Идут последние приготовления к началу очередных учебных стрельб. Впрочем, такие стрельбы, как эти, вне всякой очереди. Они – единственные в своём роде. Таких ещё не бывало. Нынешние испытания должны решить судьбу секретного оружия: будет принято и поставлено на вооружение или нет?
Особое волнение тех, кому доверено провести стрельбы, понять можно: из Москвы прибыло самое высокое воинское начальство – Нарком обороны С.К. Тимошенко, начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, начальник артиллерии Красной Армии Н.Н. Воронов, Нарком вооружения Д.Ф. Устинов, Нарком боеприпасов П.Н. Горемыкин...
Высокие гости придирчиво осматривают две боевые машины. На первый взгляд, всё в этих БМ просто, если не простовато. Обычные ЗИС-6, тяжёлые грузовики Московского автозавода имени Сталина. Но на месте кузовов – накренённые над кабинами длинные двутавровые балки с полозьями посередине. Нечто вроде пучка из ажурных рельс. На каждой установке – сразу по 16 реактивных снарядов. Калибр? – 132 миллиметра . Вес? – По 43 килограмма! Полный боевой комплект, дожидающийся залпа в тыльной части балок. При пуске он должен разом сорваться и унестись по единой траектории.
Почему всё же пусковые устройства поставлены на грузовики? Для большей маневренности и неуязвимости. Сразу после залпа машина обязана тут же уйти на новую позицию, недоступную для ответного артобстрела противника. Ведь подобного оружия не знает ещё ни одна из армий мира. Секретность – одно из его преимуществ...
Меньше чем через неделю после испытаний, 21 июня 1941 года, – то есть за день до начала войны, – Совет Народных комиссаров принял решение о серийном производстве боевых установок и реактивных снарядов к ним.
А уже 14 июля того же года гитлеровцы, рвавшиеся в глубь нашей страны, услышали и испытали на себе первые ошеломляющие удары советской реактивной артиллерии. Батарея БМ, состоящая из семи установок, нанесла в тот день залповый удар по скоплению гитлеровской техники и войск на железнодорожной станции Орша. Так начиналась служба боевых машин небывалой мощи, вскоре получивших в народе имя «Катюш».
Эти даты и стоящие за ними события наверняка известны многим и многим ветеранам Великой Отечественной. Особенно миномётчикам-гвардейцам, которые не на полигонах, а уже в боях учились владеть полевой реактивной артиллерией. Из книги воспоминаний одного из них, генерала-лейтенанта И.Н. Анашкина «На службе военной и гражданской» (Москва, 2009), я и беру сведения, так красноречиво опровергающие новейший миф-навет о «войне врасплох». Нет же, страна готовилась, армия стремительно оснащалась – самыми разными видами оружия нового поколения. Кто возьмётся сказать сгоряча, что именно «Катюши» решали и, в конце концов, решили судьбу войны? Но кто сумеет – с помощью самых современных компьютерных методик – подсчитать, во что бы обошлось нашим сражающимся армиям и фронтам отсутствие бригад, полков, дивизионов и батарей дальнего и ближнего ракетного огня?
... В конце минувшего октября мне довелось побывать в окрестностях древнего подмосковного Звенигорода, в селе Каринском. Его жители считают, что возрастом своим село может и со Звенигородом потягаться. Вернувшись в Москву, я, действительно, нашёл упоминания о Каринском в таком почтенном труде, как «Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-ХVII веков». Оказывается, великий князь Московский Иван Красный, родитель Дмитрия Донского, составляя незадолго до кончины духовное завещание своё, «приказал» Каринское и другие сёла и деревни звенигородской округи в наследство младшему сыну Ивану. Позже упоминал Каринское в своих договорах и благоверный князь Дмитрий Иванович Донской. В тот век беспрестанных воинских набегов и нашествий старые сёла, стоящие на западных рубежах молодого Московского государства, как и на южных, ценились не менее городских укреплений.
Вот из какой давности ведут родословие сотни подмосковных сёл и деревень. Как же не гордиться местным жителям столь достославной историей! Тем более что она напрямую перекликается через века с грозными днями октября – декабря 1941 года. Бродя по залам Каринского краеведческого музея, легко находишь экспозиции с фотографиями, именами витязей нового времени. Пехотинцы, артиллеристы, сапёры, партизаны, добровольцы из гражданского населения, – это они остановили в окрестностях Звенигорода врага, лезшего напролом к Москве. На одном из стендов – фотоснимок молоденького лейтенанта Ивана Анашкина, на ту пору командира батареи реактивной артиллерии. Тут же – фотографии его друзей-товарищей. Мне, сыну ветерана Великой Отечественной, сначала рядового бойца-артиллериста, наводчика 152-миллиметровой гаубицы, а затем и офицера, так радостно всматриваться в лица его сверстников. Да, воевали на разных фронтах: они – под Москвой, он – под Ленинградом. Но это одно огненное поколение, племя юных витязей, каждый день ступавших по грани жизни и смерти. Они месили грязь сапогами или ботинками, спали, не раздеваясь, притуляясь к окопным брустверам. И редко-редко смотрели они в камеру фотографа – с надеждой, что жёны, дети не забудут их никогда, что бы ни случилось. А если улыбались при этом друг другу, то с таким чистосердечием, таким доверием, так великодушно. Они верили своим командирам, своему воинскому товариществу, своему вождю, своей Родине.
В упомянутой выше книге Иван Николаевич Анашкин так вспоминает ту осеннюю воинскую страду: «Перед одним из боёв мне было приказано установить взаимодействие с одним из стрелковых батальонов, который упорно оборонялся в районе южнее с. Каринское. Дело было ранним утром 16 ноября. Прибыв на наблюдательный пункт батальона, я повстречался с тремя, как и я, молодыми лейтенантами: командиром, начальником штаба и заместителем командира по политической части. Оценив обстановку на фронте батальона и его задачу, я предложил им подготовить батарейный залп реактивными снарядами по изготовившемуся к атаке противнику. Командир батальона одобрил моё предложение. В установленное время батарея своим огнём нанесла ощутимое поражение пехоте немцев, что позволило воинам батальона удержать занимаемые позиции». Вот и всё.
Рассказано о том бое, как видим, предельно скупо, с чисто армейской скромной пунктуальностью, почти как об очередном занятии по тактике. Но что за этими профессиональными оборотами: «оценив обстановку», «батарейный залп», «ощутимое поражение»? Много это или мало – всего один залп, после которого батарея обязана по инструкции тотчас отбыть на запасную позицию. Если в батарее семь машин, а на каждой 16 ракет, то в течение нескольких секунд на позиции противника обрушилось почти сто тяжёлых снарядов.
В память не о том ли самом бое стоит сегодня на развилке дорог у села Каринское, при въезде в него с запада, невысокая бетонная платформа, а на ней – скромный, по нынешним понятиям, мемориальный знак – доподлинная боевая машина миномётчиков-гвардейцев: БМ-13. Силуэт её мотора, кабины, нависших над ней двутавровых балок указывают направление как раз в ту сторону, куда производился залп.
После Каринского были бои с участием гвардейских миномётных частей и за сам Звенигород. «Запомнился залп батареи, подготовленный с огневой позиции в районе Красной Горы Звенигорода, – пишет И.Н.Анашкин. – Немцы, не имея успеха в попытках овладеть Звенигородом с запада, решили обойти его с севера. Завязались упорные бои за Ершово...
В послевоенные годы, бывая в Ершово, где создан мемориал воинам 144-й стрелковой дивизии и других частей, сражавшихся зимой 1941 года в этом районе, нередко встречал свидетелей тех жестоких боев в Подмосковье. Так, хранитель достопримечательностей древнего Звенигорода, Любовь Петровна Разумовская рассказывает: « Это было в ноябре 1941 года. Мы с мамой находились в деревне Коралово. Это недалеко от Ершово. Наблюдаем, как сбрасывают брезент с каких-то машин. Вдруг к нам подходит молодой лейтенант и говорит: «Мы сейчас постреляем и уедем. Не беспокойтесь».
Вскоре мы увидели незабываемое, но в то же время и тревожное зрелище – пламя огня, исходившего из улетающих куда-то снарядов».
А вот что о тех самых днях говорит в письме к Анашкину его бывший командир Ф.Ф. Терешонок: «Я помню, что танки и мотопехота противника каждый день напористо наступали на боевые порядки наших войск, и Вы по несколько залпов вели огонь по наступающему противнику. К тому же, сами и с подчинёнными тщательно вели разведку.
Хорошо помню, что танки стремились с ходу взять город Звенигород, но залпы Вашей батареи сыграли решающую роль».
А вскоре – очередные маршевые броски по западным районам Подмосковья. Дикую панику у гитлеровцев вызвали ночные залпы, произведенные батарейцами лейтенанта Анашкина с позиции, занятой под Кубинкой. Но уже в декабре бои оборонного типа сменяются задачами чисто наступательного характера. Участвуют гвардейцы-миномётчики в освобождении Рузы, затем – населённых пунктов Шаховского района.
В самом начале 1942 года молодому командиру доверено возглавить уже целый дивизион «Катюш». А в феврале он получает приказ совершить марш своим ходом в район Сухиничи – в распоряжение командующего 16-й армией Константина Рокоссовского. Этот год Анашкин заканчивает в звании майора и должности начальника штаба гвардейского миномётного полка. Его ракетчики сражаются под Сухиничами, в районе Белёва, Ржева, под Гжатском, в окрестностях Фатежа... Брянский фронт, Центральный фронт (Курская дуга), 1-й Украинский, затем 1-й Белорусский... Участие в форсировании Днепра и в легендарной операции «Багратион». За мужество, проявленное при освобождении города Бобруйска приказом Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина полку присваивается почётное наименование «Бобруйского».
«В начале октября 1944 года меня вызвали в штаб 1-го Белорусского фронта. Командующий артиллерией генерал В.И. Казаков представил меня командующему фронтом генералу К.К. Рокоссовскому. Расспросив о службе до войны, участии в боевых действиях на фронтах, командующий фронтом назначил меня командиром 311-го гвардейского миномётного полка»... «Для меня начались первые испытания в должности командира, – пишет Анашкин, – ведь юноше, исполняющему эту очень важную, ответственнейшую и нелёгкую должность в условиях напряжённых боевых действий, исполнилось всего лишь 25 лет».
Но теперь всего около полугода оставалось до последнего боевого залпа полка, прозвучавшего 1 мая 1945 года в самом центре Берлина – по укреплениям врага в парке Тиргартен.
«На гвардейском Боевом Знамени полка засияли четыре ордена: Красного Знамени, Кутузова, Богдана Хмельницкого и Александра Невского... Образцовое выполнение полком заданий командования в боях с немецко-фашистскими захватчиками отмечалось не раз в приказах Верховного Главнокомандующего за овладение городом Бобруйск, за прорыв обороны врага южнее Варшавы, за овладение городом и крепостью Познань, за вступление в провинцию Бранденбург, за овладение городом Гнезен, за взятие Берлина», – такова итоговая страница воспоминаний И.Н.Анашкина о боевых действиях его великолепного полка.
Свою воинскую службу Иван Николаевич Анашкин заканчивал почти через сорок лет после Победы, в начале 80-х – в ответственной должности начальника боевой подготовки вузов, заместителя Командующего ракетными войсками и артиллерией сухопутных войск СССР. Книга его воспоминаний вышла уже после кончины автора, к его 90-летию.
Признаюсь, мне очень хотелось успеть с этими своими заметками именно ко Дню ежегодного праздника Ракетных войск и артиллерии, отмечаемого, по заведённому давно обычаю, 19 ноября. В этот день, если радио и телевидение отмолчатся, многие старые бойцы, вперекор оскорбительной этой забывчивости, вспомнят и споют знаменитый, трогающий за живое мелодией своей и рвущимися из души словами «Марш артиллеристов», который так любил петь и слушать Иван Николаевич.
Горит в сердцах у нас любовь к стране родимой.
Идём мы в смертный бой за честь родной семьи.
Пылают города, охваченные дымом.
Гремит в густых лесах суровый «бог войны»:
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Артиллеристы, зовёт Отчизна нас!
Из многих тысяч батарей, за слёзы наших матерей,
За нашу Родину: «Огонь! Огонь!»...
Среди немалого числа людей, которые вспомнят эту песню, как помнят они и любят генерала Анашкина, своего командира, наставника, старшего собеседника наверняка будет и пожилая жительница села Каринское Клавдия Яковлевна Куликова. Труженица тыла, она не раз встречалась с почётным гражданином села И.Н.Анашкиным во время его ежегодных приездов в музей села и к памятнику «Катюше». О самой-самой первой встрече К.Я. Куликова в приложении к мемуарам военачальника рассказывает так: «Наше село 26 дней было в оккупации. Мне было тогда 16 лет. У мамы нас было семь человек, я была самая старшая. Отец был на фронте.
Я помню, как мы бежали из своего села Локотня в деревню Хаустово, спасаясь от врага. И на нашем пути, у опушки леса, увидели машину, как мы потом узнали, это была наша легендарная «Катюша». Мы видели, как она выпускала свои снаряды по деревне, где находился враг. И на душе у нас стало радостно, значит, наши войска недалеко. «Катюша» давала нам надежду, и мы верили в то, что нас освободят».
А во время нашей беседы с Клавдией Яковлевной в её сельской избе она, с задором в глазах, поделилась недавними новостями, касающимися памятника, – он ведь стоит в пяти минутах ходьбы от её жилья:
– Приезжает как-то местное начальство к «Катюше» нашей. «А что, мол, она тут? Давайте мы тут лучше церковь новую поставим вам». А мы и отвечаем: «Церковь? Хорошее, правильное ваше решение. Только вы не вместо, а вы и церковь поставьте и «Катюшу» нам оставьте. Так–то лучше будет!»
Юрий Лощиц
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Особое волнение тех, кому доверено провести стрельбы, понять можно: из Москвы прибыло самое высокое воинское начальство – Нарком обороны С.К. Тимошенко, начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, начальник артиллерии Красной Армии Н.Н. Воронов, Нарком вооружения Д.Ф. Устинов, Нарком боеприпасов П.Н. Горемыкин...