11 марта в 18.00 в Храме Христа Спасителя юбилейный вечер Михаила Ножкина
Я лично не знаю среди людей сегодняшней культуры человека такого диапазона, художественных талантов, творческих знаний, профессионального умения, как Михаил Иванович Ножкин. Какой-то волшебной палочкой прикасается он к предмету своего интереса, и вдруг песня, сочиненная им, превращается в народную, роль, сыгранная в кино, становится эталонной, старая дореволюционная пьеса преображается в сегодняшнюю картину нравов. Публицистика, которая обладает свойством угасать с годами, у Михаила Ивановича вдруг приобретает атакующие, трибунные черты сегодняшнего дня.
Что за феномен? Как можно объяснить такое художественное и творческое разнообразие?
Душа такая! Душа и сердце! И не в разрыве с разумом, а как-то всё вместе умещается в человеке, которого я знаю с шестидесятых.
Вроде бы пахнуло тогда каким-то западным свободомыслием, но также и русским духом.
Кое-кто тогда горделиво заявил о себе как о новом племени — Homo Sapiens, обозначая себя «шестидесятники». Можно бы и порадоваться новым веяниям, если бы за ними у многих не вставало отрицание всего того вековечного, корневого, отечественного, что привело к недавно отгремевшей победе в Великой Отечественной войне. Если бы не пренебрежение к глубинам народного восприятия и невесть откуда взявшееся элитарное высокомерие — от разрешенных властями поездок на Запад.
«Ну и пусть они подиссидентствуют! — сказал один из руководителей органов госбезопасности. — Их мы возьмем за одну ночь! Главная опасность для нас — «русисты»«.
Михаил Ножкин не принадлежал ни к диссидентам, ни к таинственным «русистам», которых органы власти почему-то боялись и преследовали. Он был творчески насыщенный и свободолюбивый талант. Когда я первый раз услышал его в предновогоднюю ночь во Дворце съездов в Кремле, то был ошеломлён тем, с каким восторгом принимала его московская молодёжь. Он нёс со сцены песню того времени: «А на кладбище всё спокойненько!». Конечно, многие воспринимали это как политический протест, а Михаил Ножкин выражал своё несогласие со всякого рода рутиной, закоснелостью, самодовольством, что может быть следствием как обывательского нравственного безразличия к лучшему, к движению, так и административного желания всё подкрасить и улучшить впечатление от существующего порядка.
Что касается властей, то они Ножкина больше во Дворец съездов не пустили, восприняв «А на кладбище всё спокойненько» и вторую песню — «К чему человеку заборы» как критику системы. Эх, тугодумы, обращали бы свои взоры на действительное улучшение жизни, на разрушение «заборов», которые стали возникать между народом и административной элитой. Не обратили. Для людей оказалось плохо. А Ножкин, изгнанный из Дворца съездов, стал творить «мир в хижинах». Ибо ему старый призыв «Мир — хижинам, война — дворцам» был близок.
Умение найти интонацию, точное и доходчивое слово, душевную струну каким-то чудом превращает интимный напев в народную песню.
В ней и горьковатое признание, что «мы так давно, мы так давно не отдыхали», и констатация военного подвига, прикрытого некой грубоватой мужской иронией, дабы не заподозрили в хвастовстве — «Мы пол-Европы по-пластунски пропахали». И ожидание того «последнего боя», который с долей понятного солдатского суеверия нужно называть «не последним».
И конечно, мечтательное: «а мне б в девчоночку хорошую влюбиться», что до войны, может, и не испытал молодой воин. И безусловное желание уйти из боя живым «домой», в Россию.
И пронзительное и неожиданное в боевой обстановке воздыхание: «Я так давно не видел маму».
Помню, я издавал книгу В. Успенского «Тайный советник вождя» (одни считали это мистификацией, другие признавали некую достоверность и собирательность образа тайного советника). Так вот, главный герой книги при встрече со Сталиным, обсуждая разные вопросы, коснулся стихотворения Симонова «Жди меня». Верховный, попыхивая трубочкой, сказал: «Неплохое стихотворение, но вот автор говорит о том, что жена должна ждать, даже когда мать устанет ждать — здесь автор неправ. Мать всегда ждёт!»
И поэтому отнюдь не надуманным, не неестественным в устах обветренного, опалённого войной солдата звучит: «А я в Россию, домой хочу. Я так давно не видел маму!»
Многообразен он, многоцветен в своих стихах, но всегда в них пульсирует мысль, которую он концентрирует в неких афористичных заключениях. Наверняка, если бы на улицах сегодня расположились не рекламные объявления и щиты, что утверждают «надо чистить зубы не пастой, а лакалютом», что «человеку лучше ездить на последней модели Мерседеса» и «пить Пепси», а висели бы плакаты РОСТа или ТАСС, как в годы сверхнапряжения и войны, то его двустишья и четверостишья, наверное, доходили бы до сердец и душ тысяч молодых.
Важно благодушью не поддаться,
От достатка вдруг не ожиреть,
Потому, что можно даже в двадцать
Незаметно взять и постареть.
Не забудьте, молодые люди,
В жизни есть один закон простой:
Если молод — это значит любишь,
Если любишь — значит МОЛОДОЙ!
Он высоко ценит поэтическое начало, но своим высшим судией считает слушателя, зрителя, народную аудиторию — весь народ. Он не считает поэзию развлечением поэта, он с тревогой ждет оценки.
И каждый раз на сцену, как на плаху.
И к залу каждый раз глаза в глаза,
И песни и стихи свои с размаху,
Как бумеранг, в насторожённый зал.
Плевать мне трижды на аплодисменты.
Я в них не верю, честно говоря.
Копеечные эти позументы
В избытке дарят нынче всем подряд.
Пусть мимо мчится госпожа удача,
Наградами и званьями звеня…
Я знать хочу, что я хоть что-то значу,
Что в чем-то людям польза от меня.
Я давно у России в долгу —
Как артист, гражданин и поэт.
Я готов, я хочу, я могу!
Только б силы хватило… и лет!..
(2006)
Я уже сказал об одной песне, песне народного чувства и настроения: «А я в Россию домой хочу…» — «Последний бой», но в том-то и дело, что Михаил Иванович — творец многих поистине народных песен. Вот знаменитая песня о России: «Я люблю тебя Россия…» Вроде бы ей звучать на торжественном концерте во Дворце съездов во время государственных и партийных праздников, но вот сейчас она исполняется в кругу друзей, сидящих в лесу у костра, в группе задиристых демонстрантов, в зале Союза писателей. Всё в этой песне дорого и близко тем, кто жизнь проживает с Россией.
Я люблю тебя, Россия,
Дорогая наша Русь,
Нерастраченная сила,
Неразгаданная грусть.
И дальше некое лирическое и гражданское разъяснение:
Ты размахом необъятна,
Нет ни в чём тебе конца,
Ты веками непонятна
Чужеземным мудрецам.
Да поются ли такие слова?
Поются да ещё как, из этих публицистических строк проистекает нежное, красочное признание, подлинное объяснение в любви:
Ты добром своим и лаской,
Ты душой своей сильна,
Нерассказанная сказка,
Синеокая страна.
Я в берёзовые ситцы
Нарядил бы белый свет,
Я привык тобой гордиться,
Без тебя мне счастья нет!
И это написано и омузыкалено Давидом Тухмановым в 1967 году. И может, с этого времени Ножкин и становится певцом России, певцом Руси. Да нет, конечно, не с этого времени, а и раньше, и сегодня, и всегда.
В 1993 году он обращается с запомнившейся тогда болевой и призывной песней — «Время Русь собирать».
Вновь над Родиной тучи багряные,
И набат и гудит, и зовёт,
Вновь на Родину беды нагрянули,
Снова стонет великий народ…
Сколько ж можно терпеть,
Сколько ж можно страдать,
Всенародные кличут уста…
Время Русь собирать,
Время Русь собирать,
Где ж ты, Иван Калита?!..
Встретившись с соотечественниками за рубежами России, не осуждает и не обличает их, но старается понять, уверен, что они приедут, возвратятся на Родину.
В Париже в 1977 году он пишет ностальгическую и вдохновляющую песню:
Рассеялись по свету россияне,
Во всех концах земли нашли приют,
Но в чужедальних городах и странах
Поныне песни русские поют.
Мне тоже приходилось встречаться и говорить с эмигрантами первой и второй волны в США, Франции, Германии, Норвегии, Югославии, даже в Индии, и действительно, какое бы место они ни занимали в стране проживания, на каком бы социальном уровне ни находились, они вспоминали и тосковали о России.
«Найдите россиянина такого, кто б с Родиной себя не обвенчал», — поёт Ножкин, и обращается к ним, делясь их мыслями:
Рассеялись по свету россияне,
С акцентом песни русские звучат,
Но только никакие расстоянья
С отчизной их вовек не разлучат.
И нет для них земли милей и краше,
И мы живём мечтою голубой,
И сквозь века несётся песня наша —
Чтоб ни было, Россия, мы с тобой!
Он же пишет в 2000 году немного покаянную и оптимистическую песню «Я вернусь» от лица русского, уехавшего туда, за границу:
Мы в тяжелые дни из России ушли не прощаясь,
Нас судьба разбросала по всем континентам земли…
Но нигде рек молочных и гор золотых не нашли!..
И немного хмельное и радостное:
Соберу я друзей, да родных, да настрою гитару,
Да поймаю знакомый, задумчивый, ласковый взгляд,
Что мне этот Нью-Йорк, что мне их Сингапур да Канары, —
Я вернулся домой, я вернулся в Россию, назад!
А для детей, для фильма «Олень золотые рога» песня «Россия-матушка» или для фестиваля «Русская зима» опять о ней: «Ну какая же зима без России, ну какая же Россия без зимы». И на все лады: «Русская песня», «Русский марш».
Михаил Ножкин — певец памяти народной, он подлинный охранитель подвига. Некий озноб охватывал, когда он исполнял на месте третьего ратного подвига России свою песню:
На Прохоровском поле тишина,
Простая и святая, как молитва…
И припев — как заклинание:
На Прохоровском поле
От слёз людских, от боли,
И от себя никак не убежать,
На Прохоровском поле
Нам всем по Божьей воле
Мужать, чтоб пред врагами не дрожать!
Он же поёт о Ржеве, где шли жертвенные и судьбоносные битвы, где был его отец.
А «Огненная земля» (На огненной, на Малой той земле / Большую нашу землю защищали»).
Я не раз бывал в аудиториях, где Мишу просто боготворят. Это наши морпехи, собровцы, грушники — люди, охраняющие безопасность. У сдержанных обычно людей — шквал аплодисментов, поднятый вверх кулак и восклик: «Молодец!» (песня «Вымпел», песня для кинофильма «Полундра» — «Морская пехота» и знаменитая «Военная разведка»).
Военная разведка домой заходит редко,
Всё больше по горам да по лесам,
По сёлам, по столицам, по всяким заграницам,
Идём навстречу вражьим голосам.
Тут пропевается и кодекс чести, и принципы служения:
Чужие здесь не ходят, здесь Совесть верховодит,
Здесь жизнь друг другу каждый доверял,
Залог Победы — Разум, так завещал Спецназу
Пржевальский — единый Грушный генерал!
Погон своих не носим и льгот себе не просим,
Нам жалкие подачки ни к чему,
Не деньги и не слава — была б жива Держава,
РОССИИ служим, больше никому!
И зал уже подпевает припев:
Разведчик ГРУ — разведка боем,
Мы рождены самой войной,
И нам назначено судьбою
Стоять за Родину, за Родину стеной!
И конечно, вырисовывается облик поэта — гражданский, трибунный, воинствующий. Конечно, конечно, но Михаил Ножкин ещё великий лирик, оптимист, да ещё юморист, весельчак в своей поэзии. Ему, его стихам доверили своё музыкальное дарование, своё мастерство, свой талант замечательные композиторы. Конечно, великий мелодист и песенник Соловьев-Седой в оперетте «Насильно мил не будешь».
А не менее десятка песен, сочинённых вместе с Тухмановым («Россия», «Семь нот» и других), с Эшпаем, Шаинским.
А его «Опять от меня сбежала последняя электричка» — в 60-х и 70-х годах хором исполняло студенчество, да и все идущие со свиданий юноши.
Не будем говорить, что всё равноценно в творчестве Ножкина. Это ведь как горный хребет: есть вершины, есть впадины, есть новые подъёмы и, безусловно, многообразие. Вот, например, в свой двухтомник сочинений Михаил Ножкин вставляет и мемуары. И здесь я испытываю некоторое неудовлетворение. Не тем, как о ком он вспоминает. Там прекрасные воспоминания о Леониде Семёновиче Маслюкове. Честно скажу, я не знал Леонида Семёновича. Но по воспоминаниям я увидел такого мощного заботника о деле культуры, о ее части — эстраде. Ведь нередко эстрадное искусство зачисляют во второразрядное, второстепенное. Оно таким и бывает, особенно в нынешние времена. В воспоминаниях Михаила Ивановича Маслюков предстаёт подлинным стратегом и теоретиком эстрады, нашей советской эстрады, в которой важны были и смысл, и мысль, и доброе веселье, эстетика и человечность. Спасибо Михаилу Ножкину за то, что он знакомит с таким полнокровным, наполненным замыслами и их умелом воплотителем и мощным мастером российской эстрады, замечательным человеком.
Другая небольшая зарисовка о выдающемся спасителе Отечества Великом генеральном конструкторе космических систем Сергее Павловиче Королёве. Сколько же граней у этого великого человека! Одну из этих граней воспроизвёл М. Ножкин. Ну, а что касается эстрады, то здесь у Михаила целый раздел шуток, пародий, сценических картин, и кому только он не сочинил куплеты, над чем и кем только не иронизировал, не шутил, не высмеивал. Достаточно прочитать его пародийный мюзикл «С микрофоном за пазухой». Конечно, есть в нём и наивность своего времени, но и бурлящая радость от песен, которые пел тогда народ и крестьяне, и студенты, и туристы, и военные все пели. Ну а сейчас же не будешь петь песни современных «звёзд» эстрады, они же только для них, только для микрофона, только на два дня. Думаю, что этот раздел, помимо всего прочего, будет полезен тем, кто пытается вести сегодня концерты и вечера. Авось кто-то поумнеет, кто-то станет поостроумнее, а кто выйдет из района «ниже пояса». Ножкин без этого обходился, и всем было смешно и поучительно.
В 1960-е годы я был в Африке, в Гане, когда эта страна была нашим большим союзником, а Советский Союз всячески помогал президенту Квамен Круме. Вот там наш комитет молодёжных организаций участвовал в конференции и суде над расизмом. Я был в делегации, и после заседаний нам показывали жизнь страны. Два раза вечером, скорее ночью, мы оказывались в кинотеатрах под открытым небом, где прямо из машин зрители, задрав ноги на их борта смотрели кинокартины. На большом экране шли фильмы о Джеймсе Бонде, этом вездесущем и непобедимом западном разведчике. Храбрый, находчивый, он был симпатичен всем зрителям, а его противница, советская разведчица, почти баба-яга, вызывала улюлюканье и свист. «Как же так, — говорили мы ганцам, — вы наши друзья, а аплодируете американцу-англичанину, которых вы только что клеймили как колонистов, расистов, как злейших врагов Африки?» Они смущались и говорили, что наше замечание справедливо, но уж больно симпатичен Джеймс Бонд. Я злился: когда же наши разведчики будут столь же выразительны и впечатляющи в кино, несмотря на «развесистую клюкву» Бондианы (ведь вышло много серий этого увлекательного опуса), что-то было после и у нас. Достаточно вспомнить «17 мгновений весны».
Но вот киносценарий, или, скажем, детективная киноповесть Михаила Ножкина «И вечный бой», по-моему, нам такого киногероя представляет. Славный разведчик Синицын, он же по первому своему позывному Бекас. Наш герой участвует в самых невероятных схватках: обезвреживает бандитов, захвативших самолет, проникает в логово наркоторговцев в Турции, разбирается в хищении смертоносного бактериологического оружия и снова проникает в центр тех, кто хочет воспользоваться этим оружием для уничтожения (одни из террористов хотят пустить его в Америку, другие в Россию). Изобретательное проникновение, схватка, погони, спасение людей, страны и мира. Таков он наш Бекас — честный, справедливый, храбрый, умелый, беззаветно преданный Родине и очень симпатичный по типу поведения.
Может, и фэнтези кое в чем, но собрано лучшее, что есть в этих людях, что не продали Родину, не отказались от клятвы ни во времена Советского Союза, ни во времена нынешней России. Даст Бог, этот симпатичный образ воплотится на экране.
И ещё одно направление творчества Ножкина — «Музыкально-пародийный спектакль для кукол: Смеяться, право, не грешно».
Тут уж Михаил Иванович был полностью свободен в шутках, насмешке, иронии. И, если хотите, в назидании. Да, в назидании, ведь спектакль-то для кукол, а значит, в какой-то степени для детей, да и не менее важен он для взрослых: услышать добрый совет или посмеяться над своими грешками, а то и грехами — не грех. Глядишь, задумаются, а то и покаются. В екатерининскую старину на театр возлагались в немалой степени задачи нравственного воспитания. Один из поэтов того XVIII века Михаил Попов писал:
Полезен ли театр (хотя писали феатр) и чистит ли он нравы,
Иль только что одни приносит нам забавы?
Коль просит кто меня о чём,
Скажу и докажу
Ему о всём и прямо:
А как?
Вот так,
Как испытание доказывает само:
Для умных служит он
К познанию вместо врат,
Для глупых — игрище, гульбище и разврат.
Функции, смысл и место театра, по-моему, не уменьшились с тех пор. И пьесы, эстрадные скетчи, репризы Ножкина подтверждают, что это врата к познанию мира и себя, даже если они у него снабжены изрядной долей иронии, смеха, злой сатирой и доброго юмора.
Помню, как громадный зал Дворца съездов, куда к 70-летию Михаила Ивановича пустили снова, аплодировал знакомым и незнакомым стихам, смахивал ностальгическую слезу от тех близких сердцу по предыдущим годам его песен, гневно реагировал на его обличительные стихотворные филиппики и безудержно хохотал, когда лёгкий и изящный семидесятилетний любимец пел и вытанцовывал, потряхивая по-собачьи ножкой, песню про барбоса (кстати из пьесы «Смеяться, право, не грешно») или взывал к находящемуся где-то рядом Ивану Калите.
Да, всё может и умеет талантливый и вездесущий наш современник. Вместе с ним, с писателями России мы были и на Прохоровском поле и в есенинских местах, у редутов Бородино, на вяземских вскопанных снарядом холмах, на родине Гагарина. Он везде свой, везде близкий, везде народный. Радостно, что наш замечательный соотечественник, многоцветный талант, писатель, артист, певец, гражданин приходит сегодня к нам своим двухтомником, который ему всё недосуг было собрать. Но друзья и читатели, писатели и издатели потребовали этого. И он наконец это совершил, а издательство «ВЕЧЕ» это осуществило.
Поздравляю Вас с этим литературным, издательским, общественным событием, друзья!
А в конце приведу стихотворение друга М. И. Ножкина, поэта, лауреата Государственной и Пушкинской премии Владимира Кострова:
***
Михаилу Ивановичу Ножкину
Ты похудел. Остался только профиль.
Но суть твоя — здоровый русский дух.
Ты совести не продал и не пропил,
В тусовочной халяве не протух.
Ты — дух. Тебя нельзя переиначить.
Нельзя в эстрадном пойле растворить.
Ни прикормить тебя, ни околпачить,
Ни, превратив в шута, переварить.
Ты — дух Земли весенней и осенней,
Ты — русский вызов подлым временам,
Ты — часть любви, что Пушкин и Есенин,
Уйдя в бессмертье завещали нам,
Солдат — в Чечне идущий на заданье,
И мысль о том, чего нельзя отдать,
И верный звук народного страданья,
И будущей победы благодать.
Михаил Иванович Ножкин — русский вызов подлым временам и будущей победы благодать!
Это так и только так!
Валерий Ганичев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
