Он родился на Полесье 1 июня в год Великой Победы. Весь мир ликовал, плакал, танцевал на площадях под залпы салюта и поднимал заздравные чаши. Небеса были открыты. И ангелы Божии ликовали вместе с людьми.
Увидел это маленький мальчик и, когда вырос, стал рассказывать об увиденном. О небесах, чудесах и своей матери. Дивная память была дана ему – помнить себя на руках у матери. И сравнить почти не с кем. Один Лев Толстой приходит на ум: он очень гордился тем, что помнил себя с пеленок.
Алексей Кузьмич навсегда полюбил мир свободы, наготы и вечного лета и воплотил его в своих полотнах. Счастливый младенец танцует, пьет молоко, забавляется на коленях у матери. И это не кто иной, как сам художник, ликует на руках Матери-Природы.
– Родился – ясное небо, ластовки летают... – рассказывает Кузьмич. – Мать так и говорила: не день, а чудо! И вдруг из чистого неба появилась хмарка. Маленькая, рукой закрыть можно. Никто на нее и не глянул. А батька мой, весь израненный фронтовик, приподнял меня над головой, прямо в небо. И в это самое мгновение внезапно ударила из хмарки молния – и в деревню... 19 домов сгорело. Вот такое страшное совпадение. Запомнили это люди. И я запомнил – небо, огонь, солнце, грозу. И батьку своего.
Был батька сильно пораненный, – Варшаву освобождая, на мину наступил. Девятнадцать осколков осталось. Охотились война и смерть за Кузьмичами. Пришел батька, а тут ночью маузеры, сапоги блескучие, злоба черная: "Ты за кого воевал? За москалей?"
Хотели убивать, да дочурки вой подняли. Семь их было. Десять детей родила мама Александра Максимовна, а выжили шесть дочурок и я. Избили всех бандиты, забрали шинель, сапоги, вещмешок у батьки. Вскорости он кровью и изошел.
А в три годика помню, батьки уже не было: ведут меня, и вижу – лежат штабелями мертвецы. Гэбисты банду окружили и постреляли. На одном и узнал я шинель и сапоги отца...
Вместо батьки был у меня дед. Лихой дед, с казацкой шашкой домой вернулся. А началось с того, что два пацана срезали бритвой в паспорте год рождения да и пошли добровольцами на русско-японскую войну. Дед оказался в гусарском полку барабанщиком. Потом Маньчжурия, Цусима, японский плен. В 16 лет дед воевал с японцами, а в старости – с бабами. Полный дом девчонок был, и я один среди сестер...
Помню золотой свет. Я стою в тазу. А меня все сестры купают... И каждая хочет шлепнуть, ущипнуть, приласкать, потешить. Был я для своих сестер веселой игрушкой. Так с тех пор и гляжу на мир, как на купание в том золотом тазу. И нет для меня мертвых – все живые. Слышу их дыхание, всех прадедов и прабабушек. Широкие мужики жили у нас на Полесье, в моей деревне Мохро. Рассказывал дед, как гуляли некогда белорусы. Заматывали корове рога – и на ярмарку, а сами мимо нее – в шинок. И по пять дней не выходили из того шинка, пока всю корову не пропьют.
Матушка говорила: тише будь, ниже будь... А дед, который свет видел, под императорским знаменем впереди гусарского полка в атаку ходил, говорил: лезь на рожон!
После деда – за отца и деда остался в дому я, сидел в центре стола. И слушались меня, младшего. Разве это не сказка?
***
Но самая главная сказка у Алексея была впереди. У каждого народа есть своя сказка о Любви: Данте и Беатриче, Пушкин и Гончарова. Кто знает, пройдет время, и появится у белорусов своя прекрасная легенда – Алексей Кузьмич и Инесса.
Живут они в Минске на древней Немиге, о которой в "Слове о полку Игореве" сказано, как две белые птицы. Растят птенцов, радуются, шумят своими чистыми крыльями. Прекрасная человеческая пара.
Ее, пышноволосую и небесноглазую, узнают на улицах. Еще бы! Шестьсот полотен посвящено ей, а может, и больше. Именно красота жены благословила Кузьмича на создание Мадонны, Матери Мира, у которой тысячи лиц – веселых и печальных.
– Вы весна! – сказал он ей когда-то первые слова, увидев на улице примеряющей сережки. Она засмеялась – и осталась с ним навсегда. С тех пор не старится его сердце. И золотой свет истекает с его полотен, как мед из пчелиных янтарных сот.
А еще великие личности приходят к нему по ночам... Это так называемые сны Кузьмича. Сколько о них ходит легенд! Сны-то пророческие.
Снится царь Петр. Вызвал он к себе Кузьмича в Петербург, пожаловался ему художник на козни врагов. А император положил его голову себе на грудь, поцеловал: "Тяжко тебе, потому что ты от Бога. А думаешь, мне легко? Пошли ко мне, будем вместе работать". Пошли во дворец, подали им на стол вина, закусок, выпили. "Ну, ты пиши меня, а я буду бояр принимать", – сказал царь. Кузьмич царя пишет, а Петр Великий бояр за бороды тягает – за воровство, за нерадивость: сколько будете Россию грабить! Стыд, позор! И за ножницы... А Кузьмичу говорит: "Такая судьба царей и художников – учить проходимцев".
Много раз снились Кузьмичу цари Александр I, Николай I, Александр II. А с императором Николаем II Кузьмич и вовсе давно подружился семьями. Гуляют они вместе с женами и детьми по саду Эрмитажа. Печалится царь, что нет покоя и порядка на Руси. Императрица на качелях качается с Инессой, царевны с детьми Кузьмича играют, балуются. Императрице понравились мадонны художника, и вместе с Николаем II решили они заказать ему семейный портрет. Но как только возьмется он за кисти – просыпается.
Была у Кузьмича выставка в Санкт-Петербурге – народ валил валом. Возили его полотна супруги Мур в Нью-Йорк – фурор! Попали случайно пять картин его в Италию – и там люди ими восторгаются, возле картин в обморок падают, от болезней излечиваются...
Но, может быть, дороже другое. У нас много горюют сейчас, что женщины мало рожают детей и население страны уменьшается. А ведь дело поправимо – только поглядеть на картины Кузьмича, которые широко представлены на выставке в Минском Дворце искусств. Посетите ее, и вы приобщитесь к миру возвышенного и прекрасного, светлого и великого, доброго и вечного.
Михаил Шелехов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
