Видно, так уж устроен человек: за первым озарением приходит привычка, и мы, не умея иногда живо отозваться на «присутствие», способны ощущать только «отсутствие» – потерю. Дорожите каждым мгновеньем прекрасного – к этому всегда звало волшебное, волнующее искусство Екатерины Максимовой – самой очаровательной артистки на балетной сцене, как говорила Майя Плисецкая.

Задумчивая и замкнутая, она не витала в облаках. Жила на родной земле, как пушкинская Татьяна, любила русскую природу, умела радоваться неброской ее красоте и, как большой художник, а это дар особенный, выражала радость своего видения мира в образах искусства.

«Маленький Эльф», как потом ее называли, хрупкая и изящная Катя Максимова родилась в Москве 1 февраля 1939 года. Отец – Сергей Александрович, по профессии инженер, вернувшись с фронта, ушел из семьи, и ее воспитывала мама, Татьяна Густавовна, строгая, похожая на классную даму, но безгранично любящая дочку. Богатая родословная так или иначе предопределяла будущее, связанное с культурой. А генеалогическое древо тянуло свои ветви и к любимому ученику Ференца Листа выдающемуся пианисту и дирижеру Александру Зилоти, и к самому Сергею Рахманинову, которому прабабушка приходилась двоюродной сестрой. А дед, отец матери, Густав Густавович Шпет, известный философ, психолог, искусствовед, попавший под молох репрессий, оставил после себя солидное наследие, в том числе переводы Шиллера, Гете и Гегеля. В молодости, когда он преподавал в киевской Фундуклеевской гимназии, среди его учениц была Анна Горенко – будущая поэтесса Анна Ахматова.

Жили они с мамой в Брюсовом переулке, в квартире деда, в мхатовском доме, по соседству с такими титанами драматической сцены, как Василий Качалов и Иван Москвин. Василий Иванович, неравнодушный к симпатичной девчушке, даже включался в ее детские игры. Правда, от роли «лягушки» отказывался. «Василий Иванович, это же легко: кидаете камушек и прыгаете!» – упрашивала маленькая Катюша. «Давай, Катенька, лучше я буду бросать камушек, а ты прыгай»… – всё же не отмахивался от детской прихоти Качалов. Повзрослев, по контрамаркам пересмотрела почти все спектакли МХАТа, зачастую пристраиваясь в проходах на ступеньках. Немудрено, что театр стал властителем ее дум. А однажды попав на балет, решила: будет только балериной, и непременно такой, как Уланова.

Звезда советской балетной сцены 1920-1930-х годов, первой получившая звание народной артистки республики в области хореографии, Екатерина Васильевна Гельцер, проживавшая в том же доме, приметила худенькую большеглазую тезку, разглядев в подвижной хорошенькой девочке явные балетные данные. Да и все вокруг удивлялись, как пластично она двигается, напутствуя: «В балет!» Это и подтолкнуло Катину маму отвести дочь в балетную школу. Десятилетняя Катя Максимова поступила в Московское хореографическое училище, и жизнь ее потекла совершенно по другим законам.

Беззаботное детство кончилось. Времени не хватало даже на то, чтобы погулять.Четкий распорядок дня, дисциплина:утром – занятия, вечером – спектакли. Появилось раннее чувство ответственности: театр, балетный класс – всегда на первом месте, так останется на всю жизнь. Вот только никакие ограничения в еде не могли заглушить страсти к любимому лакомству – мороженое она обожала, могла съесть по две порции разом. За самым вкусным на свете мороженым бегали рядом в ЦУМ с подружкой Таней Попко, из хорошо известной балетной династии, экономя на обедах в школьной столовой.

Здесь, в школе, еще октябрятами, они встретились с Володей Васильевым, будущим спутником всей ее жизни. Вот какой он тогда запомнил Катю: «Это был 49-й год, первый класс хореографического училища при Большом театре. Мне – девять, а ей десять лет. Вроде обычная девочка, но с такими живыми глазами! И фигуркой она была складненькая, хоть и несколько угловатая, потому что коленки торчали, как шутила Катя позднее, «будто у второсортного цыплёнка»… Сохранились кадры школьного концерта, где Володя танцует с двумя девочками па-де-труа из «Щелкунчика», одна из них – маленькая Катя, очень узнаваемая, старательная, с певучими линиями. Тот же «Щелкунчик» сведет их уже в спектакле хореографического училища, где она будет Машей в детстве (в постановке В. Вайнонена Машу-девочку и Машу-невесту изображали две разные балерины), а он ее озорником-братом. Ну а в выпускном классе они исполнят вместе «взрослое» па-де-де Маши и Щелкунчика-принца – потом один из коронных своих балетных номеров.

Выйдя на подмостки Большого театра еще первоклассницей, она уже выделялась среди других маленькой Авророй в «Спящей красавице», Белочкой в опере «Морозко» и Аистенком в одноименном детском балете, порхая в спектаклях своими бабочками, птичками и рыбками. Трогательной, ангелоподобной девочке постоянно поручали роли Амуров – в опере «Пиковая дама», в балетах «Ромео и Джульетта» и «Дон Кихот».

Ее педагог, Елизавета Павловна Гердт, в прошлом прима императорского Мариинского театра, учила не только танцевальности и осмысленности, прививала благородную манеру танца, свойственную строгой академической классике. Дочь Павла Гердта, премьера балетов Мариуса Петипа, она вселяла в своих учениц любовь ко всему прекрасному и являла собой образец преемственности в искусстве русского балета. Школа Гердт дала основу основ многим нашим лучшим балеринам, а среди них Алла Шелест, Раиса Стручкова, Майя Плисецкая, Виолетта Бовт…. Екатерину Максимову она любила особенно, и эта любовь была взаимной, их связывали доверительные отношения и духовная близость. Да, поправляла ошибки, иной раз заставляя повторять одно и то же движение тысячу раз с неизменным терпением. Но без того – какое искусство балета?

«Елизавета Павловна звала меня "Масик" и мучилась с моим гадким характером, – вспоминала Екатерина Сергеевна. – Пыталась меня воспитывать – ставила в четверти "два с плюсом". Ей объясняли, что оценки с плюсом или минусом за четверть ставить нельзя. Елизавета Павловна отвечала: "Я хочу Катю проучить, она меня не слушает, не делает, что я говорю – поэтому и ставлю ей двойку, но все-таки с плюсом, потому что она очень способная". "Хорошо, поставьте Максимовой тройку", – советовали ей. "Ну, тогда тройку с минусом", – упиралась Елизавета Павловна.

…Теперь, когда начинаются разговоры о связи поколений – я чувствую эту связь не только в прошлом, но уже в позапрошлом веке, так сквозь времена тянутся звенья одной цепочки: великий балетмейстер Мариус Петипа – его первый танцовщик Павел Гердт – дочь Гердта Елизавета, которая училась у Михаила Фокина, танцевала на одной сцене и даже в одних спектаклях с Анной Павловой, Тамарой Карсавиной, Вацлавом Нижинским – а я уже училась у нее. Когда такая связь рвется – всё рушится!..»

Еще за год до окончания училища она вырвалась вперед: восемнадцатилетней победила на Всесоюзном конкурсе артистов балета в Москве и получила золотую медаль. А в 1958-м, как одна из самых лучших выпускниц МАХУ, была принята в труппу Большого театра.

Гердт оставалась ее наставницей вплоть до первых лет работы в театре, ведя там классы. А потом передала «из рук в руки» Галине Улановой, шепнув: «Обрати внимание на эту девочку!» Так она стала первой ученицей великой из великих, чье имя с детских лет светилось для нее в ореоле славы. В школьные годы Катюша выпархивала на сцену одной из птичек к Золушке – Улановой, сколько волнений испытала, как гордилась этим! Как вместе с другими девочками, отталкивая друг друга, затаив дыхание, смотрела в замочную скважину на репетиции своего божества! И всегда очень боялась ее, когда она появлялась в экзаменационной комиссии. И вдруг – ученица самой Улановой!.. Позже Галина Сергеевна подарит любимой Кате свой молоточек для размягчения жестких балетных туфель, который будет храниться у нее до конца дней.

С самого начала ее судьба на сцене складывалось счастливо. Мало того, у нее был фантастический расцвет. Миловидная юная балерина с точеной фигуркой притягивала зрителей своей загадочной необычностью – Мавкой в «Лесной песне», Водяницей в «Коньке-Горбунке». Легкая, изящная, воздушная, как мотылек, она летала, срывая аплодисменты в соло с колокольчиками из «Бахчисарайского фонтана». Ее уже отправили с театром на гастроли – в США и Канаду, где такое по-детски непосредственное очарование не могло быть незамеченным, и заокеанская пресса сразу окрестила начинающую артистку «беби Большого театра». Очень скоро она получила первую ведущую роль – Катерины в балете «Каменный цветок», поставленном Юрием Григоровичем на музыку Сергея Прокофьева. Партнером был Володя Васильев, с которым они вот-вот завоевали золотые медали на VII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Вене. Совсем девочка, максимовская Катерина из сказа Бажова будто сошла с росписи палехских шкатулок. Робкая и одновременно смелая, с незамутненной верой в идеальное и рукотворную красоту, она соединяла в себе славянскую задушевность и силу духа.

Чудо природы, Максимова чутко откликалась на ее дыхание. Сливалась с музыкой, растворяясь в ней. Наверное, это прежде всего почувствовал в балерине Касьян Голейзовский, поставив на нее, еще ученицу хореографического, «Романс» Рахманинова, а чуть позже, когда пришла в театр, незабываемую «Мазурку» Скрябина. Замечательный балетмейстер любил сочинять свои хореографические композиции на определенного артиста, чтобы как можно ярче показать его в танце.

Дома балерина берегла дорогую для себя реликвию – подарок Голейзовского. На книжной полке лежал длинный тонкий корень, похожий на саблю. Руки художника превратили его в театр масок – хохочущих, обиженных, самодовольных, равнодушных…

– Касьян Ярославович талантливо рисовал, лепил, мастерил забавные деревянные фигурки, – рассказывала она во время одной из наших бесед. – Мы обращаем внимание на то, как прекрасна роза или как красив закат… Голейзовский же находил прекрасное, казалось бы, в будничном, неприметном. И сухой пень по-своему прекрасен, и вот этот старый лесной корень, и моросящий дождь. Свою поэтическую любовь к природе Голейзовский переносил в танец. На репетиции он никогда не называл движений. «Представь, – увлекал хореограф, – что ты поднимаешь каплю росы, вообрази, что ты ловишь солнечный луч…» Ответом было движение. Как и в природе, он тонко чувствовал красоту в человеке, актере и угадывал вдруг такие его способности, о которых никто не подозревал. «Ничего особенного», – говорили о танцовщике в театре, но Голейзовский ставил для него номер, потому что твердо знал: каждый актер по-своему интересен.

Репетиция, другая. Опять сначала… По словам Максимовой, скрябинская «Мазурка» долго не получалась. Судьбу танца неожиданно решило одно мгновение: балетмейстер пришел в класс и представил ее в этой музыке маленькой девочкой, которая танцует на солнечной лужайке и воображает, что она вдруг попала на настоящий бал… Эта чудная девочка-стрекозка с немножко грустным предчувствием счастья стала предвестницей максимовской Золушки – да кому еще как не ей быть героиней вечной волшебной сказки. У нее и ножка-то была, как у Золушки или Сильфиды – тридцать пятый размер туфелек… Но сначала она появилась на экране в фильме-балете А. Роу «Хрустальный башмачок» в роли Феи Весны.

Казалось, сама природа создала ее для классического балета. Это как никто понимала Галина Уланова. И хотя сама она в то время еще не рассталась на сцене со своей Жизелью, начала готовить себе смену. В Максимовой будила воображение, стараясь прежде всего раскрыть перед ней духовную жизнь роли. Посоветовала прочитать «Асю» и «Вешние воды» Тургенева, считая, что поэтичность тургеневских повестей поможет найти ассоциации, созвучные образу. Екатерина Максимова, следуя завету великой наставницы выражать в танце мысли так, чтобы каждая из них была понятна как слово, не копировала непревзойденную исполнительницу. У нее была своя Жизель. И она шла к ней от спектакля к спектаклю, проводя часы, дни, месяцы в репетиционном зале. Поначалу маститые критики упрекали ее в излишней наивности в первом акте. Но сцена безумия, за которую она получила высший балл по мастерству актера еще в хореографическом училище, ранила душу зрителей, а значит, он принимал ее такой, какая она есть.

Конечно, с годами ее Жизель менялась, как менялась и она сама, уверовав: «Актер не может хорошо сыграть роль, не обладая для нее нужными чувствами. Та Жизель, которую я танцую сейчас (мы беседовали в 1979 году – Т.М.), во многом отличается от той, которую я танцевала десять лет назад. И это вовсе не потому, что в один прекрасный день я прочла книгу или увидела картину, и она перевернула мое мироощущение или вдруг мне просто захотелось сделать мою Жизель другой. С годами меняется восприятие жизни – мы не стоим на месте – и происходит переоценка каких-то ценностей. И в старых моих ролях, как в романе «Анна Каренина», прочитанном в разные годы жизни, мне постепенно начинают открываться вещи, которых раньше заметить я не могла. Дело не в том, какие па я делаю в «Жизели» или какие слова говорит со сцены современный Чацкий, они все те же со времен Петипа и Грибоедова. Главное – что стоит за ними. «Как» – вот что в искусстве важно».

Во втором акте спектакля, когда напряжение доведено до трагической силы, в исполнении Максимовой звучала тема красоты жизни, торжества любви. Руки, глаза, все ее позы и движения скорбели о далекой несбывшейся мечте, о безвозвратном счастье, утверждая, что земная любовь сильнее смерти.

С Жизелью пришла и ее настоящая любовь. Вдохновенный дуэт на сцене Екатерины Максимовой и Владимира Васильева связал их узами супружества.«Постепенно юношеское увлечение переросло в страсть, когда мне казалось, что я без неё и пяти минут не проживу… – открывался Владимир Васильев. – Но я никогда не говорил Кате, что люблю её. Для меня любовь была такой сокровенной вещью, что озвучить её казалось невозможным. Во мне жила такая нежность к ней, что я боялся лишний раз к Кате прикоснуться, чтобы не погубить это чувство… Поженились мы, когда мне исполнился 21 год, а ей 22. Тогда, в 1961-м, мы оба должны были ехать в Париж на премьеру картины «СССР с открытым сердцем». Пропагандистский был фильм, хотя и очень красиво снятый, а мы – его главными героями, любовь которых разворачивалась на фоне советской жизни». Так они впервые оказались в Париже, где трое суток в упоении просто гуляли по городу, начиная с Елисейских полей. Поездка сама собой превратилась в свадебное путешествие. В их жизни, насыщенной зарубежными гастролями, она осталась дивно-незабываемой. Тогда они познакомились с Матильдой Кшесинской, с совсем молодой Катрин Денёв, которая еще даже не снялась в прославившей ее на весь мир музыкальной мелодраме «Шербурские зонтики»…

Случилось так, что после первых работ на сцене – Катерины в «Каменном цветке», Жизели, Марии в «Бахчисарайском фонтане», «Шопенианы», Музы в «Паганини» Екатерину Максимову сразу зачислили в лирические танцовщицы. И когда зашел разговор о «Дон Кихоте», многие были в недоумении. «Не твое, не сможешь. Китри совсем не твое амплуа», – говорили ей на каждом шагу. Даже Галина Сергеевна Уланова относилась к этой затее с сомнением. И что же услышала она после дебюта: «Видишь, это как раз то, что тебе нужно!» Звонкая, солнечная, кокетливая и лукавая, жизнерадостная ее Китри просто купалась в виртуозном танце и в овациях зала. С Владимиром Васильевым – фантастическим Базилем это было творческое соперничество на равных. Идеальный дуэт, золотая пара века, они имели ошеломляющий успех и в «Дон Кихоте», и в «Щелкунчике» – сначала в постановке В. Вайнонена, а потом Ю.Григоровича.

Тот, кто видел «Щелкунчик» с Максимовой и Васильевым в любом возрасте, испытал счастье соприкосновения с чудом искусства, которое запечатлелось в памяти как сияние праздника и одно из самых прекрасных мгновений на всю жизнь. Вот где можно черпать новогоднее, рождественское настроение, несмотря ни на какие жизненные неурядицы. «Щелкунчик» Григоровича в эталонном составе, к счастью, сохранился в видеозаписи. О таких артистах, о том, как звучит музыка Чайковского в исполнении оркестра Большого театра, теперь приходится только мечтать.

Маша, партия, которую балетмейстер ставил специально на Екатерину Максимову, стала для нее одной из самых любимых. В финальной сцене ее трепетная героиня не расставалась со сказкой, не прощалась с мечтой. Она бросалась к игрушечному Щелкунчику в слезах – это так трогало! На пустой огромной сцене луч света выхватывал только маленькую девочку в ночной рубашке, прижимавшую к себе такую дорогую ей куклу-Щелкунчика с Рождественской елки, оставляя Машу наедине со своей мечтой, которую она пронесет через всю жизнь. И кто бы ни брался потом за эту роль, приблизиться к Максимовой, ее воздействию на душу зрителя, было невозможно. В том и выражалась единственность ее таланта. И недаром такой мастер из мастеров, как Игорь Ильинский, называл балерину своей радостью в искусстве.

На сцене Большого театра испокон века царили раз и навсегда заведенные порядки. Упаси Бог выйти с колечком на пальце или цепочкой на шее – никаких домашних украшений!Даже свое обручальное кольцо потеряла балерина вскоре после свадьбы из-за таких строгих правил: сняла перед выходом на сцену в «Дон Кихоте» на гастролях в Мюнхене, оставила на гримировальном столике, а когда вернулась, не смогла найти... А однажды вышла в партии Жизели, накрасив ногти перламутровым лаком, и педагог устроила ей «разнос»: «Как ты могла танцевать Жизель с такими ногтями?!» Вот и сама Максимова, впоследствии занимаясь с Анастасией Волочковой, от которой потом отказалась, тем более не выдерживала: «Нельзя во втором акте «Жизели» надевать платье с таким глубоким вырезом — здесь же трагедия, а не кабаре!»

Проживая жизнь, она все больше понимала, как ей повезло: «Гердт, которая облагораживала все, к чему прикасалась, Голейзовский, убежденный, что нет ничего некрасивого, Уланова, всегда стоявшая вне интриг и скандалов… Какое счастье, что я знала этих людей, могла учиться у них, что именно так шло воспитание моей души...» Долго никому Уланова не могла передать свою Джульетту, и все же настал момент, когда она решилась: кому же еще, конечно, Максимовой.

К Джульетте балерина пришла не девочкой, а достигнув человеческой и актерской зрелости, огромного опыта и мастерства, в тридцать четыре года. А на сцене как никто была четырнадцатилетней! Мечтала о ней давно. Какой была ее Джульетта? Максимовской – трогательной и чистой, драматически глубокой и искренней, поэтичной и благородной. Она вкладывала в каждое движение душу, проживала каждый миг. Ее пылким Ромео стал, конечно же, Васильев. Все называли их в глаза и за глаза просто Катя и Володя, Володя и Катя – это неразделимо, как Ромео и Джульетта. И любовь у них на сцене получалась настоящей, потому что они понимали, чувствовали друг друга без слов и психологически оправдывали их состояние. А поскольку музыка, драматургическое и пластическое решение балета (это была знаменитая постановка Леонида Лавровского) содержали в себе богатейшие возможности для творческого самовыражения, такие выдающиеся артисты, как Екатерина Максимова и Владимир Васильев, с их личностным стилем исполнения, внесли в давно знакомый спектакль свое видение образов и свое отношение к ним, благодаря чему он обрел новое дыхание.

Еще раньше, в 1968 году, когда Григорович приступал к репетициям «Спартака», их пригласили на постановку «Жизели» в Римскую оперу. Это было словно знамением свыше. Ведь им обоим скоро предстояло воспроизвести на сцене древнеримскую трагедию. И вдруг – впервые в Италии, с ее нерастраченным духом античности, воздухом живой истории. Так когда-то поездка в Рим вдохновила композитора Арама Хачатуряна на создание своей гениальной музыки к «Спартаку». Максимова стала первой исполнительницей партии Фригии, наполнив этот образ своим чувством и смыслом. Ее самоотверженная любовь к Спартаку благословляет его на подвиг. Она – утешение и отрада в его героической борьбе. Мужественность Васильева оттеняла лиричность и женственность Максимовой. Как в жизни.

«Тогда, в 1968-м, нас объединяло настоящее сотворчество: мы начали вместе что-то придумывать, пробовать – и заразились этим… – с упоением вспоминала Екатерина Максимова время работы над балетом «Спартак». – Каким это стало триумфом, как нас все поздравляли! А как мы потом боялись, что второй акт получится хуже! Мы страшно "болели" за наше общее дело!» И еще – о Григоровиче и его эпохе:
«То, что начало нашего творческого пути совпало, – это счастъе, по-другому я и сказать не могу. Счастъем было танцевать в его спектаклях! Мы стали единомышленниками, у нас возникли прекрасные дружеские взаимоотношения: мы рассуждали вместе с Юрием Николаевичем, что-то предлагали, спорили – и он нас слушал и принимал. То время, когда Григорович ставил для нас, полностью захваченных воплощением его идей, когда мы все просто жили одной жизнью, оказалось, наверное, самым интересным и плодотворным периодом моей творческой деятельности в Большом театре!»

Однажды на гастролях в Италии после «Спартака» к Екатерине Максимовой за кулисы пришла Анна Маньяни. «Меня охватило страшное волнение, – признавалась балерина. – Маньяни всегда казалась мне личностью огромного масштаба, фантастического дарования, она мне безумно нравилась! И когда Анна Маньяни подошла ко мне со слезами на глазах и поцеловала мне руку — я была потрясена до глубины души!» А после концерта, выходя на поклоны, она вдруг увидела в первом ряду партера Джульетту Мазину с блестящим взором, которая эмоционально и громко хлопала.

Чтобы представить, как принимали Максимову и Васильева за рубежом, достаточно прочитать хотя бы отзывы французской прессы о гастролях Большого театра в Париже 1972 года: «… Бесчисленные почитатели советских танцоров сидели на всех ступеньках или стояли возле стен, а несколько сотен остались за дверями, так как зал (четырехтысячный!) не смог вместить всех желающих… Пара номер один — Екатерина Максимова и Владимир Васильев — двадцать раз выходила на поклон после божественного исполнения «Дон Кихота», а публика все не хотела уходить из зала»; «Окончание последнего спектакля из-за многочисленных бисов и непрекращающихся аплодисментов задержалось на целый час».

Максимова и Васильев с триумфальным успехом танцевали на лучших сценах мира – Ла Скала и Метрополитен-опера, Гранд-опера, Ковент-Гарден, Колон, Сан Карло…В 1972 году Парижская академия танца наградила их премией имени Мариуса Петипа «Лучший дуэт мира». Самой красивой и гармоничной балетной паре поклонялись президенты и монархи. Королева Великобритании назвала русских артистов гениями балета.

Вместе с Владимиром Васильевым – Принцем Дезире – Екатерина Максимова первой танцевала Аврору в «Спящей красавице» – новой редакции Юрия Григоровича, и это было торжество и совершенство классического балета. А в 1975 году на репетиции «Ивана Грозного» произошло несчастье: она получила тяжелую травму позвоночника. Ее ждали месяцы неподвижности. Врачи говорили, что вряд ли будет ходить, не то что танцевать… Потому и фильм-балет «Спартак» снимали без нее. Целый год она носила специальный корсет. Но усилием воли все-таки вернулась к профессии и 10 марта 1976 года снова вышла на сцену в «Жизели». С тех пор будто родилась заново – Бог отпустил ей еще почти двадцать сценических лет. В пятьдесят один она танцевала Жизель в Метрполитен-опера, в пятьдесят два – Золушку в постановке мужа с Принцем – Андрисом Лиепой…

Перевоплощению Екатерины Максимовой поражались Борис Чирков, Владимир Зельдин, видя в ней превосходную актрису — и комедийную, и драматическую, которая с удивительной естественностью, правдивостью, ироничностью и обаянием передает тончайшие настроения человеческой души. А звезда золотой плеяды Большого балета Михаил Лавровский отзывался о Максимовой как балерине потрясающей, намного обогнавшей своё время по эстетике танца: «Каждый период времени несёт своё, изменяется техника, но посмотрите сегодня на танец Катюши — он остаётся эталонным и ничуть не устаревает — ни по технике, ни по внутренней одухотворённости. Катя родилась балериной с идеальным телом, красивыми ногами, совершенными пропорциями. Любой незатейливый и наивный сюжет классической балетной сказки она наделяла духовным содержанием и особой романтической красотой. Грандиозно талантливый танецМаксимовой и Васильева очищал зрителей, каждому становилось понятно, что не всё в жизни уродливо и плохо, есть надежда, что хорошее всё же будет».

После спектаклей с участием звездной пары цветы летели со всех ярусов. Нет, это были не ангажированные букеты и не клакерские аплодисменты с неистовыми «браво!» – так выражалась неподкупная и искренняя зрительская любовь. Однажды, когда Максимова выходила на поклоны, к ее ногам неожиданно упал пакет, завернутый в газету. За кулисами она развернула его – там оказались какие-то ветки. «Ну вот, — подумала, — «свершилось», наконец! Получила-таки я свой веник в газете!» А потом, под ветками, увидела записочку с трогательными словами: «Пожалуйста, не выбрасывайте эти веточки! Это багульник, который мы привезли для Вас с Дальнего Востока! Поставьте его в воду...» В воде багульник зацвел чудесными сиреневыми цветочками и еще долго радовал ее дома... «За всю мою сценическую жизнь это был единственный «веник», который бросили мне на сцену...» – шутила потом Екатерина Сергеевна.

Балерина без возраста, она навеки осталась символом пленительной юности. На экране – в телебалетах «Галатея», «Старое танго», «Анюта», в документальном фильме «Дуэт» с незабываемым комическим номером «Матч»… Какой популярностью пользовались эти киноленты с Екатериной Максимовой в конце 70-х – начале 80-х, теперь трудно и вообразить. Они прославили балерину на весь Союз даже среди тех, кто никогда не видел ее в театре. Разве в «Галатее» она уступала своим актерским и женским обаянием мировой кинозвезде Одри Хепберн из американского киномюзикла «Моя прекрасная леди»? Выбор режиссера Александра Белинского, который с обожанием относился к балерине, ее лучезарному дарованию, был безупречным, и его идея снять фильм-балет по «Пигмалиону» Бернарда Шоу с Екатериной Максимовой в роли Элизы Дулитл увенчалась невероятным зрительским успехом. И хотя многое для классической балерины в хореографии Дмитрия Брянцева было непривычным и съемки приносили немало переживаний, крайне придирчивая, потом она соглашалась, что вопреки всему «Галатея» действительно получилась. Из того, что вышло с ней на теле– и киноэкранах, самой артистке почти ничего не нравилось. Но «Галатею» она все же пересматривала не один раз, замечая: «Мне даже не верится сейчас, что это я». «Старое танго», снятое тем же постановочным тандемом Белинский – Брянцев по мотивам довоенного музыкального фильма «Петер» с Франческой Гааль, только прибавило поклонников очаровательной актрисе. Но более всего, наверное, завоевала сердца зрителей ее Анюта в одноименном фильме-балете по рассказу Чехова «Анна на шее», поставленном Владимиром Васильевым на изумительную музыку Валерия Гаврилина. И не только отечественных. Достаточно сказать, что его купили сто с лишним телекомпаний мира.

В 1986 году премьера «Анюты» состоялась в Большом театре. По сию пору этот балет украшает многие сцены России и мира. Его танцевали и танцуют лучшие балерины. Но все-таки Анюта в исполнении Максимовой была и остается вне сравнений.

Тогда ее все меньше занимали в репертуаре Большого. Телебалеты творчески поддерживали. Здесь она могла танцевать партии из спектаклей, которые не идут в театре, или выступать в новых балетах, специально созданных для телевидения. Правда, была еще одна премьера в начале 80-х – «Гусарская баллада» на музыку Хренникова, где балерина исполнила роль Шурочки Азаровой. Но балет ненадолго задержался в репертуаре. В 1988-м, ровно через тридцать лет после прихода в театр, Екатерина Максимова оказалась в числе коллег целого актерского поколения, которому указали на дверь. Ее регалии и заслуги для вершителей судеб не имели никакого значения.

«Время над ними не властно!» – писала зарубежная пресса, когда их с Владимиром Васильевым продолжали активно приглашать за границу – в Париж, Нью-Йорк, Рим… Престижные залы рукоплескали им по-прежнему жарко, но уже не как солистам Большого театра…

Если Владимир Васильев не пришел в педагогику («Нет терпения!»), то Екатерина Максимова и здесь пошла по стопам Улановой. И нашла себя! Растворилась в своих ученицах, с утра до ночи занимаясь с ними в театре. Как и раньше, себя не жалела. По словам мужа, даже с воспалением легких ходила на работу.

В 1990-х они вместе затеяли Открытый конкурс артистов балета «Арабеск», который проходит в Перми и теперь носит имя Екатерины Максимовой.

Мадам «Нет» – в шутку называли балерину. Повелось это от того, что обычно, когда ей предлагали новую партию в балете или роль в телефильме, она первым делом отказывалась… «Мадам «Нет» – так Екатерина Сергеевна решила озаглавить и свою биографическую книгу, которая увидела свет в 2003 году.

Невзгоды и недуги переносила стойко, преодолевая себя. Травмам потеряла счет. Замкнутая, закрытая, молчаливая, не пускала в душу. Умела отгородиться, защитить свой внутренний мир. Многое держала в себе, не выплескивая наружу. Уединялась с книгами Пушкина, Ахматовой, Чехова, Бунина, Достоевского.

Вместе с мужем попадала в тяжелые аварии. Водителя с многолетним стажем, маленькую, хрупкую, ее не раз останавливали гаишники: как это девочка за рулем? При поступлении в Большой театр она весила 47 кг, а в последние годы и того меньше.

Отдушиной оставалось костромское Щелыково – сначала Дом творчества, а потом и свой дом в деревне Рыжевке рядом с зачарованным лесом, где самым любимым занятием была «грибная охота». Радовалась каждому найденному грибу. А в той заповедной стороне их непочатый край. Грибами занималась сама – чистила, варила, засаливала… В своих редких интервью сокрушалась: «Когда танцевали, думали: уйдем на пенсию, будем путешествовать, заниматься собой. А оказалось, тогда времени было больше».

Человек предельно скромный, простой и бесконечно глубокий, довольствовалась малым. Говорила: «Да нам много и не надо. Как у Бежара – у него всю жизнь были скромные квартиры с пустыми комнатами. Его другое интересовало».

Валентин Гафт, снимавшийся с балериной в кинокартине «Фуэте» (1986), режиссером которой стал Владимир Васильев, был настолько потрясен талантом, красотой и душевными качествами Екатерины Максимовой, что первый раз в своей жизни захотел написать лирическое стихотворение, которое так и назвал – «Фуэте». Там есть такие хорошие строки:

Ты ― лёгкая, но с грузом всей вселенной,

Ты ― хрупкая, но крепче нет оси,

Ты ― вечная, как чудное мгновенье

Из пушкинско-натальевской Руси.

Вспоминая середину семидесятых и ту тяжелую травму, которая многое изменила в ее жизни, она обращалась к своему прошлому: «Иногда бездействие не от меня зависело, и я сидела, страдала, переживала, что у меня нет каких-то спектаклей, ждала – а когда мне их дадут, а когда меня позовут? Иногда что-то самой не хотелось делать: «Успею, можно сделать завтра, подумаешь...» После травмы я поняла, что этого «завтра» у меня нет, просто нет этого «завтра» – каждый вечер я могу лечь спать, а утром уже не встать...»

Екатерина Максимова умерла во сне: остановилось сердце. Муж был в отъезде. Утром 28 апреля 2009 года ее не добудилась 95-летняя мама. «Как знать? Дни наши сочтены не нами…»

Гениальная балерина XX века, она ушла в бессмертие, оставив своим искусством на земле ту неразгаданность, которая свойственна наивысшим проявлениям человеческого духа.

Татьяна Маршкова

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"