На языке славянском, церковном, слово «людие» имеет не то значение, что на языке русском. Оно не означает множества людского, не означает человечества. «Людие» – это только верующие, принадлежащие Богу не только по праву Его творения, но, главным образом, и по праву нашей веры в Него, добровольной Ему принадлежности, и по праву искупления нас Сыном Божиим. Отсюда верующие и называются Божиим имуществом, «достоянием», именуются и Божиим «жительством», то есть жилищем и пребыванием. И вот это жительство Свое охраняет Господь Крестом Своим: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, – и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство!»
Что это значит? И что такое в этом смысле Крест Христов?
Ведомо нам, что «людие», верующие, достояние Божие и Божие жительство, все вместе взятые, иначе называются – Христова Церковь. Церковь же есть на земле духовный воинский стан, где постоянное воинствование со злом, внутри и вне нас живущим и действующим. Зло сильно; зло организовано; зло преисполнено вечной и смертельное ненависти к добру, а добро вечное и высшее и отстаивает Церковь. Ибо Добро верховное есть Бог, и все то, что от Него, от Его воли исходит.
Мы с вами, пока на земле, находимся в Церкви воинствующей, и, по слову апостола, должны сражаться и злострадать, как Добрые воины Иисуса Христа (2 Тим. II, 3).
Воистину нужно знамя. Где же оно?
На заре христианства Симеон Богоприимец, пророчески созерцая будущее Церкви, в словах, обращенных к Богоматери при встрече Ее с Богомладенцем во храме, указал Церкви ее Знамя: «Се лежит, сказал старец, – се лежит Сей на падение и на возстание многих во Израили, и в знамение пререкаемо», то есть в знамя спорное (Лк. 2, 34).
Итак, Христос есть наше вечное Знамя.
Как около знамени во время сражения ведется обыкновенно самая лютая сеча, так и около Христа идет и будет идти постоянная и самая воодушевленная борьба: верующие и добрые «людие» будут отстаивать Его, неверующие и злые будут бороться против Него; одним Он будет на возстание, другим – в падение.
Нет с нами теперь Христа видимо, нет пред очами внешними этого нашего вечно живого Знамени. Но в Церкви есть Его символ, Его видимое, вещественное знамя, которое сразу и верующим и неверующим, и врагам и почитателям напоминает Христа, – и это знамя есть Крест. На нем распятся Христос, на нем пригвоздися Бог плотию, подая мир и спасение душам нашим.
И вот сегодня с особою торжественностью и с особым знаменованием возвещаем
мы вам, братие, безмолвно, но действенно и громче кликов и слов – величайшее поучение: мы износим пречестной Крест на всеобщее поклонение и этим, как принято ныне говорить, – «манифествуем» и «прокламируем» христианство.
Да, изнесением Креста Церковь напоминает нам с особою настойчивостью об этом знамени, как военачальник пред сражением обращает взоры воинов на воинское знамя, которое и всегда они видят пред собою, на которое, однако, в этом случае как бы с особым углублением мысли и чувства должны они смотреть, чтобы иметь силы защитить его, хотя бы ценою смерти.
Всегда нужна такая защита христианства. Но время, в которое мы теперь живем, есть по преимуществу борьба против христианства, и многие из тех, которые, по-видимому, не говорят совсем о вопросах религии, в сущности, по выражению апостола, поступают как «враги Креста Христова» (Флп. III, 18). Теперь такое время, когда часто нужно судить о людях не по тому, о чем они говорят, а по тому, о чем они умалчивают. Теперь время, когда исполняются слова Христа: «Кто не за Меня, тот против Меня» (Мф. XII, 13). Оттого-то часто мы слышим слово за веру оттуда, откуда мы этого и ожидать не могли, и, наоборот, наблюдаем полное и безусловное молчание о вере там, где должны бы ожидать твердого и властного слова в защиту ее… Но, если молчащие предают Христа и Его знамя, Крест Господень, и поступают в сущности, по слову апостола, «как враги Креста», то мы с вами, «людие» Божии, должны, наоборот, обосновывать все свое поведение, все свое мировоззрение и настроение сердца на другом слове апостольском: «А мне да не будет хвалитися, токмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа, им же мне мир распятся, и аз миру!» (Гал. VI, 14). Мы, христиане, теперь уже гонимы, но наступают дни, когда это гонение усилится, когда принадлежность к вере будет уже рассматриваться, как некое государственное преступление, скрывающее под собою государственную опасность. Вот мы наперед говорим вам об этом.
Но как бы ни было тяжко наше положение, в чем бы нас ни обвиняли, в чем бы ни заподозривали, какие бы скрытые планы нам ни приписывали, – о, выше и выше поднимайте знамя наше, выше и выше несите Знамя христианства, несите Крест Господень, и очи веры пусть читают под ним надпись, выведенную некогда святым и равноапостольным Константином: «Сим победиши»!
Пусть мы будем выброшены из общества торжествующих и ликующих, пусть станет имя христианина поношением и унижением: «Да исходим к Нему вне стана», –говорит апостол, – «да исходим к Нему, ко Христу нашему, вне стана, поношение Его носяще – этот Крест Его, – ибо и Иисус, дабы освятить людей Кровию Своей, вне врат пострадать изволил» (Евр. XIII. 12–13). «Я язвы Господа моего Иисуса Христа на теле моем ношу», – вот до какой преданности Пострадавшему доходит святой апостол! (Гал. VI, 17).
Мир преходит, и похоть его… (1 Ин. II, 17; 1 Кор. VII, 31). История человечества движется к своему концу. Растет зло, но растет и добро. Пшеница и плевелы растут вместе. Тайна беззакония в действии… (2 Сол., II, 7). Близь и Господь, при дверех… (Мф. 24, 33). Усиливается неверие, но растет и вера. Бойцы стана Христова, смотрите на Знамя ваше, на Крест Христов. Пусть высится он над глазами нашими, пусть стоит пред очами нашими, пусть не меркнет его свет и его сияние!...
И будет торжество наше победное и здесь на земле, – оно, ведь, и теперь, и сейчас, в наших сердцах, согретых верою и любовью, ибо даже в муках земного ада можно иметь рай в сердце, как, наоборот, грешник и невер будет мучиться и в самом рае.
Но окончательное победное торжество наше увидим мы тогда, когда вострубят трубы вестников скоро грядущего вечного мира, когда небо прорежет молния пришествия Сына Человеческого, – и явится знамение Его на небе, Крест Христов (Мф. 24, 30) и тогда восплачут все племена земные… Но Христос примет Церковь Свою, Кровью Его искупленную, под знаменем Его воинствовавшую, как Невесту верную и непорочную, и песнь наша земная сольется с вечною песнью неба: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим!» Аминь.
*В праздник Воздвижения Креста Господня 14 сентября 1917 г. (Прим. Иоанна Восторгова).
ПРЕДКРЕСТИЕ*
Крест и Голгофа сегодня пред нами. Крест и Голгофу созерцают наши духовные очи...
Но всегда, по заповеди Христовой, по велению и закона нашего духа, мы обращаем Крест Христов в поучение и приложение к себе самим: «Кто хочет за Мною идти, да отвержется от себя, пусть возьмет крест свой и следует за Мной»... Так, у каждого из нас есть и свой собственный крест.
И точно так же всегда, если уж находится крест у каждого отдельного человека, то находится он, по нашему сознанию, и у каждого отдельного народа...
И вот, поэтому-то теперь мы часто слышим, что наша Родина, что Россия – в крестном подвиге, что Россия обречена на крест и Голгофу. Что же? Станем и мы пред этим сравнением. Вникнем в него. Вдумаемся глубже в его смысл.
На Голгофе исторической знаем мы не один момент. Мы знаем Предкрестие и Крест... Вот привели воины Осужденного Христа на Лобное место. Вот стали у Жертвы своей исполнители казни. Взяли Крест у Симона Киринеянина, положили его на землю, выкопали глубокую яму, чтобы потом удобнее Крест поставить и крепче его утвердить... Вот сняли со Христа Его одежды, обнажили, и растянули на кресте... Еще момент – и застучат молотки, и брызнет кровь, и пригвоздится к древу недвижимое Тело… Потом начнут медленно-медленно поднимать Крест с живою и страшною ношею на Кресте, – и этот миг, который длится для страдальца целую вечность, миг, когда тело повиснет на гвоздях, когда, увлекаемое собственною тяжестью, оно раздирает язвы гвоздиные, когда рвутся жилы, когда колеблется из стороны в сторону окровавленное тело, когда кости выходят из своих суставов, когда зияют все больше и больше раны, когда боли горят и сжигают страдальца нестерпимым огнем, – этот миг ни с чем не может сравниться по мучительности! Здесь – страдание неизъяснимое. А потом начнется долгое умирание. Раны воспаляются и горят, мучительная жажда палит все существо страдальца, язвы расширяются, в них начинается антонов огонь, от которого уже нет спасения; гаснут всякие проблески надежды на жизнь, смерть ясно представляется неизбежною, но страдание все растет, длится, и не видится ему конца, сознание же не омрачается, ибо самые главные органы организма целы и не повреждены... А кругом то любопытствующая, то злобствующая и злорадная толпа, кругом торжество врагов, которые, убивая Сына Человеческого, думают службу совершить всему человечеству...
О, Россия! В каком моменте твоей Голгофы ты теперь находишься? Дошла ли ты до вершины твоих мучений? Скоро ли конец, и последует ли твое воскресение? Страдание твое увенчано ли будет радостью возрождения и победы?
Всякое страдание тяжко, и страдалец думает, что оно – наивысшее и последнее.
И мы слышим теперь часто, что Родина наша все переиспытала и все перетерпела. И готов вопрос: когда же конец? Скоро ли сгинет эта ночь? Скоро ли свет воссияет?
Забывают при сравнении русского народа со Христом-Страдальцем, при сравнении положения России с Голгофой, – забывают, что Христос страдал невинно, а мы... А мы? ––О, Боже наш! Когда Твой Крест, руками верных и повелением Царицы Елены обретенный в земле, потом руками архиерейскими был воздвигаем, какую молитву твердил верующий народ? Краткою молитвою, две тысячи лет потрясающей сердца, народ тогда сретал всемирное воздвижение Крестного Древа, и одно твердил, и одно взывал: Господи, помилуй!..
И теперь Россия наша, – увы! – еще не на вершине страдания. Мы – только в предкрестии... Она обнажена, она раздета, она повержена, она опозорена, она осуждена, она окружена палачами и злобствующими врагами... Вырыта яма, готов крест, растянуто тело, подняты молотки, но еще не застучали они по гвоздям, еще не брызнула кровь, еще не поднят и крест... И чудятся впереди нас все ужасы, – впереди, а не позади. Кровь прольется, зарево пожаров озарит всю землю русскую. Тысячами будут считать убиенные жертвы, – и потеряют счет.
«Сторож, сколько ночи?» – спрашивал древний пророк, видя страдания народа, в ожидании избавления и Избавителя. «Сколько ночи?» – и получал ответ: «Еще ночь». (Ис. 21, 11).
Еще ночь и теперь. Еще ночь над нами. Но в нравственных процессах – рассвет, спасение, избавление, – все зависит не от времен и не от внешне-измеряемых сроков, как и самое пришествие Христа, – а от нашего нравственного созревания и состояния. И там же, у Креста Христова, мы видим, как вдруг один миг победил долгие годы, и мгновение покаяния разбойника дало ему сразу спасение: «Днесь со Мною будеши в раи».
И наше положение теперь то же. За дело, как разбойник, а не невинно, как Христос, страдает наш народ, страдаем все мы. И не со Христом бы надо сравнивать распинаемый народ наш, а с распятыми разбойниками. Будем ли поносить Христа и ругаться Ему? Тогда умрем и погибнем, как разбойник нераскаянный ошуюю Его. Будем ли сознавать свой грех, свою виновность, свои падения, будем ли обращать взоры покаяния, взоры и упования ко Христу? И тогда получим спасение, даже и в мгновение ока, – как разбойник одесную Христа.
Итак, и наша теперь молитва избавления одна, – молитва покаяния: «Господи, помилуй!».
Но слышится ли она в России? Подобны ли мы благоразумному разбойнику? Ответим по совести!
Не видим ли, наоборот, исполнение древнего библейского слова: «Сердце твое заговорить развратное»... И ты будешь, как спящий среди моря, и как спящий наверху мачты. И скажешь: «Били меня, и мне не было больно, толкали меня, и я не чувствовал. Когда проснусь, снова буду искать того же!» (Притч. 23, 33 – 35).
Нет у нас на устах молитвы: Господи, помилуй! Не охватило воодушевление покаяния всю Россию. Не дошло до глубины сердца даже простое сознание тяжести положения, в котором мы находимся. И странно: правительство, министры, общественные деятели, газеты, книги, листки, различные глашатаи всяких обществ, всяких политических партий, проповедники церковные – все в один голос говорят, кричат, пишут: «Мы гибнем, мы гибнем, – мы уже погибли, мы в пропасти». А результат? «Били меня, и мне не было больно, толкали – и я не чувствовал!». Нет отрезвления, нет сознания близкой гибели. Царит какая-то непостижимая безчувственность!
Вера тает; храмы пусты, над христианством издеваются; церкви грозят обратить в театры. Надо плакать и молиться: Господи, помилуй! А мы молчим!..
Пороки растут; нет патриотизма; все грабят друг друга; никто никого не слушает; совесть и честь забыты; в стране царствует безвластие; всюду насилия, убийства, оскорбления личности, всюду взаимная вражда, ненависть; войска бегут от слабейшего врага... Измена, подкуп, провокация прокрались всюду. Надо бы воплем крепким вопить к Богу: Господи, помилуй! Мы молчим!
Наше государственное бытие, кажется; исчерпано до дна. Друзей у России уж нет; наши союзники справедливо нас презирают; враги считают ни во что; двадцать губерний заняты врагом; денег у нас нет; потери на войне ужасающие; мы преданы и проданы... мы накануне голода и холода; дороговизна растет; скоро не во что будет одеться; народ бедствует; на улицах безконечные вереницы несчастных, уже и за деньги не имеющих возможности купить себе предметы первой необходимости. Надо бы слезно слезить к Богу: Господи, помилуй! Мы молчим!
Может быть не нынче-завтра у нас гражданская война. Слышите: где-то уже точат ножи... Готовят оружие. Призывают эшафоты. Без утайки говорят о скорой резне. Мы накануне внутреннего междоусобия. Конец при дверях. Надо бы, кажется, одуматься, покаяться, сознаться в том, что все мы в ошибке, что все мы в заблуждении, в страшном грехе, что нет у нас никакой свободы, что мы в безмерно худшем состоянии, чем то, из которого мы вышли. Надо бы криком великим кричать: Господи, помилуй! Мы молчим!..
Но мы молчим только о покаянии. О чем же говорим? Даже когда умные речи говорим мы о том, что погибаем, – то говорим их как глупые: все же с гордыней, чрез каждое слово с похвальбой: что мы-де самые свободные в мире, мы – самая передовая демократия, мы завоевали свободу, мы углубляем революцию, мы идем к заре счастья, мы открываем горизонты и т.д., и т.д. все слова самомнения и самовосхваления без конца. Мы не видим, что за торжеством партии гибнет целая Россия, что останутся одни свободы, но не будет Родины, что сохранится революция, но погибнет народ…
Да, били нас и бьют, – а мы не чувствуем боли!..
И вот ныне, в день всемирного Воздвижения Креста, на котором умер Праведный за неправедных, на котором, как на жертвеннике, Сам Себя принес в жертву за грехи человечества Христос-Искупитель, – Священный Всероссийский Церковный Собор зовет нас на общее моление, зовет к покаянию. Нам напоминают о грехах наших.
О, Господи! Дай нам дух умиления, дай слезы о грехах наших, да плачем деяний наших лукавых! Дай нам слово Ты, Отчее Слово, одно нам слово даруй в нашем предкрестии страдания, – одно слово: Господи, помилуй! И если еще мало нам страдания в предкрестии, если суждено нам взойти и далее на крест, если еще кровью и кровью зальется Россия, – не отрини нас, и в самых лютых муках дай нам умиленное слово покаяния благоразумного разбойника, а не слово злобы и проклятия разбойника нераскаянного, – дай нам слово: Господи, помилуй! И сказанное от сердца всею Россиею оно сильно принести нам ответ: «Днесь со Мною будеши в раи», – оно сильно будет во едином часе принести нам избавление и спасение. Аминь.
(Продолжение следует)
*Слово, произнесенное 14 сентября 1917 г. пред всенародным покаянным молебствием на Красной площади в Москве и чтением послания Священного Всероссийского Собора. (Прим. протоиерея И. Восторгова).
Нужно ли отвечать? Не дает ли ответа наша совесть?
** "Знамя Христианское" и "Предкрестье" опубликованы в "Московских Ведомостях" (14 и 17 сентября 1917 г., №№ 202, 204).
<Церковность. № 338. 8-14 сентября 1917 г.>
Публикация Виктора Калугина
Священномученик Иоанн Восторгов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
