Этот очерк написан по благословению блаженной памяти архимандрита Иннокен-тия, в недавнем прошлом одного из руководителей издательского отдела Московской Патриархии. "Надо спешить, - не раз говорил отец Иннокентий, - спешить собрать свидетельства православных людей, чьими руками ковалась Победа Великой Отечественной. Из этих свидетельств сложится книга".

Смерть помешала осуществлению замысла, но я записывала, фиксировала. Архимандрит был прав: многих из тех, о ком здесь речь, сегодня нет уже среди нас. Но есть свидетельства людей, кому мы все обязаны Победой.

Они не поднимали залегшие цепи в атаку, не прикрывали собой извергаю-щих смерть амбразур, и почти не держали в руках боевого оружия. Но их самоотверженным трудом в прифронтовой полосе ковалась общенародная победа. Вот почему бывшие фронтовые прачки, телеграфистки, телефонис-тки, бухгалтеры, снабженцы, строители аэродромов и дорог - все, кто шел вторым эшелоном сквозь огненные годы войны, так бережно хранят свои наградные удостоверения и в светлый праздник 9-го мая украшают грудь боевыми наградами "За победу над Германией", "За боевые заслуги", "За доблестный труд в Великий Отечественной войне 1941-1945г.", юбилейными медалями.

Прихожанки Свято-Троицкой церкви города Бологое, чья юность совпала с началом войны, четыре года с Божией помощью несли на своих плечах её непомерные тяготы. Война ворвалась в Бологое в июле сорок первого бомбежкой, разрушенными домами, пылающими на станции составами. Крупный железнодорожный узел на полпути между Москвой и Ленинградом, сплетение дорог, по которым двигались из глубоких тылов грузопотоки к фронту, являлся для вражеской авиации объектом, подлежащим уничтожению. Знакомый журналист, бывший военный летчик, раненый неподалеку от этих мест в районе Выползово, как-то расска-зывал. Их санитарный поезд на станции Бологое попал под налет. Это был сущий ад: небо гудело, на соседних путях полыхали цистерны с горючим, взрывались вагоны со снарядами. В таких огненных передря-гах /а он прошел всю войну/ ему редко, приходилось бывать.

- Для нас же, - говорит прихожанка Свято-Троицкой церкви Вера Яковлевна Захарова, - это были каждодневные будни. Военный госпиталь находился рядом с вокзалом и многие из раненых, не выдерживая бомбо-вых атак, разбегались. Мы находили их с помощью местного населения в радиусе трех-четырех километров и приносили назад на носилках. - Вере Яковлевне было тогда семнадцать лет и работала она в госпитале санитаркой. Вместе с ней трудилась её младшая сестра. Сколь-ко раненых перенесли они на своих ещё неокрепших, почти детских, руках, сколько взрослых тягот пережили!

- Только придет на станцию санлетучка, - вспоминает она, - и тут же, откуда не возьмись, немецкие бомбардировщики. Бои вокруг шли жестокие, раненые поступали ежедневно, в ночь от ран умирали 15-20 человек. В те дни у нас было одно убежище - молитва, - тяжелораненых ведь не оставишь, в укрытие не уйдёшь...

И вот что сегодня ей кажется удивительным: налеты были ежедневными, бомбы с неба сыпались дождем, а в госпиталь за целый год ни единого попадания!

Война от Бологого откатилась в сорок третьем, когда немцев пог-нали на запад, но для Веры в тот год она не закончилась. Наоборот, повела далеко фронтовыми дорогами. Мама благословила иконой, надела на шею крестик...

Память уводит её в август сорок третьего, когда, окончив под-московную школу сержантов, в числе таких же девятнадцатилетних девчонок Вера была направлена в авиачасть. Копала окопы, кормила летчиков /и ночью, и на рассвете, и днем/, заправляла бензобаки их машин, маскировала стоянки. Девятый Сталинский полк, отчаянно сме-лые ребята, среди которых много земляков - калининских и московских.

- Девчонки, ждите нас, - кричали они, выруливая на старт, и: часто не возвращались. Молодые, красивые. Девчонки плакали, уткнув носы в подушки и молились за оставшихся в живых.

- Как мы ждали нашу Победу! Как молили Бога, чтобы до неё дожить!

Сержант Захарова, кавалер ордена Отечественной войны II степени и медалей "За победу над Германией", "За победу над Японией", "За взятие Берлина" воевала на Кубани, освобождала Белоруссию, брала Варшаву и Лодзь, переправлялась через Одер. При взятии Берлина её контузило.

- А пуля, слава Богу, не взяла, - говорит она с облегченным вздо-хом. - Хотя столько смертей было рядом. Мамин крестик и её благословение, видно, меня хранили.

На фронте ей не раз пришлось бывать свидетелем охранной силы креста. Однажды лейтенант Иван Сопин попросил её постирать гимнас-терку. Вынимая из кармана партбилет, между листками обнаружила крест. С лейтенантом они до Берлина в одном батальоне дошли, вой-ну невредимыми завершили в Японии. Память название города сохранила - Хайлар.

Память. Она уводит в далекие годы войны и вызывает из отгре-мевшего бытия чужие города, родных людей, события, даты.

4 июля 1941 года рядовой Василий Костин был взят в плен,

- Один Бог знает, что претерпели люди, оказавшиеся в неволе, - говорит восьмидесятилетний прихожанин Свято-Троицкой церкви Василий Петрович Костин, вспоминая драматические события тех дней. - Нас взяли в Псковской области, под Невелем. Патронов не было, отстреливаться было нечем...

Гнали голодных, по пыльным дорогам, как скот. Партиями по две тысячи человек. В Белорусский город Лиду, чтобы отправить эшелона-ми в Германию. Обессилевших и раненых пристреливали. В память вре-залась одна необычная ночь. Поздно вечером их загнали в сельскую церквушку, всю партию - две тысячи человек. Ни присесть, ни, тем более, лечь. Люди стояли тесной толпой после целого дня перехода! Здесь все были вместе, и каждый сам по себе, наедине со своей судь-бой. Несмотря на смертельную усталость, он провел эту ночь в мо-литвенном бдении, решив при первой же возможности бежать, и просил у Господа благословения.

Не отступил от него Господь, помог совершить просимое. Как только Докшицы прошли /это в Витебской области/, он на привале у речки приметил в воде кусты ивняка. Поделился планом с земля-ком из Вышнего Волочка, тот отказался, не решившись: только что на их глазах конвоиры одного прикончили - он к кустам жался, хотел лесом уйти.

- Я в воду лег, - вспоминает Василий Петрович, - погрузился по са-мую голову. Ну, думаю, если заметят, конец. Лежу средь ивняка ни жив, ни мертв. "Живый, в помощи Вышнего" читаю. Конвоиры мимо прошли, не жаметив. Я вышел из воды и в лес подался, гоноболи поел - в наших местах на болоте такая ягода тоже растет. А радость на душе неописуемая - из-под конвоя вырвался! И, слава тебе, Господи, живой!

Но выйти из-под конвоя еще не всё, до своих добираться было не легче, ведь пленных угнали достаточно далеко, и фронт тогда передвигался на восток, а не на запад. В поле женщина жала ячмень, спросил у неё дорогу на Новгород - знал, что в той стороне шли бои. "Тебе,сынок, - сказала она, - одёжу надо сменить, в солдатской-то форме далеко ли уйдёшь?" - И принесла из дому брюки и пиджак.

У Василия Петровича, несмотря на возраст, стойкая память. Он отчетливо помнит людей, помогавших ему в те нелегкие времена, кор-мивших, поивших, переправлявших через реки, принимавших его на ночлег, и безошибочно называет населенные пункты и города, которые приходилось ему обходить. Встретил, в лесу таких же, как он, бежавших с разных этапов. Чтобы легче было пробиваться, сколоти-лись в группу и в несчастливый день нарвались на патруль. Снова лагерь, и снова побег: конвоир замешкался, в сторону заглядевшись, он бросился в лес и ушел.

Много чудес явил Господь на нем в те дни.

- Попаду под, дождь, - вспоминает Василий Петрович, - тут же ударит мороз. Одежда обледенеет, а мне ничего.

Идти приходилось ночью, днем под открытым небом спал. И вот ведь что: ни зверь не тронул, ни хворь не взяла, хоть одежонка слабая на нем была, и еда ей под стать - разносолами его никто не баловал, люди сами кое-как перебивались. Или еще случай. Он, в деревню зашел, его издали офицер немецкий заметил. Он юркнул в ригу, а она пуста, укрыться негде, забрался на колосники. Офицер в ригу тоже зашел, револьвер из кармана вынул, но его не увидел, будто кто ему глаза застил. Головой во все стороны повертел и ушел.

- Я с молитвой шел. Читал "Богородице:", "Верую:", "Отче наш:".

И жена, как потом узнал, за него ночами молилась. Да не одна, сына малолетнего разбудит, на колени поставит и вместе просят Ни-колая Угодника о спасении мужа и отца.

Линию фронта он в апреле у Селижарова в Калининской области целехоньким пересек. Прошел проверку в особом отделе и, в строй, в артиллерию. На тягачах американского производства ору-дия к позициям подвозил.

- Господь сохранению жизни способствовал, - говорит Василий Петро-вич. - Дважды в плен попадал и выходил без единого выстрела. Был разрывным снарядом ранен в спину, а позвоночник цел. Пуля в руку попала, а кость не задета. Раны быстро затянулись и опять он в строю. С боями до Чехословакии дошел, где и встретил Победу. Бое-выми наградами награжден: "За боевые заслуги", "За победу над Германией".

Из чего слагаются победы? Из гениальности расчетов полковод-цев? Технической вооруженности солдат? Но опыт знает и другую ме-ру. История бросала на весы страдания людей, чистоту человеческих помыслов, способность редкую не думать о себе, уменье со смирением переносить всеобщую беду и общие невзгоды, наконец, каждодневный самоотверженный труд.

Демидова Елизавета Николаевна, прихожанка Свято-Троицкой; цер-кви, стирала в деревне Тимково для фронта белье. Вручную, без ма-шин. Никому бы не знать, что такое белье из солдатских окопов! На каждую прачку - сто пятьдесят комплектовав день, вместе с обмотками. Воду для стирки из озера на себе носили, все три года, пока в этих местах шли бои. Без отгулов, без выходных... А для Анны Виссарионовны Александровой, прихожанки этой церкви, трудовой фронт был в равной мере и боевым. Под пулями и артобстрелом рубили просеки в-районе Кандалакши для прохода танков, ставили надолбы, сооружали противотанковые рвы.

- Нас привезли под Кандалакшу в сорок первом тысячу человек, - рассказывает она, - а домой в сорок пятом вернулось тринадцать. Такие были потери.

Её осколком снарядным в голову ранило, она с обрыва высокого в речку упала. Господь не дал утонуть, с трудом, а на берег выбралась.

- На мне два креста было, - вспоминает Анна Виссарионовна, - кроме маленького, обычного, большой, с распятием, от прадедов, родовой. Он меня от беды ограждал. Тонула - не утонула, из больницы, где осколок вынули, не в квартиру, в землянку холодную привезли, а я опять жива!

События почти шестидесятилетней давности, задержанные памятью штрихи, невидимые слагаемые Победы... Прихожанин Алексей Михайлович Савушкин, в войну на машине пожарной шофером работавший, вспоминает, как в гараже, при срочном выезде, на пять секунд задержался, чтоб молитву до конца сотворить. И эти пять секунд спасли ему и людям жизнь: снаряд у закрытых ворот в этот миг разорвался... Сколько здесь, в Бологом, они потом еще пожаров потушили, сколько бомб обезвредили, сколько зданий и людей спасли. А Мария Прокрфьевна Силич, член церковной "двадцатки", в войну на телефонной станции служившая, другое в памяти держит. Как делила свой хлебный паек с зятем, мужем сестры. Ему своего нехватало, он каждый день в огне работал, горящие вагоны на станции растаскивал.

Память. Это полуистлевшие, в заветном мешочке, бумажки с молитвами, с пометкой "писано в эсэсовской тюрьме", что до сих пор хранит восьмидесятивосьмилетний прихожанин церкви Иван Игнатьевич Авдеев, переживший ужасы немецких концлагерей: "Как я только эти пытки выдержал!" - И подвиг железнодорожников станции Бологое, по восемьдесят часов не покидавших паровозы, возившие грузы для фронта под смертоносным огнем, в чью память сейчас на вокзальной платформе стоит монумент. Это поиски и находки неуто-мимых красных следопытов, и неизжитая материнская боль о пропав-шем без вести сыне.

У Марии Прокофьевны Силич брат на фронте погиб и могилу отыскать не удалось, хотя они с матерью найти её долго пытались. Мама перед смертью стала часто сиживать у обелиска из черного мрамора, что поставлен над озером в память погибших воинов Бологого. На вопрос, почему она здесь сидит, отвечала: "Колина могилка". - Она, оказывается, сына в церкви отпела и земельку в пакете подко-пала под обелиск.

Память. Она уводит в сумерки Истории и возвращает события, которые снова врываются в нашу жизнь.

В июльском небе сорок первого над станцией Березайка, что в тридцати километрах от Бологого, шел воздушный бой. Наш истребитель дрался с "мессершмитом". Бой был такой ожесточенный, что, как писа-ла спустя сорок четыре года местная газета "Новая жизнь", в воздухе все трещало, и не понять было, где наш, а где фашист - такая вертелась карусель. Потом один самолет загорелся, и люди, прибе-жавшие к месту, где он упал, с тайной надеждой, что это стервятник, увидели торчащий из болота фюзеляж с красной звездой.

Сорок четыре года спустя мальчишки-следопыты извлекли из бо-лота самолет и останки пилота. Им оказался Федор Федорович Голод-ный, двадцатишестилетний старший лейтенант 126-го истребительного полка, кавалер ордена Красного Знамени за номером 3115. Его канди-датская карточка коммуниста и справка на получение новой техники были пробиты вражеской пулей. Березайцы летчика похоронили с почестями, на могиле говорили теплые, проникновенные слова.. А березайские женщины, члены Свято-Троицкой общины, сделали то, о чем в газете не было написано. Они собрали деньги и приехали к настоятелю храма отцу Василию с просьбой воина погибшего отпеть. И заказали еорокауст. И записали имя летчика в свои синодики.

Из чего слагаются Победы? Из гениальности расчетов полководцев? Технической вооруженности солдат? Но люди знают и другую меру.

"Я еемь Любовь", - сказал Христос, и: "Без Мене не можете творити ничесоже". - И пусть ученые мужи иностранных держав ведут между собой бесплодный спор - какою из ошибок Гитлера определен исход войны - наш долг: потомкам передать свидетельства людей, кто в крестный для Родины час взвалил и вынес на себе непомерные тяготы лихолетья. Как сумели они? Как смогли? Наш долг ответить на вопрос, собрав, по крупицам бесценные россыпи их духовного опыта.

Когда фашисты разбомбили поликлинику, в регистратуре которой трудились Евдокия Новикова и Зина Ефимова, - девушки обратились в военкомат о просьбой дать им работу для фронта. Враг рвался к Москве, бои шли в пятидесяти километрах от Бологого. Дни и ночи безвыходно в прачечной отряда N8 военчасти 70509. Стирка шинелей вручную, без отгулов, без отпусков, без выходных. Мозольные бугры на девичьих запястьях были такие, что после войны хирург предлагал операцию.

- Намного легче стало, - рассказывает Евдокия Андреевна, - когда освободили Калинин. Наша часть в составе Западного фронта медленно продвигалась на запад. Началась жизнь на колесах.

- И под бомбами были, - вздыхает она, - и под обстрелы артиллерий-ские сколько раз попадали, а Бог нас с Зиной сохранил? Мы с кpeстиками своими не расставались, постоянно прибегая к защите молитвы.

Однажды, только-только девушки завершили рабо-ту. Выстиранным, отглаженным и уложенным в штабеля бельем была доверху забита большая, метров на тридцать, комната. И вдруг артобстрел. Снаряд снес крышу с дома, где оно лежало, готовое к отправке на передовую. Потолок пробит и балки угрожающе зависли, го-товые вот-вот обрушиться вниз. Никто не решался туда войти.

- А мне, - говорит Евдокия, - до того стало жаль трудов, да и в окопах, знаю, оно солдатам крайне нужно, так что я, помолясь, решилась его спасти. Творя молитву Бо-городице, работала больше часа, и лишь успела вынести последний тюк, потолок и обрушился, будто кто его невидимо держал...

И еще им Божия милость явлена была. Их поезд следовал в Латвию. Состав, что шел впереди, атаковали с воздуха и полностью разбили. Они - единственные, кто после ремонта путей пересек гра-ницу Латвии благополучно, а следующие за ними составы тоже были разбиты. Латыши по этому поводу говорили: "Святой поезд".

А как хотелось во время войны попасть на службу в церковь. Но в городах и селах, куда часть входила, все храмы были разрушены.

И только, в Латвии, в городе Резекне, небольшая православная церквушка уцелела от огня войны,

- Мы ходили туда, как на праздник, - говорит Евдокия. - Старший лейтенант Финогенов, хороший был человек, нас в Храм молиться отпускал. Там, в Резекне, для нас с Зиной и война закончилась.

Рассказывает прихожанка Свято-Троицкой церкви Мария Прокофьевна Силич:

- Я работала телефонисткой в Управлении дороги и об ужасах тех дней знаю не по рассказам. Бологое вспоминается в огне. Когда наши оставили Калинин, прямая железнодорожная связь между Москвой и Ленинградом была прервана. Эшелоны из Сибири, с Урала и Средней Азии шли на Северный и Западный фронты в обход Москвы через Бологое. Каждую ночь с восьми вечера до четырех утра нас бомбили - по налетам можно было сверять часы. Ночью от огня все сверкало. Небо полыхало багровым заревом - в трех километрах от Бологого, в Медведево, стояли наши зенитчики, по наземным целям били "катюши", наша "телефонка" от взрывов дрожала и прыгала, а мы работали, обеспечивая дороге бесперебойную связь. Утром после смены выйдешь с коммутатора, а вокруг вся земля изрыта воронками и угол дома отбит. А все же Господь нас берег - прямых попаданий мы избежали, так велика была сила наших девичьих коллективных молитв. В те дни молились все, даже дети. Помню, однажды во время налета мы были дома: я и мои племянники двух и трех лет. Бомбы сыпались смертоносным дождем, соседний дом начальника связи Маньковского был разне-сен прямым попаданием в щепье, хозяин дома был убит, а у нас взрывной волной выбило рамы и двери. И тут мой двухлетний племянник взмолился: "Спаси нас, Господи!" - а трехлетний вслед за ним: "Господи, пронеси их мимо!" - Детей никто не учил, они сами в минуту опасности нашли защитные слова и Того, к кому с ними следует обратиться. Один из них, Юра Архипов, и сейчас при отделении дороги работает юристом. Я ему иногда то время напоминаю: "Ради ваших детских молитв мы в тот живые остались". А ведь и такое было:пришла со смены, а вместо дома - яма, только белье на веревке полощется: Спали, не раздеваясь, во сне прислушиваясь к сигналам тревоги - не верилось, что когда-нибудь можно будет снять одежду, лечь в постель, не опасаясь ночного налета и забыться глубоким, освежающим сном. Не верилось, что когда-нибудь можно будет досыта наесться. Пятьсот граммов хлеба делили на три доли и ели его, запи-вая водой. Ни картофелины, ни свеклины не было ни у кого - огороды никто не сажал, их каждую ночь "пахали" немецкие бомбардировщики. Молитва нас укрепляла и давала силы выстоять.

О спасительной силе молитвы свидетельствуют прихожанки Нина Васильевна Ефремова, Мария Потаповна Дегтярева, Зинаида Алексеевна Качина.

- Я и сейчас удивляюсь, - говорит Нина Васильевна, - как нас Гос-подь в таком пекле спас.

В семнадцать лет, находясь на казарменном положении, она работала на третьем участковом материальной складе Калининской желез-ной дороги бухгалтером. Женщина по соседству жила, её во время налета в собственном доме убило - взрывной волной вместе с дива-ном по, воздуху пронесло и зашвырнуло на крышу двухэтажного дома.

- А я, Бог миловал, жива осталась, хоть железнодорожный склад - объект стратегический, но за все боевое время ни одного попада-ния. Выходит, велика сила молитвы, поскольку другой защиты у меня не было.

Охранную силу молитвы подтверждает Мария Потаповна Дегтярева:

- В те трудные годы, - вспоминает она, - лишь молитвами спасалась от беды. И когда аэродром в Воронеже под бомбами строила. И когда волчья стая /их в войну много в наших краях развелось/ неожиданно из лесу на дорогу выскочила, а я на лошади одна. И когда для фрон-та кожи выделывала /для седел, для сапог/, да овчины для тулупов военных дубила, а в сушильных печах кора дубильная огнем занялась.

Ночью дело было. Мария из-за бомбежки спать в цехе осталась, и вдруг, как толкнул кто: "Горим!" - С молитвой ложилась, с молитвой вставала - так с ранних лет родители приучили: строгой веры были у неё отец и мать. Сколько маминых молитв она солдатским матерям за годы войны написала! Сколько понеслось их в треугольничках в окопы к сыновьям:

- Своего жениха, - говорит Мария Потаповна, - я на фронте молитвами сохранила; вернулся жив и невредим. А на волков Георгия Победоносца в защитники призывала. Стая развернулась и с дороги сошла.

- Много чудес в те времена явил Господь по человеческим молитвам, - говорит Зинаида Алексеевна Качина. Будучи на казарменном положении, живя в землянке с маленьким сыном, она работала в отделе снабжения Управления военно-восстановительных работ Севером Западного фронта. В её задачу входило доставить деньги в Государственный банк. А до банка десять километров. Пешком. Без оружия, без провожатых, вся её защита - противогаз через плечо, а в двух портфелях 250-300 тысяч рублей. Сейчас это кажется чудом. Не день, не неделя, не месяц, а два с половиной года. "Господи, благослови", - и в путь.

- Идешь, а сама на небо поглядываешь. Как только появятся "месершмиты", бежишь и заваливаешься в кювет. Однажды шла лесом, задумалась и, вдруг, над головою рев и черная тень на дороге: надо мной идет на бреющем полете "юнкерс". До кювета не добежать, уткнулась лицом в дорожную колею: "Господи, пронеси, сохрани и помилуй!"

Стервятник низко шел, вполне, мог очередью пулеметной прошить.

... Рядовые народного подвига. Живые слагаемые Победы. Они не поднимали залегшие цепи в атаку, не закрывали собой амбразур, и мало кто из них держал в руках оружие. Но разве в судьбе Свято-Троицких прихожан не преломлен свет наивысшей, по словам Спасителя, Любви, "полагающей душу за други своя"? Любви, что являет основу каждой великой Победы.

Эра Данилова

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"