и не будничные дела, а особенные. Вот однажды против нас стояла гитлеровская дивизия СС «Мертвая голова». Мы, снайперы, делали все, чтобы она соответствовала своему названию – чтоб было в ней побольше «мертвых голов». И добились больших успехов. Для борьбы с нами фашисты привезли на этот участок своих лучших снайперов. Надо сказать честно – неплохие у них были мастера. В общем, и они, и мы довели жизнь на этом участке до того, что никто не смел носа высунуть ни на их, ни на нашей стороне. Как высунулся – так покойник! Однажды по радиоусилителю фашисты сказали, и я слышал: «Рус! Вы уберите Илью, тогда мы уберем наш суперснайпер Ганс».

Мое имя гитлеровцам, наверное, стало известно вот по этим самым фронтовым иллюстрациям, где мы нарисованы и где написаны стихи. Газеты и листовки сбрасывали в тыл наши самолеты. Конечно, меня не убрали. Так начался мой поединок с немецким «сверхснайпером» Гансом. Мы постоянно подкарауливали друг друга. Каждому достаточно было хотя бы на секунду увидеть соперника. Однажды я выстрелил по фашисту, не по Гансу, по другому, и тут же в край моей каски щелкнула пуля. Это ударил Ганс. Но, к счастью, неточно. Чтоб выявить его позицию, я пошел на хитрость. Повесил карманное зеркальце на колышек, воткнул колышек в землю, привязал шпагат к колышку. Сам отполз в сторону и стал подергивать за шпагат. Зеркальце поблескивает, дает «зайчик». Ганс принял его за мой оптический прицел и выстрелил. Ну, тут я его засек... В общем, не пришлось фашистам отзывать Ганса с нашего участка, он остался лежать там навсегда.

– Илья Леонович, в чем секрет твоего большого мастерства?

– Родился я в семье лесника под Смоленском. Когда подрос, мечтал стать хорошим охотником, стрелком, но у меня не было ружья. Иногда отец мне доверял свое ружье, и я научился стрелять. Скоро в Осоавиахиме меня уже считали хорошим стрелком. Когда началась Отечественная война, мы, пять братьев, ушли в первый же день на фронт. Никита был у нас артиллерист, Иван – связист, Роман – разведчик, Петр – танкист, а мне повезло, я стал снайпером. И вот я со своим 3-м Белорусским фронтом дошел до Кенигсберга, где был второй раз тяжело ранен.

Я уничтожил 328 фашистов, из них 67 офицеров и 18 снайперов. И еще я считаю: зоркость моего глаза – от большой любви к лесам и полям, к родной земле. Не хотел, чтобы враги топтали эту нашу красу.

Про артиллериста Вениамина Пермякова в журнале сказано, что он подбил 16 танков, из них 12 «тигров». Это не совсем точно. Вернее, было точно на октябрь 1944 года, когда вышел тот номер журнала. Но война продолжалась, и увеличивал свой боевой счет герой-наводчик. Он дошел до Берлина, участвовал в боях за Прагу. Окончательный итог его схваток с врагом таков: 24 подбитых танка, из них 18 «тигров».

На фронте сержанта Пермякова звали «витязь в тигровой шкуре», и поэт в журнале отмечает его «тигровую» специализацию:

Артиллерист неутомим,

В прямой наводке подвизаясь:

И «тигр» фашистский перед ним

Уже не тигр, а робкий заяц!

Пермяков – участник Парада Победы, он нес Знамя своей артбригады. После войны жил в Москве. Кроме танков, ему, как артиллеристу, приходилось на войне много разрушать укреплений и сооружений. Может быть, поэтому захотелось после боев строить, создавать новое. Он стал строителем и вот уже много лет строит Москву. Многие москвичи, пользуясь всеми удобствами в своей квартире и многими благоустройствами нашей столицы, даже не подозревают, что в это вложен труд прославленного героя-артиллериста, «мастера по тигровой охоте» Вениамина Михайловича Пермякова.

Плечистый и прочный, лобастый и неторопливый, с громким, «артиллерийским» голосом – таким мне представлялся настоящий наводчик, именно таким и оказался Пермяков.

Как это бывает у фронтовиков, разговор пошел у нас непринужденный и доверительный. Вот что я запомнил из его рассказа о поединках с вражескими танками.

– На Курскую дугу мы пришли из-под Сталинграда. Во время подготовки к боям нам сообщили, что здесь будут самые сильные фашистские танки типа «тигр». Когда пошли в атаку фашистские танки после артподготовки бомбежки, то каждый из нас переживал – сумеем ли мы что-то сделать против них? Подпустив танки на четыреста метров, я с большим волнением наводил орудие и думал: «Подобью ли его? Пробьет ли подкалиберный снаряд броню, которую так восхваляли фашисты?» Раздался выстрел. Снаряд попал под башню, и внутри «тигра» все загорелось. Танк остановился и взорвался. Меня обуяла такая радость, что чувство опасности, невольно охватывающее в бою, отступило. Забыл про него!

Фашисты в течение дня предпринимали шесть яростных атак. Перед каждой атакой они бомбили, обстреливали нас из орудия, но ничего у них не получилось. Не удалось им смять нас! В этот день наш орудийный расчет подбил 8 фашистских «тигров».

После форсирования Днепра я участвовал в боях по уничтожению фашистской группировки под Корсунь-Шевченковским. Когда группировка была окружена, фашисты решили бросить ей на выручку около ста танков.

Утром был сильный туман. Танки подошли к нашим огневым позициям примерно на 400 метров. Как только рассеялся туман, появились «юнкерсы», которые начали обрабатывать наши огневые позиции. Вслед за ними «мессершмиты» обстреляли нас из пушек и пулеметов, и только после этого пошли танки. Но мы уже знали, что это за хваленые «тигры». И в первой же атаке на нашем участке было уничтожено их более тридцати. Атака захлебнулась. Наше орудие подбило десять танков. Фашисты пошли еще в одну атаку. Опять бомбили самолеты. Одна бомба разорвалась примерно в десяти метрах от нашей огневой позиции. Меня засыпало землей. Заряжающий Асмадяров остался невредим. Выскочив из своего окопа после бомбежки, он взглянул, где же я? И увидел кусок моей шинели, торчащий из засыпанного окопа. Окопчики были мелкие. Он сразу же отрыл меня и вытащил. Если бы не он, я бы остался лежать в этом окопе. А жители села Рахняны, где это произошло и у которых я бываю в гостях, считают меня с той поры своим земляком в полном смысле этого слова – с их землей я породнился.

О танкисте старшем сержанте Иване Калинине в журнале были опубликованы такие стихи:

Из вражьих танков – винегрет.

При этом разговор не длинен:

– Товарищи, раскрыт секрет.

Все ясно: здесь прошел Калинин.

После этой публикации жизнь героя сложилась так. Его отправили учиться в Ташкентское танковое училище на курсы младших лейтенантов. Окончив эти курсы, Калинин попадает на Дальний Восток, где участвует в боях с японскими войсками. 14 августа погиб под Муданьцзяном. Такие краткие данные остались в официальных бумагах. Но мне хотелось найти о Калинине более подробные сведения. И я нашел их! Мне очень повезло. Дело в том, что до войны я учился в школе в Ташкенте. И узнал, что одна из моих соучениц, Рая Сафиулина, в годы войны работала в госпитале, который находился рядом с танковым училищем. Оказывается, она не только знала Ивана Калинина, а дружила с ним. Я попросил Раю рассказать о тех днях и приведу здесь, за неимением возможности пересказать все подробно, лишь несколько строк из ее писем. Она познакомилась с Иваном Калининым, возвращаясь из увольнения. Он был дежурным по КПП. Вышел старший сержант – высокий, со светло-русыми волосами, карими глазами, здоровый, плечистый, настоящий русский богатырь.

Время было позднее, темно. Иван дал девушке свой карманный фонарик, сказал: «Утром вернешь». – «А кого спросить?» – «Ивана Калинина». Так они познакомились. Иван приглашал Раю несколько раз в кино, в клуб части. Он всегда был в шинели, и она не знала, что он Герой Советского Союза. А однажды замполит госпиталя сказал: «Пригласил к нам Героев, они выступят, расскажут о боях». Одним из Героев оказался Иван Калинин. Он рассказал, что удостоен этой награды за бои при форсировании Днепра, где он на плацдарме отбил вместе с товарищами много контратак фашистов, подбил гитлеровский танк и уничтожил несколько пушек. До армии он работал в колхозе. А отец его погиб на Курской дуге.

1 января 1945 года курсанты пригласили девушек отметить Новый год. Один из преподавателей дежурил и разрешил им побыть на своей квартире, которая находилась на территории училища. Рая так пишет об этом праздновании: «Ваня, Николай и Кузьма пришли к замполиту госпиталя и просили отпустить нас, их знакомых, пятерых девушек. Нам разрешили уйти после ужина и вернуться к отбою. Пошли Шура, Рахиля, Маруся – наш комсорг, Тося и я. На кухне нам дали борща, капусты, буханку хлеба. Мы взяли с собой каждая по табуретке. И вот собрались ребята, от мороза румяные, два Героя – Иван Калинин и Николай Козлов, у остальных тоже грудь в орденах, все ведь фронтовики. Пуговицы надраенные, подворотнички белые, гимнастерки от солнца полинявшие, но чисто выстиранные, наглаженные... Ребята принесли конфеты, орехи, урюк сушеный. Был баян и аккордеон. Танцевали, плясали. А потом много пели, ребята и девушки наши голосистые, хорошо получалось. А потом смотрим, в дверях стоит и давно, видно, слушает хозяин квартиры, дежурный по училищу, говорит: «Ох, мои дети, как же хорошо вы поете!» Мы спели ему еще. А потом прибрали квартиру, помыли полы, и ребята проводили нас домой.

Это были чистые, честные парни, они много раз смотрели смерти в лицо. Но с нами они обращались бережно, без пошлости. Они были сами стеснительные, как барышни, особенно Ванечка Калинин. Сейчас этому кто-то не поверит, но я пишу правду.

«Единственный и последний раз поцеловал меня Ваня, когда стояли уже у поезда. И сейчас он перед глазами – высокий, здоровый, двадцать два года ему было. Жалко, не сфотографировались вместе, времени не было, он ведь на фронт спешил... С дороги прислал два письма...» Рая разыскала мать и сестер Ивана Калинина, они переписываются. «Ванечка погиб. А я всю жизнь прожила одна... И всю жизнь я тех ребят вспоминаю и все думаю, не ошибка ли, может, живы они, не умерли? Во всяком случае, я их всегда только живыми представляю...»

Изображенного в журнале связиста Героя Советского Союза А.Ярославцева мне разыскать не удалось.

Роман Смищук , как сообщили из его родных мест, несколько лет назад умер.

И многие другие...

В том журнале на меня тоже нарисован шарж и сделана подпись в стихах:

Он как спортсмен известен нам,

К спортивным он привык победам.

А нынче – спец по «языкам».

Слывет у нас «языковедом»!

И еще там было написано: «79 языков» привел отважный разведчик Герой Советского Союза капитан В.Карпов. До войны он был спортсменом-боксером».

Мне хочется сразу внести поправку в эту подпись под моим изображением. Не один я привел этих «языков», в разведку я ходил со своими замечательными друзьями-разведчиками, правильнее было бы написать, что я участвовал в захвате 79 «языков».

О себе писать неудобно, лучше я расскажу о человеке, которого на этом плакате не было. Он представитель негероической профессии – военный корреспондент. Но бывают и у них такие ситуации, что они встают в ряд дел героических и ведут себя как настоящие герои.

В 1943 году в одном из номеров армейской газеты «Сын Родины» была опубликована небольшая заметка военного корреспондента старшего лейтенанта Серебрякова о боевых действиях группы разведчиков, которой мне довелось командовать. Речь шла о захвате участка шоссе. Признаться, очень не хотелось брать его со своей группой, задание предстояло опасное. Где уж возиться с корреспондентом, не дай Бог, его убьют, неприятностей не оберешься! Но Серебряков был настойчив и своего добился.

На трех танках, используя разрыв между подразделениями отходящего противника, мы рванулись в тыл врага, к участку дороги, которую надо было перерезать. С мелкими стычками пробились в указанное место. Дорога оказалась за лесом. Лес густой, стволы деревьев толстые, танки их валить не могли. Пошли мы дальше пешком. Гитлеровцы тоже понимали важность этого шоссе – его охраняли засевшие в окопах фашисты. Их было не очень много, не как на передовой в траншее. Ну мы выскочили из леса, ворвались в окопы и перебили охрану дороги. Нам показалось, что на том все кончено – приказ выполнен, большак перерезан. В действительности это было только начало труднейшего боя. Фашисты, видя, что нас мало, естественно, решили тут же уничтожить всю группу. Мы отбили несколько атак. Отстреливался вместе с нами и корреспондент Серебряков. Фашисты наседали. А у нас уже кончались патроны. Тогда решено было подпустить гитлеровцев поближе и забросать их гранатами. Так и сделали, а когда уцелевшие фашисты, ошарашенные нашей «карманной артиллерией», отхлынули, мы ринулись вслед за ними, быстро захватили оружие убитых врагов и вернулись в свои окопы.

Целый день мы отбивались оружием противника, удерживая большак. Нас уцелело немного. Все это видел журналист; он назвал в своей статье ту тяжелую схватку подвигом. Но был ли это подвиг? И да, и нет. Из таких подвигов складывалась вся война, и если привести этот случай как пример массового героизма, то, пожалуй, будет правильно. А если рассматривать его с точки зрения подвига, за который Золотую Звезду Героя дают, то это, конечно, не подвиг, а обычный бой, какие в те дни вели сотни тысяч бойцов и офицеров, это были будни войны. В данном случае мы делали то, что нам полагалось делать.

Подвиг в этом бою совершил, на мой взгляд, один человек – журналист Серебряков. Говорят, его наградили орденом за тот бой. Если так, то это вполне заслуженная награда. Я не был знаком с Серебряковым до задания и не видел его после. Но мне хочется сказать самые теплые слова об этом скромном человеке. Он не написал в заметке о себе, а бил врага наравне с нами и в контратаки ходил, хотя это совсем не журналистское дело. Серебряков был тяжело ранен в живот, но продолжал сражаться с врагом до конца. Я отправил его на танке к своим. И потом долго ничего не знал о судьбе журналиста. Честно говоря, даже не думал, что он выживет: ранение в живот, несколько часов без медицинской помощи – дело почти безнадежное. И вдруг в конце октября, через два месяца после того боя, появилась заметка. И я живо представил, как боролся со смертью этот человек, как он считал для себя недопустимым умереть, не выполнив журналистского долга. И он выжил и рассказал о разведчиках. Вот это настоящий подвиг журналиста! Восхищаюсь мужеством Серебрякова, проявленным не только в бою, но и при выполнении своих профессиональных обязанностей. Он мог не ходить с нами на задание, не бросаться в контратаки. И вообще мог вернуться в расположение наших войск, когда посчитал бы нужным. Но он от всего этого отказался во имя общего дела. А это уже подвиг.

В завершение скажу: в годы войны не только отдельные герои, а все фронтовики совершили один общий подвиг – разбили очень сильного врага, спасли Родину. Подвиг этот складывался из побед каждого солдата, офицера, генерала. Тот, кто погиб в первый час войны 22 июня 1941 года на границе, и тот, кто сложил голову в боях за рейхстаг, – все, кто бился с врагом с первого до последнего дня, – все они победители. И те, кто в тылу, полуголодные, отдавали все силы фронту, – тоже победители, без них мы врага не одолели бы. Поэтому очень справедливо и правильно считается День Победы всенародным праздником. Празднуем мы, победители. Будут праздновать наши дети и внуки. И дальше в веках наши потомки будут отмечать эту Победу, потому что мы вписали ее в историю, в ее славные страницы, где отмечены победы на Куликовом поле над татаро-монголами; Александра Невского над «псами-рыцарями»; Минина и Пожарского над польскими захватчиками; Петра I над шведами и турками, Кутузова и всего русского народа над Наполеоном, солдат революции над 14 государствами Антанты.

И нашей всенародной Победе сиять и славиться в веках!

Владимир Карпов, Герой Советского Союза, писатель

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"