Я застал участника Великой Отечественной войны Николая Петровича Шевелёва за планом родной деревни Токорево. План этот он начертил сам, на нём жилые дома, церковь, гумна, мельницы. Оказалось, что Николай Петрович помнит поимённо и по прозвищам всех жителей деревни, помнит, кто чем кормился. Кажется, занятие несколько необычное, стоит ли на это тратить время?
– А вот недавно с Карелии приехал ко мне мужчина, оказался внуком одного из наших деревенских. Расспрашивал меня. Я ему всё рассказал, что помнил. Он очень довольный уходил. Если помню – почему не рассказать, почему для внуков не нарисовать, – объяснил Николай Петрович. Потом помолчал: – Так бы и сходил в нашу деревню, да уж нет её, не сходишь. Реки у нас не было, поэтому мельницы ветряные, и купаться негде. Была лужа за деревней, так мы ребята и той были рады. Бегали туда.
Николай родился в семье гончара Петра Антиповича Шевелёва. С какого возраста стал работать – не помнит, но с 14 лет уже пахал. Старшего брата после окончания второго класса отец «поставил на горшок», то есть на изготовление глиняной посуды, считая это важнее учёбы. Николай в седьмом классе, так как не хватало рабочих рук, ушёл из школы работать в слесарные мастерские. Каждый день приходили, уговаривали, убеждали: некому было работать, многих забрали на фронт. И Николай пошёл туда, где нужны были люди.
– Помню, как узнали о начале войны. Был праздник в Гринёво, это недалеко от нашей деревни. Народ собрался со всей округи. Гуляли ночью, на улице. Вдруг прискакал конный и объявил, что началась война. И мигом все потерялись. Кто-то заревел, кто-то побежал домой. И никого не осталось на площади. До нашей деревни было пять километров. И меня удивило то, что мы ещё не дошли до дому, а нас уже стали обгонять повозки с военными лошадьми, которые имелись в каждом колхозе на такой случай. Не прошло и часа, а уже началась мобилизация.
Во время работы в слесарных мастерских стали вызывать в военкомат на учения. Редкий вечер после работы или выходные Николай проводил дома. Обычно «брали» местную деревню Саунино. Каждому были выданы вытесанные из дерева винтовки и учебные гранаты. Иногда надо было бежать, иногда ползти по пластунский. Ребятам было это интересно, как игра.
В январе 1943 года Николая призвали в армию. Сначала направили в Архангельск, в школу младших командиров. Но доучиться не дали: шла война, нужны были бойцы, свежие силы. Так и остался Николай рядовым. Из Архангельска попал под Старую Руссу. Там принял молодой уроженец Каргопольского района своё боевое крещение. «В атаку! Ура! Ни шагу назад!»
– В атаку нас уходило много, а возвращалось несколько человек. До сих пор удивляюсь, что я остался жив. Изо всего бьют по солдату: из пулемётов, миномётов, бомбят. А идём в атаку, пока солдат на объект не зашёл – он не взят, будь то город, деревня или какая-нибудь высотка.
И вот первое ранение Николая, в левую ногу пулей. Ранение считалось лёгким. В госпитале в Иваново удалось сфотографироваться. Правда, фотографироваться было не в чем: солдаты ходили в рубахах и кальсонах. Повезло, что рядом была офицерская палата и все по очереди фотографировались в халате, который был у одного из офицеров. Шесть месяцев госпиталя и опять на передовую. Теперь под Витебск.
– Там огня у нас стало больше, – вспоминает Николай Петрович. – Наступали уже с танками. Он едет, а мы вокруг его бежим. Если под Старой Руссой сражались с винтовками, то тут выдали автоматы, сначала дисковые, тяжелые, а потом рожковые. Наберешь полную сумку патронов, гранат возьмешь – и вперед. Я уж любил, чтоб боеприпасов хватало. Под Витебском получил осколочное ранение. Бежали в ватниках, маскхалатах. Было нас густо. И вдруг взрыв, и нет никого. Раздуло-разнесло. Как жив остался, не знаю.
Николай получил тяжелое осколочное ранение, был перебит седалищный нерв. Долго добирался до перевязочного пункта, везли его на лошади, на машине, на автобусе и, наконец, на поезде. Раненных много, госпитали один за другим, не принимают. И вот снова оказался в Иваново. Нога не действовала, врачи настаивали на ампутации: «Зачем ты её будешь всю жизнь за собой таскать». Но Николай не дал согласия. После шести месяцев госпиталя его комиссовали и отправили домой. Если до станции Няндома доехал нормально, то никакой машины в Каргополь не было. Медсестра, которая на вокзале занималась раненными, отвела на ночевку и только на третий день смогла найти транспорт. Правда, пришлось ехать в кузове на железных кроватях. «Не знаю, что держать – сумку или костыли, – шутит Николай Петрович. – Шофер остановится да спросит: «Жив?» – «Жив»». Из Каргополя с трудом удалось сообщить в Токорево, что находится в городе. Отец приехал за ним на лошади. Но то-то радости, пусть и сдержанной, было в семье. Вернулся сын, брат, дядя.
Надеясь на чудо, отец привёз сына в местную больницу. Тогда там работал хирургом Третьяков Пётр Андреевич. Он иголкой в нескольких местах ткнул больную ногу и велел парить.
С этого времени мать каждый день топила баню. Ногу парили простым жаром, обматывали мокрой тряпкой и поливали горячей водой, обкладывали заваренной травой и еловыми веточками. Отец раз в месяц возил Николая на лошади в больницу, где повторялась одна и та же процедура: доктор колол иголкой, а молодой парень не чувствовал этих уколов на своей скрюченной иссохшей ноге.
Прошло три года, срок, который назначается во многих сказках. Как для настоящего богатыря. Однажды отец привёз сына, положил на кушетку, доктор стал тыкать иголкой. И вдруг Николай закричал: «Вы что, горячим-то больно?» – «Чувствуешь?» – спросил врач. «Да», – ответил Николай, ещё не понимая, что произошло. «Ходить у вас будет!» – сказал хирург отцу.
Через некоторое время дотянулся Николой кончиками пальцев до пола, потом стал с палочкой ходить. Ему дали третью рабочую группу инвалидности.
– Седалищный нерв был перебит. В диагнозе так было и написано: перебит седалищный нерв. Как-то сросся, – осторожно говорит Николай Петрович, видимо, каждый раз удивляясь этому.
С тех пор прошло много лет. Николаю Петровичу девяносто третий год. За свою жизнь он успел поработать во многих местах: инкассатором в банке, председателем колхоза, в леспромхозе, главным агрономом, заведовал семеноводческой станцией. Его, видимо, как хорошего работника, добивающегося замечательных результатов, отправляли с места на место, чтоб он налаживал производство. Нигде он не сидел сложа руки, нигде не был равнодушным. Наверное, та энергия, что разогнула ногу, заставляла его действовать. Свою трудовую деятельность он закончил в «Беломорских узорах», вернулся к спокойному мастерству своего отца, делал глиняные горшки и игрушку.
Но деятельная натура не даёт жить без работы, до сих пор занимается пчеловодством. Наверное, сейчас на своей небольшой пасеке, проверяет пчёлок. Это дело такое: один день пропустил, потом сложно наверстать.
Сергей Мурашев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
