Дар слова

Памяти Николая Коняева

Сентябрьским утром 2018 года я, как обыч­но, шел на работу в свое издательство по двору Александро-Невской Лавры и увидел издали похоронную процессию, двигавшуюся при­вычным маршрутом – Троицкий собор – Ни­кольское кладбище. Зрелище привычное, хотя и нечастое: чести быть захороненным на Ни­кольском удостаиваются лишь личности, имев­шие значительные заслуги перед Церковью и Отечеством. Расстояние было немалое, однако среди провожающих мне удалось разглядеть несколько знакомых лиц. Процессия уплыла в ворота Никольского, а я, занимаясь привыч­ными делами, еще не догадывался, что дата 19 сентября 2018 года навсегда отложится в па­мяти.

Спустя несколько дней, привычно прогули­ваясь по кладбищенским дорожкам, а Николь­ское – излюбленное место прогулок в перерывах между трудами праведными как насельников, так и сотрудников, я увидел вдалеке знакомую фигуру красивой женщины возле одной из но­вых могил. Подойдя ближе, с удивлением раз­глядел в ней Марину Викторовну Коняеву, и узнал, что в те сентябрьские дни она стала вдо­вой. Стало досадно, что не хватило любопыт­ства поинтересоваться тогда, кого провожают в последний путь знакомые мне люди.

С Николаем Михайловичем Коняевым судь­ба меня свела в 2014 году при неожиданных, а скорее промыслительных обстоятельствах. Случилось так, что директором издательства Александро-Невской Лавры стал замечатель­ный человек, поднявший из руин не один храм, генератор идей и проектов архимандрит Некта­рий (Головкин). Я же, на тот момент, занимался в Лавре несколько иными, далекими от журна­листики делами, хотя и имел в своем жизнен­ном багаже две изданные книги. Наверное, по­этому и получил от него предложение принять участие в развитии издательства. Планы отца Нектария содержали создание трех, принципи­ально новых журналов – детского, юношеского литературного, и академического, научно-пу­блицистической православной направленно­сти. Вот последний-то и было предложено со­здать мне. Задача представлялась нелегкой, потому что для такого издания требовались серьезные православные авторы-ученые. Но заманить в издание, никому не известное, ма­ститых корифеев пера, да еще на бескорыстных началах, не так-то просто. Но уж, назвавшись груздем, приходится с головой нырять в кузов.

Далеко не всех авторов удавалось заинтересо­вать проектом с туманной перспективой, но отец Нектарий посоветовал обратиться к своему дав­нему знакомому и коллеге по работе в Комитете защиты русской культуры писателю Николаю

Коняеву. Это имя на тот момент мне ни о чем не говорило, поэтому прежде, чем набрать его номер, по своему обыкновению обратился к Интернету и обомлел от обилия титулов и званий. Звонить стало страшновато, но я все-таки это сделал, и меня поразила доброжелательная готовность к бескорыстной помощи.

Спустя пару дней обнаружил у себя в почте прекрасный ли­тературный текст «Прогулка по Александро-Невской Лавре», ставший настоящей жемчужи­ной очередного номера журна­ла, в числе не менее авторитет­ных имен.

Так началось наше сотрудни­чество, к сожалению не слиш­ком продолжительное. Его тексты всегда отличались не только безупречным литера­турным стилем, но и глубоким знанием предмета. Научно-и­сторические материалы, по­данные в непривычной литера­турной форме, обнаруживали неординарный аналитический подход. Это были не романы, как это сейчас популярно в среде псевдоисто­риков, а обстоятельные научные труды в лите­ратурной форме высочайшей пробы. Часто мне выпадала удача получать рукописи прямо из-под пера автора. Многие из них позже вошли в сборник «Не­бесная линия».

Случилось так, что финансовые проблемы вынудили издательство закрыть большинство проектов, задуманных архимандритом Не­ктарием. Перестал издаваться и мой журнал «Источник надежды». В поисках возможности его сохра­нить, в какой бы то ни было форме, мы создали специальный сайт «Кирилло-Мефодиевское чтение», на котором и стали выходить в виде ленты. Это привело к тому, что ав­торский коллектив распался. Каж­дому пишущему человеку важно тактильно ощутить свой опублико­ванный труд – перелистать страни­цы, вдохнуть запах типографской

краски. Интернет ему не интересен. Интернет – братская могила идей, смыслов, стилей.

Из всего авторского состава меня не оставил один Николай Михайлович, продолжая предо­ставлять свои великолепные тексты. К сожа­лению, многие из них появились на ленте уже после его смерти.

Формирование личности потомственного русского интеллигента – в подлинном значе­нии этого слова – Николая Коняева состоялось под влиянием примера его отца – директора сельской школы, в которой Николай вместе с братом и сестрой проводил свободное от уроков время. В свою очередь учителя из отцовской школы часто бывали в их доме, ведя неспешные беседы за чашкой чая. Маленький Николай, по его словам, «очень долго не мог отделить зареченских учительниц от своих родных, и, пожа­луй, пока не пошел в школу, жил в уверенности, что весь тот берег заселен моими тетушками. А родных у нас было немного».

Семья жила бедно, но в воспоминаниях Ни­колая Михайловича всегда подспудно сквозила гордость за своих родных в нескольких поко­лениях. Это и брат бабушки Иван Алексеевич Шергин – издатель дореволюционного журна­ла «Вестник Севера», погибший на этапе еще в 20-е годы. Бабушкины сестры – монахини Кре– стовоздвиженского монастыря, сгинувшие в лагерях. Двоюродный брат отца, подвергнутый страшным пыткам на допросах, но не подписав­ший ни одного оговора.

Вспоминая о семье своей матери, Коняев пи­шет:

«Мне стало понятно, откуда в ней была такая глубокая вера, которую не могли поколебать и десятилетия жизни без Церкви. Настоятелем храма в Остречинах, который исповедовал и причащал их семью, был новомученик Россий­ский Иоанн Беликов, расстрелянный в 1937 году.

Когда я читал протоколы допросов отца Ио­анна Беликова, на глаза навертывались слезы, но на душе становилось светло – с таким спо­койным мужеством принял этот человек свой мученический венец».

Автобиографические воспоминания Коня­ева дают четкое представление о природе его духовно-нравственной позиции, которой он не изменял до последних дней:

«Никакие события взрослой жизни, встречи, никакие переживания не способны заслонить того, что было тогда.

Более того... С каждым годом эти воспоми­нания становятся все ярче и ярче, и, пытаясь найти решение какой-то проблемы, размышляя над каким-то вопросом, именно к этим воспо­минаниям и обращаюсь я в первую очередь, а не к тому опыту, который накоплен во взрослой жизни...»

Православие вошло в его бытие органично, как вздох. Но, вначале было Слово...

Еще в детстве, спонтанно, как в новой игре, «обнаружил в себе способность сплетать сло­ва». Впервые, случайно родившееся четверо­стишие, пробудило в нем ощущение чуда: «... чистая радость заполнила мое существо, и не было пределов ей. Казалось, что этой радости хватит на весь мир».

К моменту окончания школы со­зрела твердая уверенность, что зани­маться будет только писательством.

Потом состоялись первые публика­ции, а затем Литинститут, а в ито­ге – полторы сотни книг, не считая переизданий. В Библиографическом словаре «Русская литература XX века» Института русской литерату­ры Российской академии наук гово­рится:

«Чтение произведений Коняева всегда и серьезное, и одновременно увлекательное занятие, но за острой фабулой и неожиданно обнаружен­ным фактом истории все время слы­шится голос художника, пронизанный щемя­щей тоской по надмирному Свету и глубокой православной духовностью».

Характерная черта творчества автора – раз­нообразие жанров и литературных форм. Его образ мышления – это не только умозритель­ные представления писателя, но и безуслов­ный научный подход, прослеживающий, как на фундаменте православия формировалась наци­ональная государственность, идеология, нацио­нальный характер, да и сам русский язык:

«Православие для России не просто конфес­сия. Православие для нас – государствообразу­ющая сила. Оно сформировало язык нашего на­рода и его национальный характер, определило законы нашего государства и его культуру.

И так и выстраивалась святыми князьями Русь, что совпадали пути спасения и устроения русским человеком своей души с путями спасе­ния и устроения государства».

Во всех трудах писателя лейтмотивом звучит раскрытие духовных смыслов русской истории. В этом кроется секрет возрастающего интере­са к его работам именно в последнее, весьма тревожное время. Но, не смотря на этот факт и огромный библиографический послужной список, имя Коняева остается малоизвестно не только широкой публике, но и читаю­щей. Поэтому очень важна популяриза­ция воспоминаний тех людей, которые знали его лично, важна серьезная лите­ратуроведческая работа по изучению, сохранению и продвижению его насле­дия, особенно в молодежную среду. Бо­лее того, чиновникам от образования стоило бы задуматься о включении его произведений в школьные и вузовские программы взамен того хлама, которым они заполнены ныне. Возможно в том, что сегодня так мало сказано о Коняеве, есть определенный глубинный смысл. Личность такого масштаба требует ос­мысления во времени: «Большое видит­ся на расстоянии».

«Творчество настоящего русского писателя – это всегда соработничество Богу»

Как удивительно созвучно жизненное кредо Коняева строчкам из письма святителя Игна­тия (Брянчанинова) к игумену Антонию (Боч­кову):

«Все дары Бога человеку достойны уважения. Дар слова, несомненно, принадлежит к вели­чайшим дарам. Им уподобляется человек Богу, имеющему Свое Слово. Слово человеческое по­добно Слову Божию постоянно пребывает при отце своем и в отце своем – уме, будучи с ним едино и вместе отделяясь от него неотдельно... Божественная цель слова в писателях, во всех учителях, а паче в пастырях – наставление и спасение человеков».

Отпевали Николая Коняева в Троицком со­боре. Обряд совершил митрополит Петроза водский и Карельский Константин (Горянов), близкий друг усопшего, специально приехав­ший в Петербург. Перед началом богослужения владыка Константин произнес проникновен­ную речь о значении творчества большо­го русского писате­ля. На Никольском были совершены краткая лития и процедура проща­ния. Зачитывались телеграммы собо­лезнования от гу­бернаторов города и области. Прощаль­ные слова произнес­ли представители союза писателей.

Могила Николая Михайловича находится в живописном месте на берегу Никольского пру­да рядом с горбатым мостиком. В основании изящно выполненного, ажурного кованого кре­ста выбита в граните лаконичная надпись:

«Николай Михайлович Коняев. Русский пи­сатель»

Многие ли из современных коллег усопше­го понимают, какой глубочайший смысл и ка­кая огромная ответственность заложены в этих двух простых словах?

Многие ли понимают, что, по­лучая членский билет СП, они не статус приобретают, но принима­ют присягу на служение?

Коняев принял эту присягу за­долго до получения билета. Это произошло еще тогда, в детстве, когда «чистая радость заполнила его существо, и не было пределов ей». Это и был знак Свыше, бла­гословение, которое дается только избранным. Слова эти, простые и не пафосные, в полной мере со­ответствуют той жизни, которую прожил этот великий труженик, исполнивший присягу с честью и до конца, и для которого СЛОВО не только альфа, но и омега его Божественного предназначения.

На могиле Николая Коняева долгое время стоял простой деревянный крест, и именно эта простота отражала саму сущность не просто профессионального призвания, но понимания его как послушания. Именно так, как понимал его Коняев, и как ему следовал всю свою жизнь, которой и доказал главное – вначале всегда бу­дет СЛОВО.

Георгий Ермолов, редактор журнала «Источник надежды»

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"