17 декабря 1941 года гитлеровские войска начали второй генеральный штурм Севастополя…
Пауза
Первый двухнедельный штурм, проходивший с 11 по 24 ноября http://odnarodyna.com.ua/articles/4/2164.html, врагу не принёс успеха. Пауза в крупномасштабных боевых действиях, длившаяся с 25 ноября по 16 декабря 1941 года, была использована войсками Севастопольского оборонительного района (СОР) для восстановления и совершенствования системы инженерного оборудования рубежей, для накопления сил. Но ресурсы советской стороны были достаточно скромны. Перед началом второго наступления противник обладал превосходством не только в живой силе, но имел и более чем двойной перевес в авиации и многократный – в танках и артиллерии. При этом советское командование не располагало разведданными о времени начала штурма и о направлении главного удара. Предугадать время и направление так же не удалось. Генерал И.Е. Петров полагал, что главный удар будет нанесён в прежнем месте – воль шоссе Ялта – Севастополь. Манштейн же избрал направление главного удара – стык между третьим и четвёртым секторами обороны СОР – вдоль дороги Симферополь-Севастополь.
Накануне штурма, 15 декабря Гитлер издал директиву, адресованную Манштейну, требуя от его 11-й армии «с усиленной энергией бороться за овладение Севастополем, с тем, чтобы освободить резервы и перебросить их из Крыма для группы армий „Юг“». Как мы видим, перед Гитлером кроме военной задачи стояла и психологическая: он желал взятием Севастополя заретушировать неприятное впечатление, которое создалось в Германии от поражения под Москвой, Тихвином и Ростовом.
Второй штурм, длившейся с 17 по 31 декабря 1941 года, и на этот раз успеха армии Манштейна не принёс.
Преемственность
Ещё в первом обращении командующего Черноморским флотом Ф.С. Октябрьского к войскам СОР 10 ноября 1941 года звучало: «Будьте достойны своих великих предков, которые не знали страха в борьбе за свою Великую Родину». Это было эхом слов, произнесённых Сталиным 7 ноября 1941 года на параде на Красной площади, когда немецкие части стояли «в шаговой доступности» от стен Кремля. Сталин произнёс: «Пусть вдохновляет нас в этой войне мужественный образ наших предков – Александра Невского и Дмитрия Донского…» Благодаря этому в Севастополе, - мы уже вспоминали об этом, - была растиражирована действенная листовка, обращенная к глубинной исторической памяти защитников: «…с новой силой повторим героический подвиг героев обороны города в 1854–1855 гг.»
В хронике событий первого дня штурма 17 декабря 1941 года есть сообщение о том, что в авиационных налётах противника участвовало 98 самолетов и что «на плавбатарею № 3 было совершено пять налетов, по 3-4 бомбардировщика в каждом. Они сбросили на батарею 45 бомб, но безрезультатно. Её экипаж продолжал вести огонь и сбил один вражеский бомбардировщик».
Идею создать столь уникальное сооружение высказал и воплотил капитан первого ранга Г. А. Бутаков, которому было поручена проверка организации службы охраны водного района Главной базы.
Капитан Г.А. Бутаков – внук адмирала Григория Ивановича Бутакова (1820–1882), героя Крымской войны, отличившегося при защите Малахова кургана, основоположника тактики парового броненосного флота.
Капитан Бутаков вспоминал: «В ходе этой работы у меня возникла идея о необходимости поста оповещения — зенитной батареи еще на дальних подступах к базе с моря. Так родился проект, а затем и сооружение плавучей батареи № 3…» Это был прямоугольный (47 на 25,5 метров , при высоте 15 метров ) экспериментальный блок недостроенного мощного линкора типа «Советский Союз». Внутри блока были оборудованы жилые кубрики, гарнизон первоначально состоял из 130 человек. Им бессменно командовал капитан-лейтенант С.Я Мошенский (погиб летом 1942). «Действительно, внешний вид этого странного на первый взгляд сооружения вызывал недоумение, - вспоминал Бутаков, - какой-то квадратный, плавающий остров, хитроумно раскрашенный флотскими камуфляжниками под цвет бушующего Черного моря – белые и синие волнообразные полосы до неузнаваемости изменили обводы корпуса. Хотя по приказу Военного совета флота батарее было присвоено наименование «Плавучая батарея № 3», флотские острословы дали ей свое имя – «Не тронь меня». Удивительно, но именно так называлась одна из севастопольских батарей Крымской войны.
Народное название батареи вошла в фольклор, в песню, не лишённую грозного юмора:
«Не тронь меня фашист, проклятый!
А коль нарушишь неба тишь,
Из пламенных моих объятий
Живым назад не улетишь!»
Плавучая батарея № 3 была ужасом для немцев. Пилоты люфтваффе именовали её как «Пронеси Господи», «Чёрный квадрат», «Квадрат смерти». У одного из сбитых летчиков нашли записную книжку-дневник, в ней он вёл записи о погибших товарищах: «Позавчера в Квадрате смерти погиб Ганс... Сегодня оттуда же не вернулся Ульрих...»
Те 45 бомб, сброшенные с пикирующих бомбардировщиков 17 декабря, были лишь малой долей того, что пережило уникальное плавсредство. Всего за период боёв немцы сбросили на «Не тронь меня» 1100 бомб. Но потопить не смогли.
Мы теперь знаем, что во влиятельном журнале «Вопросы истории», основанном в 1945 году (цитата по неизменно актуальной книге И.Р. Шафаревича «Русский народ на переломе тысячелетий») «передовая статья в его первом номере предостерегала против «искажений в наших исторических исследованиях», и в частности: «наклонности к великодержавному шовинизму», «положительной оценки политики царизма», «идеализации представителей правящих классов», «буржуазных взглядов на рост и распространение русского государства»… В другой статье в том же журнале продолжается список «искажений»: «Академик Тарле повторил ошибочное положение об оборонительном и справедливом характере Крымской войны»…» Десятки тысяч защитников Севастополя никогда об этом не узнают. Но мы понимаем, к чему это приведёт в 1954 года, а на следующем этапе – в 1991-м.
«Родина моя, земля русская…»
Накануне штурма, в тот же день, когда Гитлер направил директиву Манштейну, в Севастополе произошло, как позже открылось, не менее значительное событие: состоялось делегатское комсомольское собрание 1-й пулеметной роты дзотов (командир лейтенант М.Н. Садовников, политрук В.И. Гусев). Было принято обязательное для всех комсомольцев решение, это была клятва: не отступать ни на шаг; ни при каких условиях не сдаваться в плен; драться с врагом по-черноморски, до последней капли крови; быть храбрым и мужественным до конца; показывать пример бесстрашия, отваги и героизма всему личному составу.
В книге «Полководец» Героя Советского Союза Владимира Васильевича Карпова, посвящённой судьбе генерала И.Е. Петрова, есть эпизод о бойцах дзота № 11… Этот дзот стал известен тем, что в его развалинах нашли записку матроса Алексея Калюжного, написанную кровью: «Родина моя, земля русская, я сын Ленинского комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало моё сердце… Моряки‑черноморцы, держитесь крепче, уничтожайте фашистских бешеных собак. Клятву воина я сдержал».
В.В. Карпов нашёл единственного, оставшегося в живых, бойца 11-го дзота... Его рассказ, помимо прочего, это ещё и образец высокий русской журналистики. Благодаря Карпову мы с кинематографической чёткостью видим и сам дзот, и лица матросов, и даже их глаза, мы словно бы заглядываем в них. А они – в нас. Карпов пишет (публикация 1984 года): «Теперь от дзота осталось только основание – котлован, облицованный камнями. Рядом стоит белый обелиск, на который нанесены имена защитников этого дзота. Одно имя стёрто – Григорий Доля оказался жив. Вот его я и разыскал. Мы с ним приехали на это место, и я стал расспрашивать… Сначала я попросил его обрисовать, как выглядел дзот.
– Дзот был деревянным, сложенным из бревен, с перекрытием, имел три амбразуры – левую, центральную и правую. В центральной стоял станковый пулемет, а через боковые амбразуры мы наблюдали и вели огонь из автоматов. Нас было семь матросов: командир дзота Сергей Раенко, Дмитрий Погорелов – пулеметчик, Алексей Калюжный – тоже пулеметчик, Володя Радченко, Василий Мудрик, Иван Четвертаков, ну и я…
– Вы единственный, кто знает не только их фамилии, но и видел их живыми. Расскажите, пожалуйста, как они выглядели, опишите их внешность.
– Сергей Раенко был среднего роста, волосы светлые, голубоглазый, веселый такой парень. Очень ему морская форма шла. Дмитрий Погорелов – плотный, здоровый. Он и до войны еще был связан с морем, строил корабли в Николаеве. Алексей Калюжный высокого роста. Он кировоградский, отец его и сейчас живет в Кировограде, а сам Алексей до войны работал трактористом в колхозе. Василий Мудрик был совсем молодой, тоже высокого роста, симпатичный паренек, украинец из Горловки. Иван Четвертаков оттуда же, с Украины, приветливый, открытый, душевный парень. Радченко – веселый, подвижный, неугомонный, очень энергичный. Глаза, помню, у него были голубые. Он шахтер по профессии. Мы очень сдружились в боях, полюбили друг друга, хотя, конечно, об этом не говорили. Называли друг друга братишка. «Братишка, сделай то! Братишка, помоги, пожалуйста!» Вот так мы в этом дзоте и жили одной семьей…
– Расскажите, пожалуйста, о том, как вы отбивали генеральное наступление фашистов семнадцатого декабря.
- Мы знали, нас предупредили, что оно должно начаться в эти дни. Все подготовили заранее: воду для пулеметов, для себя, продукты, НЗ пополнили. В общем, ждали. И вот началась артиллерийская и авиационная обработка. Били беспощадно. Я начал было считать, сколько снарядов поблизости от нас разорвалось. Насчитал четыреста пятьдесят разрывов самых близких и бросил. А вообще тут все гудело, и земля не успевала осыпаться вниз после того, как ее вскидывали разрывы вверх. Ну, мы вели наблюдение через амбразуры. Ждали, что вот-вот кинутся гитлеровцы. Так оно и случилось. Мы-то не очень их боялись, поэтому подпустили поближе, чтобы бить наверняка. И когда уже их было отчетливо видно, тут и чесанули из пулемета и автоматов. Они лезли отчаянно. И вот в то время, когда мы отбивали их с фронта, они где-то справа от нас просочились по кустам и подошли вплотную. Близко подошли, стали забрасывать нас гранатами. Выскочили из блиндажа Раенко, Мудрик, Калюжный и я. Из автоматов начали отбивать наседающих фашистов. А Погорелов остался у пулемета. Он отбивал тех, которые спереди на нас лезли. Когда мы отбивались в траншее, нас все время гранатами забрасывали, мы успевали некоторые назад выбросить, а некоторые не успевали. И вот разрывами ранило Васю Мудрика в голову, потом Погорелов высунулся, хотел узнать, как у нас дела, — и его ранило. Калюжного ранило. Видим, много в кустах накопилось гитлеровцев. Погорелов вынес пулемет «максим» на открытую площадку. Ну и как следует мы из «максима» все эти кусты прочистили. В общем, удержались до ночи. По сути дела, из всего нашего отделения остались только я да Погорелов более или менее здоровыми, остальные все были ранены. Ночью мы все время прочесывали местность, и я бросал гранаты. Я здорово бросал — на пятьдесят — шестьдесят метров мог забросить. Я еще ходил по траншее и из разных мест стрелял из винтовки, чтобы показать, вроде нас много. Несмотря на ранения, никто из ребят из дзота не ушел. Так мы продержались до девятнадцатого декабря. Были уже не по одному разу ранены. Фашисты кричали нам из кустов: «Рус, сдавайся!» Но мы ж моряки, у нас закон боя — никто живым не сдается! Мы уже и ориентировку потеряли, то ли день, то ли ночь, все время взрывы, треск стрельбы. Казалось, что все время было темно…
– А как вам удалось уцелеть?
– Случайно, просто чудом, можно сказать. Потом наш дзот опять обложили со всех сторон гитлеровцы и забрасывали гранатами. Некоторые гранаты попадали и в амбразуру. Ну, я и Погорелов, мы еще более или менее держались на ногах, выбрасывали назад в амбразуру эти гранаты. Но вот я одну выбросил, и вдруг влетает еще одна, такая, знаете, с длинной деревянной ручкой, она ударилась о колесо пулемета и закрутилась. Я кинулся к ней, а в это время еще одна влетела в амбразуру – и прямо на пол. Вот эту‑то я схватить не успел – рвануло! Мне руку здорово повредило. Погорелов, помню, только спросил: «Что, брат, крепко тебя?» Я говорю: «Да, крепко». Быстро, как смогли, сделали мне перевязку, а кровь шла очень сильно. Многие уже к тому времени умерли. Скоро и друг мой Дмитрий скончался, я сам его и похоронил здесь вот, неподалеку. Вот в это самое время и пришли на помощь матросы из Семьдесят девятой бригады Потапова, которая прибыла десантом на кораблях. Очень вовремя!.. Теперь я часто прихожу сюда, к моим братьям. Я буду их помнить всю жизнь, и народ наш их никогда не забудет».
Подобное было на многих и дзотах.
Григорий Доля упустил один драматический момент: 11-й дзот, когда был со всех сторон окружён немцами, вызвал по телефонной связи артиллерийский огонь на себя. Это было исполнено. Григорий Доля был найден в бессознательном состоянии. В кармане немецкого солдата, убитого в районе дзота, было найдено письмо: «За два дня мы девять раз атаковали высоту, занимаемую русскими, потеряли больше ста человек, а когда после десятой атаки, наконец, заняли ее, то обнаружили там только трех человек и два разбитых пулемета»…
+++
31 декабря 1941 года командование СОР отправило Военному совету Кавказского фронта донесение: «Наши потери огромны. Начиная с 17.12 противник непрерывно атакует. За этот период мы потеряли до 22 тыс. человек…»
В этот день, исчерпав все разумные ресурсы, гитлеровские войска прекратили штурм. Севастополь устоял.
Поздравляя героический город с Новым 1942 годом и оценивая боевые подвиги, газета «Правда» писала: «Несокрушимой скалой стоит Севастополь, этот страж Советской Родины на Черном море. Сколько раз черные фашистские вороны каркали о неизбежном падении Севастополя! Беззаветная отвага его защитников, их железная решимость и стойкость явились той несокрушимой стеной, о которую разбились бесчисленные яростные вражеские атаки. Привет славным защитникам Севастополя! Родина знает ваши подвиги. Родина ценит их. Родина никогда их не забудет!»
Третий генеральный штурм начнётся 7 июня 1942 года…
Олег Слепынин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
