Что и говорить, богатая историей курская земля уже изначально обещала насыщенную и яркую по форме программу фестиваля литературы и искусства, что прошёл в начале июня. Многие из писателей, том числе и я, были здесь впервые и каждый день стал для них открытием – новых имён, новых святых мест, новых небольших городов и весей с их уникальными памятниками и природой. И, конечно, большой эмоциональный и духовный заряд перед этим мы получили на Пленуме Союза писателей России и Белоруссии в областной библиотеке им. Н.Н.Асеева, где шёл откровенный и деловой разговор, связанный не только с юбилеем Победы, но и с сегодняшним состоянием культуры в стране, с ролью в ней нас, писателей.
Конечно, особо запечатлелись в памяти – монастырь Коренная пустынь с его церквями и памятником Серафиму Саровскому, свидание с уникальной иконой – Курской-Коренной «Знамение» Божией Матери. А на Коренской ярмарке многие купили на память об этом святом месте сувениры и подарки для родных.
А днём ранее писатели ближе знакомились с областью. Я вошла в группу, которая направлялась в Железногорск – сердце Курской магнитной аномалии. По пути мы посетили музей Георгия Свиридова, богатую экспозицию, посвящённую жизни и творчеству гения русской музыки. Удивительная деталь – в молодости на фото композитор очень похож на Блока. А далее – Музей-заповедник «Большой дуб», гду расположен мемориал памяти о сгоревших деревнях вместе с их жителями – в отместку за партизанское движение в этих местах. Страшные факты, отчего и сегодня перехватывает сердце…
И, наконец, знаменитая Курская магнитная аномалия, которой во что бы то ни стало хотели овладеть фашисты, отсюда и страшные битвы на этой земле. Панорама рудника
поражает воображение даже тех, кто хорошо знаком с кинофантастикой. А финалом этого насыщенного эмоциями дня стала встреча в Центральной городской библиотеке, читальный зал которой был заполнен истинными любителями литературы. Наш ведущий, поэт Александр Бобров, умело и энергично повёл встречу, так что выступали не только гости, но и сами хозяева – с песнями и стихами. Нас здесь ждали, и об этом говорили журналы с нашими публикациями, подготовленные для автографов, и содержательные, порой острые, вопросы, на которые звучали краткие и ёмкие ответы. Положенные два часа пролетели быстро, и нас всё не хотели отпускать. Было ясно, что встреча эта была обоюдно желанна и даже необходима для обеих сторон. И, кроме всего, мы, писатели, лучше узнали друг друга, не говоря о новых знакомствах с поэтами и прозаиками русской провинции, не уступающими столичным в таланте, а кое в чём и превосходящие их. О некоторых таких открытиях я и хочу рассказать.
«Соловьиный мальчик»
На последней странице небольшой книжки «Берсерк», где выходные данные,
стоит имя автора: Василий Николаевич Попов. А при знакомстве оказывается, что это очень молодой, почти юный, светловолосый человек с ясным взглядом и таким же лицом. Конечно, я открыла его маленький сборничек, чтобы посмотреть, о чём и как он пишет, – и прочитала тут же от первой до последней строки, – и потому, что книжка небольшая, и, главное, потому, что радостно было читать. Потом, правда, искала в интернете, что значит «берсерк», оттенков немало, но наиболее верное значение, как я поняла: воин, что готов сразиться с тёмной силой.
К слову, наверное, нежелательно заставлять читателя сначала распознавать значение заголовка, – у другого может не быть для этого времени или желания. Вообще, я из периода ученичества хорошо запомнила, что название должно привлекать, если хотите, интриговать читателя, вызывать желание тут же открыть книгу. Так же, как и раскрывать зерно сути сборника и, конечно же, быть гармоничным на слух. К примеру, когда молодая поэтесса называет свою первую книгу «Окурки», то с трудом верится в большое желание читателя окунуться в её содержание, хотя оно может быть и вполне нормальным с этической точки зрения.
… Вот и свет уже в окошке,
Мы на лавках, как на конях,
И горячие картошки
Заскакали на ладонях.
Наливаем для согрева,
Завтра снова в путь далече.
Не забудьте белкам хлеба
Приготовить на крылечке.
И сразу окунаешься в добрую русскую глубинку, где есть ещё избушки среди леса, где картошки скачут на ладонях, где помнят о братьях наших меньших и заботятся о них. Подкупают короткие, весомые строки, их естественность, их наполненность судьбой, – что говорит о замечательном потенциале поэта, умению не растекаться мыслью по древу и чувствовать вкус слова.
Иду налегке с горы:
Слушал, как воет ветер,
Видел, как день горит,
Думал о белом свете.
Как хорошо дышать,
Роща поила соком.
Вот и прошла душа
Мимо небесных окон…
Это уже пахнуло классикой (да не возгордится раньше времени поэт!) – такая свобода внутри строки и такая образная и духовная наполненность… А вот и публицистика – но не голая, не заданная:
Чёрный лес, заснеженное поле,
Вдалеке саней весёлый бег…
За любовь к родимому доколе
Будет биться русский человек?
Рамки статьи не дают возможности приводить стихи целиком, но чуткое ухо читателя и по нескольким строкам распознает главное – это поэт, и поэт со своим голосом, своим напряжённым внутренним миром, щедро одарённый от природы. Хотя и до высот мастерства ещё не близко (нередко в стихотворении нет чёткого сюжета, есть погрешности в стиле, подчас явно хромает рифма). Но есть главное –«лица не общее выражение», умение просто и лаконично сказать о важном.
… И разрушим города навеки,
И пускай погибнут человеки!..
– Стойте, люди! Стойте… Надо жить.
Патриарх ушёл за нас служить.
Василий родом из Ангарска и, судя по всему, вобрал в свою душу и красоту, и глубинную суть Сибири. Я слышала, что после окончания Литинститута у него созрело желание обосноваться в Москве. Конечно, пожелаю ему удачи, и она придёт, если он сумеет сохранить всё богатство своей малой родины в душе и слове, а это ой как непросто! Но я верю, что так и будет.
… И вот он, мальчик соловьиный,
На сеновале спички жжёт,
И с длинным прутиком малины
Из-за угла отец идёт.
Великая русская поэзия – тот самый судья, что не позволяет «жечь спички» ради забавы. И похоже, Василий Попов уже принял это к сведению.
Единство судьбы и строки
Когда мы ехали нашей творческой группой в Железногорск, нашим гидом по сельским просторам стал поэт Юрий Асмолов, связанный с этими местами всей жизнью своей. И гости, конечно же, подкидывали свои вопросы – о сегодняшней деревне, о дремлющих под солнцем полях и вообще о жизни в русской глубинке. И то, как отвечал на них Юрий, как рассказывал о незавидном положении современной деревни, свойственном всей сельской России, о нынешних нуворишах, готовых продать всё и вся, – говорило о его кровной близости с этой землёй, её историей и природой, её болями и радостями. Уже одно это невольно вызывало уважение к почти некрасовскому заступнику за родной край и его жителей.
Как в прошлые века, опять в России
На Божий суд, на правый суд
Крестьяне – люди самые простые –
Обиды горькие несут.
Их счастье и тревога – их землица,
За что ж их жмут, как крепостных?..
И если мне за них не заступиться,
То кто заступится за них?!..
Вот так, не меньше и не больше. Если не я, то кто? Многие ли из нас способны на это? Судить-рядить за кухонным или очередным круглым столом на ТВ, прекрасно понимая безопасность и бесплодность большинства из жёстко регламентированных «бесед» – это одно, а брать на себя неблагодарную ношу говорить правду там, где уж точно не погладят по головке, – это другое.
В последний день, перед нашим отъездом из Курска, Юрий подарил мне два своих сборника с логичными для этого поэта названиями: «Озимая пшеница» и «Письма из деревни». Кстати, встречу свою с истинной литературой он помнит до сих пор: это был рассказ замечательного земляка Евгения Носова «В чистом поле за просёлком».
В обоих сборниках Юрий верен себе:
… Я вроде не опальный, но печальный, –
Правителям переча и грубя,
Из города на хуторок недальний
На весь остаток лет сослал себя.
И пусть меня читают лишь старухи,
И пусть меня читают лишь деды, –
Пишу о том, что вижу: о разрухе,
Продажности и паводках беды,
Что правят нами – хоть кричи разбой,
Что там и тут – беспутье и поборы,
Кругом – шинки, шарашкины конторы,
А на полях – пырей и зверобой…
Его творческая программа на первый взгляд проста, но именно она и ждёт полной духовной отдачи, осознанного отречения от благ цивилизации в понимании горожанина, верности земле, подарившей ему и несказанную красоту природы, и любовь близких по духу людей и твёрдую решимость стоять и в жизни, и в поэзии за всё, что составляет соль и цвет родного края:
… Невзирая на напасти,
Где б ни выпало мне жить,
И при всякой-якой власти,
Всё, к чему душой причастен,
Буду помнить и любить.
Поэтическая откровенность и прямота, идущие из глубины любящего сердца, не могут оставить равнодушным того, для кого родина – не пустой звук. Порой чувствуется перекличка с самим Есениным – в самом высоком смысле этого понятия, и это тоже замечательно, потому что деревня наша по большей части еле выживает сама, а что уж говорить о самородках, которых попросту некому рожать! И благодатная курская земля с её соловьями, как часть трудно живущей России – не исключение: и здесь немало временщиков погуляло, да и сегодня многие из них ещё вольготно себя чувствуют.
… Свет от берёз! Зимой и летом,
И по весне, и в листопад
Они одаривают светом
Не разбирая – всех подряд.
…Но я смотрю на чудо божье
И мне тревожно стало вдруг:
Лишь вековое бездорожье
Его хранит от хищных рук.
Хорошего поэта всегда отличает умение для каждого произведения найти свою, единственно необходимую, форму. Юрий Асмолов это умеет. У него есть стихи и про братьев наших меньших, и о детях, и для детей. Тонкий юмор, понимание детской психологии, умение воплотить это в коротких строчках – приметы истинного мастерства, согретого истинным талантом.
Сына не дозваться –
Сыну три годка –
Он завёл хозяйство –
Майского жука.
… Жук-то жук, однако
Имя нужно всё ж:
Он хоть не собака,
Но ведь и не вошь.
Вон опять за шторкой
Сын его пасёт…
Окрестили Жоркой,
Жорка-вертолёт.
Вот такой человек живёт, мается, как все, и трудится – не только на творческой ниве – курский писатель от самой матушки-земли Юрий Асмолов, встреча с которым была для нас и по-человечески радостной, и в чём-то поучительной. А иначе и не могло быть.
Накоротке
Были и другие встречи, порой накоротке, но и они оставили по себе добрую память, потому что подтверждали, что русское слово живёт и сдаваться новым временам не собирается. Обновляться – пожалуйста, жизнь есть жизнь, а вот подменять себя сленгом и матом из подворотни – этот номер не пройдёт. И главное – живы и, надеюсь, ещё долго будут жить носители этого удивительно ёмкого, и тёплого, и сурового, если надо, а для выражения сердечных чувств – нежного, душистого, тающего в любящем взгляде, и потому почти божественного, – Слова. Такая вот наша задача, совсем не простая. Одно дело – самим понимать и ценить прекрасную суть родного языка, другое – пленить его красотой, меткостью и мудростью – тех, кто чаще говорит с безликим, подчас агрессивно невежественным, компьютером, чем с культурным человеком. Но, по Асмолову, если не мы, то кто? И есть надежда, что наши встречи с читателями-курянами, в том числе юными, заронили в них главное – музыку поэзии, дали многим из них нужный духовный настрой, поскольку вопросы задавались самые разные, в том числе очень не простые. И, как правило, писательские ответы были максимально ответственными, хотя и простыми по форме.
В то же время сама пишущая братия не теряла времени – заводились новые творческие знакомства, шёл обмен книгами и адресами, расширялся горизонт литературной России. К примеру, ижевский поэт Василий Глушков пустил в ход один из номеров журнала «Луч», где я среди прочих читаю такое его стихотворение:
Я покуда ещё ничейный,
И баян у меня – дружок:
Захочу – поплыву по теченью
На какой-нибудь бережок.
Во что лучшее приоденусь
И на бабий пойду «пикник».
– С ними?... – Да на любую тему,
И без всяких «сурьёзных» книг.
Всё у ладушек наготове –
Вдосталь водочки, перепеч…
А уж пыл-то их, пламень вдовий
Даже может и пень зажечь.
И поневоле видишь весёлые глаза уже очень не молодого человека, зато по-прежнему поэта!
А вот небольшая юмористическая книжка писателя всё из того же Железногорска – Геннадия Александрова. И называется она – «Быльки». Тираж всего 300 экземпляров, такие вот времена. Но если триста человек на какое-то время забудут о своих насущных делах, о неприятностях с начальством или здоровьем, расцветут улыбкой и подарят её другим, – это уже немало. А если ещё книга написана добротным русским языком, очень даже приспособленным и к юмору, – то как не порадоваться и за автора, и за его земляков! И, чтобы не быть голословной, приведу маленькую «быльку» – «По единой?»:
«После концерта, посвященного 15-летию Железногорской детской хоровой школы «Дружба», в банкетном зале Дворца культуры Михайловского ГОКа состоялся праздничный ужин. Разумеется, детей на него не позвали, зато почетных гостей было хоть отбавляй. Столы сдвигались в ряды, чтобы вместилось больше народу. И только за одним столиком, где расположился священник о.Анатолий, имелись свободные места. Священник на вид был человеком строгим, неулыбчивым, его седые брови сдвигались к переносице, борода воинственно топорщилась.
– Геннадий, составьте, пожалуйста, компанию отцу Анатолию, – попросила меня директор хоровой школы Елена Лоскутова. – А то неудобно: сидит человек одиноко, как в общепите... Перед ним стесняются «распрягаться», поэтому... В общем, Ген, посиди с ним, ладно? Он допоздна не будет.
Я подсел к священнику. Он принял меня равнодушно. Некоторое время мы молчали, глядя на ведущих торжества и рассеянно скользя взглядом по кушаньям на столе. Их было немало: салаты из овощей, фрукты, ветчина, сыр... Над блюдами возвышались колоколенки бутылок: сок, минералка, вино «Очи черные», две бутылки водки с видом Коренной пустыни.
Когда на подиум взошла глубоко декольтированная дама, мой сосед по столу смущенно отвратил очи от зала, привстал над столом, прочел скороговоркой «Отче наш» и перекрестил яства.
– Ну что, по единой? – спросил он меня, кивая на «Коренскую» водку.
– По единой, – сказал я, радуясь, что наше молчание прекратилось. Откупорил, налил по рюмке. Выпили с батюшкой степенно, без кряканья и нюханья «мануфактуры», запили минералкой. Из закуски я успел съесть лишь пару виноградинок, как снова услышал:
– По единой?
Я без удивления отнесся к столь быстрому предложению продолжить. Мало ли! Возможно, священник справедливо считал, что поздно выпитая вторая – это загубленная первая.
– Давайте, – кивнул я и снова налил. Выпили так же стремительно.
На подиуме появлялись то артисты, то гости с речами. Отец Анатолий чувствовал себя в светском обществе неуютно, старался не смотреть на действо, и тогда его взгляд упирался в стол.
– По единой? – опять спросил он.
– По третьей, – поправил я, наливая.
Батюшка поднял палец кверху и усмехнулся.
Две бутылки водки мы распили в одночасье, почти не закусывая. Оставались «Очи черные». Я потянулся с вином к рюмке отца Анатолия, однако он остановил.
-Я же сказал: по единой. Выпили по единой бутылочке – и хватит.Прости, Господи!
И, поклонившись мне, как ни в чем не бывало вышел из зала».
Классик сказал, что, пока народ может шутить над собой, – он бессмертен. С таким оптимистичным настроем я и заканчиваю свои заметки о том, что курский соловьиный край по-прежнему богат на таланты, а встречи писателей, подобные этой, одинаково ценны как для читателей, так и для самих литераторов. А всё вместе работает-таки на русскую культуру!
Валентина Коростелёва
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
