Портал
"Русское Воскресение"

---

---

«Дымовая завеса» вокруг русского монастыря на Афоне

Политические интриги вокруг русского монастыря

Всему свое время: …время молчать и время говорить (Еккл.3;1,7)

Было время, когда я ничего не знал об Афоне. Правда, я не раз слышал, как другие восторженно говорили: «Афон! Афон!…». Но для меня это оставалось ничего не значащим именем – обыкновенным географическим названием. Хотя к святому Пантелеимону – покровителю Русского на Афоне монастыря – у меня всегда было весьма благоговейное отношение. Летом 1996 года в Москве находились привезенные с Афона мощи святого Великомученика, и тогда же со мной случилось «обыкновенное» чудо (называю его «обыкновенным» только потому, что в то время такого рода чудес было великое множество). «Мое» чудо было в том, что я получил исцеление от мучивших меня сильных болей фактически сразу, как я согласился с мыслью съездить в Елоховский кафедральный собор и приложиться к главе святого Пантелеимона. После этого я с легкостью, ни разу даже не присев, отстоял в очереди всю ночь (в общей сложности около 11 часов, хотя перед этим несколько дней почти не спал из-за боли) и сподобился прикоснуться к целительным мощам. После этого случая моя вера в помощь Великомученика настолько укрепилась, что я вообще перестал прибегать к помощи врачей и лекарств. Тогда же я впервые увидел и настоящих живых афонитов – русских монахов, которые привезли святые мощи с Афона. Их внешнее спокойствие, смирение, простота и тихость сразу бросались в глаза и выделяли их среди остальных монахов и клириков. Но говорить в тот момент ни с кем не хотелось, да и не удалось бы – мощи в тот же день увозили из Москвы. Это была моя первая встреча с Афоном, о которой я, к своему стыду, через короткое время и вовсе забыл – совсем как те неблагодарные прокаженные, о которых Господь сказал: «Не десять ли очистились? Где же девять?» (Лк.17;17).

Однако прошло, наверное, два года, и Господь свел меня с человеком, который давно уже просто «бредил» Афоном. Он дал мне почитать «Письма Святогорца», но я без особого воодушевления едва одолел несколько десятков страниц. И тем не менее крохотное семечко непонятного мне самому интереса к этой странной афонской жизни было посеяно. Начал потихоньку покупать и читать книжки про Афон, про его старцев и послушников, про его историю и его настоящее. Так состоялось мое заочное знакомство с Афоном. И я очень зауважал тех людей, которые, оставив наш суетный мир и уединившись в далеких афонских монастырях и келиях, полностью отдавали себя на служение Богу. С тех пор афониты стали для меня как бы особой породой людей – живым образцом современного подвижничества. А к монахам из Русского на Афоне монастыря Святого Великомученика и Целителя Пантелеимона я относился просто как к настоящим исповедникам, которые не побоялись оставить буквально всё – работу, семью, гражданство, имущество, власть, почет – чтобы, оказавшись в уделе Божией Матери, вдали от Родины и ничего не имея своего, молится за Россию, за всех нас.

Естественно, что мне самому все больше и больше хотелось увидеть хотя бы одного живого афонита и хоть немножечко поговорить с ним о нынешнем Афоне. Но чтобы самому ехать на Афон – об этом я не смел даже подумать. Мои друзья, желая мне помочь, решили познакомить меня с кем-нибудь из бывших афонитов, которые в прошлом какое-то время подвизались на Афоне в Пантелеимоновом монастыре, но затем покинули его и снова обосновались у себя на родине. Это были обаятельные и в то же время крайне деятельные люди, целеустремленные, самоуверенные, энергичные. Похожие на «новых русских», только в рясах. И мне показалось, что не было в них самого главного, определяющего, как я думал, всю жизнь афонита, – смирения и отрешенности от мирской суеты. Думаю, не случайно еще до встречи с ними меня мучил вопрос: «Почему все-таки эти монахи уехали с так мною почитаемого Афона? Ведь монах до конца дней своих обязан пребывать в своей обители? И как эти люди, не живя более на Афоне (и посещая его лишь набегами) и не разделяя вместе с насельниками русского монастыря тягот его жизни, тем не менее берутся выполнять функцию консультантов по афонским вопросам и аналитиков положения дел в русской обители?» Сначала ответа не было, по скоро он пришел сам собой. Почти во всех разговорах с ними об Афоне явно звучало недовольство нынешним руководством Пантелеимонова монастыря и вообще русским монастырем в целом, который даже объявлялся чуть ли не главным врагом святогорского отшельничества и безмолвия. Другие считали, что в русском монастыре братия несет непосильные послушания, так что нет ни времени на молитву, ни возможности посещать богослужения, ни сил для духовного самосовершенствования. Позже я столкнулся с тем, что подобные мнения об Афоне и русском монастыре бытуют и среди чиновников Отдела Внешних Церковных Связей Московской Патриархии, которым выгодно распространять подобные сведения о русском монастыре, чтобы оправдывать свои попытки вмешиваться в его внутренние дела. А потом стали попадаться статьи и брошюры, в которых журналисты и писатели безответственно старались «раздуть» те внутренние трудности, с какими естественно сталкивается каждый монастырь в процессе своего становления (см. например, Павла Троицкого).

После этой новой волны знакомств с Афоном я почувствовал, что мой Афон (или точнее мое представление о нем, которое сложилось у меня от первоначального чтения соответствующих книжек) начинается затягиваться удушающим дымом сомнения и недоверия, так что порой даже сам начинаешь думать: «А действительно ли есть этот Афон с его поразительными примерами монашеского послушания и смирения? Может Афон – это просто сказка, придуманная экзальтированными мечтателями?» Но потом, как бы опомнившись, отвечаешь себе: «Нет, Афон не сказка: столько, сколько о нем написано, на пустом месте не напридумаешь. Скорее те, кому Афон с его образом жизни не по нраву, поскольку он обличает их совесть, вот они-то и используют стандартный большевистский прием: оклеветать и очернить то, что не могут уничтожить сразу. Они-то и пускают «дым», чтобы спрятать от других реальный Афон и наш русский монастырь и оправдать свой образ жизни перед своими многочисленными почитателями». С другой стороны, мне показалось по меньшей мере странным, что у монастыря, находящегося за тысячи километров от Москвы, вдруг появились такие «доброжелатели», которые «бескорыстно» пекутся о смене его руководства, об изменении его образа жизни, о составе его братства. Может быть, они сами хотят войти в братию монастыря и занять там руководящие места? Но на это не похоже – что-то не очень кто торопится навсегда порвать с миром и безвыездно запереться в афонской обители. Может, они хотят послать на Афон кого-то из своих знакомых или друзей и поэтому стараются устроить чужой монастырь по своему вкусу, например, наподобие комфортабельной «базы отдыха», куда можно было бы в любой момент приехать и «расслабиться»?

Все эти размышления привели меня к тому, что надо самому ехать на Афон, в русский монастырь, и там, на месте, окончательно разобраться, где вымысел, а где правда. Но это, конечно, только повод, поскольку даже просто побывать паломником на Афоне, пожить монастырской жизнью в русской обители, прикоснуться к ее многочисленным святыням – было для меня несомненной ценностью. И я стал готовиться к поездке...

Обстоятельства складывались настолько благоприятно, что нельзя было не видеть в этом Божьего благоволения: никаких проблем с отпуском, деньгами, визой, билетами.

Итак, по милости Божией и я, многогрешный, сподобился побывать на Святой Афонской земле, в этом многовековом монашеском царстве, в этом Уделе Пресвятой Богородицы.

И я увидел, что Афон есть. Что Афон не сказка, а реальность. Что Афон несмотря ни на что остается подлинно монашеским. Что на Афоне до сих пор сохранилось старчество и послушничество. Что на Афоне действительно живут настоящие тихие подвижники, всячески прячущиеся от людской славы.

Увидел я и русский монастырь. И не только извне, но и изнутри, добровольно приняв на себя «легкое бремя» послушания и «благое иго» смирения. Господь сподобил меня потрудиться во славу Божию вместе с братией русского монастыря, разделить с ними и молитву, и телесные труды, и трапезу, и пост. Чувство какой-то тихой, невыразимой словами радости не покидало меня во все время пребывания в обители. Строгая, организованная, бесхитростная монастырская жизнь поддерживала постоянный духовный тонус, желание молиться и быть хоть чем-то полезным монастырю, который с любовью принял меня в свою семью. Время моего отпуска пролетело как один день. Конечно же, уезжать не хотелось, но я понимал, что мне еще очень далеко до того, чтобы окончательно решиться принять на себя подвиг монашеского послушания. Я воочию увидел, как тяжел и ответственен путь монаха, и в то же время – как он прост и радостен, когда ты оставляешь своеволие и воистину живешь, как дитя: всем подчиняясь и от всех завися и уповая только на Бога.

И понял я одну страшную вещь: нельзя смотреть на монастырь отстранено, извне, не разделяя с ним все его беды и радости, поскольку такой взгляд способен породить только черное облако лжи и клеветы. И те, кто рассказывают о русском монастыре, глядя на него со стороны (или «с высока»), даже может быть сами того не желая, представляют другим не сам монастырь, а только его мертвый фантом, обманку. И сплетни, которые, к сожалению, распространяются о русском монастыре в России, есть та дымовая завеса, за которой стараются спрятать живой русский монастырь. Но если одни просто сами заблуждаются, повторяя ничтоже сумняшеся чужую ложь о монастыре, то другие специально ее порождают, решая при этом свои корыстные задачи. Но не зря сказано: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф.18;7). Поэтому тот, кто берется говорить о монастыре, не принимая тягот его жизни или отказавшись от них, видит только внешнее и случайное, и не понимает ни глубины монастырской жизни, ни ее подлинного устроения. Он видит человеческое, страстное, обманчивое, и не замечает Божественного, чистого, истинного. Ему, например, видится национальное противостояние там, где для живущих в монастыре людей их национальная принадлежность не имеет никакого значения, поскольку они все одной национальности – православные. Он обвиняет руководство монастыря, забывая, что всякая власть – от Бога.

Те, кто знакомился с богатейшей многовековой историей Русского на Святой Горе Афон Свято-Пантелеимонова монастыря, знает, что за время его существования не раз были и периоды духовного и экономического расцвета монастыря, и периоды его упадка. Совсем немного лет назад, еще в середине 60-х годов ХХ-го столетия в монастыре оставалось всего лишь несколько престарелых монахов, со смертью которых монастырь перешел бы в ведение греков. И на этом история Русского на Афоне монастыря могла бы закончиться. Но Господу было угодно возродить эту обитель. Митрополит Никодим (Ротов) с большим трудом добился от Вселенской Патриархии разрешения пополнить монастырь новыми братьями. И вот в обитель из разных мест тогдашнего Советского Союза направились монахи, готовые послужить Господу вдали от своей Отчизны в уделе Его Пречистой Матери – на Святой Горе Афон. Некоторые из них по причине непростых условий афонской жизни вернулись на Родину, а иные, приняв блаженную кончину, навсегда упокоились на афонской земле.

Но сам монастырь, благодаря чудесной помощи и водительству Игуменьи Святой Афонской Горы – Богородицы за последние годы возродился и укрепился. Восстановилось уставное афонское богослужение, наладилась духовная жизнь монахов; укрепился киновийный (общежительный) строй; численность братии стала свыше 70-ти человек; приведены в порядок многие пострадавшие от пожаров храмы и жилые корпуса, библиотека, мастерские, хозяйственные постройки. Мне показали фотографии двух-трех летней давности – монастырь явно преобразился, перемены, произошедшие в нем, поразительны. Достаточно посетить другие монастыри, чтобы убедиться, что по своей аккуратности, чистоте и порядку русский монастырь ни в чем не уступает другим святогорским монастырям (о чем свидетельствуют и сами греки).

И тем не менее главное внимание в монастыре по традиции уделяется духовной жизни. Эта заповедь – первенства духовного над внешним, бытовым, производственным – дана была братии Прибрежного Русика его основоположниками: схиархимандритом Макарием и иеросхимонахом Иеронимом. Приехав в монастырь, я сам убедился, что данная заповедь бережно хранится и пунктуально соблюдается. Монастырская жизнь «до краев» насыщена молитвой: и келейной, и церковной. Здесь и долгие ежедневные службы, и частые ночные богослужения, и индивидуально каждому подобранное «четочное» правило с поклонами. Каждый вечер с заходом солнца в монастыре начинается повечерие с умилительным чтением акафиста Божией Матери, с коленопреклоненным общим пением умилостивительно-просительной молитвы «Царице моя Преблагая…», с испрашиванием служащим иеромонахом прощения у всей братии. Где еще такое увидишь, живя суетливой городской жизнью? Или где еще попадешь на начинающуюся заполночь полунощницу с ее размеренным чтением: «Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни»? Ежедневно после вечерни стараюсь ходить вместе с братией на откровение помыслов духовнику и исповедывать ему свои дневные согрешения и проступки. Какое это благо иметь и время и возможность остановиться и заглянуть к себе в душу! Так мало-помалу начинаю видеть в себе укоренившиеся страсти и стыдиться их; возникает желание избавиться от них и вместе с ним понимание своей полнейшей беспомощности в противостоянии им; а вслед за этим приходит и потребность молиться Богу и просить Его о помиловании и помощи. И помощь приходит, и уже не можешь не благодарить за нее Того, Кто тебе ее даровал. Осознал я и глубокий смысл простого ежедневного монастырского послушания, которое назначается каждому брату и живущему в монастыре паломнику. В послушании важно не само по себе делание (это присуще любой работе), а то, что в ходе этого делания, сталкиваясь с другими людьми, обнаруживаешь и греховность своих помыслов, и злонамеренность своих действий, и лукавство или пустоту своих слов. А вечером все свои мерзости несешь на исповедь к духовнику, и в покаянии просишь очистить тебя от этой «проказы», и опять молишься и благодаришь за все. В этом, мне кажется, и состоит подлинная духовность размеренной монашеской жизни: послушание – покаяние – молитва, и снова послушание, снова покаяние, снова молитва. Так размеренно-духовно без шума и суеты течет жизнь в Русском Пантелеимоновом монастыре. И тот, кто желает такой духовной жизни, всегда ее здесь найдет.

И не случайно монастырь называют духовной врачебницей, больницей, лечебницей: здесь Господь всем, со смирением уповающим на Него, посылает исцеление их болезней и недугов. И методы лечения здесь испытаны веками – это все те же душеспасительные послушание, покаяние, молитва, ведущие человека в Царство Небесное. А кто хочет жить по своей воле и избегает послушания, тот сам себя удаляет от духовной жизни. Жалко неопытных, – вспоминаю мысль Преподобного Силуана Афонского, схимонаха русской обители, – но еще печальнее за тех, кто не только не преуспевает, но даже соблазняет других, выставляя причиной своего духовного ниспадения не свою непокорную гордость и надменность, а заботящихся о его спасении и пекущихся о нем наставников.

К сожалению, оказались такие люди и здесь – в русском монастыре. Мне пришлось слышать от братий, а потом и самому наблюдать за одним монахом (иеродиаконом Евстафием), который увлекся политическими играми и распространением тех самых слухов о монастыре, о которых было сказано выше. Почему же он так делает? Все его внешнее поведение явно демонстрирует нежелание жить по-монашески. Создается впечатление, что человек потерял смысл монашеского делания, смысл своего нахождения в монастыре как лечебнице, смысл веры. Но жизнь без смысла крайне тяжела и доводит человека до отчаяния, а потому на место утраченного подставляется другое осмысление жизни. Узнаю, что будучи уже иеродиаконом в Троице-Сергиевой Лавре, он оставляет монастырь, женится, обзаводится детьми. Похоже, что смысл жизни снова обретен. Но его духовные руководители, не зная, что им делать со своим воспитанником, направляют его на Афон и тем самым снова ломают только что обретенный человеком смысл жизни. Первоначальный смысл монашеской жизни давно оставлен, смысл семейной жизни разрушен, и человек, чтобы избежать скуки и отчаяния, находит новый смысл в противостоянии монастырскому начальству (и через это монастырскому образу жизни, который для него обессмыслился). Появляются связи с «сильными мира сего»: массажистом из президентской команды и некоторыми российскими дипломатами в Греции, близкими ему по образу жизни (понятно, что далеко не монашескому). Появляется цель «насолить» руководству монастыря из-за того, что оно (вполне естественно) не хочет мириться с немонашеским образом жизни у себя в монастыре. Можно найти и «основания»: что-то много украинцев в русском монастыре. И вот парадокс: два-три страдающих от пустоты своей жизни человека пускают в ход большую государственную машину ради того, чтобы самоутвердится и доказать другим свою значимость. Разыгрывается банальный сценарий, и на «удочку» циничных игроков с легкостью ловятся, не разобравшись в ситуации, высокопоставленные чиновники МИДа и ОВЦС. Дело доходит даже до того, что ОВЦС вызывает духовника обители о.Макария в Москву. По этому поводу был направлен соответствующий документ во Вселенскую Патриархию (поскольку все монастыри на Афоне, в том числе и русский, находятся под ее юрисдикцией) с просьбой благословить перевод духовника из Афона в Москву. Но из Константинополя пришел однозначный ответ, что по Конституции Святой Горы никто не имеет права отозвать духовника из монастыря без его личного согласия. Попытка сменить монастырское руководство не удалась. Но наши «игроки» не успокоились: вбрасываются новые сплетни, будоражится братия, и, видимо, готовится «реванш» (такие люди из-за своей гордыни болезненно переносят свои поражения и не могут остановиться). Конечно, обидно и за наших российских политиков, и церковных чиновников, которые стали игрушкой-марионеткой в руках честолюбивых интриганов. Смогут ли они повести себя благоразумно в следующий раз, когда им будет подброшена очередная «приманка»?

Святой Афон и по сей день остается духовно непревзойденной и уникальной сокровищницей живого православия. Поэтому мы должны отличать «пшеницу» от «плевел» и зорко следить за тем, чтобы истину не скрыла дымовая завеса лжи. Должны точно знать, от кого эта ложь исходит. Теперь настало время говорить. Мы должны видеть тех, кто порождает и распространяет о русской обители самые нелепые и невероятные слухи, пороча русское монашество, обманывая благочестивых верующих, смущая простых паломников, сбивая с правого пути новоначальных послушников. Но главное – они наносят непоправимый вред своим душам, отдавая себя во власть первого клеветника. С ним же они разделят и его судьбу: «Низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь» (Отк.12;10). Может быть, увидев себя со стороны, эти люди поймут, что они творят и опомнятся? Помоги им, Господи. Очень хочется надеяться на это.

Но для самих монахов все эти политические игры и интриги вокруг Русского Пантелеимонова монастыря не страшны, у них своя жизнь, далекая от мирской суеты. Их оружие – молитва, их Защититель – Бог. Они твердо уверены, что Господь поругаем не бывает. А если сам Бог с ними, то что могут им сделать люди. Они живут под покровом Пресвятой Богородицы, в Ее Уделе. Она их Заступница и Покровительница.

Владимир Мелешин, Август 2002 года

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"