Завод надел военную шинель

Рвануло где-то совсем рядом. Никто из сединцев даже не успел укрыться, не расслышав в гро­хоте артиллерийской канонады воя приближа­ющегося снаряда. В воздухе долго висела пресная кирпичная пыль, отчего казалось, что он раска­лён августовским солнцем докрасна. Потом вновь и вновь вставали поблизости чёрно-багровые всплески разрывов. Они то смещались в сторону железнодорожного моста, то ходили жутким плясом вокруг колонн нефтеперерабатывающего завода, играючи перепрыгивали ограду, отделяв­шую его от завода имени Седина. И каждое точное попадание болью отзывалось в сердцах онемевших от горя людей, на глазах которых гибло, превра­щалось в прах то, что было построено их руками.

Эвакуационными работами руководил директор завода С.Н. Фоменко. Охрипший, с почерневшим, давно не бритым лицом, он всё оттягивал и оття­гивал время отхода, стараясь вывезти из цехов как можно больше станков, оборудования, инструмен­та... С 31 июля 1942 года, когда по решению Госу­дарственного комитета обороны СССР заводу име­ни Седина было предписано передислоцироваться в район Новосибирска, здесь практически перестали отличать день от ночи. Они слились воедино. Демон­таж оборудования вёлся круглосуточно. Одновре­менно, не останавливаясь даже во время обстрелов, работали инструментальный, котельный, литейный и вновь организованный снарядный цехи. Отсюда прямо на передовые позиции наших войск, вплот­ную приблизившиеся к Краснодару, отправлялись боеприпасы и другая военная продукция.

Менее чем за неделю сединцы демонтировали многие десятки станков, компрессоры, электросва­рочные аппараты, сотни километров кабеля, обору­дование контрольно-измерительной и химической лабораторий, динамо-машину...

Всё это с помощью кранов, а зачастую и вруч­ную – грузилось в эшелоны и в сопровождении ра­бочих отправлялось в Сибирь, где разворачивалось строительство завода «Тяжстанкогидропресс». Ухо­дили составы и на юг. Одну группу сединцев отко­мандировали в Тбилиси на станкостроительный за­вод имени Кирова.

Но и здесь, в Краснодаре, ещё жили, давали про­дукцию цехи, в которых трудилось около ста чело­век.

Они уходили последними.

На рассвете 9 августа, когда фашисты уже во­рвались в Краснодар, С.Н. Фоменко отдал приказ покинуть цехи. Его буквально вынудил к этому ко­мандир полка одной из оборонявшихся пехотных частей.

– Вам что, жить надоело? – срывающимся го­лосом резко говорил он директору завода, с трудом разыскав его в полуразваленном снарядном цехе. – У нас арьергарды отходят, вы можете это понять?!

– Жаль. А то б рабочий класс ещё и снарядов вам подкинул. Неужели вот так и бросим всё?

– Ничего, – смягчился командир, – мы ещё вер­нёмся. Очень скоро вернёмся. А сейчас – все за Ку­бань!

Через реку переправлялись на катерах, захватив с собой самое необходимое. У Фоменко был лишь ма­ленький кожаный портфельчик, который он не выпу­скал из рук. И очень немногим – секретарю партор­ганизации П. Диденко, конструктору М. Кравченко, главному бухгалтеру Г. Рыбкину – была доверена тайна этого портфельчика. В нём хранились остатки заводской кассы – 87 671 рубль 92 копейки.

Где пешком, где на попутных машинах, укрыва­ясь от бомбёжек в лесополосах и придорожных ле­сках, сединцы пробирались к горам, чтобы влиться в партизанскую группу, которая позже стала назы­ваться отрядом имени братьев Игнатовых. Многие из них погибли ещё в пути при воздушных налётах и во время стычек с фашистскими диверсантами. После одного из таких боёв С.Н. Фоменко собрал коммунистов.

– В пути к партизанам, – глухим голосом начал он, – всякое может случиться. Вот и сегодня мы по­теряли дорогих наших товарищей в неравном бою с врагами. Никто не заговорён от пули или бомбы. Я не исключение. В этом портфеле наши с вами деньги. Я не хочу, чтобы они достались немцам.

– А может, припрятать их до хороших времён? – предложил М. Кравченко. – Ох как пригодятся они, когда фрицев турнём!

Совещались недолго. Ночью, найдя укромное место в окрестностях станицы Калужской, портфель с деньгами зарыли. Поклялись тогда друг другу – тайну никому не выдавать, а оставшимся в живых передать деньги заводу.

Через несколько дней, слившись с партизанами, среди которых было уже немало их товарищей, сединцы приняли участие в первой операции.

...Каждый человек в какой-то момент своей жиз­ни с особой силой начинает чувствовать себя части­цей Родины, кровно причастным к её судьбе. Таким возвышенным и грозным часом, обострившим это чувство до крайнего предела, стала для советских людей Великая Отечественная война.

С первых её дней завод имени Седина надел шинель солдата. Более трёхсот лучших своих сынов он направил в действующую армию — в самое пекло боёв. Но, пожалуй, не было тогда резкого деления на фронтовиков и тех, кто оставался в тылу. Потому что линия фронта проходила по сердцам всех советских людей. И проводив мужа на войну, сказав ему на прощание: «Возвращайся с победой!» – спешила на завод, где он работал, солдатка Г. Рымарева. Вста­вала за мужний станок после быстрого курса обуче­ния и уже через несколько недель давала по две-три нормы выработки.

Недолго пустовали и рабочие места других сединцев, сражавшихся на фронтах Великой Отече­ственной. Их сменили дочери, жёны, сёстры, бабуш­ки... Усердно, не щадя сил, осваивали профессии металлистов Т. Сыромятникова, Н. Зубенко, П. Капшукова, Л. Захарова и десятки их подруг.

«Всё – для фронта, всё – для победы!» Этим де­визом жил и стар и млад. Когда на завод пришёл приказ о выполнении оборонных заказов, в нём ни словом не было упомянуто о сокращении основной производственной программы. Сединцы продолжа­ли выпускать станки – всего их в первый год войны вышло из сборочного цеха около 130 разных кару­сельных модификаций – и в то же время станко­строители мобилизовали резервы для изготовления отдельных узлов танков, корпусов бронебойных ар­тиллерийских снарядов, миномётов, ручных гранат.

В июле 1941 года всю страну облетел призыв ком­сомольцев Урала: каждому рабочему трудиться не менее как за двоих – за себя и за товарища, ушедше­го на фронт. Первые двухсотники в крае появились на краснодарском заводе «Октябрь». Токарь этого предприятия А. Дубяга довёл выполнение сменных заданий до 2154 процентов. Его опыт одобрило бюро крайкома ВКП (б), и он нашёл широкое распростра­нение на заводе имени Седина.

На 300-500 процентов и более выполняли смен­ные задания передовые станочники Н. Воронков, И. Малыгин, сборщики В. Соломатин, П. Базавлук, Л. Боршацкий, С. Наконечный, кузнецы А. Доля, В. Субботин, М. Скачко, Н. Заикин, В. Гребенюк, литейщики Г. Чудный, Б. Приходько, П. Павлен­ко, Д. Столбунов и многие другие. Для них фронтом стали рабочие места, и каждая перевыполненная норма, каждый завершённый досрочно заказ имели не меньшую силу, чем боевое оружие.

Цехи работали и по ночам. Даже надрывающий душу вой сирены – предвестник воздушного налё­та – стал привычным. Оконные проёмы цехов тут же плотно зашторивались чёрной тканью, и работа продолжалась. День и ночь... День и ночь...

Из заводской многотиражной газеты «Стахано­вец» о работе фронтовых бригад:

«...Комсомольцы Кривопояс, Миронов, Горячев дают за смену по три, три с половиной нормы.

...Комсомолка-токарь Лихачёва из механос­борочного цеха ежедневно выполняет нормы на 400 процентов.

...Токарь-револьверщик Нина Ильченко рабо­тает по двенадцать часов в смену и выполняет не менее двух норм. Она обучила четырёх девушек ра­боте на токарном станке. Одна из них, Валя Ор­лова, её сменщица, тоже перевыполняет план. Она учится в техникуме, получает отличные оценки» [г-та «Стахановец» – 31 января, 7 марта, 1 апреля 1942 г.].

Отступали трудности, на второй план отходи­ли собственные заботы, а часто и горе, приходящее с фронта вместе с похоронками.

«Время на войне течёт по особым законам, – очень точно заметил известный советский писатель-публицист К.М. Симонов. — У меня ощущение, что оно было как-то чудовищно спрессовано. Особенно в 41-м...» Эти «особые законы» военного времени ут­верждали и сединцы. На фронте в открытых боях с фашистами. В партизанских отрядах. В цехах род­ного завода под обстрелами и бомбёжками. В далё­кой Сибири, куда была эвакуирована большая часть оборудования и где развернулось строительство но­вого завода тяжёлых станков и гидропрессов. Ог­ненные вёрсты войны. Сколько крови, слёз и пота впитали они!

Ветеран-сединец П. Диденко пишет в своих вос­поминаниях:

«Об освобождении Краснодара от фашист­ских захватчиков я узнал в госпитале в Тбилиси. Я рвался на Кубань, считал дни и часы, требовал, чтобы меня выписали... И вот я снова на родном заводе. Мои товарищи уже приступили к восста­новлению завода. Руководил ими вернувшийся из партизанского отряда директор С. Фоменко. Цехи лежали в руинах, а на завод уже поступил первый военный заказ – ремонт танковых двигателей».

Ещё одно воспоминание слесаря-монтажника Б. Лубянского, начавшего свою трудовую биогра­фию на заводе имени Седина в 1943 году:

«Есть, конечно, заводы побольше, может, по­краше нашего. А для меня он самый лучший... Нет, не таким увидел я завод впервые в 1943 году, когда мы, группа ребят и девчат из ремесленного учили­ща, пришли на практику. Груды щебня, камни и развалины. От разрушения уцелели только стены механического цеха да половина сборки. Не было ни кузнечного, ни инструментального цехов. На ме­сте нынешнего второго механического цеха была большая лужа, куда, по секрету от мастеров, убе­гали мы в перерыв купаться».

«Цехи лежали в руинах...»

«От разрушения уцелели только стены.»

Эти строки принадлежат не только памяти люд­ской. Они имеют силу документов истории, гневно обличающих фашизм. Отступая под мощным нати­ском частей Красной армии, оккупанты взорвали все здания завода имени Седина общей площадью более 16 тысяч квадратных метров. От предприятия остались обожжённые адским огнём развалины, над которыми могильным памятником возвышал­ся полуразрушенный остов механосборочного цеха. В пепел и прах были превращены вспомогательные и жилые помещения, располагавшиеся до войны на 7073 квадратных метрах.

Уже 16 февраля, через четыре дня после того, как из Краснодара был выбит последний фашист, сединцы приступили к восстановлению родного за­вода. Небольшой отряд рабочих, численностью не­многим более ста пятидесяти человек, состоявший в основном из женщин, подростков и стариков, про­бивал проходы сквозь завалы кирпича, расчищал дороги, вёл сбор уцелевших оборудования и ин­струментов. Десятки тонн мусора, битого кирпича, искорёженного металла переносились на носилках ежедневно. По две смены не выпускали из рук ки­рок мастер заточного отделения М. Скачко, стале­вар Д. Столбунов, контролёр механического цеха Т. Яцук, бухгалтер Л. Яворская, мастер Н. Бегичев...

В то время, как вспоминают ветераны, на заво­де можно было часто увидеть такую картину. Где-нибудь на уже очищенной площадке стоит директор С.Н. Фоменко в окружении женщин. Шум вокруг та­кой, что эхом отдаётся в проёмах уцелевших от бом­бёжек стен.

– Да поймите вы меня правильно, дорогие мои фронтовички, – с мольбой в голосе говорит Фомен­ко, – не могу я вас принять на завод.

– Это почему же? Что, вам люди не требуются?

– Требуются. Я бы вас всех принял. Но ведь не­чем мне вам платить, потому что мы ещё не связа­лись с Москвой. И карточек продуктовых нет.

– А ты не обижай нас, директор, – доверительно переходя на «ты», говорит женщина посмелей. – Мы просто так, не за деньги работать будем. Потерпим до лучших времён... Правда ведь, девчата?

И работали, ничего не требуя за это взамен. Так пришли на завод М. Пацан, В. Соколова, А. Селинская, М. Буткова, А. Фролова, С. Васильева. Благо­дарные сединцы делились с ними всем, чем могли. Уступали места в открывшейся в помещении малых вагранок литейного цеха столовой. На первое и вто­рое здесь подавались блюда, приготовленные из свёклы, уцелевшей на полях подсобного хозяйства. Хлеба не было. Но было то, что накрепко связывало, объединяло людей, помогало преодолевать трудно­сти, – неистребимая вера в победу.

...Кузнец В. Субботин возглавил группу рабо­чих, с которыми начал восстанавливать кузницу. Кусками листового железа они укрыли то, что от неё осталось после бомбёжек и обстрелов. Завидную сме­калку проявили Н. Доля и И. Гребенюк, когда ма­стерили примитивные горны с ножным приводом. И застучали о наковальни молоты, звон которых был слышен далеко окрест. Он звучал над завод­скими развалинами музыкой скорого пробуждения к жизни. Грубые поковки, которые сделали кузне­цы, стали первой продукцией завода, встающего из руин. А всего уже в марте этот небольшой коллек­тив, чересчур громко именуемый кузнечным цехом, дал для фронта продукции на 22 900 рублей.

...После долгих поисков в развалинах инстру­ментального цеха рабочие обнаружили не полностью разбитый токарно-винторезный станок «ДИП-200». Осмотрев его, инженеры сделали заключение: под­лежит восстановлению. Через полторы недели он уже стоял в механическом цехе и давал продукцию. Приводился агрегат в движение. вручную, для чего токарям приходилось по очереди вращать маховик. К началу апреля в мехцехе действовало пятнадцать станков, к концу месяца – двадцать пять.

Из приказа по заводу от 1 июня 1944 года о вы­пуске первого карусельного станка:

«После двухлетнего перерыва, в условиях раз­рушенного завода, коллективы сборочного цеха и технического отдела завода... приступили к сбор­ке первого карусельного станка, и сегодня, 1 июня 1944 года, с честью рапортовали о своей победе.» [ГАКК. Ф. Р-169. Оп. 1. Д. 15. Л. 169.

.В огне пожара погибли все модели для изго­товления деталей. Их восстановлением занялись модельщики под руководством А. Курченко. На свой страх и риск они взялись выполнить модели для про­изводства поршней танковых и автомобильных дви­гателей. И эта продукция стала исправно поступать на фронт. Буквально чудеса, как тепло говорили сединцы, творили литейщики Г. Чудного. Они выпол­няли сложнейшие заказы с помощью сработанной собственными руками мангалообразной печи с ти­глем, где выплавлялся алюминий.

Сегодня это кажется невозможным. Но так было. Это история. И, конечно же, самого пристального ис­следования заслуживает каждый из 1418 дней Вели­кой Отечественной. Потому что Победа, одержанная нашим народом в этой войне, соткана из побед сол­дата, который первым поднялся в атаку у крохотной деревеньки; пятнадцатилетнего токаря, дававшего по три нормы в смену; матери, которая после пяти похоронок на сыновей провожала на фронт шестого; ленинградца, отдавшего блокадную горбушку хлеба ребёнку; рабочего-сединца, что вручную вращал ма­ховик станка...

Побеждало не только оружие. Побеждал дух.

В канун 1 мая 1943 года состоялось собрание за­водской партийной организации, насчитывающей десятерых членов и кандидатов в члены ВКП (б). На повестке дня стоял один вопрос: о возрастании роли коммунистов в мобилизации коллектива на восста­новление цехов в кратчайший срок. Каждый из них работал тогда на самых трудных участках 12-15 ча­сов в сутки и выполнял по несколько партийных по­ручений. Но даже эта, казалось бы, нечеловеческая нагрузка не считалась ими пределом. Как коман­диры на передовой, коммунисты трудового фронта подчиняли себя девизу «Делай, как я!». А он не до­пускал слабости, шатаний, отступничества. Поэто­му первым после бессонной ночи, проведённой за чертёжной доской, выходил на субботники по вос­становлению цехов М. Кравченко. Поэтому сутками колдовал над разбитыми узлами станков М. Тисленко, возвращая их в строй действующих. У них был хороший пример – директор завода С.Н. Фоменко.