Второй век «распечатал» сельский житель воронежской Александровки, что близ Россоши, Побединский. Иван Иванович, по его признанию, всю жизнь «балуется» стихами. А в небольшой книжной стопке на его столе хорошо знакомый студентам – филологам старших поколений учебник «Введение в литературоведение». Это подарок фронтового друга Григория Львовича Абрамовича.
Церковным ладаном туман над лугом,
Лежим у стога мы со старым другом
И зрим природу мы, к себе манящую,
И объяснить хотим жизнь уходящую.
Житьём неласковым потрёпан друг,
А я тем более – сплошной недуг.
А жить всё хочется, и нужно очень.
Чего ж торопишься ты, жизни осень?
Кто поверит, что много лет назад сложились эти жалостливые строки под грустное настроение у сельского учителя. Недавно он же, Побединский Иван Иванович, в канун Рождества – 6 января 2011-го, отметил свой Сто Первый день рождения. Житель старинного села, которое спряталось от степных ветров в яру почти у самой межи независимых теперь «ридных-риднэсынькых» сестёр России и Украины. Его застал с телефонной трубкой в руке. Патриарх горячо клял «бисовську нэзалэжну» политику. Где-то в далёком судостроительном Николаеве, украинском городе на Черноморском лимане, батю выслушивал сын Володя, бывший моряк и инженер Владимир Иванович. Пытался что-то разъяснять отцу.
Хатка долгожителя стоит на сельском подворье рядом с просторным домом старшего сына. Виктор, сельский ветеран Виктор Иванович, не единожды уговаривал отца перебраться к нему на жительство. Вместе, мол, веселее. В ответ слышит одно: «А мы что – не рядом? Мне так лучше, никому не надоедаю».
У окна широкий стол укрыт скатёркой – обеденный и письменный. Полотенчиком прикрыта еда на тарелках. Стопки книжные, журнальные, газетные. Большое увеличительное стекло, «глазам костыль». Радиорепродуктор, телевизор. «Редко включаю. То убийства, то катастрофы, то пожары. В тоску вгоняют».
Зато телефон не остывает. Каждый день не только Николаев на связи, а и Воронеж, гдеживёт младший сын Сергей. «Беседуем с односельчанами, со своими учениками. По телефону встречаемся. Ходить-то уже не получается, ноги отбегали своё. С палочкой дошкандыбаю к почтовому ящику на улицу – и то спасибо».
Не успели познакомиться, разговориться, как снова зазвонил аппарат. Иван Иванович откладывал свидание по проводам на час, другой. Пока он былзанят, сын Виктор растолковал полушёпотом: «Оплачиваю телефонные счета на почте. Тысяч пять выкладываю. Мне говорят, что ты позволяешь отцу так деньги тратить. Отшучусь, у него пенсия большая. Кому и зачем объяснять, что в человеческом общении для бати вся жизнь».
***
Иван Иванович сполна оправдал свою «говорящую» фамилию. Он – Побединский.
Как крестьянский сын стал учителем и завершил свою карьеру с медалью «За трудовую доблесть»?
– Мой отец Иван Авдеевич пожизненно обеспечил меня рабочим местом загодя до моего рождения.
Случилось так. В 1909 году в центре нашей Александровки построили новую школу. Мирское общество заскандалило: куда лучше перенести прежнее, ещё крепкое, деревянное школьное здание – на хутор Котовку или в наш дальний краёк села – на Вершину? Дошли до суда. Судья вынес приговор: помещение передаётся обществу Вершины, где детей больше. Батько вернулся в село, с решением суда сразу пошёл к бригадиру, мужу своей сестры. «Собирай команду плотников, по брёвнышку переносите школу к нам». Место для неё выбрал у нашей хаты – на просторе. Мужикам заявил: у меня, мол, десятеро детей. Его поддержали.
Я родился одиннадцатым, когда школа уже стояла возле двора.
При ней находилась учительская квартира. Семья учителей Реполовских по-соседски обращалась к нам за помощью в хозяйственных делах. Меня, младшего, конфетами угощали, забирали в дом и оставляли на ночь. Так я и рос при школе, раньше пошёл учиться. Потом их сменили учителя Мастицкие. Меня просили заниматься с их детьми по математике, языку. Водил их на экскурсию в степь, в лес. Вот они меня порекомендовали на учительские четырёхмесячные курсы. Педагогическое училище заканчивал заочно.
Работал в начальных классах. Тогда наша местность попала под украинизацию. Учил ребят украинскому языку. Перебрасывали меня с хутора на хутор. Были сборы недолги. Холостой, книги-вещички в торбу, уже на новом месте.
В октябре тридцать второго забрали в армию. Попал в Батумский пограничный отряд. Граница с Турцией – овраг. Сойдёмся с турками, разговорчивые хлопцы. Сахар любили, на что угодно меняли. Меня в штаб вскоре перевели. Грамотных мало в армии было. Я и политзанятия вёл, стенгазету за пишущей машинкой печатал, личные дела и приказы оформлял. Не знал, конечно, что всё это мне в дальнейшем очень пригодиться.
В тридцать пятом демобилизовался. В районо опять меня гоняют по хуторам. Заведующей Марфе Николаевне Подгорной жалуюсь, что в первых классах детишек мало. Она смеётся. «Для чего я тебя, молодого парня, туда посылаю. Плохо работаешь, раз новорождённых нет».
Попросился у неё на свою александровскую Вершину, к родителям, в родимый дом. Марфа Николаевна уважила. Так стал учительствовать в школе, которую, оказалось, мне и для работы охлопотал когда-то отец. В Александровской средней школе встретились с пионервожатой из Россоши Верой Романенко. Поженились...
Как большинство здешних старожилов, Иван Иванович незаметно и для себя пересыпает свою речь украинскими словами-выражениями.
– Вера Владимировна «добра людына». Всю жизнь «рядком, ладком». На девять лет моложе, но поспешила в мир кращий, оставила меня в 2005-м. У детей-внуков своя жизнь, всегда так. А одному куковать скучно, досада берёт.
В начальной школе на Вершине проработал до пенсии – учителем, заведующим. Четверть века с гаком без военных лет.
***
– Иван Иванович, на фронт вы уходили не безусым юношей. Пограничная служба за спиной. Недавний боец ещё не позабыл воинский устав.
– Так-то оно так. Со стороны. А у жены на руках двое деток. Родители в возрасте. И вернёшься ли живым – невредимым? Правда, тоскливые мысли долго не приходилось держать в голове. Война – это та же работа. Тяжкая. Из нашей Россоши пешим строем шагали чохом по сёлам в Саратов и дальше – за Волгу. В запасном полку хлеба на полях убирали. Сформировали ветеринарный лазарет. Раненых лошадей с фронта нам привозили лечить. Меня, раз старослуживый, за старшего. Кому-то привал, хоть какой-то покой. А я на ногах – людям еду добывай, лошадям корм, документы выправляй.
Полегче стало, когда в Плавск Тульской области на курсы младших лейтенантов попал. Голодновато, но тут хоть думай, как себя накормить. Нарисую мишени для стрельбы, старшина мне – полотенце за работу. Обменяем на картошку. Сварим в поле. Друг мне говорит: «Как же вкусно. Был бы царём, всю жизнь на картохах жил».
При выпуске решают, кого куда направить. Обо мне говорят: «Хороший, но не строгий». Слышу: «Нам и такие сгодятся. Будет начальником штаба батальона. Звание лейтенант».
Вместе с Иваном Ивановичем разбираемся в записях на страницах его «Военного билета». Читаю вслух: 160-й гвардейский стрелковый полк, 54-я гвардейская стрелковая дивизия, 61-я армия. Брянский, Белорусские фронты,
– Вот-вот, мой адрес почты полевой до конца войны. А пройти пришлось! Сквозь огонь и воды. Курская битва, денежной премией о ней недавно напомнили. За освобождение Сумщины, Черниговщины бывший президент Украины Ющенко не наградил. Белоруссию, Польшу освобождали. В Прибалтику кидали. Берлин брали. Читайте в билете дальше о медалях.
– Орден Красной Звезды.
– Да нет, про медали.
– «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина».
– Вот-вот, в боях прошли, а не пришлось увидеть столицы ни той, ни другой. На пути к реке Эльбе французов встретили. Там нас расквартировали. После Победы нам поверженный Берлин решили показать в спокойной обстановке. Бегу к машине, а мне команда: «Отбирай людей на учёбу в танковое училище!» Так я и не увидел рейхстаг.
– Война снится, Иван Иванович?
– Является. Недавно будто не во сне, вживую бежал в атаку. За Орлом где-то село Никольское. Немцы намертво укрепились на бугре за речкой. Девчат наших выведут на берег, за них прячутся, заставляют кричать: «Тутхорошо кормят! Переходите к немцам!». Допекли. Выбили мы их с этой высоты почти бескровно. Разместились в блиндажах, траншеях. Продуктовый склад цел. Не успели дух перевести, как начали нас бомбить самолёты. Меня землей привалило. Не то, что выбраться, шевельнуться не могу. Оказалось, бревном с блиндажного наката ноги придавило. Контузило, оглох, ничего не слышу, только звон в голове. Хорошо, что молодой солдатик увидел, где я упал. С того света бойцы откопали.
Кинулся ото сна – боль в ногах, как опять бревном припечатало насмерть.
А зла сколько породила война? Там же, за Никольским, в другом селе, люди поймали, связали старосту. Не просят, криком кричат: «Помогите повесить!» Младенцев кат брал за ножки и – головкой о стену! Не смогли остановить самосуд. Для видимости трибунал хоть бы вынес приговор. Под вербу подогнали машину. В кузове стоит не мужик, действительно, зверюга. Молчит. Глянет в толпу – как каменюку кинет. Петлю ему накинули на шею. Грузовик поехал. Староста и завис. Ветка прогнулась, чуть не треснула. Грузный был мужик.
– Только недоброе или печальное памятно из военных лет?
– Не скажу, что так. Я таких друзей-товарищей на фронте обрёл. На всю жизнь. По службе я подчинялся начальнику штаба полка – Григорию Львовичу Абрамовичу. Он был старше в звании и возрастом. Уроженец Ельца, почти земляк. Тогда я не знал, что воюем вместе с известным учёным, что по его учебникам студенты в институтах будут учиться. Обрушит на тебя неправедный гнев начальство, Львович улыбнётся, скажет:
– Не переживай, Иван Иванович. Когда-нибудь будем подчиняться не погону, а уму!
И на душе полегчает.
***
Виктор, сын Ивана Ивановича, в семейной библиотеке отыскал книги, присланные Абрамовичем. Тёплые надписи: «Дорогому моему однополчанину и другу с самыми добрыми чувствами», «в знак большого и неизменного дружеского расположения». Даты – 1956 год, 1970-ый.
– Я его учебник «Введение в литературоведение» с авторучкой прочёл,– говорит Иван Иванович. – Получал от Львовича толковые и орфографические словари. Книжные гостинцы – самый лучший подарок для меня, сельского учителя. Моим сыновьям пригодились. «Домоводство» стало настольной книгой для жены. По ней Вера Владимировна вкусные соленья-закрутки готовила. В Москве на своей квартире однополчанин хорошо меня принимал.
Иван Иванович хранит письма боевых товарищей.
«Милый друг и родной брат, ты не можешь себе представить, как я соскучился по тебе. Почти четыре года одной ложкой, из одной миски черпали редкое счастье и частое горе. Я уважал и уважаю тебя, как человека, товарища и командира. Пишу искренне – обязан своей жизнью тебе...»
– Это Коля Сидоров писал из Чигирина. Затерялся на Украине его след. Не знаю о судьбе.
Как-то в нашей Россоши на улице во встречном прохожем узнал командира штрафной роты. Помогал её ему формировать из тыловиков – бухгалтеров, которые что-то там настряпали, и из провинившихся военных. Пожаловался однополчанин на судьбу. Беда не беда, а неуютно жить. В бою захватили в плен. Все документы пропали. Не считается он участником войны. Отправил я в Министерство обороны письмо – указал, где и когда, в какой части воевали с ним. Звонит: «Капитан Побединский, ты помог. Меня признали участником войны!»
«Человек большого сердца», – прочёл ещё в письме о Побединском.
***
– Иван Иванович, как удалось до ста лет дойти?
– Сказал бы, да сам не знаю.
***
– Крестьянский крепкий корень. Мама Христина Ивановна без года век прожила, отец Иван Авдеевич – девяносто шесть. В счастливой рубашке и я, наверное, родился. Когда-то я в стихах написал о себе – сплошной недуг. Язва в животе измучила. Вылечили. Еда на столе своя, как у всех в селе. Огород, скотинку держали. В еде не переборчивый. Когда-то сало, жирное мясо любил, всё молочное. Сладкоежка посейчас. Что зубов нет, очки ношу, слышать стал похуже, так в моём возрасте грех на здоровье жаловаться.
...В хате снова зазвенел телефон. Иван Иванович, улыбаясь, сказал:
– Нужен я ещё кому-то.
Случилось так, что зимой на Рождество ехали с другом через Александровку. С украшенного белым снегом тракта свернули ко двору Побединского. В хате тепло, уголёк потрескивает в печке. Сто второй год рождения Иван Иванович встречал во здравии и в новой рубахе. Не скрывал радости, что явились незваные гости.
– Вы к добру! Вы к добру! – повторял он.– А я как чувствовал – хорошее винцо припас. Тут и чарочки рушником прикрыты. Пирожки ещё тёплые.
Говорил о давнем. Мальчишечкой вечером нёс кутью родичам, да увяз в сугробах. «До слёз обидно. Но сам вылез на тропу. Главное, кашу в макитре благополучно принёс».
Расставаясь, желали хозяину шагать по своей долгой ниве так же уверенно и дальше. Да – сто второй стал последним в его земном пути.
…Встретились недавно с бывшим председателем колхоза Бордюговым. В разговоре вспомнили добрым словом Побединского.
– Сто пять ему бы исполнилось, – прикинул мой собеседник Иван Фёдорович. – Он и рассчитывал столько прожить. Не сложилось. Ушёл раньше в лучший мир. Нам в селе вот только не хватает теперь Ивана Ивановича. Позвонишь по телефону, побеседуешь – на душе сразу теплее от того, что крепок мужицкий корень.
На снимке: Иван Иванович Побединский. Осень 2011 года.
Пётр Чалый (Россошь Воронежской области)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"