Ему жал руку Леонид Леонов, видевший в нем главного продолжателя традиций классической русской литературы. А Леонову – Горький, Горькому – Чехов и Толстой, Толстому – Тургенев, и так вплоть до Пушкина.
Я всегда его ощущала как родного человека. Не только потому, что он дружил с моими родителями и благодарил меня за лекции о нем на «Народном радио», а главным образом потому, что он писал о самом сокровенном, что было в жизни русского человека – об угрозе нравственной деградации народа и превращения значительной массы населения в «архаровцев», от следовавшей отсюда угрозе самому существованию Отчизны, о посягательстве на ее природу, о героической попытке части народа сохранить нравственные устои своих отцов и дедов, о стремлении русских женщин отстоять свою честь и достоинство в условиях так называемой перестройки...
Главное в творчестве Распутина – чувство Родины. В очерке «Байкал, Байкал» он говорил: «Мы с рождения впитываем в себя воздух, соли и картины своей Родины, они влияют на наш характер и в немалой степени организуют наш жизненный состав».
В очерке «Иркутск с нами» сказано: «И посещая чужие земли как бы ни восхищались мы их рукотворной красотой, какое бы изумление ни вызывала в нас их устроенность и памятливость, душой мы постоянно на Родине, все мы соизмеряем только с ней и примеряем только к ней, всему ведем свой отчет от нее. И тот, кто потерял это чувство земного притяжения, кто ведает одну лишь жизнь свою без неразрывной связи прошлого, настоящего и будущего – вечного, значит, огромную тот потерял радость и муку, счастье и боль глубинного своего существования».
В статье «Мой манифест» Распутин утверждает: «Русский человек занят духом, то есть стал вместилищем духа... Ни с кого в мире, я думаю, душа не требует так сурово, как с русского человека».
В повести «Прощание с Матерой» писатель формулирует нравственное кредо русского человека: «Ты, Дарья, многого на себя не бери – замаешься, а возьми на себя самое напервое: чтоб совесть иметь и от совести не терпеть». Но Дарья чувствует себя виноватой даже в том, что Матеру ждет затопление, и ей все время мерещится суд предков. Об ответственности перед предками, но с более оптимистичным началом, идет речь и в рассказе «В ту же землю», в котором Таня, приемная внучка «рыхлой мужиковатой» женщины Пашуты, вынужденной нелегально похоронить мать, ибо на официальные похороны у нее просто нет средств, говорит: «Ты думаешь, что я не родная, а я родная... хочу быть родной. Хочу помогать тебе, хочу, чтобы ты не была одна! Мы вместе, бабушка, вместе!»
Распутин показал трагический процесс заселения русских земель «архаровцами» – «людьми легкими, не обзаводящимися ни хозяйством, ни даже огородишком, знающими одну дорогу – в магазин»...
И когда на складах начинается пожар, они спешат наполнить собственные карманы. И героиня повести Алена спрашивает мужа: «Что же это делается-то, Иван? Что делается? Все тащат... В голяшки нахлестывают, за пазуху».
Размышляя об идеале достатка, Иван Петрович говорит: «Достаток – да, без него человек начинает хлябить, как отошедшая от мяса кость... Но боров в теплом закуте не может не знать, что его откармливают на мясо».
Одним из первых в русской литературе Распутин создал образы русских людей времен перестройки и беспредела.
Это и платный оратор на свадьбах несчастный человек Алеша Коренев, и та же Пашута, и русская богатырша Тамара Ивановна из «Дочери Ивана, матери Ивана». Видя духовную несостоятельность окружающих ее мужчин и оказавшись в полном одиночестве перед нахлынувшим на нее горем, Тамара Ивановна застрелила изнасиловавшего ее дочь кавказца. В этом видится ей высшая справедливость, хотя самой дочери этого, вроде бы, и не нужно. Героиня говорит на суде: «Виновата – буду ответ держать. Теперь мне каторга шесть лет, а если бы насильник ушел безнаказанно... для меня бы и воля на всю жизнь сделалась каторгой». «Внутри характера»Тамары Ивановны, как говорит писатель, «находился кремень».
В моем любимом рассказе «В одном сибирском городе», где на локальном уровне показан штурм Дома власти, из микрофона раздается вопрос: «А что – есть русский и не ублюдок?»
И тогда русские люди – казак, пожилая женщина, взявшиеся за руки парень и девушка идут к этому дому, может быть, на расстрел. «И так легко стало: шли».
В рассказе «Не могу-у» показан, казалось бы, обычный пьяница-мужичок, едущий на поезде и все время повторяющий «Не могу». «А вспомнить – такие же мужички, прямые предки его, с такими же русыми волосами и незатейливыми светлыми лицами, какое чудесным и редким раденьем, показывая породу, досталось ему, – шли на поле Куликово, сбирались по кличу Минина и Пожарского у Нижнего Новгорода, сходились в ватагу Стеньки Разина, продирались с Ермаком за Урал, прибирая к хозяйству земли, на которых двум прежним Россиям было просторно, победили Гитлера... И вот теперь он». Но и этот мужичок не прост. Пока он только говорит: «Не могу», а в рассказе «Сеня едет» такой же мужичок продает едва ли не последнее имущество, чтобы поехать в Москву и наконец навести порядок на родной земле.
Распутин верил, что помимо России, лежащей на поверхности, есть и Россия сокровенная, оставшаяся в неприкосновенности и сохранившая прежние идеалы.
«Подняли из укрытия национальную Россию, ограбили и раздели ее донага – вот она – «русская красавица», – писал он в «Моем манифесте». – И невдомек им, лукавцам (а часто и нам невдомек), что это уже не так, что, не выдержав позора и бесчестья, снова ушла она в укрытие, где не достанут ее грязные руки. А та, что осталась, есть только похожесть; лукавцы и ловкачи вознамерились заменить настоящую Россию ряженой, вульгарной и бесстыдной – они ее и получили. Подлинная, хранящая себя, стыдливая, знающая себе цену, отступила, как партизаны в леса, в свое тысячелетие. Туда для чужаков бездорожье и заросли, какие были при Наполеоне и Гитлере, и Сусанины по-прежнему на пути, обратный же путь до возвращения наезжен».
Не менее трагично, чем пожар и разорение в России, воспринимал писатель и разделение славянского мира. В статье «Что дальше, братья-славяне?» он переживает неблагодарность части славянского племени в отношении России. «С кого взыскуете, братья, или как вас теперь назвать?» – горестно вопрошает писатель.– Разве не Россия (теперь надо вести речь о собственно России) изнывала вместе с вами под одной уздой и разве не она в первую очередь принимала на себя удары, потому что вы худо-бедно оставались под охраной национальной попоны, а с нее, считающейся коренником, сволокли всякую защиту?... Дойдем ли до конца теперь – как знать! Можем и дойти. Недалеко. Это будет зависеть от того, спасется ли Россия. Не устоит она – поминай, как звали славян всех вместе и каждого по отдельности».
«Но, – добавлял писатель в «Моем манифесте», – если бы даже случилось так, что Россия перестала быть Россией, литература и тогда еще десятки лет продолжала бы любить ее и славить древней незатухающей памятью».
Трагически сложилась судьба писателя Валентина Распутина на родной земле. Немало утрат пришлось ему испытать, и ушел он от нас преждевременно... Но ушел в качестве духовного руководителя нации, которого помнит и чтит все лучшее и достойное на Руси.
Ольга Овчаренко
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
