Космические представления были свойственны человеку с древнейших времен его существования. Постоянные наблюдения над погодой, над сменою времен года, обобщенные в календарные представления, уже являют собой некий образ космической жизни, достаточно сложный. Не случайно современная наука то и дело обращается к таким древнейшим образам-представлениям, находя в них все новые и новые смысловые оттенки, подчас неожиданные, способные вызвать восхищение богатством и завершенностью своего содержания.
Для эпохи, которую у нас принято именовать русским Средневековьем, характерна уже высокая ступень космических переживаний человека, яркая выразительность его мировоззренческих представлений о земном и небесном началах, о силах, производящих живую и неживую материю. Вслушаемся хотя бы в смысл слова «мироздание», перешедшего в наш современный словарь от той эпохи. Само это слово, являющееся синонимом нашего понятия «космос», свидетельствует о масштабности воззрений наших предков. Устройство мира мыслится как некое разумное, подчиненное общим законам строение, наделенное целесообразностью, гармонией, красотой. Перед нами не только умное, но и высокохудожественное представление о вселенной и обитающем в ней человеке.
Среди творчески одаренных людей, которые донесли до нас представления человека Древней Руси, едва ли не первое место принадлежит художникам. А в их кругу совершенно особую роль мы по праву отводим одному имени: Андрей Рублев. И понятно, что каждая новая оригинальная работа о нем – событие в современной культурной жизни. К подобным событиям без снисхождения можно отнести биографическую книгу Валерия Сергеева «Рублев», недавно вышедшую в популярной серии «Жизнь замечательных людей».
Автор осознает всю сложность поставленной перед собой задачи: «Встреча современного человека с Рублевым непроста. Стремление понять смысл работ художника, умершего пять с половиной столетий тому назад, сталкивается, а подчас беспомощно останавливается перед серьезными затруднениями: отдаленная эпоха, особенности неведомых сюжетов изображений и стоящего за ними плохо знакомого мировоззрения, малое количество биографических сведений о художнике, наконец, своеобразная, глубоко отличная от основных принципов эстетики нового времени живопись».
Биографом избран метод, который он называет «научной реставрацией». Обрывочность биографического материала о художнике восполняется за счет подробнейше воссоздаваемого исторического, бытового, идейного фона, на котором протекала жизнь мастера Андрея. Но перед нами – не сухое академическое исследование, не каталог сведений и дат. Биограф поочередно берет в руку то скальпель исследователя-реставратора, то кисточку, под тонким росчерком которой появляется акварельный набросок. Вот такой, например: речь идет о празднике Преображение, ставшем одним из сюжетов Рублева. «Ранним, уже холодноватым утром спешил народ на освящение первых поспевших яблок. Отсюда и просторечное название празднику – «яблочный» спас. Корзины, чистые холщовые узелки с отборным, лучшими плодами. Легкий, как будто цветочный, запах. Синее небо, еще летнее, но веет от него предосенним холодком. Зелень деревьев серебриста под ветром. Слегка начинает жухнуть, желтеть трава. Осень подает свои первые знаки. Время пожинать плоды годовых трудов на земле…»
Впрочем, в этой зарисовке есть и свой искусствоведческий, оценочный момент. В мире творений Рублева состояние природы, того или иного времени года постоянно дает о себе знать. Каждый «праздник», им изображаемый, точно соотносится с тем или иным календарным событием, и потому на иконах инока Андрея постоянно присутствуют отблески русского лета или зимы, осени либо весны. События людской жизни насыщены и пронизаны космическими энергиями, силовыми токами.
Мироздание, воссоздаваемое Андреем Рублевым, громадной выразительности и мощи достигает во всемирно известных настенных росписях из Успенского собора во Владимире, где художник со своим соратником и другом Даниилом Черным трудились в конце первого десятилетия ХУ века. Писать о рублевском «Страшном суде» необыкновенно трудно и ответственно. Почему художник, каждый мазок, каждая линия которого, казалось бы, напитаны любовью к человеку, берется за сюжет, повествующий о конце мира, о конце вселенной? «Мысли о конце мира становились подчас способом его оценки, осмысления истории. Выявлялось здесь и другое начало – размышления о целях человеческой жизни, отношение к смерти, страданию…»
Андрей Рублев о страданиях своих современников, соотечественников знал не понаслышке. Важная подробность, отмеченная биографом: в самый разгар работы над фресками художники узнают, что во Владимир нагрянула чума. «Каждый день, не прячась, не отчаиваясь, трудились они здесь перед лицом смерти, которая могла прийти в любой час»… «Они писали фрески, и, может быть, тот свет, та всеобъемлющая ласковость и теплота, которые до сих пор поражают нас в этих тихих лицах, и были ответом на великое испытание смертью. Они, надеющиеся сами, давали теперь своим художеством эту надежду другим».
Но все-таки вершина мировоззренческих обобщений, достигнутая Андреем Рублевым – в его бессмертной «Троице». Космизм русской средневековой мысли достигает в этом создании художника собой полноты и напряженности. В предисловии к книге В. Сергеева академик Д.Л. Лихачев так говорит о «Троице»: «Это был призыв к объединению всех русских людей – призыв, опирающийся на глубокое философское осознание устройства мира, нравственной сплоченности людей. Троичность была для Рублева не только законом геометрического построения вселенной, его диалектики, но и идеальным выражением незамкнутой двойной связью любви, и любви разомкнутой, включающей в себя все мироздание».
Любовь, включающая в себя все мироздание… Таков духовный завет нашего выдающегося соотечественника, который мы воспринимаем сегодня, вооруженные могучим потенциалом для дальнейшего постижения космоса. Книга Валерия Сергеева несет в себе частицу любви, некогда согревавшей душу великого художника. Закрывая ее страницы, без преувеличения можно сказать: теперь мы будем знать Рублева много лучше, чем знали его вчера.
От редакции:
Воспроизведенный здесь текст давнишнего творческого отклика позволяет напомнить не только о широких культурно-исторических и мировоззренческих горизонтах его автора, легендарного летчика-космонавта, дважды героя Советского Союза Виталия Ивановича Севастьянова. Но и о том, что в 80-е годы минувшего века они оба, наши достойнейшие современники, – Севастьянов и Сергеев – космонавт и писатель-искусствовед, были яркими активистами Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПиК). Общие тревоги и попечения не раз сводили их за столом горячих обсуждений. Самой памятной из таких согласованных забот оказалась судьба знаменитой московской церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове, которую общими усилиями удалось спасти от разорения, вернуть в число возрожденных исторических святынь столицы.
Виталий Севастьянов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
