Интенсивность боевых действий на Северном Кавказе за последние месяцы заметно возросла. Причём, столь значительно, что трещины пошли даже по отлакированной поверхности слепленной путинско-медведевским официозом пропагандистской иконы – медийному образу кадыровской Чечни: полторы недели назад СМИ сообщили об атаке боевиков на парламент республики, показали на всю страну кадры, запечатлевшие настоящий бой в центре Грозного. А в Дагестане только в августе-сентябре этого года количество убитых в спецоперациях боевиков перевалило за восемьдесят. Столько ещё несколько лет назад их уничтожали чуть ли не за целый год, а теперь всего за два месяца. При этом сотрудники правоохранительных органов также несут практически ежедневные потери убитыми и ранеными.
Игнорировать подобное для государственных чиновников высокого ранга более не представляется возможным. Даже глава Следственного комитета при Прокуратуре РФ Александр Бастрыкин 9 октября в интервью “Эху Москвы” откровенно заявил: “К сожалению, на Северном Кавказе, в Дагестане, идет едва ли не война”.
О том, что там идёт “едва ли не война”, вернее, даже о том, что она не может не начаться, честные и неангажированные представители СМИ, специалисты по региону говорили ещё несколько лет назад. Тогда, правда, у российского официоза было иное мнение насчёт происходящего – мол, всю бузу поднимает кучка спонсируемых из-за рубежа экстремистов-маргиналов, не пользующаяся никакой поддержкой в обществе. Надо только посильнее накачать северокавказские республики деньгами, задобрить дотациями тамошнюю этнократию – и никаких проблем не будет.
Однако всё происходило как раз наоборот. Дотационный статус северокавказских нацреспублик не заморозил, а лишь катализировал деструктивные процессы. А влияние тех, кого ещё недавно объявляли “экстремистами-маргиналами” в том же Дагестане достигло такого уровня, что в ряде его районов и даже в некоторых городах (в частности, в печально известном Хасавюрте) впору говорить об установлении режима едва ли не двоевластия.
Употребляя термин “двоевластие”, я не преувеличиваю степень всей серьёзности ситуации и не нагнетаю панику. Для того, чтобы в этом убедиться, просто давайте уясним для начала, что же такое власть, что она под собой подразумевает. Ведь столь объёмное и многогранное понятие зачастую понимается примитивно, односторонне или искажённо.
Власть – это возможность и способность осуществлять свою волю, воздействовать на деятельность и поведение других людей даже вопреки сопротивлению. Именно так определяют смысл данного понятия толковые словари. То есть, власть – это способность воздействовать на поведение других людей, заставлять подчиняться их своей воле.
А теперь что мы видим в современном Дагестане? А видим то, что таковой возможностью воздействия в значительной мере обладают как раз боевики, члены бандподполья, а не официальные государственные и правоохранительные структуры. Скажем, демонстративного расстрела сауны с восемью проститутками в Буйнакске летом 2009 года хватило для того, чтобы бурно развившаяся в республике в “нулевые” годы и практически ничем не прикрываемая индустрия порока была во многом свёрнута и фактически загнана в подполье. Сожжения летом 2010 г. в Махачкале нескольких ресторанов и пивбаров с убийствами посетителей оказалось достаточным, чтобы большая часть подобных заведений закрылась на время мусульманского поста Рамадан, а многие магазины вообще перестали торговать спиртным. А те, которые не перестали, вынуждены были выплачивать бандподполью внушительный (по некоторым сведениям, до 20% от общей прибыли) налог на это право. Жестокая расправа над семьёй Елены Трифтаниды из Губдена, сельской активистки, вдовы убитого боевиками милиционера Абдулмалика Магомедова заставила испуганно замолкнуть многих противников установления в республике средневековых порядков. Конечно, от своих взглядов они не отказались, но высказывать их вслух решаются всё реже. И подобные факты “силового воздействия” бандподполья на общество можно перечислять ещё долго.
Все об этом знали и знают, но все молчат – вынужденно принимая правила игры, которые теперь в Дагестане всё больше устанавливают не чиновники и не люди в погонах, а всевозможные бородачи и их сочувствующие. И вот уже в местном обществе, на страницах газет, на многочисленных круглых столах вовсю обсуждают вопрос: как и каким образом в республике будет введён шариат. Заметьте, вопрос о том, кому и для достижения каких целей он вдруг понадобился, обсуждают всё меньше. Этот момент как бы уже “проехали”, переступили через порог легитимности. Внимание заостряется на другом – когда и при помощи каких средств установить шариат. Пропаганду за фактическое свержение светских устоев ведут некоторые респектабельные республиканские газеты, известные в Дагестане люди, журналисты, юристы, адвокаты и т.д.
Радикальное крыло исламистов, сидящее в лесах и на конспиративных квартирах, вершит и свой, шариатский суд, и выносит приговоры, и приводят их в исполнение. Чему, например, свидетельствует образцово-показательная расправа (иного слова здесь и не подберёшь) над директором шамхальской средней школы №45 Патимат Магомедовой, совершённая боевиками 23 сентября. В заявлении “специальной оперативной группы муджахидов дагестанского фронта”, демонстративно разосланном после совершения убийства по ведущим российским СМИ, говориться :
“Специальной оперативной группой уничтожена директор школы поселка Шамхал Патимат Магомедова. Неоднократные увещевания, призывы покаяться и не препятствовать мусульманам в соблюдении приказов Аллаха, не дали результатов. Директор школы упорно, в грубой форме выгоняла школьниц с занятий, за то, что они одевали хиджаб.
Они продавали знамения Аллаха за ничтожную цену и сбивали других с Его пути. Как же отвратительны их деяния! «Тауба»,9
Приговором шариатского суда Патимат Магомедова была приговорена к смертной казни.
Приговор приведен в исполнение. Аллаху Акбар!”.
Этот вопиющий факт хоть и вызвал определённый резонанс в Дагестане, но в масштабах России остался практически незамеченным – настолько в ней привыкли к потоку сообщений из этого региона подобного рода. Хотя Патимат Магомедова была широко известна в республике своей принципиальной позицией в вопросе отстаивания светского характера среднего образования. Ей неоднократно угрожали, ещё год назад в дагестанских газетах исламисты выступали с нападками на эту женщину. По сути “специальная оперативная группа муджахидов” бросила отрытый вызов всей образовательной системе страны. До сих пор в северокавказских республиках исламизация образования шла подспудно, тихой сапой, методом открытия при институтах молельных комнат и массового прогула студентами пятничных занятий. Сейчас процесс решили ускорить, а тех, кто имеет в себе гражданское мужество этому противостоять, начали открыто отстреливать. Боюсь, что после подобного убийства немногие директора дагестанских средних школ найдут в себе смелость не допустить до занятий девочек, одетых в хиджаб. Просто потому, что за спинами некоторых из них вполне реально маячат бородатые автоматчики.
В настоящий момент можно констатировать: рядовой дагестанец в большинстве случаев боится бандподполья в гораздо большей степени, нежели милиции, прокуратуры и государственных структур. Ведь действия последних ограничены рамками закона, которые можно при желании обойти, а действия первых исходят из норм шариата, игнорировать или заключить сделку с радетелями которого сложнее. Уничтожая своих оппонентов, они достигают вполне конкретную политическую цель: насаждают в республике атмосферу всеобщего страха перед их всесилием. Поэтому в настоящий момент, живя в Дагестане, необходимо обладать не только немалым личным мужеством, но и ещё достаточно мощным силовым ресурсом (как правило, родственно-земляческого характера), чтобы открыто противостоять бандподполью.
Губительный процесс перерастания вооружённой борьбы в Дагестане в затяжную фазу, его “афганизация” фактически завершились. Раньше, ещё несколько лет тому назад, сообщения об удачных спецоперациях милиции и военных вселяли в здоровую, незаражённую идеями религиозного фанатизма часть дагестанского общества надежды на то, что процесс расползания войны можно если и не пресечь на корню, то хотя бы надёжно локализовать. Сейчас же подобных иллюзий, похоже, уже ни у кого не осталось. Все понимают, что впереди нас ожидает только долгая, кровопролитная и изнурительная вооружённая борьба, которая усугубляется ещё и ценностно-мировоззренческим расколом общества.
Этот раскол я считаю крайне важным фактором, во многом определяющим её ожесточённый и непримиримый характер. Ведь именно он предопределяет ту степень фанатичной ненависти боевиков, которая заставляет их по доброй воле становиться шахидами и в предсмертных видеороликах выражать радость от того обстоятельства, что в результате их диверсий вместе с ними лишатся жизней десятки “каферов и муртадов”. Это уже не просто ненависть к системе действующей власти и правоохранительным органам республики. Подобное чувство имеет гораздо более глубокие корни. Это, в первую очередь, ненависть ко всему укладу современной дагестанской, да и российской жизни во всём её всеобъемлющем многообразии, носящая не просто религиозный, но, я бы даже сказал, иррационально экзистенциальный характер. Нам этот факт крайне важен, дабы чётко для себя уяснить: кто конкретно, люди какого психотипа составляют костяк джихадистов и ведут партизанскую войну.
Ведь чем ещё, в самом деле, объяснить тот факт, что и в члены бандподполья, и в число их пособников идут в массе своей отнюдь не бедствующие и вовсе не задавленные нуждой люди, как продолжает утверждать официоз, а те, кто, в общем-то, в большинстве своём был в обществе вполне неплохо устроен, являлся даже успешным, состоявшимися человеком? Ссылками на высокий уровень безработицы и иные социальные факторы этого феномена в полной мере не объяснить. Речь идёт именно о ценностно-мировоззренческом расколе, на который накладывается раскол социальный. Но не наоборот.
Вот только навскидку несколько имён тех, кто был уничтожен в спецоперациях в последние годы. Предприниматель Расул Макашарипов, предприниматель Раппани Халилов, выпускник МГИМО и кандидат наук Абузар Мантаев, режиссёр Кумыкского театра, бывший зам.министра культуры ДАССР Зубаил Хиясов, преподаватель ДГПУ, кандидат наук Рашид Газилалиев, игрок каспийского “Дагдизеля”, профессиональной футбольной команды, выступающей во 2-м дивизионе зоны “Юг” первенства России по футболу, Римихан Зиядов – это всё что, маргиналы? Или задавленные нуждой люди, с отчаяния связавшие свои жизни с лесными?
Абсолютно правы те западные социологи, которые, внимательно исследовав историю религиозно-политического террора в разных странах мира, пришли к обоснованному выводу, что между этим явлением и уровнем жизни населения нет прямой и однозначной связи. Мотивы, движущие боевиками и террористами, по большей части иного, “неэкономического” порядка.
На эту же мысль наводит ещё одно обстоятельство - распространившееся в последние годы среди членов бандподполья явление шахидизма, то есть, самопожертвования во имя религиозной идеи. Как и в случае с социальной базой террора, списать всё на боевое ожесточение здесь нельзя. Ведь как мы помним, в 90-е годы во время первой чеченской войны добровольные камикадзе среди боевиков практически не встречались, несмотря на то, что масштаб боевых действий и число жертв с обеих сторон были всё же несопоставимы с тем, что мы имеем на сегодняшний день в Дагестане.
И здесь надо вникнуть в суть отстаиваемых боевиками воззрений. Сторонники исламско-фундаменталистского пути воспринимают окружающий мир совершенно иначе, мыслят иными категориями. Их взгляды расходятся с нашими в главном: в отношении к сущности человеческого бытия, к понятию добра и зла, к самой идее развития общества. Ведь они по сути таковое развитие вовсе отрицают. По их мнению, развиваться и совершенствоваться в смысле социального и политического устройства не просто некуда, но и не зачем – всё уже и так сказано в Коране и воплощено в шариате. В силу этой особенности идейные постулаты современных террористов уникальны в своём отрицании развития, им сложно подобрать исторические аналоги. Ведь если европейские и русские террористы конца XIX – начала XX вв. совершали политические убийства ради торжества того мироустройства, которого история человечества ещё не знала, которое было предначертано лишь в трудах мыслителей, то современные мусульманские террористы убивают ради того, чтобы вогнать общество в VII-VIII век, отбросив его на тысячу с лишним лет назад, в эпоху Арабского халифата, который они и считают непревзойдённой вершиной человеческой цивилизации.
Что же до проблемы добра и зла, то в их сознании она во многом подменяется более простой исламской формулой: “дозволено – не дозволено”. Полюса которой отнюдь не всегда и не во всём совпадают с теми определениями добра и зла, которые даёт наша русская тысячелетняя культура. Не говоря уже о том, что, скажем, “дозволено” и “добро” – это вообще-то разные категории. Формула “дозволено – не дозволено” ставит человека лишь перед проблемой легитимности, узаконенности с точки зрения шариата того или иного поступка. А категории добра и зла затрагивают гораздо более глубинные проблемы – проблемы нравственного выбора.
Вот типичный пример действия подобной формулы легитимности. Согласно законам шариата женщина не должна при посторонних обнажать ничего, кроме лица и кистей рук. Бандподполье как раз и воюет за установление и соблюдение законов шариата. Следовательно, и закона, запрещающего женщине появляться на людях без хиджаба и платья с длинными рукавами и до пят, в том числе и на морском пляже, поскольку купальник, даже самый скромный, с точки зрения исламистов – это харам, запретное. И вот летом этого года на махачкалинском городском пляже, в самый разгар жары, когда там буквально яблоку негде упасть, происходит несколько взрывов. Цель террористической атаки в данном случае – не милиция, а простые купающиеся люди. Женщине, школьной учительнице музыки Елене Абдулжалимовой взрывом оторвало ногу. Смысл, который хотели донести террористы этой акцией до общества, понятен: женщины, не смейте разоблачаться прилюдно, пусть даже и на морском берегу, а тех, кто ослушается - покараем. В общем, очередной акт устрашения.
А вскоре в местном еженедельнике “Молодёжь Дагестана”, вообще-то официально проправительственной газете, появляется статья, автор которой, позиционирующий себя как правоверный мусульманин, возмущается падением нравов среди современных дагестанских женщин, смеющих, аж страшно вымолвить, появляться на пляже в купальниках. Он на полном серьёзе утверждает, что правоверным мусульманам вообще не надо ходить на море (!) Там, мол, сплошной харам и бесчестие. В общем, вольно или невольно даёт идейное обоснование только что совершённому теракту, его моральное оправдание. Подтекст-то понятен. А в другой местной газете с иезуитским цинизмом вторят: жаль, конечно, бедную учительницу, не растолкуешь теперь ей всей прелести шариата!
Спрашивается, так в какой системе координат, какими категориями оперируют люди, совершающие подобные злодеяния? Добра и зла или всё же “дозволено – не дозволено”? И в каком месте подобная система, допускающая и оправдывающая нанесение тяжких увечий людям, “не так” одетых на пляже, соприкасается с нашей? Да ни в каком! Или практически ни в каком. Уже отсюда следует, что между традиционной русской моралью, которая стала основой морали всей советской цивилизации, включившей в свою орбиту десятки проживающих с нами в одном государстве народов, и моралью исламистов существуют принципиальные расхождения.
Современный исламский радикализм, в том числе и в своих крайних, террористических формах, возник, разумеется, не на пустом месте. Не будем сейчас анализировать текст Корана, на суры и аяты которого ссылаются боевики и фундаменталисты. Суть исламской духовности, её принципиальное отличие как от духовности христианской, так и от духовности светского, атеистического общества, рождённого в лоне христианской цивилизации – это тема отдельного долгого разговора. Нас в данном случае интересует более конкретный вопрос не теоретического, а прикладного характера.
Пробуждению исламского радикализма в мировом масштабе сопутствовало множество факторов, важнейшим в числе которых является фактор глобализации, строительства “нового мирового порядка” по западным лекалам. Исламская реакция – это не просто ответ на этот процесс. Это фактически единственно возможный симметричный ответ исламского мира, который в силу своих культурно-исторических и цивилизационных особенностей оказался не в силах выработать иной, альтернативный западному и в тоже время сопоставимый с ним по технократическому, инновационному, культурному потенциалу собственный цивилизационный проект. Плоды этого “симметричного ответа” завершённой в своём собственном развитии цивилизации ислама человечеству ещё только предстоит пожинать в ближайшие десятилетия.
Дагестан и большинство населяющих его народов в силу религиозного фактора, безусловно, имеет отношение к исламской цивилизации. Хотя это отношение носит в некоторой степени условный характер (всё-таки республика входит в состав РФ, этническое ядро которой – русский народ – принадлежит как раз к совсем иной цивилизации), но тем ни менее оно существует. Только в дагестанских условиях фактором пробуждения мусульманского фундаментализма и фанатизма служат не мировые глобализационные процессы (хотя и от них наша страна страдает как субъект этого нового миропорядка), а факторы иного рода – распада некогда единой страны, деградации и разрушения общества, культурного пространства и “системы его символов” в терминологии Сергея Кара-Мурзы.
Однако свято место пусто не бывает – на смену старым символам приходят новые, порождённые нынешней эпохой, вполне адекватные её духу воинствующего невежества и мракобесия. Поэтому стоит ли удивляться, что в головах определённой части дагестанцев возобладали ориентиры и ценности, диаметрально противоположные идеям просвещения, развития, гуманизма.
Из всего этого констатировать можно следующее: на Северном Кавказе вообще и в Дагестане в частности сформировалось целое сообщество людей, включающее в себя представителей всех слоёв, в том числе и вполне обеспеченных, которые не только никак не ассоциируют себя с существующей ценностно-мировоззренческой системой координат, но и тотально её отрицают. Именно эти люди в большинстве своём составляют ядро бандподполья и регулярно восполняют его весьма ощутимые потери в живой силе.
Данный раскол внутри дагестанского общества столь силён, что глубокие трещины пошли уже казалось бы по самому святому, что есть системе ценностей кавказца – по родам, тухумам, семьям. Истории о том, что дети милиционеров уходят в боевики становятся всё более распространёнными. И трагедии наподобие той, что разыгралась летом этого года в Махачкале, когда 17-летний сын, связавший свою судьбу с боевиками, организовал убийство родного отца, подполковника милиции, уже практически не шокируют общественность. Попривыкли.
Причин такого раскола, несомненно, несколько, и все они являются как бы дополняющими друг друга. Первоначальный толчок ему дал на рубеже 90-х масштабнейший и трагический процесс распада и разрушения советского общества и, главное, советского мировоззрения, которое, хоть и с некоторыми оговорками, но всё же консолидировало в единое целое большинство жителей некогда огромной страны – как жителей центральной России, так и население национальных окраин. В дальнейшем эти негативные процессы с приходом периода пресловутой “стабильности” не только не ослабли, но даже усилились ещё более. В настоящее время, по моему мнению, в масштабах России мы не имеем единого социального организма – того, чтобы можно было назвать обществом. Наоборот, раздираемое силой взаимной ненависти, оно продолжает разрушаться на множество осколков и расползаться на множество лоскутков. Социальные низы ненавидят так называемую “элиту”, богатые презирают бедных, бедные чувствуют себя отверженным, фактически выпадающим из общества слоем, представители различных народов и религий по мере усиления и обострения своих этно-религиозных чувств отчуждаются друг от друга настолько, что уже не всегда видят реальную возможность дальнейшего сосуществования в рамках единой страны. В общем, никакой по-настоящему “единой России” в сытенькие “нулевые” годы слепить не получилось – одни лишь высокие цены на нефтегазовые ресурсы не могли быть прочным скрепляющим материалом.
Дагестанский, равно как и кавказский этнонационализм, с шумом заявивший о себе в начале 90-х годов, сник быстро и вполне закономерно. Во-первых, потому что его притягательная сила на порядок ниже той, которой в условиях деградации общественных институтов обладает религиозная идея. Национализм предполагает консолидацию в рамках лишь своей нации, которые на Северном Кавказе являются довольно малочисленными, если оценить их численность в масштабах страны, ислам же – в рамках всемирной уммы. Во-вторых, национализм – это идеология светского, просвещённого общества. Его всплеск в 90-е годы был отголоском как раз просвещённой советской эпохи, продуктом её плодов. Сейчас же, когда система народного просвещения успела сильно деградировать и не идёт ни в какое сравнение с прежней, когда рациональное мышление благодаря стараниям СМИ всё больше вытесняется иррациональным, религиозная идея обладает гораздо более притягательными свойствами, ибо она проще и понятнее. В-третьих, в условиях усиления в обществе позиций религии светские ценности и идеологии (а национализм – одна из них) вообще будут отходить на второй план. В мусульманской картине мира делению на нации вообще нет места просто потому, что само понятие нации в отличие от этноса, народа – это понятие сугубо европейское и светское, порождённое эпохой великих буржуазных революций. Исламский фундаментализм практически повсеместно выступает ярым противником национализма как чуждого себе течения.
Этот тезис находит подтверждение в том, что бандподполье объявило войну не только дагестанским властям и милиции. Оно упорно борется и против традиционной дагестанской ментальности, исконно горских традиций, уходящих своими корнями как раз не в ислам, а в язычество, в адаты, то есть неписанные законы и нормы поведения. Идеи радикального исламского интернационала несут Кавказу не только кровавую смуту, но и в перспективе едва ли не полную утрату собственной этно-культурной идентичности, его арабизацию.
К сожалению, складывается полное впечатление, что правящие верхи страны всего этого просто не понимают или не придают должного значения. По крайней мере, если они надеются остановить сползание Дагестана к полномасштабной войне путём искусственного усиления влияния одних мусульманских лидеров (так называемых ”традиционных мусульман”) в ущерб другим (так называемым “ваххабитам” или “салафитам”), то они глубоко заблуждаются. При всё усиливающемся господстве религии в какой бы то ни было форме будут закономерно сдавать свои позиции те институты светского общества, которые ещё пока существуют.
Допускаю, что тот ценностно-мировоззренческий раскол, благодаря которому известная часть людей в Дагестане едва ли не в открытую рукоплещет взрывающим городской пляж и жгущим пивбары, ещё не стал явлением необратимым. Его ещё можно преодолеть. Но консолидация, сплочение, сшивание разорванных связей, борьба с мракобесием возможны лишь на базе какой-либо проекта, который, во-первых, давал бы вполне конкретные ответы не просто на насущные проблемы, но и на вопросы глобального, мировоззренческого характера, а, во-вторых, не выглядел бы при этом явной утопией. Таким, например, в своё время являлся проект советский, который как раз-таки никакой утопией в действительности и не был.
Но вместо того, чтобы бросить все силы на просвещение, на образование, на улучшение качества жизни рядовых граждан президент Медведев не так давно заявил о том, что государство должно поддерживать “традиционный российский ислам“ против “нетрадиционного”. В этом мол, видится, выход из кровавого тупика.
Вот уж воистину, государственный размах и глубина мысли!
* Агенство политических новостей, 2010-10-26
Игорь Бойков
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
