В подростковом возрасте дети (к счастью, не все) бывают очень жестоки и безжалостны. Этому явлению есть множество примеров и всевозможных объяснений, но легче ли от этого становится на душе у того, кто, став взрослым, вполне порядочным человеком, вспоминает свои «подвиги» тех лет?
Уроки истории в школе мы любили даже больше, чем уроки физкультуры. И вовсе не потому, что нам нравилось отвечать на непростые вопросы учителя Ивана Евсеевича – к примеру, кто такой Хаммурапи, или какова высота пирамиды Хеопса. Нет, уроки истории мы любили потому, что на них можно было посмеяться над нашим учителем. Не в отрытую, конечно, а втихаря, нагнувшись к парте или спрятавшись за спины товарищей.
У Ивана Евсеевича были проблемы с лёгкими, его донимал кашель. Он кашлял до посинения, закрывши рот носовым платком, отхаркивался. Внутри у него что-то хрипело, свистело и как будто отрывалось. В эти минуты ему было не до нас, и мы были рады этому: вытворяли, кому что взбредёт в голову.
– На войне я простудился… – наконец откашлявшись, оправдывался учитель. – Такие вот дела…
Мы пропускали мимо ушей его слова – у многих из нас родители тоже прошли войну, и нам казалось тогда, что они вернулись с неё словно вернулись домой с работы. На переменке, после урока истории, кое-кто из школьных шалопаев даже передразнивал учителя, кашлял так, как он. Иногда Иван Евсеевич замечал наши проделки, догадывался, кого мы изображаем. Но он не был мстительным, наш учитель. Он нам всё прощал. И от этого, даже спустя много лет, нам, его ученикам, становится ещё стыднее.
А ещё у Ивана Евсеевича была привычка – объясняя урок, прислонить деревянную указку к шее и туда-сюда ею водить. Однажды один из мальчишек цветным мелком (под цвет дерева – умник!) намазал указку, и учитель, не заметив этого, конечно же, испачкал шею и воротник мелом. Затейник захихикал, вслед за ним захихикали ещё несколько человек. Учитель всё понял. Он вынул из кармана носовой платок, вытер им шею, отложил в сторону указку.
– На войне я простудился, вот оно что… – оглянув притихший класс, сказал он. Никто из нас не понял, зачем он произнёс эти слова, такие неуместные именно в эту минуту. Но именно в эту минуту все мы, даже самые отъявленные разгильдяи, поняли, что так делать нельзя делать, что человек этот заслуживает уважения за то, что он прошёл войну и сердце его не ожесточилось…
Учителя нашего давно нет в живых. Он наверно смотрит сейчас с небес на нас, бывших своих учеников, и радуется тому, что мы всё-таки стали хорошими людьми. Мы все уже поседели, стали дедушками и бабушками, и лет нам сейчас больше, чем было тогда, в школе, нашему доброму Ивану Евсеевичу.
Прости нас, учитель.
Вячеслав Колесник
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"