Саше Матросову 5 февраля исполнилось девятнадцать. Через две недели, 23 февраля он совершил свой подвиг. Двенадцатого февраля он прибывает вместе с эшелоном курсантов Краснохолмского военно-пехотного училища на станцию Земцы, на Калининский фронт, в 91 стрелковую бригаду, ступает на землю, только что вырванную из-под ига оккупантов.
Это еще одно потрясение. В родной детской дом уходит фронтовое письмо Саши. «Пишу вам из района, где недавно были гитлеровцы. Вы и представить себе не можете, что натворили на русской земле эти гады... Я видел колодец, в который фашистские изверги сбросили шестнадцать детей в возрасте до 12 лет. Я видел обгорелый склад, где немцы сожгли 265 женщин, стариков и детей... Отступая, гитлеровцы жгли все, что могли, взрывали все, что поддавалось разрушению. Вот если бы мне удалось дойти до Берлина и поймать Гитлера, я отомстил бы ему за все его злодеяния»…
— Ну, вот судите сами. В декабре сорок второго мы с Григорием Канделинским и Мишей Лукьяновым кончили Подольское военное училище и прибыли в 91-ю бригаду, на ту же станцию Земцы. Канделинский стал командиром роты автоматчиков, куда потом зачислили Матросова. А мы с Мишей — взводными во второй роте... Бригада переформировывалась после недавних боев под Белым.
Вскоре прибыл эшелон с пополнением из Краснохолмского училища. Мы, офицеры батальона, пошли на станцию встречать, комплектовать свои подразделения. Видим — вдоль вагонов бегает такой подвижный, энергичный, воинственный хлопец в новеньком полушубке. Командует, понимаешь: этому сюда, другому туда... И его слушаются, признают...
Старший лейтенант Артюхов, начальник штаба батальона, думал, что это такой бойкий командир. «Кто вы?» — спрашивает. Отвечает: «Рядовой Матросов!» Вот от этого «рядовой» мы от неожиданности даже засмеялись...
Видно, как собирается внутренне мой немолодой собеседник. Будто снова переживает всю неотвратимость тех событий, а Матросов еще живой, стоит перед глазами, и о развязке еще никто не знает...
— Артюхову он сразу понравился, тот его взял к себе связным. Вот вам и ответ, выделялся ли Матросов. Связных перед боем, знаете, как подбирают? Из самых отчаянных и вместе с тем надежных. В самое пекло придется посылать! Авторитет у Матросова был заметный. За два дня до похода личному составу устроили баню. Артюхов назначает Матросова: «Будешь командиром бани». — Так он там так раскомандовался, даже над офицерами, любо-дорого...
Мой собеседник умолкает на минуту, чтобы справиться с волнением. Будто говорим не о человеке, которого потеряли много лет назад, а о том, кого вот-вот потеряем, а пока он еще живой...
Да это и нельзя не переживать снова и снова! ...Вместо намеченной атаки с ходу — уже пять часов напряженной лежки в горелом снегу, под многослойным огнем. Бой начался на рассвете, а уже почти полдень. Все больше красных пятен расплывается вокруг лежащих. Оттепель обернулась густым туманом, и оттуда, из молочной каши, хлещет недосягаемая огневая точка.
...Дзот обнаружен — к нему ползет одна, затем другая группа бойцов с гранатами. И обе застывают неподвижно на поляне, изрешеченные пулеметом. Слишком явные мишени! Тогда у Артюхова просится Матросов, его связной. Гранат уже не осталось, офицеры отстегивают ему свои («Каждый офицер носил по паре на поясе, чтобы не попасть в плен...»).
...Тишина над прогорклым полем после двух оглушительных взрывов: Значит, дополз! Батальон без команды бросается вперед, но только успевает развернуться на поляне — снова огонь. Лай пулемета в упор.
— Залегли в снег, но это не спасало. Почему так обострилась обстановка? Почему Саша встал перед таким решением? До дзота нам метров тридцать. Дело секунд — фашисту выбить всех до единого, лежащих перед ним как на ладони. Это уже ни вперед, ни назад. Думали, все...
...И снова тишина — теперь уже без всякого взрыва, беззвучная. И в этот раз ее хватило, чтобы проскочить эти метры и ворваться в осточертевший дзот.
— Как он закрыл амбразуру — я не видел: за снегопадом не разглядеть. И что произошло, мы пока не знали. В обход дзота рванулись вперед, потом получили команду закрепиться на берегу. Но позже, когда успокоилось, нас позвали из тыла: «Идите, там Матросов лежит на дзоте...»
Выходит, не смог вынести. Видно, со времен горького сиротства сердце так преданно прикипело к людям, пригревшим его, что не позволило видеть их неминуемую гибель. Подняло в последний бросок — заслонить.
— Но мало кто знает, что вскоре произошло не далеко от Чернушек, — не спешит закончить рассказ Георгий Степанович. — 27 февраля, у соседней деревни Черное. Немцы отошли от нее, боя не было. Подоспели старшины, а с ними кухни, сухари, по сто граммов... Мы с Канделинским и Лукьяновым забрались в воронку от авиабомбы. Еще, помню, тепло было, солнышко, сняли шинели, пригрелись... Все, конечно, под впечатлением матросовского подвига, то и дело его вспоминали...
И вдруг совсем рядом в упор забил фашистский пулемет. Из «секрета», по гуще наших людей. Близко от нас: слышен стук затвора.
Выскакиваем из воронки, Канделинский — к своей роте, но был ранен, мы с Лукьяновым — к пулемету. Несколько шагов — и Миша упал на пулемет, вдавил его в снег... Через секунду набежали автоматчики, расстреляли расчет. А у Лукьянова — вся грудь разворочена. В этой же воронке его и схоронили...
Лукьянов Михаил Павлович, командир взвода, лейтенант, 1919 года рождения, член ВЛКСМ, родом из деревни Касики Оборского района Курской области. Совет ветеранов полка ставит вопрос об увековечении его памяти. Донесение же о подвиге, видно, погибло с батальонными документами. И у однополчан не осталось даже фотокарточки Михаила Лукьянова. Лишь недавно удалось найти родственников, которые от них и узнали об этом подвиге.
Еще одно имя. Последнее ли в реестре матросовских подвигов? В дальнем и дымном мареве отгремевшей войны могут вновь и вновь появляться такие же герои, думавшие в свой последний миг не о свидетелях, не о славе, а только о жизни товарищей. Несколько лет назад приводилось примерно 250 имен солдат и офицеров, остановивших грудью струю свинца. Сейчас их известно уже более трехсот...
Вглядимся в эти имена как в лица. Коммунисты и комсомольцы, сыны всех наших народов сердцем закрывали товарищей на всех фронтах: от Заполярья до Причерноморья, от Берлина до Курил и Маньчжурии. Кто из них был первым? По известным данным 24 августа 1941 года под Новгородом, при штурме Кирилловского монастыря, младший политрук Александр Панкратов закрыл собой вражеский пулемет. Про это писали газеты, и Саша Матросов, рвущийся на фронт паренек, мог их читать и думать о цене своей жизни и жизни Родины...
Мы их никогда не забудем. Самый юный из них — пятнадцатилетний партизан Толя Комар. Самый старший по возрасту — Мазилин Филипп Николаевич, 1894 года. Он закрыл пулемет вслед за своим молодым командиром Николаем Жуйковым, чье тело пулеметчик сбросил с амбразуры. Самый старший по званию — гвардии капитан Тарасов Петр Михайлович, заместитель командира батальона... Девушка-партизанка Римма Шершнева, разведчица отряда имени Гастелло... Герой Советского Союза, уже с этим званием, рядовой Григорий Беломутов... Трое в одном бою — знаменитые сибиряки: Герасименко, Черемнов и Красилов... В один день, на одном острове Шумшу Курильской гряды — моряки-десантники Николай Вилков и Петр Ильичев... Их бессмертный бросок 18 августа 1945-го, наверное, последний во второй мировой...
Несколько из них выжили. Владимир Майборский, одноногий колхозник из Белогорского района Хмельницкой области, бывший комсорг Товье Райз, москвич, здоровался с почтительными следопытами левой рукой — правая парализована. Это, конечно, чудо, что они из легенды вошли в нашу современность, могли встретиться каждому из нас на улице, в клубе, на работе. Но как это чудо было мучительно!
Сабалак Оразалинов, девятнадцатилетний ефрейтор, комсомолец, маленький худощавый казах, был подобран у деревни Каймрина на острове Сааремаа без сознания. Потом пятнадцать суток без памяти, онемевший, оглохший, ослепший, парализованный, но опроверг все прогнозы врачей. Потом много лет на родине, в Казахстане, скромно работал слесарем в паровозном депо, бригадиром на чаеразвесочной фабрике... Недавно, уже пожилой человек, отец семи взрослых детей, сообщил в музей боевой комсомольской славы в Великие Луки: «Я просто воевал и никогда не думал, что через 35 лет обо мне будут писать...»
Матросов Саша не был первым в этом беспримерном ряду, не был последним. И каждое подрастающее поколение в свой черед бывает потрясено этим: «Ведь до Матросова тоже солдаты бросались на дзоты! Ведь он был не один!»
В том-то и дело...
А почему подвиг назван матросовским, почему самым легендарным стало имя гвардии рядового, наверное, истории виднее. Видно, пал он нам на сердце, парнишка с трудной сиротской судьбой, вспыхнувшей в его последний миг таким негасимым факелом.
Соб. информ.
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
