В конце февраля исполнился 61 год освобождению Порхова от фашистских захватчиков, но никто из правительствующих защитников «липового холокоста» не соблаговолил почтить память десятки тысяч сожженных и замученных своих соотечественников в Порховском «Дулаге-110»: ни Путин, ни Матвиенко, ни прочая местная избирательная выскочка... После себя оккупанты оставили развалины и горе... В концлагере "Дулаг-110" было замучено 85 тысяч человек... К сожалению, несмотря на народную память и критические публикации в "Новостях Пскова", власть предержащие до сих пор не удосужились достроить памятник безвинным жертвам фашизма, а ведь через эти страшные застенки прошли и тысячи псковских семей.
Корни моей родни – в земле порховской, и я не могу равнодушно смотреть, как попирается память предков. Давно за восемьдесят перевалило одной из моих прабабушек, Екатерине Степановне Васильевой, Герою Социалистического Труда и просто необыкновенной женщине, испытавшей застенки "Дулага-110".
Много лет назад я и мой дед, Евгений Петрович Матвеев, навестили бабушку Катю и сделали магнитофонную запись о событиях ушедших лет. И сейчас, пытаясь переложить это на бумагу, хочу заверить всех, кто пережил ужас войны: мы, поколение нового века, помним и чтим народный подвиг века прошлого...
Екатерина Степановне минуло 85 лет со дня рождения. Отца своего – Степана Егоровича Васильева – вспоминает с трудом. Родился и жил он в деревне Опочно Порховского района. Мать – Татьяна Павловна Сорокина – из деревни Корж (что около Хилова). У них было 5 детей: Екатерина, Вера, Мария, Алексей и Михаил. Степан Егорович ушел из жизни в январе 1924, в одну ночь с В. И. Лениным. Пала и единственная в хозяйстве лошадь, а крестьяне без хозяина, да еще и без рабочей скотины не крестьяне. Жить стало еще тяжелее. Татьяна Павловна пошла в работники к зажиточным соседям, за что те давали ей лошадь для вспашки, сева и хозяйственных нужд. Дочери летом собирали щавель, осенью – ягоды и грибы. Каждый работал по мере своих сил, думая лишь о родных. На молодежные гулянья ходили в соседнюю деревню – Тригоршу. И все бы ничего, да вдруг грянула война.
Мужчины ушли на фронт, в деревне остались женщины, дети, старики да инвалиды, не способные держать в руках оружие. Семья собралась в Опочно, где Татьяна Павловна заявила: "Помирать – так всем вместе". Набралось девять человек: мать, Екатерина, ее муж Александр (на финской войне ему прострелили руку), Вера, Мария с тремя детьми (моим будущим дедушкой Евгением, Юрой и Ниной) и Алексей.
Однако когда немцы взяли Псков, все же решили бежать: лошадь колхозную запрягли в телегу, к ней привязали двух коров. С собой погрузили самое необходимое из одежды, подушки, одеяла и еду. Добрались до деревни Турово: по дороге попали под авиационные налеты. На ночлег расположились в сарае, а вскоре узнали, что немцы находятся впереди. Пришлось возвращаться в Опочно. Не доходя до деревни, Марию и Катю отправили в "разведку": фашисты там уже побывали, зарезали скот, птицу и устроили полный разгром. Но выбора не было: позади – в Вольском Устье – немцы; впереди – в Порхове тоже немцы. Около деревни был бой. Бросились в окопы, вырытые до отступления. Алексей начал выпрягать лошадь, но был ранен, лошадь убило.
Во время оккупации Катя с мужем поселилась отдельно от матери, в январе 1942 года она родила дочку Нину. Когда и как Александр связался с партизанами, она не знает, хотя и подозревала об этом. Скорее всего, стал он общаться с партизанами в 1942 году через своего двоюродного брата Николая Лебедева, который иногда тайно приходил в гости. Однажды с ним пришли семь человек. Хозяйка испугалась и спросила у мужа: "Кто они?". Он отшутился: "Меньше будешь знать – лучше дело будет", – и велел всех покормить. Постелили им прямо на полу. Гости улеглись с автоматами. Все обошлось благополучно: в эту ночь немцы в деревню не зашли. Утром хозяева покормили постояльцев и дали с собой еды. Сразу после ухода поблизости был взорван шоссейный мост.
В деревню приехали немцы, но никто из соседей семью Васильевых не выдал. В это время старостой был их дальний родственник – Алексей Кирьянов. Однажды он привел к ним молоденького военнопленного и сказал Александру: "За него отвечаешь головой. Откорми и жди. Что дальше делать – скажу". Мальчонке было лет 19, исхудалый, завшивевший, оборванный. Его вымыли, сожгли военную форму, одели, накормили, а на следующий день по указанию старосты отправили в партизаны.
В конце ноября 1943 года в деревню пришли власовцы и столкнулись с партизанами, которые разоружили их и троих расстреляли. Прибывшие утром немцы схватили Александра и трех женщин. Екатерина беспокоилась за мужа и отправилась в Порхов, но только вышла за околицу, увидела, как навстречу движется немецкий карательный отряд... Связь с партизанами стоила деревне уничтожения...
Катерина бросилась обратно: схватила дочку и побежала к матери. Бежала задворками и видела, как немцы стреляли в соседей – Тимохиных и Зюзиных. Мария не растерялась – вытащила из двора старые дровни, накидала в них подушек, посадила туда детей: Женю – 9 лет, Юру – 5 лет, Нину – 4 лет и двухлетнюю Нину. Катерина с Марией впряглись в дровни и стали выходить из деревни.
Немцы выгнали всех на улицу и заставили смотреть, как жгут дома. Кто-то открыл ворота и выгнал скотину, а многие не успели. Все уже знали о Красухе и других деревнях, боялись – вдруг и людей сожгут?! Когда деревня сгорела, жителей погнали в Порхов, в военный городок, где размещался концлагерь для военнопленных. Все знали, что в последние месяцы население сожженных деревень свозят поголовно, а вот что с ними происходит, было окутано тайной. Только после войны они выяснили жуткую правду о фашистском пересыльном концлагере "Дулаг-110" , где согнали 85 тысяч советских военнопленных.
Тяжело было тащить дровни с детьми Марии и Катерине. Хоть на дворе стоял декабрь, снега было мало. Врезался в память один немец, который шел рядом, подталкивал повозку, при этом время от времени приговаривая: "Не гут, матка, война! Не гут...". Вскоре пришли в лагерь, всех загнали в барак. Народу было много: не то, что лечь на нарах, присесть было негде. Кормили плохо. В жутком холоде в лагере продержали недели две. Ночью резко подняли всех гражданских людей и стали загонять в вагоны, в которых возили скот. Впереди были вагоны с пленными, сзади – с охраной, на случай если железнодорожное полотно заминировано.
На станции Подсевы эшелон застала страшная бомбежка. Когда доехали до Пскова, говорили: "Слава Богу, живы". От Пскова везли в Двинск, а потом в литовский город Зарасай. Там сначала жили в школе, куда хозяева хутора приходили подбирать работников. Причем брали только тех, где в семьях было двое-трое трудоспособных. А в нашей семье только Катя и Мария могли работать: четверо детей, мать-старуха, да больная Вера – с такой обузой они были не нужны. Катю с дочкой хотели направить в батрачество, да мать вновь заявила: "Будем только все вместе!". С горем пополам семью взяли на маленький хутор из трех хозяйств. Хутор назывался Кети Имброгской волости Зарасайского уезда. Хозяйка оказалась недовольна, что семья большая, а работников мало.
Поселили всех в летнюю горницу, где зимой обычно не жили. Катя и Мария сразу взялись за хозяйство. В работящих руках дела пошли споро и ладно: сестры обряжали 8 коров, 3 лошадей и ухаживали за 3 свиноматками, курами, гусями и утками Молотили хлеб и трепали лён
Летом 1944 года стал приближаться фронт. Когда советские самолеты стали бомбить Двинск, было радостно и тревожно; выкопали в лесу окопы, а когда услышали, что бой рядом, ушли в лес.
К вечеру все затихло. Семья вышла поближе к дороге. Смотрят, вдалеке конница – наши, родные! Выскочили навстречу – радовались и те, и другие. Красноармейцы угостили ребят сладостями. Было это в конце июля – начале августа. До освобождения литовцы просили: "Когда ваши придут, скажите, что мы вам ничего плохого не делали". А когда фронт ушел дальше, некоторые литовцы стали русским мстить: вырезали целые семьи.
В Двинске выяснили у коменданта, что можно вернуться домой, но их предупредили: Псковская область полностью разорена. Решили, несмотря ни на что, пусть на пепелище, но возвращаться на родную землю. Хозяева отвезли на лошади в Двинск, и семья отравилась в Псков через Минск, Бологое, Дно. Ехали домой две недели. Прибыли в Тригоршу – приютила всех бабушка Оля в избе у которой уже жили 3 семьи. Стали работать в колхозе. Катерина узнала, что муж был замучен немцами в Заполянском концлагере. Катя устроилась на pa 6 o т y в совхоз "Полоное", получила клетушку в корпусе, где раньше размещался госпиталь – стали жить вдевятером: сама с дочкой, мать, Вера и семья Голубовых – пять человек. Вера вновь стала работать в школе – надо было восстанавливать не только хозяйство, но и учить детей – ходила за 8 километров в Бельково, только потом устроилась в Полонскую школу.
Так потекли мирные дни. Не верилось, что всё кончилось; по ночам снились кошмары из той, военной, жизни: бомбежки, концлагерь, литовский хутор. Всем верилось, что теперь впереди будет только светлое, хорошее и никто из моих родственников и подумать не мог, что через 60 лет на нашей земле вновь будет попираться память погибших советских солдат. Сегодня ни мне, ни моему дедушке некуда прийти на обширной заброшенной территории порховского "Дулага-110", чтобы возложить цветы и постоять в молчании у несуществующего (недостроенного) обелиска. По-моему, то, что сейчас происходит в Порхове, безнравственно и несправедливо. Говоря словами известного поэта Егора Исаева: советский народ пронес сквозь годы войны тяжелую боль и горе, но не сломился, и "миру мир принес не в дар, а в память, чтоб ее беречь". Так почему же мы не бережем эту память?
Ольга Матвеева, студентка исторического факультета ПГПИ
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
В конце февраля исполнился 61 год освобождению Порхова от фашистских захватчиков, но никто из правительствующих защитников «липового холокоста» не соблаговолил почтить память десятки тысяч сожженных и замученных своих соотечественников в Порховском «Дулаге-110»: ни Путин, ни Матвиенко, ни прочая местная избирательная выскочка... После себя оккупанты оставили развалины и горе... В концлагере "Дулаг-110" было замучено 85 тысяч человек... К сожалению, несмотря на народную память и критические публикации в "Новостях Пскова", власть предержащие до сих пор не удосужились достроить памятник безвинным жертвам фашизма, а ведь через эти страшные застенки прошли и тысячи псковских семей.