Вот и сподобился! Я в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Осень, дождь безостановочный… Гостиница для паломников, номер на четверых, просторный чистый, почти стерильный. Кто здесь, зачем, почему – мне, мирянину, не совсем ясно. Хотя большинство, конечно, всё с тем же – просить Господа о милости, о благости, о снисхождении, о помощи. Бог велик, Он услышит тебя с любого места на этой грешной земле, но многие считают, что есть места, откуда до Него ближе. Пусть считают, на то она и вера, чтобы подходить ко многим вещам без анализа, просто верить.
В электричке с Ярославского вокзала народу – не протолкнуться. В вагон зашла приличная группа итальянских студентов, человек около двадцати. Почему я решил, что они – студенты? Одного возраста, лет от девятнадцати до двадцати двух – кем ещё им быть? Они веселились всю дорогу, что-то рассказывали друг другу, поздравили кого-то из своих с днем рождения известной всему миру песенкой. Только мы почему-то напеваем ее на английском, а они – на своем, родном. Увы, веселье молодых итальянцев обошло стороной всех остальных. Вагон мрачно безмолствовал.
В коридорах гостиницы (Старая гостиница Лавры) встретил нескольких православных священников, говорящих на иностранном языке. Очевидно, с тех пор, когда наша православная церковь объединилась с Зарубежной, это явление не новость и не редкость в Лавре.
Наша поездка организована фондом «Книга мира», в составе группы координатор фонда Валентина Фатимская, студентка православного Свято-Тихоновского государственного университета Юлия Вирясова, курсант военного университета Минобороны РФ Алексей Пестриков, будущий военный журналист и я. Цель поездки – подготовка издания о миротворцах, миротворческой деятельности, и в этой связи первый персонаж, интересующий нас – святитель Макарий, названный в свое время «Апостолом Алтая» и «Сибирским столпом православия». Мощи его покоятся здесь, в Лавре, здесь же мы рассчитываем найти некоторые материалы, касающиеся биографии святого.
Литургия в Троицком соборе. Величие храма создает особую атмосферу таинства. Хотя я, язычник, не испытываю какого-то трепета, я доверяю святости места, я доверяю людям, которые бьют поклоны, опять же обращаясь к небу со своими просьбами. Наверно, таким, как я, необходимо бывать в православных храмах для того, чтобы проникнуться великой догадкой Флоровского о некоем двоедушии русского человека, о так называемом ночном и дневном зрении его. Как ни крути, уживаются в нас язычество, приходящее по ночам и христианство, являемое днем, на виду, в присутствии храмов и колоколен…
Потрясающие хоры на клиросах Успенского собора (мужские, понятное дело), куда мы отправились после Троицкого. Вообще – всё это надо видеть – величие храмов, грандиозность колокольни, огромная площадь, выложенная гранитной брусчаткой, аллея-усыпальница – чего стоят имена святых, покоящихся здесь столетиями! Святость – и времени, и месту – приносят люди, служившие вере с безграничной самоотдачей. Вот, наверно, и есть ответ на вопрос – почему толпы народа здесь, почему стремятся сюда. Да простят меня святые отцы, если я скажу о насыщенности этого места святым духом.
Еще раз замечу, что не испытал экстатического подъема, но ощутил покой и какое-то (повторюсь) доверие ко всему окружающему.
Потом был ужин в трапезной. Бесплатный, как, впрочем, и проживание в недешевой гостинице. Это исключение для нас, но о том в другой раз. За столом люди с усталыми лицами и вещмешками – эти, точно, паломники. Есть такие, о ком трудно что-то сказать определенно, просто одетые, молчаливо сдержанные. Есть очевидные бродяги, они молятся вместе со всеми, начиная трапезу сОтче наш, едят с жадностью, выбирая из тарелок все до крошки. Кто-то отказался от каши, и бродяжка тут же попросил разрешения сложить ее в мешочек. Служка принес ему полиэтиленовый пакетик, чем удивил женщину-паломницу.
– А там… – я не расслышал название места, – не разрешают уносить с собой.
Здесь разрешают, стало быть, где-то на окраине жизни ещё один бедолага будет сегодня сыт.
Моим попутчикам сделали замечание за разговоры за столом.
– Потом наговоритесь, – одернул их строгий молодой человек, который руководил процессом – когда молиться, когда приступать к трапезе. – Здесь раньше была церковь, – пояснил он, – вы все сидите на месте алтаря.
Благодарственная молитва – и трапеза окончена. Я только сейчас обратил внимание, что в трапезной работают, в основном, мужчины. Женщина всего одна. То есть женский персонал не исключается, но строго ограничен.
Рано. Запираться в номере совсем неохота. Центральная проезжая часть Сергиева Посада отделяет святое место от грешного, города с его шумихой, автомобилями, огнями рекламы, магазинами. Мне объявили, что в Лавре сухой закон. Я, правда, не уточнил – для кого? Очевидно, для всех. Но я даже не турист, не паломник, не гость, а так, не понятно что. Литературный консультант – пусть будет так. Перехожу на другую сторону улицы, устраиваюсь за столиком кафе под названием «Посадское». Даже как-то не очень задумываясь, нарушаю я чего или нет, – заказываю водочки, селедочку под нее. На душе спокойно, никто не шумит, не надоедает. Вот, тоже ведь религия – не надоедать, не быть надоедливым, не испытывать надоедливость откуда бы то ни было…
Завтра будут разговоры со священниками, с учеными, обещают встречу с очень интересным профессором. Помню, в те еще времена, когда число духовных учебных заведений было ограничено, сан священнослужителя – редкость, мне говорил один московский церковный служитель, будто бы самые злостные еретики встречаются среди попов, а самые ревностные почитатели Бога – в среде ученых атеистов. Не знаю, так ли это на самом деле.
День закончился, засыпаю под болтовню по телефону соседа-кадета с девочкой. Он как-то жестоко, по-мужицки охмуряет её, нисколько не сомневаясь в своей неотразимости. Та что-то щебечет в ответ, дурочка.
Удобная позиция для корректировки
Второй день в Лавре начался с лекции известного богослова, доктора богословия, профессора Московской духовной Академии Алексея Ильича Осипова. Он выступал перед преподавателями колледжей, которые проходили какой-то практикум по методике. Малый зал Академии – произведение искусства – царские чертоги, богатая потолочная лепнина с сюжетами, рассказывающими о всех военных победах Петра, старинная мебель, портреты святых по стенам… В глубине покои царицы Елизаветы, ее опочивальня… Здесь, в малом зале, проходят заседания ученого Совета, здесь защищают степени магистра, кандидата, доктора. А еще, само собой разумеется, это – часть музея Академии. Некое кольцо или анфилада комнат рассказывают историю христианской религии, Православия от Рима, Древней Греции до наших дней. Если говорить о ценности собранных здесь икон, предметов церковной утвари, редчайших книг, православной атрибутики, то никакими дензнаками ее не измерить.
Профессор появился с опозданием на двадцать минут, почему-то обвинив в этом современные информационные технологии. Маленького роста, сухонький он произвел впечатление большого умницы и хулигана одновременно. Шутил, иронизировал, элегантно и в то же время жестко ставил на место. За ученым в процессе всей встречи внимательно следили три видеокамеры с операторами, похоже, здесь ловят каждое его слово.
А начал он всё с той же методики.
– Вот вы сервируете стол, понятно, приборы должны лежать на месте, тарелочки – лучше покрасивее, без щербиночек. Ну, а поесть-то что есть? Что в тарелочках? Сейчас мы много внимания уделяем тарелкам, забывая о том, что в них. Бедные учителя замучились с этими методиками, писанины столько, что мозги упражнять попросту некогда. Произошел дисбаланс между первичным и вторичным. Что – если сын попросит хлеба, а ты дашь ему камень? Если он попросит рыбу, а ты предложишь ему змею? Вот и вопрос главный – что мы дадим нашим ученикам.
Ученый много говорил о поврежденности человеческой природы, о непонимании человеком, для чего он живет. Атеизм, по утверждению Осипова, произошел от страха, что придется отвечать за все свои деяния. Он привел слова Карла Юнга (неверующего, между прочим) о коллективном бессознательном, об архетипах, идущих от начала бытия. Ничто, происходящее в жизни отдельного человека, не исчезает.
Учителя услышали о существовании множества неоспоримых доказательств о существовании загробного мира. Человек – это не тело, психика, рассудок, это – тело, но, прежде всего, душа. Она – вместилище всего, в ней противоборствующие начала, и весь вопрос в том – какое из них победит. Два фактора порождают зло – безответственность и безнаказанность.
– Поняли, на что нацелена ювенальная юстиция? Права детей… А где права родителей? О них ни слова! Какое коварство! Известное масонское правило: разнуздать, чтобы взнуздать. Им нужны рабы, а не свободные личности, которые могут противостоять злу и насилию.
О приговоренности к смерти. Человек – существо вечное, тело – всего лишь одежда. Надо помочь человеку обрести правильное мировоззрение, чтобы решить главный вопрос: есть Бог или нет? Если нет бессмертия, для чего жить приговоренному к смерти?
– По утверждению некоторых зарубежных авторов, главная цель тех же масонов в уничтожении именно православия, никаких других религий. Бессмертие человеческой души, понимание которого ведет к духовной жизни на земле, которая есть прихожая перед Дворцом, – это не нужно тем, кто человека низводит до животного.
Ученый приводил множество цитат священнослужителей прошлых веков, которые говорили о корыстолюбии, властолюбии внутри самой церкви, он сам далек от идеализации современной церкви, вернее – служителей ее. Интересно было слушать о язычестве внутри православия. Всё – от незнания простых священных правил, Закона Божия, от непонимания сути молитвы. Даже что такое грех – мы не всегда можем объяснить.
– Я ненавижу – я страдаю. Каждый грех – рана, наносимая самому себе. Мне нравится название «Закон Божий», я бы назвал – «Любовь Божия». Заповеди – это не Закон, это голос любви.
Осипов сравнил современное состояние научно-технического прогресса и развития общества в целом с ракетой, на которой человечество несется со всё возрастающей скоростью. Не спрыгнуть на ходу, не сойти на промежуточной станции. А конечная остановка – ничто, крах цивилизации и всего живого.
– Мы, может, еще удержим одно – два поколения от рабства, от торжества информационно-управляемых технологий. И тогда… Про то Господь сказал: восклоните головы ваши, ибо, наконец, приблизилось избавление.
Веселый ученый-богослов с мрачными прогнозами… Только действительно поверив в бессмертие, можно соединять это в себе.
А потом в наш номер поселили батюшку из Сербии, отца Василия. Замечательно улыбчивый сорокалетний иеромонах впервые в России, хотя уже успел побыть в Греции, где изучал язык страны, восемь лет провел в Иерусалиме… Он служит у себя в Сербии в храме Пресвятой Богородицы и в Черногории, в Успенском монастыре. Под батюшкой рухнула кровать, за порчу которой по гостиничному прейскуранту взимается аж двенадцать тысяч. Мы переживали за батюшку, но зря, кровать оказалась попросту ветхой, администрация отнеслась к поломке с пониманием.
Мы совсем немного поговорили с батюшкой о своих родных местах, о языке, на каком он правит службу, и разошлись по своим делам. Назавтра в пять тридцать утра ему предстояло служить. Видно, как ответственно он готовится, ещё бы – служить в крупнейшей Лавре России!
Во время встречи с профессором Осиповым мой спутник и сосед по номеру в гостинице Алексей задал вопрос ученому по поводу введения нового предмета школьной программы – «Уроки патриотизма». Тот не стал распространяться по этому поводу, лишь напомнил о тарелке, вернее – о её содержимом. И ещё – о чувстве меры и умении образно мыслить и излагать.
– Пифагорийцы говорили: ученик – это не сосуд, который надо наполнить, это факел, который надо зажечь.
Когда после выступления профессора, его обступили благодарные слушатели, со спины к нам подошел батюшка, по возрасту явно не слушатель Академии. Мягкая улыбка, мягкий голос, серые глаза как-то по-особому лучисты и добры.
– Вы обронили слово «национализм», – обратился он к Алексею. – А как думаете, патриотизм без национализма возможен?
Мой юный спутник явно не готов к разговору на эту тему, он тут же смешал в одно национализм и нацизм, и разговор перешел в диалог – батюшка и я. Мне было легко, будто разговор вели два старых товарища, единомышленника. Говорили о национальном самосознании, о несправедливом отношении к титульной нации, о размывании неких корневых понятий, в том числе и патриотизма.
Потом отец Василий (странное совпадение, два знакомства в один день и оба с батюшками по имени Василий!) оказался возле нас в Троицком соборе, где шла литургия. Он вызвался проводить всю нашу группу в келью Сергия Радонежского, закрытую для всеобщего посещения. Впрочем, как выяснилось, экскурсантов, приезжающих по программам, сюда тоже пускают. Келья оказалась весьма просторным помещением, где выставлены останки святых. За нами пристроилась женщина с дочерью, страдающей, судя по всему, врожденным слабоумием. Девочка уже большая, лет двадцати, глядя на нее, сердце сжимается от мысли о безрадостности последующих ее дней. Может, ей самой сие неизвестно – дай-то Бог! Но мать, похоже, не хочет мириться, она постоянно толкает девочку в спину, с силой пригибает ее голову, чтобы губы достали до стекла, закрывающего священные останки. От одного – к другому, к третьему… Покорность и безволие в глазах одной, одержимость, граничащая с яростью – у другой.
После того отец Василий повел нас на колокольню по лестнице, начинающейся за дверью, запрятанной в церковной лавке. И откуда у него ключи от множества здешних дверей и дверец? Он не здешний, правда, когда-то в течение пяти лет служил в Лавре… Впрочем, что нам за дело – откуда, главное – есть. Мы поднялись на третий уровень из пяти, оставив тяжеловатую Валентину на первом. Чем выше, тем лестницы уже, подъем труднее… Колокола… Сколько их тут! Что за музыка грянет, когда заговорят они все вместе! Один – ровесник Сергия Радонежского, один – уцелевший, когда его сбросили наземь в 1917… История… Всё здесь – история. И инженерная мысль. Умели строить, умели поднять семидесятитонный колокол на этакую высоту, смонтировать часы пяти метров в диаметре… А какой вид! Мало того, что сама Лавра возвышается над местностью, стоя на холме, высота колокольни делает пейзаж внизу некой миниатюрой с крошечными домами и фигурами. Точно читая мои мысли, отец Василий говорит, показывая на маленький извилистый ручей:
– Здесь когда-то была большая судоходная река, на старых картинах даже суда изображены.
А будущий военный журналист отнесся к широкому обзору со своей позиции:
– Очень удобное расположение для снайпера или для корректировщика артиллерийского обстрела.
Между прочим, среди священников встречаются бывшие военные. А прес-секретарь ректора Академии Владыки Евгения – бывший нахимовец и выпускник военно-морской Академии.
День закончен в разговорах с сербским отцом Василием, в обмене адресами и обещанием взять его в одну из миротворческих поездок. А я подумал, что перемещение по белу свету важно и необходимо как светским людям, так и священникам. Мир ведь всегда больше нашего понимания, нашего знания о нем. Это нас манит и притягивает.
А молодой военный ушел на улицу, чтобы не мешать отцу Василию, своему сербскому брату, выспаться перед утренней службой. Сеанс связи со своей девушкой у него не меньше часа.
На перекрестье
Следующее утро для нас началось с появления отца Василия. Отслужив свою первую службу в России, он в качестве памятных подарков принес две большие просфоры. Очевидно, домой повезет, собратьям-сербам даст причаститься. Батюшка выпил несколько стаканов воды (я обратил внимание, что пьет он очень много, видимо, расход энергии у человека велик), пожаловался на сапоги, в которых ноги быстро устают, и прилег. Потом мы показывали ему фотографии своих мест из того, что обнаружилось в наших компьютерах, обменялись адресами и пообещали пригласить с собой в миротворческую поездку по Адриатике.
Вскоре он ушел по своим делам, мы – по своим. Надо сказать, дел особенно каких у нас не было бы, если б не Валентина Фатимская. Она удивительным образом умела, с одной стороны, располагать к себе людей, с другой – добиваться своего.
– Благое дело, – пожимала она плечами, – кто же откажет?
Благое дело в нашем конкретном случае – поиск материалов о святом Макарии, захороненном на территории Лавры, а в целом – миротворческая деятельность фонда «Книга мира». Жили мы в достаточно дорогой гостинице бесплатно, питались сначала в приимной (это моя вольность, я ее так назвал про себя) трапезной, затем в другой, где готовили очень вкусно, – тоже бесплатно. Семинарист-пятикурсник организовал и провёл для нас прекрасную экскурсию по музею Академии, экскурсовод Елена, обычно обслуживающая большие группы в десятки человек, водила по Лавре и рассказывала нам троим (к тому времени Юля уже уехала в Москву). С нами встречались сверхзанятые люди, легко отзываясь на два слова – мы миротворцы. Наверно, для служителей церкви, для тех, кто несет веру по всей своей жизни, эти слова – пароль на все времена. Как потом мы убедились – не только для них. К слову, на моих авиационных билетах Барнаул – Москва и обратно значилось: «бесплатно».
Что касается служителей, учащихся, работников Лавры, для них слово «миротворец» имеет особый смысл ещё и в связи с именем того, кто основал Лавру, кто здесь самый почитаемый святой, чьи изображения во всех помещениях – Сергия Радонежского. Он всей своей подвижнической жизнью мир творил, он умел примирить воинственных удельных князей, которых, в иные времена казалось, ничто и никто не остановит в их желании воевать соседа. Но и он же благословил Дмитрия Донского на битву Куликову, сказав в напутствие:
– Если враг придет требовать злато, серебро и другие богатства, отдай ему. Если придет требовать власть и славу – отдай. А если покусится на веру и Отечество – иди и сражайся.
Удивительное дело, Сергий Радонежский точно знал, что враг в этой битве будет разбит. Когда после смертельного поединка монаха Пересвета и Челубея началось великое сражение, Сергий Радонежский непрестанно молился, поименно отмечая всех погибших своих собратьев. Видение этого святого за пределами человеческого зрения было необыкновенным.
Потом появился русский отец Василий, и мы тут же выяснили, что чтим его не по чину, пока что он не рукоположен, а, стало быть, не есть ещё святой отец. Просто – Василий Иванович. Для того, чтобы быть рукоположенным, ему надо решить непростой вопрос – жениться и идти в святые отцы на миру или определиться в монахи. Есть ещё третий вариант – пойти на родительскую землю и крестьянствовать.
История Василия такова. После окончания семинарии он остался послушником при монастыре в Лавре. Через некоторое время тяжело заболела мать, а следом – отец, и Василий был вынужден отправиться домой, чтобы ухаживать за родителями. Через два года умирает мать, а отец становится совсем немощным и вскоре тоже покидает этот свет. Мирской подвиг послушника Василия длится три года, за это время его отчисляют из монастыря, ибо Лавра не может нести ответственность за него, когда он отсутствует так долго. Сейчас он в Лавре как гость, рядом со своими братьями, и – как уже было сказано – на распутье. А годов ему сорок три, сам говорит, давно бы пора определиться. И смотрит на нас со своей неповторимой улыбкой.
– Бог подскажет – что и когда.
Родина Василия – село Осино-Гай Тамбовской области. Там, кстати, родилась героиня Великой Отечественной войны Зоя Космодемьянская. У стены здешнего храма покоится дед ее, священник Петр Космодемьянский. Село, по словам Василия, хиреет день ото дня. Извечная российская картина – молодежь разбегается, оставшиеся пьют. Василий не народ обвиняет в безделье и пьянстве, а тех, кто по долгу своему и обязанности мог бы обеспечить людей работой, дать надежду на будущее. Да не делают этого. Обеспечь себе работу сам – на селе это сегодня означает непосильную каторгу. А результат – себя прокормить да, в лучшем случае, детям, бежавшим от деревенского ужаса, подмогнуть.
Мне вспоминается недавняя история, когда появился сайт, рассказывающий о деревне Андриановке из той самой Тамбовской губернии. Паренек по имени Сергей, уроженец этой деревни, рассказал всему миру о своей малой родине, пьяной и беспутной. Смешно рассказал, но при том и с любовью. Узнали многие о несчастливой судьбе Андриановки, посмеялись и посочувствовали, понимая, сколь горек смех над всеобщей погибелью. И всё. И не добился Сергей желаемого результата. Но, тем не менее, он хоть что-то сделал…
Наш Василий имеет пятьдесят гектаров земли, свой пай плюс наследованные от умершей родни. И что? Приобретать технику для такого количества земли не имеет смысла. Да и не на что, откуда у него деньги? Большинство мелких фермеров в их округе разорились, побросали свои хозяйства. Уцелели те, кто имел возможность подобрать под себя технику при падении прежней власти. Одному из таких фермеров-начальников и сдает в аренду свою землю Василий. В прошлом году получил за это аж двадцать тысяч рублей.
Вот такое перекрестье дорог перед Василием. Что ж, вера есть – Бог поможет.
Вечером мы разговаривали о жизни с моим юным соседом. Алексей родом из Красноярского края, сирота при живой матери. Воспитывался у прабабушки, бабушки, были редкие дни, когда жил у матери, но вспоминать об этом он не хочет. Иначе как Светкой мать не зовет, Жалеет сестер, рожденных не понятно от кого. Шестнадцатилетняя Лена уже пьет вместе с матерью, давно познала мужчин. Злится на опекунские советы, которые, не разбираясь, возвращают пьяным матерям их детей, а сами же не так давно их отбирали. Процент, – говорит, – у них есть – сколько семей восстановили.
– У меня все девчонки старше меня, вот сколько не начинал дружить – все старше, – говорит Алексей. – А все почему? Во мне сидит что-то, вроде я ищу настоящую маму…
Юля тоже сирота, у нее родители погибли, и воспитывалась она у тетки. Вот так штука! В нашем коллективе всего четверо, и половина – сироты, причем молодая половина. Мы-то с Валентиной старики почти, а выросли при родителях. Хотя и война была у тех за плечами…
У Юли тоже пока нет избранника. Не хотелось бы, чтоб и она искала в своих возлюбленных рано потерянного отца. Мы это проходили, ничего хорошего – незамещаемое не заместить.
Канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы. С утра экскурсия по Лавре, посещение так называемой Трапезной – Храма, построенного в честь трехсотлетия со дня рождения Сергия Радонежского и со временем увеличенного за счет зала, где трапезничали церковные иерархи. Теперь это один из самых больших храмов.
Почему-то среди экскурсантов очень много японцев. Вообще территория Лавры весь световой день полна народа. Сирые, убогие, любопытные, просто верующие, для кого побывать в Лавре – исполнить заветную мечту. Таких много, честное слово! В трапезной Вознесения, где мы столовались в последнее время перед отъездом, питаются среди прочего люда рабочие. Их тоже много, потому что ремонтные работы в жилых, служебных помещениях, в храмах, в аудиториях ведутся нескончаемо. Мне рассказали, что некоторые приезжают сюда надолго, с основной целью – молиться, а чтобы прокормить себя, идут работать. Платят здесь очень мало.
Василий берется проводить нас на колокольню. Он отпирает боковую дверь в церковной лавке, от порога сразу же начинаются ступени. Поднимаемся по обычной лестнице, затем по винтовой, первый уровень, второй, всего их здесь пять. Откуда-то из бокового придела появляется батюшка.
– Отец Антоний, это свои, – кивает на нас Василий.
Батюшка молча кивает в ответ. Я давно уже обратил внимание, что в Лавре терпимо относятся к пришлым, прощают ошибки при совершении простейших обрядов. Наши барнаульские бабушки в этих случаях сердито одергивают непросвещенных.
В храмах начались вечерние праздничные службы, и они, конечно же, будут сопровождаться колокольным звоном. Мне и моему юному другу разрешили несколько раз ударить в огромный колокол, чей язык весит две тонны. Ударить – это выглядит так: двое мужчин раскачивают язык, охваченный канатом толщиной в руку. За этот канат и тянут. Представляете ощущение, когда ты находишься практически внутри этого огромного гудящего творения рук человеческих. Говорят, Больше этого только Царь-колокол в Москве, но в него ни разу в жизни не ударили. А раскололся он, как известно, при пожаре. Потом мы прикладывали руки к гудящему металлу. По словам знающих людей, вибрация церковного колокола как-то по-особому влияет на душевное состояние человека. Я на всякий случай приложился и головой. Следом мы поднялись ещё на один ярус, и там перед нашими глазами священнодействовал батюшка, одновременно управляясь с полутра десятками колоколов и колокольчиков. Рассказывают, что небесная музыка разносится по округе на сорок верст. И это, действительно, ни что иное, как музыка.
Так уж случилось, что музыкой нас встретил и храм Покрова Пресвятой Богородицы, который находится в стенах семинарии и Академии. Мужской хор звучал, как тонко отстроенный инструмент. Замечательное многоголосье придавало особую силу словам батюшек, правившим вечернюю службу. У великих святых и чудеса великие, но в святом месте и для нас, грешных, припасено чудо, пусть не такое великое и значимое. Уезжая из Барнаула, я многократно повторял про себя псалом первый из книги «Псалтирь» и давал себе слово следовать ему – жизненные обстоятельства складывались не просто. И тут, едва я только вошел в храм, хор грянул именно его, этот псалом. «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей».
Другое чудо произошло получасом раньше. Наблюдая за батюшкой-звонарем, я стоял под колоколом средней величины, если сравнивать с семидесятитонным великаном. Но и этот в обхват не поместится. Что-то будто толкнуло меня, я поднял голову и увидел изображенную в литье святую великомученицу, имя которой носил самый дорогой мне человек в этой жизни. С тех пор, как она ушла из жизни, меня не покидает ощущение, будто она старается уберечь меня от зла, приглядывает за мной… И вот – встретились…
А тут чудеса своей организаторской деятельности продолжила являть Валентина. Незадолго до нашего приезда (вот ведь совпадение!) тело митрополита Макария (Невского) было освобождено из-под спуда, по-мирски говоря, его вынули из могилы. Предшествовала тому канонизация, то есть причисление к лику святых нашего Макария, «Апостола Алтайского» в 2000-м году. Интересно, что одновременно с ним был канонизирован другой Макарий (Глухарев), прославивший себя миссионерскими подвигами на Алтае, основатель Алтайской духовной миссии. После канонизации прошло одиннадцать лет, и вот по решению высших церковных иерархов тело митрополита Макария поднято на поверхность для подготовки его к так называемому обретению мощей. Не буду вдаваться в подробности, сия процедура сложна и длительна.
Мы никак не могли получить точной информации, на каком этапе сейчас работа по подготовке мощей, какова их дальнейшая судьба, в каком храме они будут выставлены или вернутся в храм всех Святых в земле Российской просиявших, где покоятся останки Митрополита АлексияI, патриарха Пимена и других высших руководителей русской православной церкви? До нас дошел слух, что мощи святого Макария собираются перевезти на Алтай. Кстати, эту информацию в Лавре нам не подтвердили, но и опровергать не стали.
Наша Валентина Анатольевна каким-то чудесным образом проникла в патриаршие покои, куда и без того не пускают посторонних, а тут ещё ремонт идёт. Мало того, добилась аудиенции с архимандритом Илией, членом Совета старейших Лавры, известным богословом, автором сборников проповедей, в общем, человеком занятым до крайности и мало кого принимающим. Архимандрит поведал интересную историю. В 1956-м году случилось так, что кладбище, где был похоронен Макарий, отошло городу, и городские власти решили снести его. Когда могилу вскрыли, чтобы перенести останки митрополита в храм, гроб истлел почти полностью, а монашеская одежда и само тело оказались нетленными. А ведь прошло тридцать лет со дня смерти Макария! Причем известно, что тело его не было мумифицировано. Более того, по свидетельству Илии, присутствовавшего при вскрытии могилы и подъеме тела, от останков исходило необыкновенное благоухание. Митрополита поместили в храм всех святых, в земле Российской просиявших. В 1973-м году одна их женщин, преклонивших колени у могилы Макария, почувствовала то же самое благоухание и сказала об этом Илии. Он пришел и убедился в правоте слов женщины. И был потрясен: через толщу земли доходит до людей святое дыхание!
Со дня перезахоронения прошло ещё пятьдесят пять лет, и вновь тело, теперь уже святого Макария извлекают на поверхность. И что же? Прежняя монашеская одежда, патриаршая риза, которую возложили на него в 56-м году, и само тело святого абсолютно не потрачены временем. При этом от гроба не осталось ничего. И всё то же небывалой силы небесное благоухание! Трудно поверить, если б не живой очевидец свидетельствовал!
В том, что на это раз мы стали обладателями уникальной информации, мы убедились в этот же вечер, когда зашли в храм всех Святых, в земле Российской просиявших. Отверстая могила Макария закрыта ковром, рядом надгробная плита. В храме дежурный не дежурный, а так, присматривать поставлен – монастырский послушник Владимир Непутевый. Так он сам представился и предостерег нас:
– Поминать меня можно не чаще одного раза в год, иначе непутевость к вам привяжется.
С чувством юмора у послушников все в порядке. Между прочим, мы знаем, что у монахов принято говорить о себе в уничижительной манере… А вот нашей осведомленностью по поводу Макария и того, что происходит с телом святого, он был удивлен немало. – Нам ничего этого не рассказывали.
Не меньше он удивился, что Валентине удалось получить аудиенцию у архимандрита Илии и даже подарок – книгу проповедей с его автографом.
Шерстяные носки – как милость… человеческая.
Вот и праздник Покрова. С утра дождь, как и всю прошедшую неделю. В храмах Лавры яблоку негде упасть. Одна служба заканчивается – следом начинается другая. Во время проповеди в Троицком храме батюшка сказал:
– В наше непотребное, оголтелое время, мы, быть может, ещё и живы покуда, стараниями, молитвами, покровом Божьей матери…
Непотребное, оголтелое… Увы, Ни церковь, ни герой, не могут сегодня выправить это самое время. Может, само ВРЕМЯ да Господь с его милостью…
Колокольный звон не смолкает. Я только сейчас обратил внимание, что у здешних колоколов голос мужской. Мужской монастырь – ничего удивительного. Крепость, которую защищали мужчины. Враг не мог одолеть ее, она выдержала польско-литовскую осаду 1608-го года. В боковом входе Троицкого собора до сих пор пробоина от пушечного ядра. Божье место – два таких ядра залетели в храм и ни один не разорвался.
Около трехсот монахов пребывает сегодня в Лавре, трудятся, молятся, посвящая всё свое время, всю жизнь Господу.
Богатства великие были собраны в Лавре, но государевым людям нового времени что-то захотелось поместить в галереи, что-то в другие хранилища. И то сказать, прежние цари несли в Лавру, не отсюда. Но и сегодня, как уже было сказано, никакими деньгами не измерить ценность накопленного здесь за семь веков. Представьте себе только: в том же Троицком храме иконы трёх рядов иконостаса – второго, третьего и четвертого – принадлежат школе Андрея Рублева.
Перед нашим отъездом зашел попрощаться Василий. Протянул мне носки из овечьей шерсти.
– Вот, к сожалению, у братьев не нашлось ботинок вашего размера.
Это он узнал от моих спутников, что накануне мои башмаки не выдержали такого количества воды под ногами и дали течь.
Ах, Василий, Божий ты человек, хотя и без чина-звания духовного! Как бы хотелось помочь тебе, да вот – КАК? Разве что Валентина Анатольевна руку приложит, она у нее легкая. А сама Валентина и не сомневается нисколько.
– Поможем! У меня уже есть план…
Визит наш особого объяснения не требует, потому и вопросов нам по этому поводу не задавали. Миротворцы из мирян пришли в гости к миротворцам по духу, званию, по сути своей. Мир творить, молитву, заповедям Господним следовать – всё близко друг от друга, всё родственно.
А выводы из этой нашей поездки… Я, честно сказать, не знаю, что, прежде всего, вывести, начертать или про себя отметить. Может, вместе подумаем? Во всяком случае, меня не покидает ощущение, что душа моя наполнилась чем-то иным, каким-то новым содержанием. Пока неопределенно, неясно мне, что в ней, в душе моей поменялось. Придет время, из раствора выпадут кристаллы, сконцентрируется мысль и чувство. Тогда продолжим разговор.
P.S. По возвращении в Барнаул я обратился в нашу епархию с надеждой получить ответ на вопрос о дальнейшей судьбе мощей святого Макария. Правда ли, что они будут перевезены на Алтай? Отец Георгий, отвечающий за связи с прессой и с общественностью, пояснил, что пока вопрос открыт. За право дать постоянную прописку святым мощам (да простят меня святые отцы за сугубо мирской язык!) борются, к примеру, томичи. Есть и другие. По словам отца Георгия, если Алтай и обретет мощи митрополита Макария, то лишь частью.
Анатолий Кирилин (Барнаул)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
