Живет или доживает свой век русская деревня? Обсудить этот вопрос собрались 15 октября 2005 года представители творческих союзов России, руководители всех уровней – от сельского до областного, в одной из умирающих деревень - сельце Польском Становлянского района Липецкой области. Тема Круглого стола, а по-простому «посиделок» – «Деревня, которой нет на карте». Инициативу проведения «посиделок», высказанную интеллигенцией Ельца, имеющих дома в этой деревне, поддержал руководитель предприятия «АСС», г. Москва, Николай Василенков, взявшийся обустраивать это село и ведущий строительство Центра деревенской культуры. Среди участников «Посиделок»:
Начальник отдела культуры Становлянского района Малютина Клавдия Ивановна
Глава Петрищевской сельской администрации Становлянского района Целыковская Ирина Николаевна,
Кинохудожник, лауреат российской кинопремии «Ника», Гудилин Владимир Владимирович,
Кинохудожник Гудилин Сергей Владимирович,
Писатели Борис Лукин и Александр
Киноактеры, нар. Арт. России Назаров Юрий Владимирович, Мальцева Людмила Васильевна,
Журналист «Липецкой газеты», член СП России Петров Владимир Михайлович
Академик, доктор наук, профессор Елецкого Госуниверситета им. Бунина, член Союза Писателей России Белозерцев Евгений Петрович,
Депутат областного Совета Дорохин Валерий Владимирович,
Представители прессы и телевидения
Участники из числа Елецких – «деревенских»:
Комаров Владимир Григорьевич , музыкант, руководитель сводного хора г. Ельца, лауреат Международного конкурса,
Бурцев Александр Александрович, композитор, лауреат Всероссийского конкурса 2003 в г. Волгограде
Климов Николай Иванович, Член Союза Художников России, участник Международных и Всероссийских выставок
Сионова Светлана Александровна , канд. филологических наук, доцент ЕГУ, директор музея-усадьбы Бунина в Озерках,
Коренев СтаниславСергеевич, руководитель хора, Лауреат Международного конкурса им. Мистюкова.
Новосельцев Александр Васильевич, член Союза Архитекторов России, член Союза Писателей России, Советник Российской Академии Архитектуры и Строительных Наук, обладатель Диплома Госкомархитектуры и Союза Архитекторов СССР «Победитель смотра-конкурса лучших проектных работ 1990 года
Блуднов Павел Борисович , Член Союза Художников России, участник Международных и Всероссийских выставок
Белоусов Николай Иванович, предприниматель, ООО «Тройка», г. Елец
Евсеев Сергей Дмитриевич, руководитель охранногопредприятия, г. Москва
Жители села Польское
Кузнецов Иван Филиппович,
Новиков Алексей Васильевич
Началом Посиделок была экскурсия по древнему Ельцу, райцентру Становое и по местам бунинских деревень. Встреча проходила в праздничные покровские дни и совпала с работой юбилейной бунинской конференции, проходившей в стенах елецкого госуниверситета им. И. Бунина.
Перед началом Посиделок в центре деревни заложили часовню во имя Покрова Богородицы. Примечательно, что на месте этой часовни два года назад была найдена древняя иконка -складень Знамение Богородицы. Освящал закладку первого камня благочинный Елецкого церковного округа Липецко-Елецкой епархии о. Василий Романов.
«С чего начинали обживать новые места наши предки? – сказал, обращаясь к участникам закладки о. Василий. – С возведения храма, часовни. А потом принимались обустраивать свое жилье. С душой просветленной и обращенной к Богу… Россия находится под натиском темных сил. Как только мы каемся, начинаем праведно жить, Божья Матерь не оставляет нас. Чистое православие сохранилось только в России, и мы должны его сохранить. Все упование наше на Матерь Божию, которая покрывает благодатью тех, кого хочет защитить. Молитвами, постом мы построим свой внутренний Храм и те обители, часовни, в которых вознесем молитвы Богу. Помолимся о России, которая начинается с этих деревень. Помогай Вам Господь…»
В культурной программе Посиделок была и выставка своих, местных художников П. Блуднова, Н. Климова, В. Шипулина, братьев Гудилиных, много лет писавших окрестности этой удивительно красивой деревни. Звучали и песни местных, деревенских жителей под всемирно известную елецкую рояльную гармонь, хора Станислава Коренева, местного же, деревенского ансамбля «Червленый яр». Звучало здесь и слово. Стихи Тютчева и отрывки из «Тихого Дона» читали народные артисты Юрий Назаров и Людмила Мальцева.
С докладом выступил Александр Новосельцев:
Слово о деревне
Мысли по поводу основного доклада
Сегодня в устойчивом, так знакомом словосочетании «Бунинская «Деревня» мы убираем кавычки и говорим о бунинской деревне, не как о произведении нашего великого писателя, жившего здесь, а о простой деревне в бунинском краю спустя сто лет. Откроем кавычки, откроем и глаза на положение нынешней деревни.
Отчего так дышится легко, когда приезжаешь в деревню, отчего душе здесь вольнее, но и томительнее, чем в городе? Взамен скуке здесь – печаль, а радость здесь ярче и открытее. Мы часто не отдаем себе отчета в этом, принимая деревню скорее не умом, а сердцем. А ответ, кажется, прост – деревня – это наша прародина, близкая или дальняя. Но, приняв сердцем, нужно понять и умом – чем же так провинилась деревня, перед кем, и нет ли тут и нашей вины в том, что до нее, как до далекой матери или бабушки так редко доходят весточки нашего сыновнего внимания. И речью новой своей, и повадками, и заимствованными мыслями мы словно предаем ее, терпеливо и бессловесно, без выраженной укоризны ждущую нас и готовую каждую минуту приветить всякого, не считаясь ни с числом их, ни с происхождением. И так же по-матерински она ко всякому сердобольна и милостива, приветлива и хлебосольна, сострадательна и внимательна…, и все эти качества ее нравственнее и добродетельнее, чем у ее показного сына – города.
Земля, на которой мы находимся, поистине благословенна, освящена именами Бунина, Пришвина, Лермонтова, Грибоедова, Дениса Давыдова. Да и день нынешний – день рождения Лермонтова.
Полторы тысячи лет на ней – следы наших предков: повсюду у больших и малых рек видны следы древних городищ и селищ. Знала эта земля и запустение с 14 века, со времен нашествий. Но в 16 веке русский человек пришел на землю предков, вернул язык, нравы, обычаи, культуру жизни и земледелия.
Документы 16 века, с первых дней возрождения исконно русской земли, говорят об этом культурном освоении запустевших мест, два века именовавшихся Диким Полем. Уже тогда, 4 века назад Елец возрожденный собирал вокруг себя древние свои земли, оберегал их от нашествий казачьими караулами, разделил на станы – Воргольский, Засосенский, Бруслановский. Отголоски названия одного из них - Елецкого воинского стана сохранила и эти нынешние становлянские земли. Елецкий стан. Становое, лежащее у истоков малой реки, давшей название городу, и был центром стана Елецкого. Сакмы и шляхи, за века чужеземного ига набитые копытами вражеских коней, получили надежную охрану казачьих караулов. И с первых же дней возвращения потомков древних земледельцев познала-вспомнила эта земля и соху, и пот земледельца.
Оказывается, более половины деревень существуют с той самой поры возвращения, когда с первых же дней службы елецкие служилые люди получили в окрестностях Елецкой крепости наделы земли. В их сохранившихся названиях – имена тех самых служилых людей, ведь названия их в южнорусских традициях имеют притяжательные формы: чья деревня – Трубицына, Пищулина, от имени детей боярских Трубицына, Пищулина…
Фамилии, упомянутые в документах по заселению Ельца и его окрестностей красноречивы. Дети боярские, Петрищев Семен, Тинков Яков Иванов, Субочев Василий, Пищулины Курбат, Лева и Осип, Ловухин Иван и были теми самыми служилыми людьми – сынами боярскими и казаками, основавшими села этой округи, и поныне носящие их имена – деревня Петрищева, Тинькова, Субочева, Пищулина, Лаухина. И поныне живут здесь потомки Малютина Степана, Герасимова Ивана, Зиборева Семена, Салькова Павла, Кузовлева Кондратия, Чалых Данилы и Наума, Масловых и Меркуловых, Моревых и Парахиных. Своя история и у села Польского, а правильней – деревни Польской, поскольку елецкий говор не признает среднего рода, и если говорят в деревне – «село», то - «она». Так вот, Польской деревней было когда-то, судя по старым картам, утраченное сорок лет назад Юдино, в двух километрах отсюда, и принадлежало оно когда-то предкам Бунина, а после продажи его помещику Юдину стало оно именоваться Юдиным, а крестьяне той еще деревни Польская основали здесь выселки.
Века елецкой деревни – это тяжелый крестьянский труд и веселые праздники, несение ратной службы отечеству и сохранение нравов и обычаев, традиций и языка. Того русского языка, мощного и нежного, языка Толстого и Бунина, Тургенева и Лескова. Не отсюда ли пошла-есть вся великая Русская литература, не песнями ли и былинами, пословицами и поговорками, не напевной ли мягкой речью южных говоров питались великие русские писатели? Экспедиции двадцатилетней давности выявили десятки песен, сотни пословиц, сохранявшихся со времен Бунина и использованных им в своих произведениях. Но уходят люди, уходит традиционный быт, исчезают с ними и напевный язык, и песни, заменой им становятся иные, чужие этой земле речь и музыка.
А вот сохранились ли они, те деревни, что прожили века? Не грозит ли им остаться лишь на страницах предложенной кем-то «Красной книги деревень России»?
Зарастают пашни, затягиваются бурьяном пожни, сравниваются ливнями и ветрами холмы на месте жилищ. Не звучит гармонь елецкая, не слышно песен вне стен домов культуры, прописавшихся теперь в основном в райцентрах и на центральных усадьбах, очагах уходящей русской деревенской культуры. А прежде было иначе - задушевная песня и меткое, красивое слово звучали в первую очередь там, где пашня и покос, звучали не официально, а от души того самого народа, хранителя языка и культуры. Но что видим мы сегодня: запустение, исход русского народа из деревни. И так по всей России. Глядеть, быть безучастными свидетелями этого трагического явления – неужели таков наш удел, людей, представляющих культуру нашей России и руководство на местах? Сегодня Мы все – здесь, и нам решать, как быть русской деревне. Никто, никакая столица, никакой Сорос помочь нам не могут и не желают. Нет сегодня проблемы деревни в средствах массовой информации: шоубизнес, деньги, проблемы миллиардеров и склоки власти – вот то, что сегодня интересует «их», навязывается и Нам. А что с деревней?
Не то ли уже описывал Бунин сто лет назад? И что говорит бесстрастная статистика?
О письме главе района
Четыре месяца назад (а, точнее, 14 июня 2005 года) я написал письмо на имя главы администрации Становлянского района В.А. Герасимова. А подтолкнули к этому размышления по поводу будущего села Польского, за которым увиделись и проблемы любого другого села, которые переживают последнюю стадию великого исхода русского народа из деревни.
На примере одного села можно убедиться, какие «преобразования» происходят сегодня в русской деревне. Об этом говорит статистика, это можно увидеть самому, за последние 15 лет проследив жизнь такой деревни, как Польское. Говоря казенным языком, «за это время сохранился положительный устойчивый баланс по заселению с. Польского». Но это за счет так называемых «дачников». (В скобках замечу, что мы, в отличие от такой официальной версии наименования считаем более уместным и традиционным самоназвание «однодворцы»). Такой пример нельзя считать ни исключительным, ни единичным. Может быть только своеобразным является именно в Польском состав так называемых «дачников». Это в основном интеллигенция не из коренных жителей, но болеющих за все проблемы села, поскольку многие половину времени живут в деревне. Их – 11 семей, и среди них художники, в том числе заслуженные – Н.И. Климов, художник кино, лауреат российской премии «Ника» В. Гудилин с братом Сергеем, музыканты – лауреаты международных и всероссийских конкурсов и фестивалей В. Комаров, А. Бурцев, С. Коренев, пенсионер и, по совместительству, известный далеко за пределами Ельца меценат Е.П. Крикунов, кандидат филологических наук из ЕГУ, (а с недавних пор и директор восстанавливаемого в Озерках музея-усадьбы Бунина) С.А. Сионова. Замечу, что специальную, искусственную «селекцию» никто не производил, и это лишний раз доказывает естественное, душевное стремление творческой интеллигенции к деревне. Ежегодно число их растет, сохраняются и восстанавливаются дома, а, значит, и сама деревня.
К сожалению, статистика деревень неутешительна: из 2871 населенного пункта в 1959 г. в Липецкой области на 2003 г. осталось 1587, т.е. за полвека деревень стало меньше вдвое. По Петрищевскому сельскому совету картина еще печальнее: из 11 известных мне деревень за это время исчезли полностью (т.е. не осталось от них ни камня) - 6. Это, казалось бы, подтверждает общеобластную статистику – 1: 2. Но страшно то, что происходит сегодня на наших глазах, свидетелями чего мы являемся: из 5 оставшихся сел лишь Петрищево и Озерки относительно благополучны, трем грозит гибель. В Польском, Жилом, Буниной осталось из «коренных» лишь по 2-3 семьи. Исходя из этого, вот как будет выглядеть статистика через 5 лет (не более). Из 11 деревень останется 2. Да разве может душа оставаться безучастной к такой живой истории России?
Но это, скажет любой руководитель районного масштаба, мы и без вас знаем. Тогда скажу о малом, но самом насущном. Летом меня снова попросили проехать на бунинскую усадьбу с мелиораторами – «Гипроводхоз» берется укреплять плотину бунинского пруда; чистить его и облагораживать. Но прудов в Озерках два (а при жизни Бунина их было три). Посмотрели мелиораторы оба пруда, и пришли к выводу:
– Надо бы делать и плотину второго пруда – иначе пруд уйдет.
Дельное предложение.
– А откуда деньги и инициатива? – спрашиваю их.
– Наш губернатор Королев Путину пообещал усадьбу и пруды восстановить, а Лисин (Новолипецкий металлургический комбинат) под это деньги дает.
Да-а… - подумал я, - видно, просто так до прудов (т.е. до людей, живущих на их берегах) дело никогда не дойдет.
Нет на свете ничего вечного, а уж у прудов с их размытыми плотинами, да без ремонта век короткий – 40-50 лет, не более. И, пользуясь случаем, повез я этих специалистов дальше, в Польское. В нем два пруда, тех самых, о которых писал Бунин. 13 лет назад ремонтировали мы плотины своими силами, но, видно без уменья. Нынешней весной промыло под трубой плотину верхнего пруда, и следующая весна грозит стать для прудов наверняка последней, - уйдет верхний пруд, и нижней плотине не устоять. В Жилом – та же картина. Посмотрели мелиораторы на плотины и на мои вопрошающие глаза и сказали:
- Тут дел-то для нашей техники на полдня, на триста рублей, но гнать ее из Липецка или Ельца – дело накладное. Вот если бы Герасимов договорился к Озерским прудам и эти работы подключить – тут всего-то два шага.
Вот мы и подумали – поможет нам администрация района одним звонком да словом своим – и сохранятся пруды и в Польском и в Жилом, а, значит, и жизнь возле них. А смоет плотины – тогда лопатами, да без ума, намашемся ли?
На этом хотел я остановиться, да махнул рукой – ладно, раз взялся писать главе района, тут уж и о других бедах скажу. И продолжил:
В позапрошлом году украли у нас провода, идущие к водокачке, и вся деревня – и люди, и скотина, – зиму жила на прудовой воде, да растаивая снег на печках. Попросили мы помощи главы администрации – и за неделю вернули провода на место. Спасибо районному главе. Не кланяясь никому, наладили мы и бочку – емкость у водокачки простым способом - перевернули мы ее вверх дырявым дном и переварили, но за 40 лет обветшала вся система трубопроводов и вода до колонок не доходит. Да и сами колонки разворовали лихие озерские парни. (Про ежегодные по 2-3 на дом кражи и грабежи и писать не стал, мы к этому лиху привыкли, как к восходу солнца). Сидит деревня без воды. И остался из всех составляющих нынешней космической цивилизации один лишь свет. Но висят провода на деревьях и на сгнивших столбах, и живут в них, как в скворечниках, птицы. К ним и изоляторы привернуть нельзя – труха, так мы наловчились их проволокой приворачивать. А два столба, на которых крепятся провода, идущие через верхний пруд, сами едва держатся на этих проводах: упадут в пруд эти провода и столбы летом, когда купаются дети – и тогда… но, лучше не будить лиха. Были в районных электросетях года три назад, и нам сказали: деньги за свет берем, а столбы и провода – дело не наше. Про дорогу в Польское и вовсе говорить нечего, зимой ее нет. Голое поле, снежная пустыня. А всего-то грейдеру проехать 2 км. Но, видно, списали со счетов русскую деревню. Кому-то это, видно, надо. Только – кому?
И от имени жителей д. Польская подписался для веса всеми своими регалиями:
Член Союза Архитекторов России,
Советник Российской Академии Архитектуры и Строительных наук,
Член Союза Писателей России А. Новосельцев
Каюсь: сидел в деревне, писал письмо, и, грешным делом – думал: уж не скажут ли, что шкурный интерес двигал моей рукой, что, мол, за высокими словами хочет он, чтобы к его даче дорогу чистили, да свет и воду ему наладили? Мысля так, глядел в окошко, на веселую под солнцем рябь воды в прудах, на буйные заросли вербы и молодой березовый подлесок, цветное ожерелье деревенских домиков за прудами, а потом обернулся, да взглядом в печку уперся и решил – все одно, ни ворами, ни отсутствием света и воды, ни бесконечными огненными палами меня из деревни теперь не выкурить: не дай Бог, лихие годы – меня и семью пруды напоят, печь согреет, а земля накормит, а чтоб писать хватит свечки да бумаги. Не за себя же думаю, а за тех, кто всю жизнь в деревне прожил, кормя нас, и кого в деревне забыли – оттого и не стыдно мне, да и не прошу я, а лишь напоминаю: на один райцентр в России – сотня сел, на областной – тысяча, а на столицу беспамятную их сотни тысяч. И живут в них люди. Пусть три человека, как в Польском. Или пять как в Жилом. И неужто не заслужили они, чтобы и завтра были у них и вода, и свет, и дорога?
Написал я письмо и отправил. Ждали мы ответа – и не дождались.
Что за это время произошло? Неужели ничего совсем в деревне не происходит? Нет, сложа руки не сидели. Собрали урожай, картошку. Не дождавшись липецких мелиораторов, мы, те самые дачники, две недели назад снова собрались миром, да заложили камнем и глиной ту брешь в плотине, сколько позволили силы и квалификация. Николай Алексеевич Василенков, все еще горящий огнем желания сделать село Польское одним из центров деревенской культуры, построил и запустил баню, из старого сарая великого нашего гармониста Афанасия Ивановича Матюхина сделал конференцзал с камином и открытую площадку для проведения мероприятий, отремонтировал и благоустроил бывший дом гармониста, расчистил захламленную территорию и планирует поставить два гостевых дома, в которых мечтает размещать тех, кто будет приезжать на фестивали гармонистов. Пробовал он договариваться с властями взять пруды в аренду и запустить рыбу (не только для себя – для любого, кто с удочкой придет: с простой, а не с электрической) – сказали: нельзя, пруды общего пользования. Решил он сделать еще один пруд – опять сказали нельзя. Почему – объяснили невнятно. Выходит, уйдут пруды из-за неотремонтированных плотин – и никому до того дела не будет, а сделать новый пруд – нельзя. Иной раз опускаются руки даже у такого деятельного человека как Н.А. Василенков, да все убеждаем его – ведь не все ж так плохо, посмотри, Коля, лучше на закат. И посмотрит Николай Алексеевич на закат, и вдохнет деревенского воздуха, и скажет, уже тише, спокойнее, но все же с горечью: «Да пусть не помогают. Не мешали бы только… Кажется, и в глаза меня не видели, а уже какое-то предубеждение имеют: вот, мол, приехали из Москвы, как бы все к рукам не прибрали бы. А ведь я родом из крестьян, из смоленской деревни. А места мне ваши нравятся. Да и песни тоже». – И опять к нам обращается: - Ну что? Фестиваль проводить будем? А? Давайте, приглашайте Заволокина, ансамбли сибирские, казаков с Дона сам привезу. Составляйте программу – я помогу.
Такие он, Коля, Николай Алексеевич, идеи предлагает. Дело делает.
Что еще из новостей? Картошку убрали – это одно из важных дел. Но… как только убирается картошка, и пройдет радость от ссыпанного в подвал последнего мешка – тут и заноет, защемит сердце. По земле заболит, от проклятого неведения: что же будет с ней, вспашется ли под зиму? Как не болеть ему, когда на памяти так ясны, словно это было вчера, мытарства прошлой осени. И тогда была осень, и тогда оголились поля, и промотались мы лишь за один день 240 км. по району. Трактор искали и не нашли. Осталась земля второй год под зиму не паханной. И так муторно, и так вспоминать не хочется, и в рассказах об этих мытарствах кто-то может подумать, что не все я тогда понял, или не так… Но ведь было же, было. Чего ж тут обижаться. Дневник – он ведь тот же документ, пусть и субъективный.
Вот какой была та осеняя круговерть с простыми земными заботами.
Рассказ о мытарствах простого человека по обработке матушки-земли.
(Из дневника)
17 октября. Еду в деревню, надо собрать антоновку. Проехал, по пути глядя на поля и огороды. Тракторов не видно. Спрашиваю своих, деревенских, не слышно ли про распашку? Оказалось, почти все махнули рукой на картошку - все равно на трактор нет надежды. Остались мы втроем с Бурцевым и Комаровым. Придется выкроить неделю, пожить в деревне, искать или караулить трактор.
30 октября. В Петрищево обещали – сельсоветский трактор вот-вот отремонтируют и приедут пахать. В Озерках обещали тоже. Кто-то приезжал аж из Становой, но пахал только своим родственникам. В деревне пробыл с 26 октября. Возвращался, заехал в Петрищево: трактор все еще не сделали. 5 дней прождал-пронадеялся зря.
8 ноября. Комаров позвонил, сказал, что надо срочно ехать в деревню - точно будут пахать, трактор уже в Озерках. Едем. Трактор стоит на одном из озерских огородов, ремонтируется. Тракторист вроде бы обещает: завтра.
9 ноября. До обеда прождали – нет. Едем в Озерки. Тракторист посылает нас…нет-нет, к руководству. Мы, оценив обстановку, пробуем еще один вариант. Едем в Грунин Воргол, откуда весной был трактор. Хоть и не ближний свет, особенно через Петрищево и Становую – 40 км, но ведь обещал же нам грунинский тракторист весной! Промотались, кланяясь на каждом огороде трактористу, никто так и не поехал – то жена не дает, то у самого огороды не паханы. Решили ехать домой, в Елец, заодно заехать в Петрищево в сельсовет. Прождали Ирину Николаевну больше двух часов, обзванивая всех, кто может быть причастным к тракторам. Наконец, она вернулась и связалась с руководством хозяйства по телефону. Он дал добро. Слава Богу, согласие руководства есть! Памятуя слова тракториста, что в этот день он уезжать из Озерок не будет, спокойно поехал в Елец отвозить Комарова на репетицию в Казинку. У Кириллова кончился бензин. Два часа стояли, голосовали. Заправились уже в темноте в полшестого. Репетиция в шесть. Успеваем. На обратном пути заехал домой, сказать жене: «Еду в деревню». Она только вздохнула, но ее успокоили мои слова, что трактор уже в Озерках, завтра точно будет в Польском, и начальство разрешило. В 20 часов еду назад, передавать трактористу «благословение» председателя. В 10-м часу подъехал к Житкову. Тот спокойно сказал, что трактор уехал в Петрищево. Через Жилое. По сути, мимо Польского. Дверь Житкова закрылась. Темнота несусветная, такая, какая бывает именно в глухую ноябрьскую ночь. Стыло, тихо и темно. Есть такое выражение: стоит как дурак. Это точно определяет мое состояние. Куда теперь? В Польское… - а чего там ждать? В Елец… - пустым, с мешком потерянного времени? Решился ехать к Целыковской в Петрищево – она же обещала. Свет у нее горит. Вышла, ей зябко на холоде стоять, одетой по-домашнему. Развела руками: «А что я могу сделать»? Постояли-постояли… зябко. Еще одна дверь закрылась, опять темнота жуткая. А теперь куда? А? Поехал обратно в Польское, забрал мешки, в полночь вернулся в Елец.
10 ноября, воскресение. Позвонил Комаров – давай поедем завтра в Становое, за помощью. Вздыхаю – еще живо вчерашнее, по сути – нынешнее мытарство.
11 ноября, понедельник. Рано, чтобы застать всех, едем в Становое. Сидим у Клавдии Ивановны в отделе культуры. Комаров начинает рассказывать как в песне: издалека долго, в деталях… А я смотрю на Клавдию Ивановну. Вижу, что она слушает, но в понедельник у каждого руководителя мыслей – на неделю, и вопросы наши ей явно не по профилю. Оттого кивает механически, и когда Комаров делает паузу, еще не изложив суть дела, говорю коротко:
- За один вчерашний день в поисках трактора мы проехали по району 230 километров. (Я обнулил спидометр в утром в Озерках). И – не нашли. На чем пахать?
Глаза у Клавдии Ивановны осмыслились. Она вздыхает, а я продолжаю:
- Ладно, не в нас дело. Мы посидели – и уехали в Елец. А деревенские люди? Как им жить-выживать? Кто-нибудь подумает о них?
К.И. опять глубоко вздыхает, рассказывает, что и у нее проблем много.
Я подвожу итог, загибаю пальцы:
- Вот смотрите: у нас в округе на две живые деревни – Петрищево и Озерки – четыре умирающих: Жилое, Польское, Лаухино, Бунино. В них в среднем по 3-4 жилых двора осталось. Каково отношение – два к четырем?! Мы сегодня печатаем золотыми буквами вот такие толстые тома «Энциклопедии ушедших деревень России», а у нас на глазах (сегодня – не вчера!) проходит история гибели русской деревни. Здесь, под боком! На памяти лишь одного, молодого еще поколения, вот что случилось: только в одном Польском в 50-е годы по рассказам было три колхоза! Три! Потом их сократили, потом угнали стадо в Озерки. Потом стадо угнали из Озерок в Петрищево, а вместе с ним и машинный двор с техникой, а люди, те самые, который съезжались в 80-е годы из окрестных бесперспективных деревень поближе к газу и воде по программе «50 липецких сел», остались без работы. Сегодня, я уже слышал, все хозяйство перемещается еще дальше, то ли в Кириллово, то ли еще дальше, в Ламское. А перспектива какая – нетрудно двигать мысль дальше. И кто же вспомнит теперь и Польском, о Жилом? Кому они нужны? «Четыре к двум» - это нынешняя статистика. Из шести деревень четыре обречены на уничтожение. Уж если при живых-то людях разбирают дома в Польском и Жилом, колхозные дворы в Озерках, то что же будет, когда съедет из них последний человек! Так, видно, и по всей России две из трех деревень никому не нужны. Ни-ко-му. И никакими словами не убедить меня в обратном, ведь землю там обрабатывать нечем – это правда сегодняшнего дня. Была в Польском последняя надежда – 30-летний конь Васька, на нем кое-как огороды обрабатывались, был он единственным транспортным средством и связью с миром в бездорожье, когда ни зимой, ни в грязь ни на чем из деревни не проехать за хлебом, почтой или, не дай Бог, в больницу. Но прошло его время – Чалый сдал его по весне, а осенью забил Чалый скотину, заплакал, вспоминая, как сдавал на елецкий мясокомбинат корову, погрузил свои гуни, и уехал жить к детям в город. И вся связь с миром у деревни зимой кончилась. И что же нам - спокойно смотреть на это? Мы ведь, без преувеличения – свидетели гибели нашей деревни! На нашей земле!
Молчит Клавдия Ивановна. Вздыхая, рассказывает, что везде так трудно. А потом набрала номер телефона того председателя, что обещал уже петрищевскому главе трактор. Клавдия Ивановна только заикнулась о нас, как тут же и осеклась, слушая трубку и кивая.
- Ну вот, - сказала она, положив трубку. – Все он знает про трактор и помнит. А дело в том, что тракторист запил. И это теперь у него дней на пятнадцать. Так что, он говорит, если могут они на тракторе ездить – пусть садятся и пашут. Сами. Вот так…
Закончить бы эту тему, но – земля не пахана и душа не на месте. Когда я вернулся, жена сказала:
- Да ладно вам ездить, лопатой будем копать. На четыре мешка картошки землю вскопаем.
И я согласился.
12 ноября, пятница. Оказалось, что почти согласился. Потому, что сегодня позвонил Комаров и радостным, уверенным голосом сообщил, что в Становом был концерт, на нем пел его хор из Петрищева, а на концерте были и те люди, кто способен определиться с распашкой. И они твердо пообещали на выходные прислать трактор. Так что завтра надо срочно ехать в Польское.
13 ноября, суббота. Едем пораньше, заодно везем доски Климову на пристройку. В Польском Светлана Александровна. Первый вопрос к ней:
- Трактор был?
- Нет.
- Вы тогда ждите, никуда не уходите, мы за дровами съездим.
Ждали всей деревней. Сидели у Климовых до ночи, прислушиваясь. Тишина райская. Ни звука, кроме звуков природы, которыми надо очаровываться. Да не очаровывается как-то без распашки. В 2 ночи возвращаемся в Елец.
– Ничего, - говорит по дороге Комаров, - я завтра в Петрищево на репетицию еду, а потом будет небольшой праздник по поводу удачного выступления в Становом, там я им не спущу.
15 ноября. Утром позвонил Комарову сам.
- Ну что, вспахали?
Вздыхает в трубку.
– Нет, не вспахали, - и тут же бодрым, уверенным голосом продолжает. – Но зато слушай какой разговор у нас был. Они мне говорят: 26-го надо выступить, на Дне Матери. А я им – а нам надо пахать! Нанимайте танцоров, певцов, артистов, кого хотите, платите им, а мне нужно пахать. Вот и думайте…
И уехал Комаров. И так и хочется видеть, как задумались те, от кого зависит распашка. Только что толку-то теперь. С ночи мороз, земля колчужками стала, теперь ее только ломом копать. Замерзли, остановились и мысли мои – чтобы распахать землю, зато вернулся я с ними к прошедшему месяцу битвы с чиновниками за будущий урожай. И все яснее становилось мне, откуда взялось понятие: «Умирающая деревня». И вспомнилось мне вот что.
Неделю назад я, весь опутанный мыслями на тему «как пахать» ехал мимо Ивановой избы. Иван сидел на крыльце, и я остановился поздороваться. Человек на деревенской дороге – явление редкое, поэтому, увидев меня, вышла и его сестра, тетя Шура. Кажется, все ее раздражает, - и погода, и даже собственная корова. Вот и теперь, в свойственной ей манере, от которой каждый из собеседников чувствует себя источником всех ее проблем, на мое «Здравствуйте, как живете-можете?» сказала громко и вызывающе, будто долго ждала, кому бы это высказать:
- Да какая здесь жизня! Ни больницы, ни хлеба, ни дороги – ничего! – и обернулась к брату, спокойно сидевшему и улыбавшемуся мне. – Они вон сели у машину и уехали. А мы – хоть подыхай тута. Усе! Весной соберуся и уеду!
- Да ладно… - спокойно, улыбаясь большим ртом, сказал Иван. – Усе нормально, живем…
- Да какая эта жизня! Уеду и усе! – опять повторила тетя Шура и отвернулась.
Живет она в Соловьево, в тридцати километрах отсюда, и года три назад приезжала вместе с коровой зимовать к брату, но надолго ее не хватило. Пожив с год, она уехала. Конечно, она права. А Иван, живущий один в этой избе вот уже больше десяти лет после смерти матери? У него своя какая-то правда. Правда долго-и-всетерпения, вселенского, извечного. И, поняв Ивана, можно понять русского человека. Если умом судить – Иван кругом не прав, а ежели… И чем судить-понимать, какой меркой его философию-правоту? Подумав, прихожу к выводу: крест русского человека – нести через всю свою жизнь и заботу о земле, и соседей друзей, и с соседей-недругов, и власть, и стихию можно по какой-то формуле. Точка этой формулы – та середина крестного знамения, которой он, православный, и не касается. И носит его, православного, ото лба (ума) донизу (еще бы!), и справа налево. Тут тебе и география, и судьба, и русская неразбериха. И между этими качаниями – мытарствами его та заветная, неприкасаемая середка – душа. Вот если ею, а не умом смотреть на мир – то прав Иван. Смирение – высшая добродетель. Потому – душа… А я все про трактор думал. Вот ведь история какая.
Что еще было в деревне? Пока писалось письмо, пришло известие, что в Становлянской больнице умер еще один постоянный житель Польского, Иван Мореевич Жуков. И осталось в деревне 2 местных жителя: Иван Филиппович Кузнецов 65 лет и Алексей Васильевич Новиков 75. Несмотря на это – уверен, что и зимой над деревней будут дымиться трубы, несмотря даже на отсутствие воды и света. Нам не впервой – какую войну пережили!
Что решили на Круглом столе? Ни нам без деревни не выжить, ни деревне без нас. Весной, в мае провести здесь, в Польском, Всероссийский фольклорный фестиваль под тем же названием «Деревня, которой нет на карте», а пока совместными усилиями помогать деревне, делать дорогу, обустраивать Центр деревенской культуры. А главное – строить Храм. Первый камень мы уже заложили.
Приложение к докладу
Вот что говорит документ об истории Польского:
«Деревня Польская и выселки из деревни Польской, собственники. До 10 ревизии крестьяне этих селений составляли одну барщину, жили при господской усадьбе. Лет за 20 до воли 5 душ были выселены из имения в поле; затем лет за 5 до воли туда же было выселено еще 10 душ, которые и образовали собою Польскиевыселки. До Положения крестьяне отбывали изд. пов. (издушную повинность? А.Н.) С 1864 года платили оброк, а в 1880 вышли на выкуп. До 1861 года земли в пользовании крестьян было 174 десятины, по 7,5 десятины на тягло, из этого числа, по уставной грамоте, в наделе крестьянам поступило 162 десятины, остальные 12 как излишек против нормального надела, отошли к владельцу. На души перешли после размежевания; поделили на число ревизских душ – в деревне на 39 душ и в выселках на 15; при той разверстке остаются и теперь. Земля у каждого селения в отдельных особняках; прогоны и проезды на поля свободные. Почва – на 1/3 чернозем и 2/3 суглинок, глина и камень. Поверхность полей неровная, много оврагов и бугров. При первоначальном разделе землю ровняли по качеству; в каждом клину на душу пришлось по 3 загона, мерою – 2 по 10х80 сажен и 15х80 саж. Сенокосов нет. Лес только у крестьян д. Польской – 2 десятины дубового, полустроевого, поделен на дворы. Выпаса не нанимают, скот пасут по своим угодьям и большой дороге, которая пролегает подле селения. Мирских доходов нет. Сельские расходы общие в обоих селениях, так как они составляют одно административное общество, расходы эти следующие: старосте 11 руб., писарю 6р. 60 коп., церков. Стор. 3р. 40 коп., на молебны 8 руб, на отправку податей 2 р., пастухам – в деревне 30 руб, и в выселках 18 руб. В селении есть хлебный магазин, в марте 1886 г. было засыпано ржи 25 чет., овса не было».
Сборник статистических сведений по Елецкому уезду за 1887 год. Москва, тип. Исленьева, 1887 год. Издание Орловского губернского земства. Стр. 74.
Александр Новосельцев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
