На разминирование перепаханного бомбами пустыря в 4-м микрорайоне Грозного сапёры прибыли рано утром. Быстро разгрузились, выставили оцепление. И хотя накрапывал дождь, начали работу. Откуда взялись на минном поле две эти девчонки, никто не заметил. Они шли по нашпигованному смертью пустырю, как по прогулочной тропе. Не сводя с них глаз, молоденький лейтенант-взводный шёпотом материл дозорного, прозевавшего их, и молил Бога, чтобы девчонок никто не окликнул.
Такое бывало: случайно забредший на минное поле человек, не зная о грозящей ему опасности, чудом обходил смертельные ловушки, но стоило кому-то предупредить его, начинал метаться и...
Вдруг одна из девушек споткнулась (как позже выяснилось, о провода, ведущие к заложенному фугасу). Все замерли. Но, видно, заговорённые были девчата. Когда они уже скрылись за развалинами общежития, прогремел взрыв.
Лейтенант налетел на них:
– Куда вас несёт к чёрту на рога, жить надоело?
– Не к чёрту на рога, а на экзамен в университет, – оправившись от испуга, парировали студентки.
– Куда? В университет? Когда кругом война?..
Рассказывая об этом эпизоде, Виолетта Осипова – а как раз она с подругой Аминой Сайдудиновой и попала в ту смертельно опасную переделку в 1999 году – не может сдержать улыбку, вспоминая выражение лица оторопевшего лейтенанта. Ему, привыкшему воспринимать Грозный как поле боя, видимо, трудно было представить, что для кого-то эти дымящиеся развалины – поле жизни. Что здесь всем смертям назло сдают сессии в университете, который за всё это военное время был закрыт всего на один год.
Виолетта показала тёмно-синий диплом, защищённый в Грозненском университете с оценкой «отлично» 1 июля 2002 года. Бывший командир отряда СОБРа Олег Безродний, дважды штурмовавший Грозный, узнав о судьбе Виты Осиповой, коротко бросил: «Я б её к ордену представил». Она была единственной русской студенткой Грозненского университета, которая, поступив в 1996 году на биофак, дошла до диплома.
Из дневника Виолетты Осиповой:
«23 сентября 1991 года. Маме третий месяц не платят зарплату. Во второй городской детской больнице, где она работает фельдшером-лаборантом, уволились почти все русские. Мама говорит: “Нам ехать некуда, будем терпеть”. Вчера продали все книги, чтобы купить картошки. Как жаль!
2 мая 1992 года. Ночью в дом моей подружки Кати Волик кто-то бросил гранату. Кате чуть не оторвало ноги. Ужас! Через несколько дней Волики всей семьёй уехали в Астрахань. А взрослые говорят, что “чеченцам только этого и надо было”.
Они бросили гранату, чтобы занять оставленный дом.
12 февраля 1993 года. Живём, как на вулкане. С удивлением заметила, что некоторые девчонки– чеченки стали избегать меня, про мальчишек не говорю. Откуда у них столько оружия?»
В 94-м, когда Вита оканчивала 10-й класс, начались бои. Сначала была разрушена больница, потом и её родная 5-я школа.
– Знаете, есть такая фотография времён Великой Отечественной, где запечатлён разбитый Сталинград, – говорит Виолетта. – Помните, там ещё уцелевший памятник детям, танцующим вокруг фонтана. У нас в центре Грозного не уцелело ничего...
Особенно запомнился Новый, 1995 год. Всех предупредили по радио, что бомбёжки не будет. Осиповы вместе с соседкой, бабой Тосей Ерёмушкиной, накрыли на стол, что Бог послал. Даже один апельсин где-то раздобыли, который солнечно светился. Только-только расположились по местам, как на крыше соседнего универмага грохнула зенитка, которую туда затащили дудаевцы. Очнулись от страха уже в тёмном подвале, куда набились и русские, и чеченцы. Какой там Новый год! Каждый думал о своём и не ведал, что эта подвальная жизнь растянется на годы, которые у военных считаются за три, а у мирного населения — за сколько?
Когда после того новогоднего сидения Осиповы поднялись к себе, в одной комнате сквозь потолок зияло звёздное небо. Прямое попадание снаряда.
Её, рано потерявшую мужа, больше всего заботила судьба дочери: главное – завершить учёбу. Ребятню из центра Грозного с грехом пополам собрали сначала в 41-й, потом в 34-й школах, уцелевших от артналётов и бомбёжек. Было так: только начинаются занятия – обстрел. В подвал. Вышли, сели за парты – обстрел. В подвал.
Самое сложное заключалось в том, чтобы привыкнуть к «подвальной» жизни. Но они научились. Уроки готовили прямо во дворе при свете костра – экономили керосин, а дров хватало. Большинство домов лежало в руинах: досок, обломков, рам – хоть отбавляй.
Вот с водой было тяжело. Сначала брали её в пожарных колодцах, но когда боевики свалили туда трупы погибших, приспособились топить снег. Потому что до реки Сунжи под пулями пробираться решался не каждый.
Из дневника Виолетты Осиповой:
«17 февраля 1995 года. Самое страшное, когда погибших хоронят прямо во дворе. На следующий день обстрел. Взрывами трупы выбрасывает из могил. Снова похороны. У людей уже нет слёз. Видела, как федералы поймали снайпершу – их называют “белыми колготками”. Её расстреляли на месте.
20 мая 1995 года. Летние каникулы отменили. Будем навёрстывать упущенное.
25 июня 1996 года. Выпускной! Как же я его ждала, как самого счастливого дня! Из русских в классе остались я и ещё одна девочка. Нас так тепло поздравила физичка Вера Ивановна Жоги– на – она ещё маму мою учила. Столы были скромными, но мы даже белому хлебу рады. Никакого шампанского. Даже выпускного вальса не было. Танцевали лезгинку.
15 июля 1996 года. Мы с мамой решили – я буду поступать на биологический в университет. Скоро первый экзамен. Надо сдать во что бы то ни стало, доказать себе и другим – не зря мучилась».
Это было время надежд – подписали Хасавюртовские соглашения. Временно затихла стрельба, и одно это воспринималось как подарок судьбы. Даже сообщение, что на биофаке конкурс – три человека на место, Виолетта восприняла как примету наступления новой жизни.
Первый экзамен, по биологии, сдала на «пятёрку». А второго – по русскому языку – пришлось ждать целый месяц. В город вновь вошли боевики. Всё живое привычно спряталось в подвалы.
Но она всё-таки поступила! Причём для этого надо было сдать всего два экзамена – по русскому Виолетта получила «четвёрку». Следующих экзаменов уже не было: конкурс «рассосался» сам собой, потому что большинство абитуриентов попросту уехало, бежав от новой войны. И это, наверное, единственный в своём роде случай, когда для поступления в вуз было достаточно пройти... испытание войной.
Занимались они в стареньком студенческом общежитии, где теснились сразу несколько университетских факультетов. Каждый семестр – как бой. А после каникул обязательная перекличка, словно на солдатской поверке. Умер от голода и болезней профессор, академик Дмитрий Степанович Сопиль– няк... Погиб преподаватель химии Идрис Белиевич Шагириев... Оторвало ногу однокурснику Саид-Эми Алиеву.
Из дневника Виолетты Осиповой:
«23 августа 1998 года. Удугов наводит новые порядки. Говорят, он хотел, чтобы в университете было введено раздельное обучение. И форма чтобы была ваххабитская: у девчонок – длинное зелёное платье, а лицо закрыто чем-то наподобие чадры. Слава Богу, наш декан Ваха Асхабович Анзоров сумел отстоять прежние правила. Смелый человек!
2 октября 1999 года. Всё – мы остались без крыши над головой! Снарядом разбило нашу вторую и последнюю комнату. Мама плачет. Наш факультет перебрался в недостроенный корпус, потому что общежитие тоже разбито».
Жить они перебрались в квартиру знакомых. Но ненадолго – вновь грянула война. Занятия в университете приостановили. Думали, месяца на два, оказалось – на целый год. И тогда Галина Семёновна Осипова приняла окончательное решение: уезжаем! Так эта многострадальная семья оказалась на птичьих правах в селе Архангельском на Ставрополье.
– Уезжали под бомбами, а приехали в никуда, – совсем по-взрослому вздыхает юная Виолетта. – А обиднее всего было то, что мне отказали в переводе в Кубанский университет. Ведь я же своя, русская! Чеченцы в Грозном помогали, а тут свои...
И всё-таки эта хрупкая девочка добилась своего. Уж не знаю, каким надо было обладать иммунитетом к страху, чтобы вернуться в Грозный, из которого ещё долго шли фронтовые сводки о потерях. Она вернулась. И с помощью мамы, получающей за все свои мучения восьмисотрублёвую пенсию, продолжила учёбу. В голоде. На холодной квартире, куда добрые люди пустили. Со сдачей экзаменов под звуки канонады. Слыша постоянные угрозы от тех, кто не смог смириться с мыслью, что она, русская, учится в чеченском университете. С бессонными ночами во время полевых практик в Шелковском районе и на Терском хребте, где был велик риск нарваться на боевиков.
Последняя «чеченская» запись в дневнике сделана 1 июля 2002 года:
«Защита. Волнуюсь, как никогда. Научный руководитель Баудин Абдуллаевич Ахмадов подбадривает: “У тебя, девочка, всё будет хорошо”. Век буду благодарна этому человеку. При “зачистке” у него погиб сын, и он мог бы выместить свою злость на мне, русской. Но ему это и в голову не пришло. Наоборот, оказывал любую помощь, какую мог. И вот – “пятёрка”! Всем нам: маме, моим преподавателям, людям, которые меня поддерживали все эти годы, – спасибо».
На выпускном балу, как и на школьном, шампанского не было. Танцевали лезгинку. Чеченские джигиты по очереди степенно приглашали на танец единственную на весь курс и весь университет русскую выпускницу 2002 года.
И так хотелось верить, что это последние «фронтовые» дипломы, полученные в стенах Грозненского университета.
Хвала Создателю, это время прошло. Но всё равно не утихают в горах выстрелы, гремят взрывы, и плачут матери — русские и чеченские — по погибшим.
Николай Седов (Краснодар)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
