Выступление на пленуме Союза писателей России 21 июня 2011 года в Смоленске
В сущности вся русская литература, созданная народом и писателями разных эпох, – о войне. Начиная с былин, через «Слово о полку Игореве» к Толстому и Шолохову. Один сюжет: он ушел в поход, она его ждёт. А дальше, как в старой русской песне, которая так и называется: «Песня ополчения»:
Над Москвой заря занималася,
На Руси война начиналася.
Собирала Русь войско бранное.
Всем сынам её служба явлена.
У мово мужа коня не было.
Коня не было, ехать не на чем.
Уж ты, милый мой, друг – душа моя,
Ты заложь меня, да ты купи коня.
Службу выслужишь,
Да меня выкупишь…
Но в том-то и дело, что, когда война затягивается, когда ополчение сводится в регулярные части, дивизии и полки, война для народа начинает иметь несколько другой характер. Поражение, как правило, придавливает в основном простой люд, так называемое гражданское население. Победа…
Победе радуются все. Вчерашний ополченец рад и тому, что остался цел и что скоро домой, к жене и детям. Он оставляет вчерашнее поле битвы с ощущением счастья, с чувством освобождения от непомерной тяжести солдатских ремней и подсумков. Он оставляет маршалам, генералам и политикам делить ордена и трофеи и спешит туда, где земля пахнет пепелищем. Он растаскивает головешки сожжённого дома, на телеге в ближайший ров свозит противотанковые мины, чтобы распахать вытоптанное нашествием поле. Надо кормить детей.
На войне у солдата выбор невелик – между жизнью и смертью. Всё остальное – нюансы. Они-то, нюансы, и есть тот предмет, над которыми томится душа художника.
О Великой Отечественной войне у нас создана целая литература. Константин Дмитриевич Воробьёв, Василь Владимирович Быков, Виктор Петрович Астафьев, Юрий Васильевич Бондарев, Иван Иванович Акулов, Сергей Андреевич Крутилин. Эти и другие имена вошли в русскую литературу советского периода как создатели классики военной литературы, военной прозы.
Но река не пересохла. Такие реки не иссякают. Фронтовики уходят. О войне пишут не воевавшие. Пишут. Снимают фильмы. Тема огромная. Она волнует, влечёт, как бездна.
Вот уже 70 лет прошло с тех пор, как сюда, на Смоленские земли, через Белостокский выступ и пущи Белоруссии, хлынул моторизованный поток германского вермахта и 65 – с майских дней 45-го года, когда всё закончилось в Берлине, Вене и Праге победой Красной Армии и союзников.
В военной теме какое-то время существовала некая пауза, связанная, возможно, с тем, что начали уходить писатели-фронтовики, а у общества пропал интерес к военной теме, да и к книге вообще. Но теперь война снова вернулась на страницы книг.
Писатели и историки этой темы так или иначе делятся на два, и даже три потока. Первые, и наиболее многочисленные, сочиняют о том, как русские вначале бежали и полками шли в плен, и как потом мародёрствовали в Восточной Пруссии, Венгрии, Германии, Австрии. Вторые пытаются удержать старые, полуразрушенные окопы идеологических установок и штампованных догм советского периода. Третьи, освободившиеся от принципа демократического централизма вторых и, по своему происхождению и воспитанию не подверженные психологии и свободные от партийных обязательств первых, пытаются искать пусть и не истину, но хотя бы правду. Правду о том, как дрожало на дне окопа сердце маленького человека, как оно страдало по жене и детям, братьям и сёстрам и как обретало силу, чтобы в следующую минуту встать по приказу взводного лейтенанта, перешагнуть бруствер и пойти под пули, в последнюю, быть может, атаку.
Таким образом, литература о войне – это литература о том, как два разлучённых сердца страдают в вынужденной разлуке посреди бойни, где ни для них, ни для их возможного счастья места абсолютно нет.
Тема войны, той, Великой Отечественной, на которой мы, нынешнее поколение, не были, и на которой были все мы, русские, татары, башкиры, якуты, мордва, казахи и все, кто тогда наполнял Советский Союз, – эта тема будет жить всегда. И не потому, что писатели-фронтовики оставили пробелы, какие-то пустоты, о чём-то не договорили. Они сказали всё. О войне будут появляться новые и новые книги потому, что тема эта неисчерпаема, что человеку, писателю и читателю необходим герой, одолевший, казалось, неодолимое. Потому что уставшее в моральной и нравственной неопределённости общество не может бесконечно жить в унынии и ощущении собственной неполноценности и никчёмности. Нужен пример из истории, когда бы люди были народом, единой плотью и единым духом. Ближайшая история – это Великая Отечественная война.
Многое, многое ещё лежит под спудом. Умершие фронтовики, рядовые солдаты Подмосковья, Смоленского сражения, Сталинграда и Курской Дуги так и не оставили воспоминаний. Они промолчали всю жизнь, сторонясь шумных, помпезных праздников в честь Победы. Благо, если кто-то сумел разговорить их и записать те потрясающие и непечатаемые в те времена простые и жуткие истории. О многом помалкивают затаившиеся архивы. Когда я работал над документальными книгами «Армия, которую предали» (История гибели Западной группировки 33-й армии и её командующего генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова весной 42-го под Вязьмой) и книгой «Последний рубеж» ( Стояние 49-й армии генерала И.Г. Захаркина под Серпуховом у Всокиничей и Кремёнок в октябре-декабре 41-го), пришлось перелистать много документов. Те, кто знаком с архивной работой, знают, что, прежде чем заказать нужное дело (папку с документами, донесениями, картами, сводками), необходимо просмотреть описи. Так вот в описях донесений штабов дивизий штабу армии примерно 15-25% дел засекречены. Я коснулся всего лишь дивизионного уровня. Дивизия, как известно, является первой тактической единицей на войне. История войны засекречена на начальном этапе, на первой своей ступеньке. Что уж говорить о донесениях штабов армий штабам фронтов и, тем более, штабов фронтов в Ставку.
Победитель не получает ничего. Хемингуэй сказал это немного о другом. Но истина эта вполне приложима и к нашей теме. В «песне ополчения» выражена сердечная боль женщины, проводившей на войну мужа, который, чтобы сесть на коня и выступить в поход воином, готовым к битве, заложил свою жену. И вот она его ждёт.
Если же иметь в виду, что она, жена, – это Родина, то тема расширяется в простор глубочайшего гражданского смыслового наполнения.
Как и все мужья, да со войны идут,
Моего дружка, да и в завете нет.
Один конь бежит, на нём явь лежит,
Сабля вострая, да мой шелков платок…
Но и те, кто вернулся, вернулся к руинам. Послевоенный период разрухи и нечеловеческих усилий по восстановлению и налаживанию жизни, особенно в областях, где полыхала война, лёг на плечи фронтовиков, их жён и вдов. И эта тема требует нового, более пристального взгляда. Взгляда из современности. Тема, достойная восхищения и поклона. Тема, таящая неизведанные глубины.
Народ, живущий на земле, которая некогда была опустошена войной, унижена и вытоптана завоевателем, а затем освобождена русским солдатом, долго живёт памятью о том горе, которое принёс оккупант, и том счастье, которое принёс воин-освободитель.
Я родился и вырос под Рославлем на реке Десёнке, притоке Снопоти и Десены. До 1944 года моя родина была Смоленщиной, потом стала частью Калужской области. Дом, где я родился, был построен в начале пятидесятых на месте окопов. Местная мифология – это истории о том, что происходило в деревнях и в лесах во время оккупации, боёв и после того, как война укатилась к Рославлю и Дорогобужу. Всё, впитанное тогда, в детстве и юности, жизнь среди бывших фронтовиков, которые говорили правду только хорошенько выпив, зримые следы войны – окопы, блиндажи, одинокие солдатские могилки у дорог и в лесу на земляничных полянах, железо, которым были буквально наполнены леса и поля, – как это не могло и не может сказаться? Этот ландшафт и эти пейзажи воспитывали нас. Они заключали в себе и источали глубочайший нравственный смысл. Теперь эти могилы оказались на проданных землях. Многие забыты. Время сравняло рельеф.
Проза о войне, которую пишет наше поколение, – это как раз таки попытка выкупить эти могилы, эти страдания у забвения.
Сергей Михеенков, писатель (г. Таруса)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
