Генерал Драгомиров М.И. писал, что война вызывает напряжение всех духовных свойств человека и показывает меру его воли, как никакая другая деятельность. То же выразил и штатский писатель Штайнмитц в книге “Социологические войны”: “Ничто не могло больше развить дарование человека, как борьба с себе подобными”. Это относится прежде всего к тем, кто, посвятив себя военной службе, унаследовал через воинское воспитание дарования предшествовавших офицерских поколений и развил их в себе военной боевой деятельностью и подготовкой к этой деятельности.

Это не относится к тем, кто получает ныне офицерское звание, не воспринявши офицерской духовной наследственности. Хрущев стал, без всяких к тому оснований, кавалерийским генералом, а аргентинский анархист Гевара (д-р Че) сам себя на Кубе наименовал майором. Такие паразиты офицерского корпуса могут обладать командными способностями и тактическим чутьем, но не могут быть обладателями истинно воинского духа беззаветного самопожертвования во имя долга. “Жизни тот один достоин, кто на смерть всегда готов” - эти слова солдатской песни были нерушимыми “верую” для офицеров. И остались, как бы ни врывались машины в военное дело, как бы ни принижал военное искусство материалистический подход к пониманию войны.

Если в конце прошлого века такой почитатель военного разумения, как генерал Мольтке, мог утверждать, что “на войне особенности характера имеют больший вес, нежели особенности разумения”, то и сейчас, при воевании ракетами, джетами, радарами и электронными мозгами, свойства офицерского духа доминируют над техникой и техническим знанием. В минувшем веке офицер не нуждался в обширных технических познаниях; в начале этого века он, не желая стать “огнепоклонником” (по Драгомировскому выражению), осторожно расширял свой технический кругозор, но теперь он должен быть во всеоружии военно-технического знания, сохраняя в то же время военно-духовное сознание.

Офицерский дух. Американский генерал Брэдли утверждает, что солдат Соединенных Штатов - наисовершеннейший индивидуалист в мире, то есть, что он отвечает современному требованию, предъявляемому к каждому воину: быть самостоятельным бойцом. Германский солдат в конце своего обучения проводит 7 дней в лесу, где учится ориентироваться без компаса, маскироваться и бесследно передвигаться, питаться тем, что есть в лесу годного в пищу; затем его высаживают в незнакомой местности километрах в 100 от казармы, и он, выполняя в пути тактические задания, должен за трое суток достичь казармы. Так развиваются индивидуальные способности. А склонность к их развитию не исчезла в народах. Хотя и кажется, что ее больше нет, но 10000 молодых немцев ежегодно поступает во французский Иностранный Легион, повинуясь охоте к военной жизни.

Если каждый солдат должен быть самостоятелен и инициативен, то офицер и подавно. Активность, “деятельность есть важнейшее из достоинств воинских”, - писал Суворов. Офицеру нужна деятельность и самодеятельность, то есть активность и инициатива для командования и выполнения задания, во-первых, и, во-вторых, для указания примера подчиненным. “Идя за офицером, Иван неустрашим”, - пишет о советском солдате Гарткопф. А генерал Манштейн требует и от генералов, включая и корпусных командиров, чтобы они в бою были со своими войсками - тогда боец не будет о них говорить презрительно: “Те, там позади...”

Офицер не должен бояться ответственности, должен любить ответственность. Бессмертны для офицеров слова, которые сказал генерал Зейдлитц в Цорндорфском бою, получив от Фридриха суровый окрик: “Пусть король располагает моей головой после битвы, а в битве пусть мне позволит пользоваться ею”. Ответственность и инициатива ходят в паре. В офицере они неразделимы. И современному офицеру они в большей мере необходимы, нежели в прежних войнах с их сомкнутыми строями и в недавних войнах с регламентированными боевыми порядками: в мятежевойне, полной беспорядка, импровизация боевых построений и действий будет законом.

Однако, как ни огромна разница между прежним выполнением приказа и нынешним творчеством в рамках приказа, остается и сейчас в силе Суворовский завет офицеру: “Отвага, мужество, проницательность, предусмотрительность, порядок, умеренность, правило, глазомер, быстрота, натиск, гуманность, умиротворение, забвение”. Последние три слова включены великим полководцем и психологом на основании опыта, добытого им в двух гражданских войнах и одной революционной (против Пугачева, против поляков и против революционных французов в Италии). И эта часть его завета весьма годится для мятежевойны. А что касается инициативности, то Суворов был революционером в глазах генералов того времени, поучая: “Местный в его близости по обстоятельствам лучше судит, нежели отдаленный”. В современной войне каждый местный командир будет часто иметь случай лучше судить, нежели его высокий, но отдаленный начальник.

Возрождение поучений Суворова не означает, что офицер должен возвратиться к духу XVIII века - оно лишь означает, что Суворов на два столетия опередил свой век. Без риска впасть в ретроградство офицер должен блюсти завет еще более отдаленных времен и иметь, как учил Петр Великий, “любление чести”. Честь - драгоценнейшее свойство офицерского духа.

8-го января 1943 года генерал-полковник Рокоссовский предложил окруженному у Сталинграда генералу Паулюсу “прекратить бессмысленное сопротивление и капитулировать”. Немецкий генерал отказался, и по этому поводу генерал-фельдмаршал Маннштейн пишет: “Армия не смеет капитулировать, пока она еще как-нибудь в состоянии бороться. Отказ от этого взгляда значил бы конец воинского сознания вообще... Пока будут солдаты, должно быть сохранено это состояние воинской чести”.

Полвека тому назад честь, как и встарь, была синонимом достоинства и гордости. Достоинство требовало соответствующего поведения в бою, в службе, в жизни. Гордость побуждала к дуэли при малейшем умалении чести. Бутафорские дуэли политиков перед объективами фоторепортеров сделали дуэли смешными, а гражданские законы воспретили и военным лицам дуэлировать. И гордость офицера стала в условиях нынешней общественной жизни менее вызывающей, сдержаннее реагирующей: за невозможностью надлежаще реагировать на непочтение приходится, чтобы не дать повода к непочитанию, вести себя с безукоризненным достоинством. Достойно жить, достойно служить и достойно умереть. Припоминаются слова философа Сенеки: “Достойно умереть это значит избежать опасности недостойно жить”. Офицер избегает опасности жить своею готовностью достойно умереть, повинуясь своему священному долгу. На памятнике спартанцам, погибшем в неравном бою у Фермопил, стояло: “Путник, коль придешь ты в Спарту, оповести там, что видел ты нас здесь полегшими, как того требует Закон”. Закон долга от времени Спарты и до сего дня остался неизменным для воина-офицера.

Гражданский дух в офицере. Консервация традиционного офицерского духа необходима и в условиях современности. Но эти условия требуют и воспитания в офицере гражданского духа. “Войско есть средство, а не самоцель, оно подчинено государству, из него взято”, - говорит Штайнмитц, исследуя социологию войны. Кастовое офицерство давно исчезло, исчезло и сословное офицерство, а все сословное офицерство перестало быть изолированным организмом в обществе, в народе. Перестало по двум причинам:

во-первых, профессиональный офицер перестал быть существом особенным, предназначенным для геройства и смерти ради родины; теперь такими же защитниками родины становятся сотни тысяч обывателей, мобилизованных для выполнения офицерских обязанностей;
во-вторых, воинство перестало быть государством в государстве и офицерство перестало быть абсолютным властелином воинства, ответственным только перед главою государства; воинство - в особенности во время войны - всенародно и поэтому живет и действует, мыслит и чувствует вместе с народом, находясь под наблюдением ведущего слоя народа, общественности; а поэтому и корпус кадровых офицеров погрузился до известной степени в общественность.

Священник, офицер, педагог, литератор, политик формируют душу народа. Отличие офицера от прочих четырех воспитателей состоит лишь в том, что те учат, как достойно жить для родины, а он учит, как достойно умирать за родину. Борьба с себе подобными, то есть война и подготовка духа народа к войне, развивает не только воинские качества, но и многие социальные добродетели: например, самопожертвование, подчинение своего “я” национальному “мы”, бескорыстное сотрудничество ради государственной пользы. Общество может этого не сознавать или не признавать, а если и признает, то не дозволяет офицеру выделяться выше среднего общественного уровня. Не дозволяет ему даже выделяться внешне и воспрещает ношение военной формы вне службы. Это причиняет огорчение офицерам старого закала, считающим, что внешний вид воина влияет на его мораль и что прежнее обязательное ношение формы побуждало офицера всегда быть на высокой моральной высоте. Однако, объективные условия службы и жизни современного офицера побуждают считать естественным принятие офицером гражданской внешности во внеслужебное время: форма выделяет его из среды граждан, препятствует гражданам считать офицерство всенародным и затрудняет офицерству чувствовать всенародность своего призвания. Высший чин нынешнего германского “бундесвера”, полковник князь фон Кальманнсегг, взрощенный офицерскими и дворянскими традициями прежней армии, сотрудничал с военным министром Теодором Бланком, человеком из рабочего класса и, в прошлом, деятелем в профессиональных союзах; такое сотрудничество - необходимое в современной обстановке - возможно только в том случае, если офицерство не будет ни внешне - постоянным ношением формы, - ни внутренне - психологической самоизоляцией - категорически отмежевываться от общественности.

Однако, не отмежевываясь от различных социальных слоев, офицерство должно среди этих слоев составлять образцово-этическую группу: если иные группы граждан могут в своей среде терпеть своекрыстие, шкурничество, беспринципную изворотливость, циничный эгоизм, то в офицерском корпусе такие болезненные явления не могут быть терпимы: офицерство должно быть доблестным, а “истинная доблесть проистекает только из чистого источника” (генерал Головин). Генерал Омер Бредли считает большим счастьем для американского воинства, что в нем, как и во всех прочих деятельностях, каждый гражданин имеет возможность стать ведущей личностью. Таково сознание демократического полководца демократической страны: офицер - не какое-то особенное существо; офицер - особенный вид гражданина.

Офицер, ставши гражданином, лишился своей традиционной привилегии: не участвовать в политической жизни народа, не пользоваться избирательными правами. Эта привилегия давала ему возможность и возлагала на него обязанность стоять на страже только основных интересов, не снижаясь до участия в борьбе временных или частных, или антинациональных интересов. Отсюда проистекала возможность для офицерства брать на себя роль арбитра при обострении в стране партийной борьбы, при опасности нарушения основных законов государства или ломки национального единства народа. Политическим партиям мерещился призрак бонапартизма, мак-магонизма, и они всеми силами боролись за снижение роли офицерства в государстве. Самым действенным средством в этой борьбе было предоставление офицеру избирательных прав: кто голосует и тем самым втягивается в партийность, тот не может быть надпартийным арбитром. Однако, жизнь оказывается сильнее политического фантазирования, и в последние годы во многих землях - Франция, Аргентина, Египет, Иордания, Судан, Пакистан, Турция, Индонезия, Сиам, Лаос, Южная Корея и т.д. - офицерство увидало себя вынужденным взять власть в свои руки или своей мощью поддержать власть. И людям, приходящим в отчаяние от всеобщей неустойчивости властей в наше время, перестает казаться недопустимым прекращение “военщиною” партийной распри в народе. В июне 1960 года заседавший в Берлине “Международный Конгресс Культурной Свободы” продебатировал тему “Интеллигенция и военные в современном государстве”, причем докладчиками были колумбийский дипломат Г.Арсиньегас, американский профессор социологии М.Бергер и пакистантский высокий комиссар Брохи; была принята резолюция о совместимости власти военных со свободолюбивыми принципами демократии; такое властвование - сказано в резолюции - должно вести к социальным реформам, народу желательным, к отмене тоталитарных методов и к установлению работоспособной парламентской демократии.

Здесь спорны понятия “демократия”, “работоспособный парламент”, “тоталитарные методы”, “желательные народу социальные реформы”, но бесспорно и разумно признание, что бывают случаи, когда военные должны подпереть государство и когда государство вынуждено опереться на военных. Известна фраза Кавура: “Штыки кое для чего годятся, но только не для сидения на них”. Но Кавур глубоко заблуждается, думая, что власть, нашедшая опору в войске, сидит на штыках - нет, она стоит на моральном основании, на верности офицерства государственной идее. Офицер, перестав быть обособленным существом, приблизившись к иным группам граждан, даже (есть и такие государства) ставши гражданином-военным-специалистом, остается гражданином образцовым в смысле осознания своего долга перед государством и только перед государством, но не перед какой-либо социальной, партийной, племенной и т.д. частью его. Как бы демократична ни была структура государства и общества в нем, как бы современно и демократично ни было его офицерство, оно остается наиболее ярким, по сравнению с иными группами, выражением государственного мышления и служения.

Этическая база офицерского духа. На пушках Фридриха Великого стояли слова “Ultimo ratio regiorum” - последний довод королей в международных спорах. Последним доводом государственной идеи бывали и будут офицеры. Но не преторианцы, по своему буйному хотению низвергающие и возносящие правителей, не авантюристы, пытающиеся во главе одного полка, или только батальона, совершить переворот в свою пользу, не офицеры-политиканы, ставящие себя в распоряжение партии, рвущейся к власти. Только такие офицеры имеют право в революционной обстановке нынешнего времени вступиться за державу, которые исполнены державного сознания и рыцарской этики.

Вот облик офицера-рыцаря: “...В нем не было фальши. Скромен, доброжелателен, всегда готовый помочь; серьезен в своих понятиях, но в то же время весел; без эгоизма, но с чувством товарищества и более того - любви к людям. Его ум и его душа были открыты всему доброму и красивому. В нем наследие многих поколений солдат; но потому именно, что он был воодушевленный солдат, он был в то же время и носителем благородства в полном смысле этого слова, был человеком и христианином” (Ф.Маннштейн, “Проигранные победы”). Было время, когда все или, во всяком случае, многое благоприятствовало выработке рыцарства в офицерах. Сейчас, если не все, то многое не благоприятствует этому: Всемирная Революция, нивелируя всех по уровню средних и ниже средних, старается упразднить духовно высших. Поэтому культивирование рыцарства, не требовавшее прежде больших усилий, стало теперь требовать от каждого рыцаря большой и непрестанной работы над собой, а от рыцарства в целом - заботливого и скрытого сбережения рыцарского духа. Скрытого потому, что массу ныне раздражает чье-либо духовное превосходство: его надо влагать в дело, не выставляя его напоказ. “Больше быть, чем казаться” было лозунгом офицеров Генерального штаба. Быть рыцарем, не нося знаков рыцарского достоинства, - лозунг современного офицерства. В этом - одна из трудностей офицерской профессии в современных условиях.

Другая трудность существует в войсках народов, которые, будучи по природе своей монархичны, лишены (вследствие современного политического поветрия) монархии. В войске воплощением воинского долга является иерархия: командир, полководец, верховный вождь. В монархических народах ни “культ личности”, ни доверие к избранному правителю не могут заменить верности государю, как символу государства и верховной военной власти. На этой верности основывается у них сознание долга воинов. И честь офицеров, офицерская этика.

Теперь офицеру стало легче быть этичным, чем встарь, потому что этика офицера стала облегченной. Прежде этика говорила: не убивай безоружных, беззащитных. И офицер избегал на войне действий, которые вели к неоправданному убиению, перебарывал в себе эмоции, которые могли бы побудить к свирепости, мстительности, кровожадности. А сейчас этика рекомендует: по возможности избегай убийства безоружных и беззащитных, а если этого избежать нельзя, то избирай такие цели, чтобы эффект был достигнут со сколь можно меньшим истреблением. Эта облегченность этики проистекает не от снижения морального уровня офицера, а от свойств современного оружия и способов нынешнего воевания: ракеты дают рассеивание, достигающее километров, а потому, направляя ее на военный объект, нельзя избежать попадания в пункты, населенные беспомощными людьми; атомная бомба, даже удачно нацеленная на военный объект, покроет вредоносными излучениями значительное пространство, поражая старцев, младенцев, инвалидов; воевание не одним лишь воинством, а целым народом делает необходимым нанесение ударов не только по вражескому воинству, но и по населению вражеской страны, независимо от пола и возраста; коварные действия иррегулярно воюющих групп населения побуждают воинство (уже хотя бы в целях самообороны) к принятию таких контрмер, как карательные экспедиции, расстрелы заложников и т.п.

Однако, снижение этических требований не должно вести к упразднению этических требований. Безнравственен принцип англичанина: Reight or wrong - my country (худо ли, хорошо ли - это моя родина). Должна быть мера в оправданиях худых действий из патриотических побуждений. И эту меру ставит евангельский завет солдатам: “Никого не обижайте” (Луки 8. 14). Это требование, как и многие иные заповеди, возглашенные Евангелием, являются идеальными, не вмещающимися полностью в практику жизни. Поэтому практическая этика офицера выразится в словах: не убивайте, не обижайте без необходимости.

В те времена, когда меч казался единственным оружием, Суворов мог возгласить принцип: благородством побеждают. В нынешнюю эпоху, когда идея стала мощным оружием, офицер не должен пренебрегать благородством как средством достижения победы. Если даже такое абсолютное учение, как христианское, не могло уберечь христианский дух от колебаний (были века подъемов и века снижений), то рыцарский дух и подавно не может быть абсолютом: как бы высок или низок ни был моральный уровень данного народа в данную эпоху, рыцари этого народа - офицеры - должны стоять на более высоком моральном уровне, нежели лучшие группы или слои народа. Платон сказал в древности: “Существуют более красивые безумства, нежели мудрость”. Нет сомнения (во всяком случае, для офицеров нет сомнения), что краше мудрости, краше всех прочих “безумств” рыцарское “безумство” - честь.

Месснер Е. Современные офицеры. - Буэнос-Айрес: Южно-Американский Отдел Института по исследованию проблем войны и мира имени генерала профессора Н.Н. Головина, 1961. - С. 25-34.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ПРИКАЗ И СОВЕСТЬ

Генерал Драгомиров М.И. с предельной ясностью указал солдату, где лежит граница между подчинением приказу и выполнением велений совести: делай, что начальник прикажет, а против Государя ничего не делай. Устав дисциплинарный предписывал: если приказание незаконно, доложи об этом приказавшему, но коль скоро приказание будет тем не менее повторено, оно подлежит выполнению, причем ответственность ложится на приказавшего. Но если приказ преступен, его исполнять нельзя. 12-го августа 1945 года японский император повелел капитулировать перед врагом; группа офицеров в Токио сочла приказ преступным, убила командира гвардии, сожгла дом премьер-министра и пыталась арестовать божественного Тенно, но императору удалось избежать ареста; тогда восставшие пошли на холм Атаго-яма и совершили харакири; их примеру последовал ген. Танака, военный министр Анами и множество высших офицеров, не могших подчиниться приказу. Шведский полковник, получивший приказ насильственно посадить на советский пароход беженцев из Прибалтики, выдачи которых потребовала Москва, выполнил приказание (хотя люди перерезали себе вены и ослепляли себя, чтобы избежать отправки в СССР), а после этого подал в отставку. Панцырный генерал фон Мантойфель велел в 1944 году расстрелять дезертира: приказ фюрера требовал расстрела каждого солдата, покинувшего свою позицию; 15 лет спустя германский суд приговорил генерала к 18 месяцам ареста за выполнение незаконного приказа, то есть признал его “военным преступником”.

Понятию “военный преступник” было дано самое широкое толкование в подлейшем Нюренбергском трибунале: адмирала Денница засудили за то, что он в мирное время готовил германский флот к нападательным операциям. 10 лет спустя перед американским военным судом в том же городе предстало 13 германских полководцев по обвинению во всемирном заговоре (организация германских вооруженных сил для войны) и в ведении злодейской войны. Военные судьи оправдали генералов, потому что при нынешнем состоянии цивилизации война не может быть признана злодеянием и всемирным заговором, а во-вторых, воинство является законной принадлежностью государства и поэтому возглавление воинства не есть наказуемое деяние.

Если бы поступки военных подвергались рассмотрению в военных судах, то как во втором Нюренберге, приговоры были бы согласованы с законами и жизненной реальностью, но ничто не дает гарантии, что не повториться первый Нюренберг, где за спиной судей стояли не Юстиция, а месть или пацифический, фантастический антимилитарим. Но и опасность предстать перед судом мести ни в коем случае не должна побуждать офицера нарушать закон долга, чтобы избежать закона мести: в современных условиях разрушения здравых понятий и господства болезненных эмоций, офицер должен мужественно предвидеть, что он может стать либо геройской жертвой боя, либо невинной жертвой палача.

Но, с другой стороны, установление понятия “военный преступник” способствует более строгому, чем встарь, выполнению законов войны и велений рыцарской этики. Не могут остаться безнаказанными (во всяком случае, для офицеров побежденой стороны) такие действия в отношении вражеского воинства или населения, какие иногда имели вместо на войне в результате непродуманности, самодурства или кровожадности. Когда разыграется стихия войны, не может не быть некоторого произвола в действиях, но и должна быть граница произвола - за нею лежит военное преступление.

Приказ, выполнение приказа это - краеугольные камни существования воинства и выполнения им своего государственного назначения. Вышеупомянутые генерал Мантойфель поступил воински-законно, а шведский полковник - воински корректно (к сожалению не было слшно, чтобы подали в отставку английские офицеры по выполнении ими приказа о выдаче казаков в Лиенце). Японские же офицеры не подчинили свои рыцарские чувства воинскому приказу и только самоубийством искупили свою вину: в легенду войдут, наравне с “камикаце” оружия, эти “камикаце” самурайского ддуха.

Во все врремена строгому выполнению военного приказа противились небрежность, строптивость, малодушие, сейчас же антимилитаристы, гуманитарные идеалисты и партийные спекулянты стараются противопоставить военному приказу совесть воина. Если расуждать в либеральном стиле, что государство это - власть и что свобода граждан есть источник государственной власти, то можно додуматься до абсурдного вывода, что свобода совести гражданина-воина есть источник власти в воинстве. Вывод абсурден потому, что вступление в воинство - добровольное для кадрового офицера и для волонтера, либо принудительное для военнообязанного - неприменно сочетается с обязанностью к послушанию, к подчинению своих действий действиям вышестоящего, своей воли - его воле, своей совести - его совести.

Представим себе такой случай: для достижения дивизиею победы командир ее образует из двух полков маневренную группу, а третий полк бросает в безнадежную атаку, чтобы связать силы противника; командир третьего полка понимает, что его полк, атакуя в неблагоприятных условиях, понесет тяжелые потери; его совесть не позволяет ему бессмысленно, как ему кажетс, жертвовать своими людьми и он отказывается от выполнения приказа; в результате дивизия лишена возможности одержать победу.Такая совесть была бы разрушительной для воинства и катастрофической для ведения войны. В минувшую войну полководцы получали чудовищно-невежественные оперативные приказы от Сталина и Гитлера. Красные маршалы выполняли их безоговорочно, то ли потому, что Сталин их терроризировал (он посылал в штабы фронтов особо доверенных соглядатаев под наименованием “представитель ставки”), то ли потому, что были коммунистически-бессовестны. Немецкие фельдмаршалы подчиынялись приказу, вследствие своей дисциплинарности, но повинуясь воинской совести, прилагали все усилия, чтобы выполняя предписанное, искусными действиями избежать бесцельной траты людей, усилий, материальной части. Они упорно старались влиять на Гитлера, стараясь получить от него разумный приказ, но получив неразумный, подавали в отставку: политик имеет право по принципиальным причинам отойти от делания, для воина же такого уклонения не может быть.

Сейчас, в эпоху всеобщей бессовестности (политической, партийной, общественной, юридической и т.д.) носятся с совестью гражданина-воина, как дурень с писаной торбой. Легализуют дезертирство тех, кто из побуждения совести или, якобы, из побуждений совести отказыавются от военной службы; поощряют неповиновение в воинстве разрешением противопоставлять совесть приказу; запугивают воина угрозой счесть его “военным преступником”, коль скоро он выполнит воинский приказ, противоречащий его гражданской совести. Со всем этим не может мириться офицерство. Для него должно быть незыблемым правило: совесть воина - в выполнении приказа, а иная совестливость преступна.

Такой принцип легко усвоить кадровому офицеру, потому что он естественен для его воинского естества. И этот принцип офицер по призванию должен, по возможности, внушить офицеру по призыву и кадровому унтер-офицеру, унтер-офицеру вообще и всем воинам. Все эти категории солдат были в прежнее время более или менее податливым материалом в руках кадрового офицера. Ныне же материал этот с трудом поддается обработке - тем больше должно быть знание и воодушевление обрабатывающего его мастера, офицера профессионального. Чем менее высоко почтение к таковому в антимилитаристическом обществе, тем более высок должен быть он. Высок духом, разумом и поведением.

Месснер Е.

Ссылки по теме:

Е.Месснер. "Дух офицера в материалистическую эпоху

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"