Лицо смер­ти, оскал войны…

Доколе будут от футболевать?!

Несколько дней назад общественная организация пригласила меня в поездку в го­род Волоколамск, Ярополец и Иосифо-Волоцкий монастырь. Проехать в тёплом удоб­ном ав­то­бусе, полюбоваться хоть и из окна на природу: леса, поля, кое-где остав­ши­еся и возрождённые белеющие церквушки – просто счастье. Шо­фёр выб­рал новую дорогу: Но­во­риж­с­кое шоссе, где то̀, о чём нам по дороге расска­зы­вала экс­кур­совод оказалось на дру­гом пу­ти, с множеством светофоров, мешающих быстрой езде.

Но неожиданно первый «экспонат» оказался у нас ещё в Москве. Свернув с Ку­ту­зов­ского проспекта, мы оказались почти в неузнаваемом городе. Справа тако̀е было!.. Тако̀е!.. Что все невольно повер­ну­ли головы к окнам на правой стороне. «Да, да, это зна­ме­нитый Сити. Москва-Сити. Биз­нес-Сити. Куб на кубе. И это ещё не всё – главная, са­мая большая башня ещё не построена. Высота этого сооружения за триста-четыреста мет­ров» - объяснила нам экскурсовод, видя наше любопытство. Так вот он какой этот Си­ти. Ва­вилонская башня. Говорят, что лучше один раз увидеть, чем… Пожалуй лучше такое вообще не видеть, тем более в Москве. А я с благодарностью сразу подумала: «Сла­ва Бо­гу, что я никогда не была и не могла быть в Америке. Это же страшно. Там вот такие небоскрёбы... А название-то: небо скребут – небоскрёбы». Но мы Аме­рику впустили в Москву. Что-то страшное, чужеродное, чёрное, скользкое. Темень. Архи­тектура – застыв­шая му­зы­ка и своим влиянием должна не подавлять, а облагораживать души людей, воз­вы­шать их, а тут беснование какое-то. Такие постройки бесчеловечны, античеловечны. Они вызывают тём­ные стороны души человеческой. Подлинная архитек­тура всегда слит­на с природой – Божьим творением. Благородство пропорций, объёма здания, отделка де­та­лей…И как бы ни менялся стиль зодчест­ва – этой заповеди никто не отменял. А эти ещё и зажаты и в низине… Масштаб нарушен по всем параметрам даже если и поставить их в чис­то поле. Эти неуклюжие снаряды не только скребут, они стреляют, они угро­жа­ют – гро­зят небу, они во вражде с самим Небом. А в царское время нельзя было возводить зда­­ния выше колокольни Ивана Великого-«колокольного царя». Проехали, Слава Богу, это Си­ти, но и на возвратном пути – башни торчали, гигантскими обуглившимися пень­ка­ми…

Так как дорога была новой и часто огороженной дорожными щитами. Экскурсовод нам рас­ска­зы­вала и показывала, передавая по рядам картинки-иллюстрации: что мы могли бы увидеть, поехав по старой дороге. Но выяснилось, как и в предыдущей поездке, что бо̀ль­шая часть имений, усадеб не сохранилась. Были такие. Красивейшие, связаны с из­вест­нейшими деятелями культуры, ис­то­рии, но… были.

Во время рассказа и увиденного и неувиденного по дороге, возникают вспоминания, сравнения… Помню как ещё в молодые годы я проходила мимо одной усадьбы и, несмотря на явную искажённость всех зданий, по­чув­ствовала, бывшую красоту настоящей классики – руку зодчего. Сквозь всю изу­ро­до­ванность перестроек позднего времени, чувствовалось и бла­го­род­ство пропорций быв­ше­го объёма основного здания, хотя надстроенного, лишённого бельведера, и про­ри­со­ван­ность сохранившихся деталей. Радовала взгляд чёткая линия расположения флигелей - само пространство ансамбля оставалось живым... Что это я видела? – спрашивала я. Ока­за­лось, что это бывшая усадьба Тутолмина из альбома Казакова, горделиво воз­вы­шав­шегося когда-то над Москвой-рекой. И таких усадеб более или менее совершенных было много и в Москве и за её границей.

Хотя издали, но иногда можно видеть воочию и из наших окон.

Вос­станавливается потихоньку кое-что из церковного. Например Борисоглебский Аносин мо­настырь – тоже в стороне расположен. Возрождается. Когда он был совсем разо­рён в со­ветское время, то настоятельница сказала разогнанным монахиням, послуш­ницам: «Доколе последняя послушница монастыря будет жива, монастырь будет духовно жить». И он дождался. Последняя живая послушница на склоне лет в 80-е годы, подала прошение Патриарху о восстановлении монастыря. Просьба была услышана: прислали игуменью и пять монахинь, которые, ютясь в бараке, начали восстанавливать обитель.

Но и без памятников, как приятно было видеть за окном по-осеннему грустные бе­рё­­зы, тёмно-зелёные ели, сосны, готовящиеся встретить суровую белоснежную зиму. По­ля и перелески, речушки, скрывшиеся под нависшей жухлой травой и прозрачными кус­тар­никами… Так и хочется повторить: Боже, как прекрасна наша земля!

Первый пункт нашего путешествия – Волоколамск. Кремль, древний Воскре­сен­с­кий со­бор, земляной вал, живописное рас­по­ложение милого провинциального города с не­боль­­шими аккуратными раз­ноо­б­разными домиками, не потерявшего свой ландшафт при стро­ительстве, как это бывает с современными районами в Москве. Больше всего нам рас­ска­зывали об оккупации этих мест немцами, о героях, кто не жалел себя, чтобы спасти Рос­сию. И знаменитые слова: «Велика Россия, а отступать некуда!» - были сказаны в этом городе.

Вторым местом нашего паломничества был Ярополец. Тут первое, о чём вспо­ми­на­ешь, что название это связано с именем Пушкина. Подъезжаем. Так и есть. Дивная, на­ряд­ная усадьба построенная в середине XVIII–го века Загряжским, позже принадлежала Гончаровым, поэтому сюда и приезжал к матери своей будущей жены Александр Сер­ге­евич Пушкин. Усадьба, а перед ней церковь св. Екатерины. Нам объяснили: всё, что было внутри здания, погибло во время Великой Отечественной войны, включая великолепную библиотеку и комнату Пушкина. Перед главным входом – бюст Александра Сергеевича. Усадьба находится на балансе МАИ – Московского Ави­а­­ционного института и внутри глав­ного корпуса расположен пансионат и лечебница. Институт отремонтировал и поддерживает приличное содержание внешнего вида здания и при­мы­ка­ющих построек. Внешний вид… И этому рады… Всё это нам рассказала ста­рейшая жи­тельница Яро­поль­ца, наш новый экскурсовод, встретившая нас здесь, Антонина Пав­лов­на Кожемяко. Она же и музей здешний основала, сначала на общественных началах… До войны в цент­ральном здании Гончаровской усадьбы была школа, где она училась. Её заинтересовало, что вокруг столько красивых зданий мимо которых она ходит и ничего не знает о них. Стала изучать, увлеклась и посвятила Яропольцу всю жизнь. Она, может, пос­лед­ний живой свидетель многих событий и ушедшей красоты от нас. «Посмотрите на эти липы, – приглашала она. – Они помнят Пушкина. По этим липовым аллеям Пушкин ходил к Чернышёвым». А дело в том, что обе усадьбы Ярополец Гончаровых и Ярополец Черны­шёвых – так они названы по именам их владельцам, в искусствоведческих опи­са­ниях объе­динены. Действительно, они расположены в одном, соединяющем их парке, пост­роены приблизительно в одно время и расположены одна от другой на расстоянии ки­лометра. Нас снова усадили в автобус и мы, умиротворённые полученными впе­чат­ле­ни­я­ми, поехали навстречу новым. Если о Яропольце Гончаровых говорят, что главный корпус усадьбы с двумя флигелями и объединяющими их крытыми галереями, ком­по­зи­ци­онно напоминает Дом Пашкова в Москве, что главный и парковый фасады нарядно ук­ра­шены портиками коринфского ордера и пилястрами на флигелях, то по замыслу стро­и­те­ля усадьба Ярополец Чернышёвых по широте архитектурного воплощения дала повод на­зывать её в своё время русским Версалем.

Немного отъехав, мы вышли из автобуса с правой стороны его. Перед нами, на не­котором расстоянии от дороги предстала величественная, необычная двухкупольная цер­ковь в честь иконы Казанской Божией Матери. Сколько ни уничтожали наших сокровищ – и сами и война – а всё ещё такое встречается, что нигде и не встретишь подобного.

Церковь является и фамильной усыпальницей, так как здесь находится и усы­паль­ница фельдмаршала Захара Грирорьевича Черны­ше­ва.

Церковь даже не законсервирована для сохранности. Просто раз­ру­шается и всё. По пре­данию автор её – архитектор Матвей Казаков. Колокольня в советс­кое время была прев­ращена в водокачку. Погост – всё – не просто в запустении, а в агонии. Сколь­ко бы ни раз­рушено было памятников с ржавыми табличками: «Охраняется госу­дарс­т­вом», до­ко­на­ла всё – перестройка, явилась окончательным приговором для них, когда совсем уже нет хозяина в стране – свобода уничтожать… Вот и цена ей!.. Владельцы-частники бо̀ль­шей частью, это те же губители, так как для них важны только собственный комфорт, прес­­тиж, выгода… А тут далеко от Москвы, самый край Московской области. Да и просто ван­­да­лизма прибавилось во всём. Мы и в Москве живём на осадном положении: везде – в дет­ских садах, школах, учреждениях, музеях – везде роты охранников. Охранять надо те­перь всё: людей, здания, транспорт, животных, реки, землю – так мирное ли время сейчас у нас?!. Решёт­ки, цепи, шлагбаумы, охранники с оружием, коды…

Отойти от группы не было никакой возможности, отстать – не догнать… И мы до­воль­ствовались только видом от дороги необыкновенным сооружением, сохранившем и в плачевном состоянии – это даже издалека было видно – своё благородное проис­хож­де­ние. Церковь манила подойти поближе – необычайные ворота с тремя небольшими глав­ка­ми: всё, всё выдавало изысканность вкуса и необычайную фантазию архитектора. Но от группы не отстанешь… Позже, в книгах, в компьютере я нашла фотографии и разру­шен­ного интерьера её и печальный рассказ о ней. Мы продолжали смотреть в сторону церкви, когда к ней подъехала целая вереница свадебных машин и пассажиры стали фото­гр­а­фи­ро­вать на фоне разрушающегося храма счастливых молодожёнов, одетых не по погоде в строгий праздничный костюм и белое подвенечное платье, сшитое, как теперь модно по подобию платьев XIX века и так контрастирующего свежестью с церковью. Внутри прозвучали строчки: «Но храм, оставленный – всё храм…» А наша дорогая старинная экскурсоводша пояснила: «Их мно­го сюда приезжает, молодожёнов». Была суббота, последний день перед Рождест­вен­ским пос­том.

Наконец кто-то спросил: «А где же усадьба?» Антонина Павловна повернула нас своим жестом в противоположную сторону. Проехал очередной автобус, загораживающий от нас…

– «Где… усадьба?»

– «Да вот же, на другой стороне дороги…»

И тут раздались залпы из нескольких орудий. Жуткая убивающая стрельба. Солн­це, радовавшее нас в этот день, померкло. Взрывы стихли, но то, что предстало перед глазами, ошеломило. Поневоле все ахнули. Это напомнило фотографию Петер­гоф­ского дворца после войны… Оказывается вот она война, тут, рядом – она не окончена. Коробки Дворцовых построек с глазницами пустых окон, раздроб­ленное тело благороднейшего по своим пропорциям, аристокра­тичного здания находилось в агонии. Боже мой! Про деревянные храмы древнерусские зодчие говорили, что они построены как мера и красота велит, передавая друг другу топорики. А тут по тем же правилам возведённый, светский двор­цовый комплекс вместе с необыкновенным, неповторимым храмом еле жив и на гла­зах умирает. А мы разгля­ды­ваем как это происходит… Помню как мне знакомая го­во­рила, по­бы­вав на Соловках, что для неё невозможно было осматривать вместе со всеми камеры, где лю­дей пытали и убивали.

Недавно президент в своём послании говорил о детях, как их спасать, вос­пи­ты­вать в современной молодёжи нравы, нравственность… А на каких впечатлениях? От вида ка­кой архитектуры будет формироваться их вкус?! На разглядывании Москва-Сити? Но там и разглядывать нечего. Пропорции, де­та­ли, образ? Пожалуй гигантомания остаётся, как осо­­бенность этого нагро­мождения. Тогда не будем удивляться, когда показывают агре­с­сивных молодых людей, способных на вся­кое. Книгу надо прочитать, песню послушать, кар­тину – пойти в музей. А архитектура – вот она, вокруг нас, первое впечатление чело­ве­ка: природа, архи­тектура… И что-то новейшая она, перестаёт быть музыкой. К сожа­ле­нию, это Сити похоже на тот страш­ный рёв рока, который связан часто с приёмом нарко­ти­ков, и который своими деци­бе­лами разрушает здания. Всё взаи­мо­свя­зано в мире. Один ужас порождает и тянет за со­бой другой. И наоборот… Мы в Москву впу­стили безродную Америку. В Москве ос­та­лись, как теперь говорят, отдельные па­мятники,– точечные, но уничтожено их окружение – среда, без которой не может жить ни город, ни человек. А Москва тоже была усадебная и Россия. А тут дворцово-усадебная. Две усадьбы соединены одним парком. Ещё хранят древ­ние липы планировку своим строем деревьев. Деревья, помнящие Пушкина, про­во­жав­шие его, когда он шёл из усадьбы Гончаровых в усадьбу Чернышёвых.

Как-то мне рассказывала приятельница, как она поняла, что значит иметь в доме старинные красивые вещи. Дело было ещё до перестройки. Не было совсем денег и она достала из шкафа бабушкино боа из чёрного страуса. Лежит в углу – всё равно никому не нужно… Пошла в комиссионный. Приёмщица стала мерить его на деревянном метре как вздёржку. Боа было длинным. Приятельница возмутилась таким отношением, да и денег предложили очень мало. Она забрала его и вернулась. Дома дочь-подросток, узнав, что мама хотела продать бабушкино боа, тоже возмутилась: «Как! Бабушкино боа продать? А как же я? Это же моё воспитание вкуса, моё моральное воспитание,!» Та̀к вот и усадьба. Как такую усадьбу не восстановить и не сохранить? Это же моральное воспитание наших будущих поколений нации.

Антонина Павловна подхватила наше оцепенение: «Всё, что осталось от былого великолепия. До войны я каждый день ходила мимо усадьбы в школу. Пять километров! Дойдёшь до ворот, полюбуешься неописуемой красотой: дворец яркой белизны с позолоченной лепниной, гербами. Внутри располагался детский санаторий, но планировка и интерьеры сохранялись. Двор весь благоухал от цветов…

  Немцы были поражены и красотой величественного внешнего облика дворца и, особенно взбешены, узнав, что граф, генерал, фельдмаршал Захар Григорьевич Черны­шёв, один раз уже взявший Берлин в ходе Семилетней войны, построивший это произ­ведение искусства, хранил здесь ключ от Берлина. И немцы от церкви прямой наводкой расстреливали дворец!..»

Да только один этот мистический факт должен был бы побудить наше государство, воскресить и восстановить дворец Чернышева и церковь, которые стали бы ещё одним символом нашей победы над фашизмом. Чтобы зло обуявшее тогда фашистов, бессильное зло, беснование варваров, положило конец их мести. Возродить жизнь дворцовой усадьбе, всему усадебному комплексу вместе с парком. А то 66 лет победы, а у дворца лицо смер­ти, оскал войны.

Конечно, лишившись храма, ансамбль обеднеет, но кто сказал, что его нельзя под­нять? Русские мастера строили – неужели таковые совсем перевелись на Руси? Не верю.

Говорят, что МАИ, на попечении которого находятся усадьбы, хотели отказаться от усадьбы Чернышевых, собирались привлечь инвестора, но оказалось это экономически невыгодно и всё заглохло. В двухтомнике-каталоге «Памятники архитектуры Московской области», изданном Всесоюзным производственным Научно-реставрационным комби­на­том Минис­терства культуры СССР в 1975 году говорится, что начато восстановление усадьбы в 1970 году. Прошло ещё сорок лет. Сколь ни прочно строили наши предки, но, ведь, есть и предел всему. Сохранить хотя бы вот эту малую, оставшуюся ещё самую долготерпеливую часть нашего наследства.

Неутомимая экскурсовод провела нас справа от усадьбы по тропинке к плотине на реке Лама. Регулярный парк, аллеи которого пересекаются в срединной точке у мра­мор­но­го обелиска, в честь посещения дворца Екатерины второй, тремя террасами спускается к реке. Некогда тут звенели фонтаны, стояли павильоны как в Павловском парке, в недвижимых прудах отражалось небо. Сейчас мощные липы, многие стволы которых ста­ли похожи на скульптуры, теряют линейность прежних посадок, но всё ещё как верные стражи сохраняют планировку. Всё это великолепие вмес­те с дворцом когда-то поразило императрицу. Мы же можем только воображать в мечтах…

Страна наша сейчас живёт бо̀льшей частью не созиданием в разных областях: нау­ки, культуры, экономики, сельского хозяйства… У нас давно нет открытий, нет под­лин­но вы­сокохудожественных созданий. Всё больше игра: спорт, футбол. Даже тренеров по­ку­паем за бешенные деньги: причём не об оздоровлении нации заботимся – какое здо­ровье у те­левизора болеть или даже на ста­ди­оне сидеть, а потом ещё и передраться. Вон какие пол­чища милиции нагоняют для та­ких переживаний от эйфории победы или по­ра­жения. По­нятно, когда с эко­­номикой не очень, пусть хотя бы зрелища выручают. Правда зрелища эти, поддерживают совсем другие страсти. И всё-таки почему-то наши вы­со­ко­пос­тав­ленные особы приёмы устраивают в настоящих царских и графских дворцах, а не в разных Сити. Значит в глубине души всем понятно, что под­лин­ное, а что так называемый кич.

       Когда тонет корабль, то во всём мире принят сигнал SOS. А какие сигналы здесь нужны нашему Министерству культуры, правительству, какой SOS? Прошли передачи по телевидению «Достояние республики» и др. о Яропольце. Ничего не меняется. Хотели передать на баланс… Агенству по управлению… Так это давно уже хотели…

Первое впечатление: ужас от увиденного искалеченного, изуродованного, еле живого красавца, который даже в таком виде производит ощущение соразмерности, благородства аристократа, найденного масштаба от соотношения главного здания и флигелей: вот что значит подлинное искусство. Как тонко, изящно вылеплены все детали, декоративные украшения… И одновременно чувство стыда, что в таком виде находится наша культура. Все страны быв­шего соцлагеря давно залечили свои военные раны. Сегодня немцы реставрируют па­мят­ни­ки культуры в Польше, надеясь, что скоро это всё будет их. Мы помогаем кому угодно во всём мире, кроме русских деревень и русской культуре. Сейчас Сербии помогаем вос­становить порушенное. Это хорошо. Только когда же себе? А сколько выве­зен­ных кол­лек­ций из Германии мы вернули безвозмездно, совершенно исключая воз­можность пот­р­е­бовать, чтобы они возместили хотя бы на тысячную долю работы по восстановлению того, что они превратили в руины. Хотя бы на восстановление этого, спе­циально растре­лянного немцами дворца. А мы его заживо хороним, выбрав му­чи­тельную смерть. Руины, Графские развалины.

  Если говорят, что пока не найден и не захоронен последний солдат, война счи­тается не оконченной, то и восстановление разбитых войной зданий и этого особенно, ещё раз подтвердит: Берлин взят второй раз, мы окончательно победили. В этом есть и мистический смысл, чтобы прекратилось поношение нашей победы и искажение самого хода войны.

Слава Богу, что то, что передаётся Церкви из оставшихся храмов, монастырей, посте­пенно воскрешается. Там можно надеяться. Оптина пустынь воскресла из развалин Небесным градом, Иосифо-Волоколамский монастырь обихожен как игрушка. Ну, а наши бриллианты – наше достояние, наше достоинство в прекрасных усадьбах – что же? Всё связано…

Тигров спасать, конечно, надо, хотя бы от китайцев в первую очередь, которые чуть ли не партиями вывозят расчленённые их туши от нас к себе… А спасение соб­ст­вен­ной культуры – SOS!!!

Как бы ни были привлекательны Олимпийские игры в Сочи, проведение мирового чемпионата по футболу в Москве – средства на это идут колоссальные и не всегда оправ­дан­ные. Но думается, что и крохи со стола могли бы помочь нашему прошлому в лице представителей её – памят­ников архитектуры и культуры. Вслух ведь говорят, по СМИ: разворовывают и на Сочинской Олимпиаде и на Футбольном чемпионате будет то же са­мое – все понимают это… И не стыдятся провозглашать об очередном массовом во­ров­ст­ве миллиардов высокопоставленными лицами из государственного бюджета. А мы уже при­выкли слушать эти цифры с бесконечными нулями… Так нельзя ли немного выделить на сохранение культурных объектов наших народных денег из воровских карманов? На­чать восстанавливать хотя бы по одному, по крохам…

Часто пишут и объявляют в СМИ: Помогите болеющему мальчику…. Девочка Ве­ра ждёт вашей помощи. Девочке Надежде требуется ваша забота… Кто поможет Любови вылечиться от тяжкого недуга? И печатают и объяв­ля­ют счета, куда прислать помощь.

Говорят – не тридцатые годы XX столетия, не война – главные разорители. А от­сут­ст­вие Веры, Надежды и главное – Любви к своему Отечеству. Этим страшным недугом равнодушия заражены сейчас все мы. Такие кричащие памятники, на которые и таблички «Охраняется Государством» некуда уже повесить являются символом того, что сделала с ГОСУДАРСТВОМ перестройка – катастройка по меткому и горькому народному слову. Мы теряем и видимую часть нашей истории и культуры. Никакие Олимпиады, никакие футбольные мачты не заменят нам высокую, дивную культуру нашего Отечества. Разве это сопоставимо! Здесь – достижения искусства, духа. Здесь не «болеть» с гиканьем, свис­том и криком и драками, а молиться.

Вера, Надежда, Любовь! – неужели мы не найдём их в наших сердцах? А как вос­питать тогда детей?

Ноябрь-декабрь 2010 г .

Наталия Попова-Яшина

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"