В настоящее время государство отслеживает пятую
часть преступности. На протяжении примерно 3-5 лет в статистических отчетах мы
демонстрируем чуть больше или чуть меньше трех миллионов преступлений. На самом
деле это лукавство. В каждой стране есть часть преступности, которая не
получает отражения в уголовной статистике и не становится предметом уголовного
судопроизводства. Это так называемая латентная или незаявленная преступность. Причин
этому явлению много, здесь и недоверие милиции, и нежелание встречаться с
преступников, и страх перед ним…
К особой группе относится не установленная
преступность. То есть преступления были зарегистрированы, дело расследовалось и
даже было передано в суд, но суд вынес оправдательный приговор. Выходит, если
реальное преступление было совершено, то это не значит, что оно перестало быть
латентным.
После того как во Франции было зарегистрировано 4
миллиона преступлений, французы заговорили об угрожающем положении с
преступностью. В России, считающейся чуть ли не мировым анклавом преступности,
население которой примерно втрое выше, чем во Франции, регистрируется 3
миллиона преступлений. Странно. Зато у нас самая высокая в мире раскрываемость
преступлений.
Здесь проявилось сразу несколько процессов. Милиция
старается не регистрировать труднораскрываемые преступления, и прокуратура
вскрыла за год 120 тысяч преступлений, укрытых милицией. Это капля. 6-8
миллионов не обращаются в милицию из-за недоверия ее профессионализму, боязни
подвергнуться унижению и другим причинам. Многие предпочитают разбираться с
преступниками собственными силами, иными словами происходит вестернизация
страны. Отсюда вытекает первая мера - необходимо восстановить
доверие к милиции. В этом велика роль прокуратуры. Но беда в том, что и
кадровый состав и техническая оснащенность правоохранительных органов находится
в удручающем состоянии. Поэтому начинать надо с кадровой политики и коренного
улучшения финансирования.
Так вот если в мире латентность примерно равна
уровню регистрации, то у нас этот уровень в 3-4 раза больше. При подсчете по
разработанной мною методике выходит, что в России ежегодно совершается около
12-15 миллионов преступлений. То есть, регистрируется одно из трех преступлений,
а то и меньше.
Не каждое преступление имеет потерпевшего. Например,
взяточничество или злоупотребление служебным положением ни всегда имеет
потерпевшего. Но 90 процентов преступлений имеют потерпевшего. Выходит, что
примерно 8 миллионов граждан, которые стали жертвами преступников, не получают
практически никакой правовой помощи.
Страшно ни только то, что даже честные граждане
стараются до минимума ограничить свое общение с милицией и прокуратурой, что,
несомненно, говорит о кризисе всей правоохранительной системы, страшнее то, что
выхода из этой ситуации при нынешнем уровне сознания законодателей и юристов не
видно. Сегодняшний министр МВД Грызлов пытается наладить более полный учет
преступлений. Это похвально. Но не он первый старается сдвинуть этот воз. До
него с этой задачей не справился Степашин, а еще раньше -
Куликов. Но и до него ставилась эта задача. В чем же дело? Да, дело в том, что
сами того не осознавая, они все покушались на систему. И если учет
действительно будет отражать хоть половину совершаемых в стране преступлений,
вся наша система уголовной юстиции рухнет, потому что не справится.
Возьмите такую ситуацию. В США очень не
простая машина юстиции. Она и скрипучая и волокитная. Но там нет
предварительного следствия. Полиция задержала подозреваемого, добыла какие-то доказательства -
и в суд. А у нас еще более
несовершенная система юстиции и, несомненно, бюрократичная. Под зонтик
рассуждений о гуманности у нас спрятан очень жестокий УПК. Расследование у нас
нередко длится 3-4 года, все это время человек может находиться в заключение
или его бесконечно треплют на допросах. Расследование может ни к чему не
привести, а у человека отнята часть жизни и здоровья. Самое же главное,
количество преступлений не уменьшается.
Но безвыходных ситуаций не бывает. И в этом случае
тоже имеется веер возможностей. Рассмотрим только два возможных решений
вопроса. Можно совершенствовать существующую машину юстиции и проблему
декриминализации общества оставить в руках оперативных работников. Они, исходя
из имеющегося опыта и своих возможностей, страха перед кем-то или чем-то,
своего материального положения будут охотно браться за те правонарушения,
которые легко раскрываются, очевидные, безопасные во многих отношениях и так
далее. Будет приходить новый министр, объявлять очередной этап борьбы с
укрывательством преступлений, прокуратура будет находить незарегистрированные
преступления, а оперативники все так же класть их под сукно. Хотя
непродуктивность этого подхода понятна, у него очень много сторонников.
Второе
решение вопроса. Пересмотреть всю систему юстиции: и уголовный, и
уголовно-процессуальный кодексы, всю судебную систему и исполнения наказания.
После реформы судебная юстиция должна быть нацелена на борьбу с самыми опасными
преступлениями, а все остальное пусть рассматривают товарищеские суды,
примирительное производство, мировые судьи и прочее.
То есть выход должен быть найден сверху. А пока
власти сами подталкивают правоохранительные и следственные органы постоянно
подталкивают к злоупотреблению, позволяя им заниматься только теми
расследованиями, которые им нравятся.
Виктор Лунеев, заведующий сектором уголовного права и криминалогии Института государства и права РАН, доктор юридических наук, лауреат Гос. Премии РФ