Валентин Распутин о творчестве Анатолия Заболоцкого
Работы для этой выставки Анатолий Заболоцкий подобрал в
точном соответствии с её названием. Да, здесь все
то, что Родину делает Родиной: Веси, Лики, Земля — с
заглавных букв. А название дано в точном соответствии с местом размещения выставки — в Музее Храма Христа Спасителя. Это собрание
фигур, лиц, глаз и настроений; эта вереница людских и
природных «выходов на сцену»; эта галерея земного
и небесного, сошедшегося вместе по-братски малого и великого, до боли родного — хоть руки простирай для объятий, и отстраненного, мудро взирающего из глубины веков, как древние рукописные книги; многоликий
этот мир, многоголосо и слаженно выводящий мелодию
бытия — все это способно одновременно и в радость окунуть, и привести
в смущение. Мы привыкли к тому, что сегодняшняя
наша действительность, как бы уже заключенная и в скобки от неспособности к безопасному ходу, переполненная несоответствиями и противоречиями,
прежде всего, выставляет грубость, уродство, разлад. Здесь же ничего подобного нет. В этом развороте какой-то
почти патриархальной, какой-то почти пригрезившейся и все же настоящей,
еще сохранившейся в тихих местах, жизни —
красота, умиротворенность, вечность, лад...
Впечатление такое, что Русь наконец нашла себя, осознала и
духовно сдвигается все тесней и тесней. А ведь тут и верно вся Русь, все
лики из самых дальних и глухих углов, все не
побитые бурями и лихом деревянные и каменные веси вдоль вековых
большаков, вся скромная благодать вокруг. Но и все величие рукотворного и нерукотворного, вместе с печалью и
морщинами вышедшая наружу правда,
непреходящее терпение... Тут, как в граде едином, Русский Север, Горный Алтай,
Хакасия и Тыва, побережье Холодного океана на крайнем северо-востоке Якутиии, Байкал и Лена, Саяны и Обь, Русская
равнина и Урал. Тут и Святая Русь: Оптина
пустынь и Шамордино, Валаам и Дивеево, Храм на Крови на месте Ипатьевского дома в Екатеринбурге и точно
неустанный покаянный «крестный ход» восьми
монастырских храмов возле Ганиной ямы на месте уничтожения останков царской семьи.
До чего же мила ты и тепла, до чего же по-матерински
родна ты и прекрасна, ненаглядна и приветлива, матушка Русь! Все-все
здесь знакомое, пережитое, пройденное, надышанное
нами, жившее в сердце — если даже не привела судьба везде побывать. А постоишь, вглядишься внимательней — неправда, бывал, помню,
каждая клеточка отзывается и признает за свое.
Вот девушка после причастия: удивительно красивое,
одухотворенное лицо, повязанное легким платочком, глаза большие, глубокие, светящиеся
благодатной чистотой. Так бы глядел на нее в восторженном узнавании. Нет, эта
девушка из Руси не выпадет, она на своей земле стоит крепко. Вот три отборного
сорта богатыря, три белобрысых подростка
двенадцати-тринадцати лет: славяне. Да, ни с кем не перепутаешь: славяне, знающие себе цену, глядящие
перед собой смело и как-то по- хозяйски.
Небрежно навалились на изгородь, за которой неподвижно лежит небольшенькая речка, а дальше луговина сплошной
дремлющей зелени. Славянская земля,
на которой эти молодцы чувствуют себя как нельзя лучше. А вот «Зима. Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь»
— как при Пушкине, как и тысячу лет
назад все та же простенькая и сладкая, щемящая сердце картина: трусит по снегу лошадка и фигура в санях. Только и всего.
Как говорится, смотреть не на что. Кому-то
и не на что, а ты то ли от простоты своей натуры, или от притяженья к детским деревенским впечатлениям смотрел и смотрел
бы неотрывно, как зачарованный, на это тысячу раз милое сердцу видение
нашей «лапотности», слушал и слушал бы скрип
полозьев по утреннему морозцу, игру селезенки у лошадки и ленивое
понукание мужика. Господи, не дай этому никогда сгинуть, из этого да из такого же многого еще и вылепилась наша
неприхотливая душа, знающая хорошо цену истинному. А вот во все глаза глядят
изнутри в оконную раму два лица — материнское — совсем еще молодое,
спокойное, расслабленное, и мальчишечье, любопытное, живое. Ни мы не знаем их,
ни они нас, но отчего так хорошо, что они ненароком
увидели нас, а мы их, отчего верим мы, что за их лицами и глазами открылось нам большее, чем мы способны сразу
осознать?! А вот два молодых мужика из вологодских или архангельских
ставят по старинке домину, как ставили деды
и прадеды, и присели ненадолго отдохнуть, но до чего же просторна, до чего величава будет эта хоромина; и уж сомневаться
нельзя, любуясь ею, что дурного человека
она в свои стены не впустит... Девочка-пастушка возле коровы, из повязанного
по-старушечьи платочка выбивается челка, лицо озабоченное, чуть смущенное тем, что оторвали ее от дела, за спиной вдалеке излучина
реки, лес, дремлющее под приглядом пастушки
притомившееся солнышко — и опять, и опять ни с чего
перехватывает от волнения дыхание и на глаза наворачиваются чувствительные слезы. Все, все родное, куда ни взгляни, все узнается,
тянется навстречу, нашептывает признания, просит
прикосновения, ждет доброго слова.
Будто автор сознательно собрал для родственного общения
близких людей и близкие картины.
И верно — по Руси — России, как по матери, мы все кровная
родня. Все одного поля ягода, взросшая не на асфальте, а на пашне да на лесных
полянах. Когда нашептываются, наплескиваются нам ее
бесхитростные и драгоценные образы — полнится и
предельно распускается душа, дает нам зрение и слух приласкать каждую былинку, вздымает в высоту, чтобы в торжественном парении мы ничего не упустили.
Но и без поэтического воображения здесь, на этой выставке,
на этой праздничной встрече, на прекрасных этих
полотнах по-землячески оказалось много родных, всему
русскому кругу хорошо известных лиц. Василий Белов и Георгий Жженов, Олег
Волков и Александр Михайлов, Владимир Крупин и Владимир Солоухин, Виктор Астафьев и Иван Рыжов, Сергей Залыгин и Татьяна
Петрова... А эти мостки подле деревни
Никола на Вологодчине знамениты тем, что по ним хаживал и, должно быть, наговаривал стихи Николай Рубцов. А это в
панораме шукшинской Родины гора
Пикет, на которой в день рождения Василия Макаровича ежегодно собираются
десятки тысяч почитателей его имени. А это сын Геннадия Заволокина в сороковой день после трагической
гибели любимца всей России... Сын в то
мгновение был рядом с отцом... вытянутый язычок свечи, напоминающий вспархивающую душу, застывшее от боли
мужественное, похожее на отцовское лицо и клятвенная решимость во всей фигуре: нет, не перестанет на Руси играть
гармонь.
Мы дома, на Руси, нас с нею не разлучить даже и смерти.
Но и Русь в нас; она в нас, может быть, даже и больше, чем мы в
ней, ибо нет, кроме нее, для нас другой души и другого
сердца. С нею, только с нею, когда она в нас, мы и можем постоять за свои веси и святыни.
Валентин Распутин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Работы для этой выставки Анатолий Заболоцкий подобрал в
точном соответствии с её названием. Да, здесь все
то, что Родину делает Родиной: Веси, Лики, Земля — с
заглавных букв. А название дано в точном соответствии с местом размещения выставки — в Музее Храма Христа Спасителя. Это собрание
фигур, лиц, глаз и настроений; эта вереница людских и
природных «выходов на сцену»; эта галерея земного
и небесного, сошедшегося вместе по-братски малого и великого, до боли родного — хоть руки простирай для объятий, и отстраненного, мудро взирающего из глубины веков, как древние рукописные книги; многоликий
этот мир, многоголосо и слаженно выводящий мелодию
бытия — все это способно одновременно и в радость окунуть, и привести
в смущение. Мы привыкли к тому, что сегодняшняя
наша действительность, как бы уже заключенная и в скобки от неспособности к безопасному ходу, переполненная несоответствиями и противоречиями,
прежде всего, выставляет грубость, уродство, разлад. Здесь же ничего подобного нет. В этом развороте какой-то
почти патриархальной, какой-то почти пригрезившейся и все же настоящей,
еще сохранившейся в тихих местах, жизни —
красота, умиротворенность, вечность, лад...
