В Боброве, районном центре Воронежской области, на здании городской администрации, по инициативе заведующей краеведческим музеем Елены Степановой открыта мемориальная доска следующего содержания « В этом здании городской управы в феврале 1892 года бывали А.П.Чехов и А.С.Суворин». Открыли доску глава городской администрации Владимир Брызгалин и лучший ученик городской школы №2 Илья Кудрин (на снимке).
– В нашем городе каждое здание «дышит историей»,— сказал на открытии доски заместитель главы администрации Бобровского муниципального района Юрий Шашкин. — По этой улице, когда-то называвшейся Невским проспектом, ходили такие удивительные люди, как Чехов и Суворин. Памятная доска, установленная в год 150-летия Антона Павловича, и дань памяти великим людям, и хорошее начало в ряду мероприятий по подготовке празднования 300-летия города Боброва в 2011 году.
Представители местной интеллигенции вспоминали на открытии доски о своих первых встречах с героями Чехова. Для поколения 60-х, Чехов был один из любимых писателей. Его произведения делают душу открытой, сочувствующей людям.
Заведующая музеем Елена Степанова напомнила собравшимся, что их земляк, знаменитый издатель и журналист, Алексей Сергеевич Суворин всегда интересовался жизнью города и уезда, помогал людям. А Антон Павлович Чехов был один из не многих писателей активно участвующий в помощи бедным. Перед поездкой вместе с Сувориным в Бобров Чехов уже побывал по голодному делу в Нижегородской губернии.
А в январе 1892 года Суворин писал А.Н.Плещееву: «... На днях мы с Чеховым едем по голодным местам недели на две для наблюдений и для помощи. Положение прескверное, во всяком случае, и для голодающих и даже для сытых, не говоря о нас. Всякую мысль приходится одевать в бархат, чтоб она дошла по назначению и чтоб народу помогала существенно».
Суворин и Чехов выехали в Воронеж из Москвы 2 февраля 1892 года. А 1 февраля они встречались в «Славянском базаре» втроем. Третьей была Е.М. Шаврова, приглашая которую, Чехов писал: «На сегодняшний вечер забудьте, что Вы барышня, и что у Вас есть строгая maman; и будьте только писательницей. Право... Я болен, и потому буду скучен. Суворин же в отличнейшем настроении духа и расскажет Вам много интересного».
«Вопреки тому, что обещал мне в письме Антон Павлович, – вспоминала Шаврова, – Суворин был угрюм, сумрачен и неразговорчив. Зато Антон Павлович был в самом милом, благодушном настроении и показался мне таким молодым и жизнерадостным». «Воронежский телеграф» в №16 от 5 февраля 1892 г. сообщил, что «3 февраля с почтовым поездом прибыл в Воронеж издатель газеты «Новое время» А.С.Суворин». Писатель и его издатель побывали в Воронеже, Боброве, на Хреновском конезаводе и на родине Суворина в селе Коршево, где на средства Алексея Сергеевича были организованы столовые для голодающих. Шестого февраля Чехов писал Егорову: «Воронеж кипит. Голодное дело поставлено здесь гораздо основательнее, чем в Нижегородской губернии». А 8 февраля сестре Марии из Боброва он написал: «Дела наши с голодающими идут прекрасно: в Воронеже мы у губернатора обедали и каждый вечер в театре сидели, а вчера весь день провели в казенном Хреновском конном заводе у управляющего Иловайского... Затем блины, разговоры, очаровательные улыбки и m-el1е Иловайская, 18-летняя девица, очаровывающая нас своею оригинальностью и сценическим талантом. Затем чай, варенья, опять разговоры и, наконец, тройка с колоколами. Одним словом, с голодающими дела идут недурно. Что же касается столовых и прочего, то тут мы несем чепуху и наивны, как младенцы... » Чехова раздражали светские церемонии, с которыми провинциальные чиновники и помещики встречали двух петербургских гостей. Более спокойного и степенного Чехова раздражало и поведение Суворина: «Утром мы бываем в духе, а вечером говорим: за каким чертом мы поехали, ничего я тут не сделаю и т. д.» Впрочем, после он признается, что от поездки у него остались самые хорошие впечатления. После отъезда из Воронежа в марте 1892 г. Чехов писал Суворину: «Как столовые в Коршево? Что пишет ваша сестра? Я с удовольствием вспоминаю о нашей поездке. В ней было много хорошего. Даже бобровский клуб по воспоминаниям хорош».
Суворин и его газета уделяли много внимания теме голода. К примеру, с осени 1891 года «Новое время» печатало серию статей о дикорастущих травах, пригодных для употребления в пищу. Лебеду «рекламировал» Антон Чехов. И на самом деле Алексей Сергеевич не был так уж наивен, как полагал Чехов. Уже 21 февраля (4 марта) 1892 года в «Новом времени Суворин опубликовал «маленькое письмо» за №5740, где обстоятельно отчитался о поездке в Воронежскую губернию. Вот что он писал:
«Март месяц на носу, на носу распутица; на юге голодающих местностей дороги начинают портиться, снег тает под тёплыми лучами солнца, бугры почернели, в лощинах появляются лужи, полозья саней чувствуют грязь, и голодные, испитые клячи останавливаются, равнодушные к крикам и кнуту возчика. Далеко не везде хлеб, необходимый для обсеменения полей, доставлен на место, далеко не везде он доставлен на железнодорожные станции, с которых его придётся еще везти на лошадях на десятки вёрст. Как бы он не застрял на этих станциях, когда пашни будут ждать посева; осенью случались такие казусы: поля были вспаханы, а зерно не приходило и пашни ждали по неделям, и иногда оставались только вспаханными или засеянными позднее, или засеянными наполовину, на треть, на четверть. <...> Январские морозы погубили множество скота, лошадей и коров; голодные, они не выдерживали стужи и замерзали; некоторые спасали свою скотину, втаскивая ее в избы. Я еще застал в Воронежской губернии свежие рассказы о тех опустошениях и отчаянии населения, которые произвели жестокие январские морозы, явившиеся на помощь голоду. Голод тоже сделал своё дело, и гораздо грознее, погубив массу лошадей, иногда даже дорогих, в 100-200 руб. за штуку, что в этой губернии не редкость Эти драмы около скота были гораздо трогательнее тех драм, которые мы слушаем на сцене, проливая дешёвые слезы.
Еще в августе некоторые предусмотрительные люди предлагали для Воронежской губернии отправку лошадей на Кавказ, что и возможно было и удобно; но предложение это осталось безрезультатным; затем за него опять схватились месяца два спустя, но уже было поздно; вообще опаздывание с мерами — явление общее и оно более всего увеличило последствия неурожая не только для скота, но и для людей, которым приходилось очень жутко ждать и ждать, проедаться, разоряться и голодать. Говорят, что гибель лошадей явление не исключительное, что все равно крестьяне продают обыкновенно осенью своих лошадей на шкуру, так как гораздо выгоднее весною купить новых, чем кормить дешевую лошадь. В этом есть доля правды, но только доля. Такой гибели лошадей, как в нынешнем году, никогда не было; крестьяне, помнящие голодовку 1840 года, говорят, что тогда не уродилось зерна, но была солома и, кроме того, особенно много уродилось лебеды, которою и питался скот. В нынешнем же году ни соломы, ни лебеды, ни сена. У государственного Хреновского завода 2400 десятин собственной степи и на всем этом громадном пространстве постановлено всего 30 стогов сена — так ничтожен был урожай трав. Один псовый охотник мне рассказывал, что он каждый год покупал для собак одну-две лошади; в нынешнем году он купил 20 по 75 и по 50 коп., и если б ему потребовалась сотня их для прокормления своей стаи, он без труда нашёл бы ее по 50 коп. и даже менее. Предложение огромное за какую хотите цену. Но хорошие и вскормленные лошади были очень дороги. В городе Боброве есть конная ярмарка в первых числах марта (евдокиевская); в нынешнем году она отошла уже в январе и лошади покупались втридорога наезжими из Западного края.
Воронежский губернатор, Е. А. Куровский, принял очень хорошую меру для сохранения лошадей, но при недостатке денежных средств в ограниченных размерах. Он купил две или три сотни лошадей и отдал их наиболее хорошим крестьянам, лишившимся лошадей и вызванным им в Воронеж из уездов. Крестьяне эти кормятся в столовых, и лошади их получают корм и работу; работа эта высчитывается и идёт на погашение стоимости лошади. В марте крестьянин отпускается с этою лошадью, которая делается его собственностью; что он на ней заработал, то вычитается из цены, за которую она куплена, остальное записывается за ним как долг, который он обязан впоследствии уплатить. Вслед за этим было предложено крестьянам, имеющим лошадей, являться в Воронеж, и им обещан был корм и работа. И на этот призыв явились крестьяне, и эти меры помогли перевозке земского хлеба. В уездах предложено было сделать то же самое. Во всяком случае, дело ограничивается 500—600 лошадей и возчиков на всю губернию, что, конечно, очень мало. Один землевладелец Усманского уезда хотел устроить столовую для лошадей в 400 штук и выписать для этого с Кавказа прессованного сена. Но в Козлове ему сказали, что сено едва ли придет и через три недели. Бобровское земство выписало этого сена по 20 с небольшим коп. за пуд и этим помешало на местном рынке чрезмерному повышению цены на сено. Если б хватились за корм для скота ранее и приняли бы общие меры деятельно, вопрос о корме для лошадей разрешился бы гораздо благоприятнее для сельского хозяйства».
Как видим, Суворин голодным делом занимался очень серьезно и обстоятельно. И не только как благотворитель, но и как журналист, редактор. Так, в эти годы «Новое время» разоблачило мошенническую торговлю хлебом одною одесской фирмой. Фирма «обиделась» и подала на газету в суд. Но нововременцы собрали дополнительные материалы. О результате Алексей Сергеевич в «Новом времени» за 11 декабря 1893 года сообщил: «Сегодня, опять перед Рождеством, пришла из Одессы телеграмма: «Одесса, 10 декабря. Одесская судебная палата утвердила обвинительный акт о предании суду еврейской фирмы Дрейфус и Комп., обвиняемой в злоупотреблениях по поставке хлеба голодавшему населению Самарской губернии. Привлекаются к делу 7 обвиняемых, вызываются 158 свидетелей и 9 экспертов».
Что касается Чехова, то, как раз, в лютые январские морозы 1892-года он побывал в глухих нижегородских деревнях – по делам организации помощи голодающим, посетил нижегородского губернатора Баранова. Эту работу Антон Павлович предпринял вместе со своим приятелем, земским начальником в одном из уездов Нижегородской губернии Евграфом Петровичем Егоровым. В Москву он возвратился совершенно разбитым.
“…Я приехал домой совсем больной. Жестокая боль в обеих лопатках, между лопатками и в мышцах груди. Должно быть, простудился в Нижнем… Был у меня Короленко и застал меня страждущим» Едва оправившись, Чехов продолжает сбор денег в помощь голодающим. В записях учитываются все суммы – и 20 копеек от В.А.Тихонова, и 5 рублей 30 копеек от писателя Д.Усова, и 100 рублей от К.В.Колосова. Сохранились десятки таких расписок с подписями А.П.Чехова и Е.П.Егорова, учредивших кассу помощи голодающим. В письме к А.С.Суворину Чехов 13 декабря 1891 г. пишет: “Сегодня один старичок принес мне 100 рублей на голодающих”. На этом фоне роль сопровождающего в поездке Суворина в Воронежскую губернию, конечно, Чехову была не совсем по душе. «Ему как-то странно было слышать о голоде, – пишет по этому поводу Мария Чехова, – и в то же время присутствовать на обедах, когда вся губерния страдала от недорода, между тем без справок обойтись было невозможно, и приходилось поневоле заезжать в губернские города. Тогда провинциальная пресса была в загоне, ограничивалась только "Губернскими ведомостями", которые в большинстве случаев были ничтожны и шли на поводу у редактировавших их вице-губернаторов. К тому же и поездка Антона Павловича совместно с Сувориным связывала его и лишала самостоятельности. Ему хотелось кипучей личной деятельности, как он рассказывал мне потом, которая и получила затем применение в его борьбе с надвигавшейся холерой».
Поездка Суворина и Чехова по голодному делу еще раз заставляет вспомнить «больной вопрос» наших литературоведов. О роли Суворина в жизни Чехова и развитии его таланта. И как тут не согласиться с А. В. Амфитеатровым, который по этому поводу написал: « Долго держалась "либеральная" тенденция умалять ее . Ревнивая не по разуму, полемика пыталась доказывать, будто Чехов только тогда и вырос в настоящего, великого Чехова, когда "порвал" с "реакционером" Сувориным и, выйдя из-под его влияния и издательской опеки, бросился в объятия новых московских свободолюбивых друзей.
Все это весьма вздорно. Во-первых, Чехов с Сувориным никогда не "порывал", а пребыл в сердечнейшей дружбе до самой своей кончины. Отход от его "Нового времени" отнюдь не был отходом от Суворина. Во-вторых, издательская опека Суворина над Чеховым, выражавшаяся исключительно тем, что Суворин действительно печатал и издавал все, что Чехову угодно было написать, прекратилась опять-таки не по "разрыву", а естественным порядком: как скоро Чехов продал свои сочинения А.Ф. Марксу на условиях, которые Суворину показались непосильными. В-третьих, Чехов, в период московского якобы свободомыслия, решительно ничем – ни на одну йоту – не изменился против Чехова в период "суворинского влияния", якобы реакционного. Напротив: как раз в московском периоде и в лейб-органе московского либерализма "Русской мысли" он напечатал "Мужиков", которые вызвали против него бурю в лагере народников, какой не вызывало ни одно его произведение суворинского периода.
И, наконец, кто внимательно изучил переписку Чехова с Сувориным, тот знает, что если уж взвешивать их идейное взаимоотношение, то гораздо чаще и властнее Чехов влиял на Суворина, чем Суворин на Чехова. "Татьяна Репина", "Ксения и Лжедимитрий", "Вопрос" – все пьесы Алексея Сергеевича и большинство его беллетристических опытов писались при непрерывных совещаниях с Антоном Павловичем и носят явственные следы поправок и изменений, согласных его замечаниям и указаниям. Равно как такой же явственный след оставили советы Суворина на произведениях Чехова, которые все делались ему известными в рукописи или в корректуре еще долгое время после того, как Чехов перестал печататься в "Новом времени".
Есть другая тенденция – обратная: преувеличенно уверять, будто Суворин "создал Чехова". Это тоже неправда. Создавать Чеховых путем редакторско-издательского доброжелательства и покровительства нельзя. Для того, чтобы вырос орел, нужен орленок, а раз орленок имеется налицо, он и в индюшатнике вырастет в орла. Нет никакого сомнения в том, что Чехов – и без Суворина – вырос бы в громадную литературную силу... Но несомненно также и то, что Суворин, быстро угадав в юном Чехове орленка, преклонился пред ним со всем восторгом, на какой только способен был этот несравненный литературный энтузиаст. И с того дня могучая и властная рука Суворина убирала с дороги Чехова едва ли не все камни преткновения и шипы, обычно ранящие ноги молодых писателей.
И орленок рос по-орлиному, а не по-индюшачьи, в такой самостоятельности, свободе и холе, каких не было дано никому из его сверстников. Создал Чехова не Суворин, а сам Чехов, но условия, чтобы Чехов мог себя уверенно создавать, создал, конечно, Суворин. И морально, и материально он – создатель литературной карьеры Чехова. И роль его в этом долгом, стойком, убежденно последовательном процессе воистину прекрасна».
Написано это в год 100-летия А.С.Суворина. А в год 150-летия А.П.Чехова в русском городе Боброве появился ещё один знак в честь великой дружбы великих русских людей. Поэтому по совету Пушкина «оставим пересуды толпе» и будем заодно с гениями.
Святослав Иванов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
