Вот и подходят к окончанию мои короткие записи с торжества вручения премии "Имперская культура" Союза писателей России. Напомню, оно состоялось в Москве 19 января.
Я не могу не задержать ваше внимание на лауреате "Имперской культуры" Максиме Павлове. И хотя я много о нем рассказываю, считаю, что все мной поведанное – малая толика того, что заслуживает это молодое талантливое Божье творение.
Сразу после вручение награды Максим отправился на несколько дней в Германию – там люди в разных городах его ждали. Очень ждали. И там же, в Германии, скоро выйдет его сборник народных песен, которые он слышал от родных, односельчан, на которых вырос, окреп, собственно – стал певцом. Певцом редкостным по таланту, голосу, душе.
Так вот в своем вступлении к сборнику Максим написал:
"Хочу вам, дорогие мои друзья, не просто представить собранные мною народные песни, но и рассказать о тех, кто их мне напевал. Это сейчас я обронил лишнее слово – напевал, нет, эти люди делились со мной богатством.
Это удивительные люди, которые прожили непростую жизнь, но остались добрыми и искренними. Мне особенно приятно, что эти певицы – мои мама, бабушка и тетя...
С кого же начать? А начну-ко я со своей дорогой бабушки Надежды Савишны Носкович (в замужестве Есьманович). Она родилась в 1918 году 16 ноября в Брестской области Пинской шляхты. Будучи еще совсем маленькой, осиротела. После смерти родителей при ней остались сестренка Ульяша и брат Николай. Чтобы выжить, дети работали в полях, которыми владели в то время польские паны.
Когда ей было лет восемь, она жила и работала в польской семье. Это были богатые паны, у них в собственности насчитывалось множество крестьян. В этой семье бабушка служила няней. Она по ночам, когда хозяева спали, убаюкивала их детишек.
Бабушка часто мне рассказывала, что у нее не было почти ничего из одежды, кроме любимого легкого ситцевого платьица и беленькой косынки. Про обувь и говорить нечего – слишком дорого стоила.
Наступила осень, рассказывала мне однажды бабушка Надя, на дворе холодно. Как всегда, поздним вечером шла к семье нашего пана. Дом у них находился около реки и нужно идти через небольшую березовую рощу. Иду я босиком по сырой земле, а ногам так холодно, будто не по земле иду – по льду.
Вот, думаю, найти бы сейчас денежек, много денежек, тогда бы я смогла купить себе все, что пожелала: и ленты разноцветные, и монисто красное, платьице, но главное – много еды, что бы смогла поесть вдоволь.
И вот иду, и вдруг вижу – пень, а возле него столько монет золотых рассыпано (в то время Белоруссия входила в состав Польши и деньги назывались «злотыми»). Много их лежало около пня.
Я сняла косынку с головы и начала собирать в нее монеты, а слезы прямо градом бегут по лицу. От счастья бегут, от радости.
Собираю, и не верится, что это со мной такое приключилось. Все собрала, завязала косынку узелком и скорее в лавку. Быстренько бегу, тороплюсь, и земля уже не холодная. Прибежала, стала возле прилавка и не могу отдышаться. Говорю продавцу: «Дайте мне…» – И как начала перечислять – и то мне, и это, и вон это, и конфет разных…». – А продавец, улыбаясь, спрашивает: «Деньги-то у тебя есть?» – Есть и много.
Кладу свой узелок на прилавок, разворачиваю, и… дрожь меня пробрала – вместо денег в косынке желтые березовые листочки.
Слезы хлынули, а стыдно-то как…
Продавец посмотрел на меня и в мою косынку кладет целую горсть конфет… Ни грошика взамен не попросил. Никогда этого не забуду, только вот с тех пор, верю в человеческое добро – оно есть, точно есть...»
До того, как мне услышать этот рассказ Максима, а потом прочитать его, я все думал: откуда в этом молодом человека такая удивительная сила искренности и правды? Оказалось все просто: он рос с этой искренностью и с этой правдой, потому так ярко звучат в его исполнении не только народные песни, но и песни, созданные им самим и композиторами на стихи русских, советских поэтов. Максим любит стихи – настоящую поэзию, а ведь ее не просто положить на музыку и голос. Но когда на торжестве он исполнил новую песню Виктора Захарченко на стихи Юрия Кузнецова, друг поэта, дивный писатель-историк и чудесный человек Сергей Павлович Куличкин тихо сказал:
– Кузьма был бы доволен.
А Кузьмой друзья звали Юрия Кузнецова.
Иван Чуркин (Саров)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"