Едва ли можно найти более яркое признание несостоятельности закона человеческого, как то, которое сделала новая, воцарившаяся над нами теперь путем оружия, власть. Читаем совершенно неожиданно распоряжение: упразднить всех судей, все суды, отменить все писаные законы, потому что они являются пережитками старого строя, – и судить впредь всех только по совести. Конечно, распоряжению этому неслыханному, невиданному, не суждено сбыться, ибо оно есть признак анархии. Но оно, по существу своему, в высшей степени знаменательно. Итак, если после первого государственного переворота правительство наше все время обращалось «к разуму и совести народа», и ничего не добилось, кроме всеобщего разрушения жизни, то и теперешняя, враждебная ниспровергнутому кратковременному правительству, власть тоже заговорила о совести. Мы убеждены, что и результат будет тот же: ничего из этих обращений не выйдет, потому что нет ни слова о Законе Божием, а одна совесть человеческая, не управляемая Божественным Законом, носит на себе печать общей человеческой греховности и сама по себе всегда остается безсильной. И вот, в этом отношении особый смысл приобретает для современности вечное слово нынешнего евангельского чтения. Один законник, искушая Спасителя, спросил: «Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» В чем здесь было искушение? Почему этот вопрос – искусительный? Может быть, законник презрительно смотрел на Иисуса как не получившего общепризнанного у евреев законнического образования, как на человека, мало осведомленного в законе, – и думал, что Иисус публично получит посрамление, покажет незнание закона, покажет полную свою несостоятельность в ответе на самый важный вопрос человеческого духа: что делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Но к этому присоединилось еще другое соображение, сообразно с обычаями тогдашнего еврейства. В то время появилось вообще много новых учителей, и каждый из них, чтобы выделиться из числа себе подобных, чтобы заинтересовать своей личностью больший круг людей и привлечь больше учеников, объявлял что-либо новое: новую заповедь, новое толкование, новое направление жизни и т.п. Естественно, законник мог думать, что и Спаситель не отличается в этом отношении от других учителей, и скажет ему в ответ на предложенный вопрос что-либо новое, а это даст законнику повод к словопрению, к тому, чтобы себя показать и унизить Иисуса. Вот почему законник и спрашивал Спасителя, как сказано в Евангелии, «искушая Его».
И что же вышло? Иисус Христос вдруг обращает самого искусителя из положения спрашивающего в положение отвечающего. Он, в свою очередь, задает вопрос законнику: «В законе что написано? Как читаешь?» И законник пред народом не мог молчать, он вынужден был отвечать и отвечал: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостью твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя». Это, действительно, основные слова ветхозаветного закона (Лев. 19, 18. Втор. 6, 5). Тогда Иисус Христос кратким словом и разрешил все собеседование: «Право отвещал еси. Сия твори, и жив будеши», т. е. «правильно ты отвечал; так поступай и будешь жить». Этим бы и надо было кончить разговор, но законник, конечно, почувствовал всю нравственную свою несостоятельность и всю неудачу своего намерения искусить Иисуса Христа, всю негодность избранного им для этого средства, и все-таки, «хотя оправдатися», сказал Иисусу: «А кто мой ближний?» В ответ Спаситель предложил слышанную нами сегодня в Евангелии притчу о милосердом самарянине, и снова вопросом, обращенным к законнику, привел его к сознанию, что и сам законник неправильно трактовал вопрос о том, кто наш ближний, и объяснил, как это надо правильно понимать.
Итак, даже Спаситель обращает нас в разрешении нравственного смысла жизни и в направлении действия совести – к закону. Он ли, как Бог и Владыка, не мог отменить закона и судить по слову Своему единому? Но Он, Законоположник Нового Завета, тем не менее всегда говорил, что «пришел не нарушить закон, а только исполнить», т. е., выполнить, вдохнуть в него новую жизнь, развить его основы, продолжить его действие в людях. Он не отменил древнего богооткровенного закона (Мф. 5, 17).
Почему же люди иногда вдруг начинают тяготиться законом? Потому, что он оказывается для них так или иначе невыгодным. В таких случаях они начинают его понимать по-новому или заменять его чем-либо другим, или совсем отвергают. И здесь причина всего того, что мы наблюдаем в наши дни, – этого сплошного беззакония и насилия, воцарившихся в нашей жизни. Спаситель же внушает нам, что нравственные основы или, как теперь говорят, нравственные нормы вечны и неизменны. То, что было добро тысячу лет назад, будет добром и тысячи лет вперед; и то же самое, что было прежде злом, таковым же злом и впредь останется. На естественной совести человека отображается живущий в человеке грех, и поэтому она может говорить по-разному в определении добра и зла. Но Божественное Откровение, Божественный Закон есть постоянный направитель, руководитель совести человеческой, постоянная и верная охрана ее действий и самого, так сказать, ее содержания, и, как исшедший от Святости вечного и неизменяемого Бога, этот Закон Божий тоже свят, непререкаем и неизменяем. Только надо войти в Божий Закон, как бы вжиться в него, именно возлюбить в нем глаголющего Бога – всем сердцем и душою, и крепостью, и всем разумением, т. е. всем существом, и тогда Закон Божий будет вечно старым и вместе вечно юным и новым, неизменным и неколебимым, ибо станет корнем, из которого произрастает конечное разнообразие ветвей и листьев. Но это возможно только тогда, когда мы знаем, что это – Закон Божий, а не человеческий.
С этой точки зрения и понятно, почему закон человеческий теперь в открытом пренебрежении у новой нашей власти: он не выгоден, он не нравится; закон рассматривается ею как только человеческий, который создал только человек, и поэтому человек же и изменить может. Почему он перестал нравиться? Да потому, что при грехе он и действительно не достигает целей правды. Суд человеческий играет законом, о котором придумана ужасная поговорка, что «закон как конь: куда хочешь, туда и поворотишь». Адвокатское искусство от него часто не оставляет ровно ничего. И то, что мы видели на длинном протяжении лет в последнее время жизни русского народа, при так называемом старом строе пред революцией, – когда суды оправдывали под влиянием общественного мнения и под влиянием речей всяких защитников возмутительные убийства, насилия, всевозможные преступления, вплоть до убийства матери и отца – это все не могло пройти даром: и уважение к закону, естественно, поколебалось. В свою очередь, и новейшее время, уже после переворота государственного, еще более поколебало уважение к закону; не последняя только и нынешняя власть действовала и действует насилием. Нет, в так называемом «порядке революции» – точнее в безпорядке ее, предшественниками нынешних правителей, только что свергнутых, совершались на наших глазах нарушения закона, нарушение прав личности, неприкосновенности жилища, аресты и изгнания даже митрополитов, изгнания со службы, множества случаев оскорблений, тюремных заключений, нарушений свободы слова, свободы печати и т.д., без конца. Нынешние правители только повторяют действия своих предшественников и у них всему научились. Что же в таком случае осталось от закона и суда? Ничего! Газеты рассказывают о таких случаях, когда под угрозами и насилиями подсудимых сами судьи и прокуроры выскакивали во время суда из окна и спасались на крышах… Куда же идти дальше?! А с чего начали? Начали с того, что стали на защиту угнетенного человека, на защиту его свободы, общего братства и равенства! Какая насмешка судьбы! Какое глубокое разочарование! Какой урок для тех, что преклонялись пред правом и человеческим законом!
Горе, когда нравственные законы теряют постоянство и устойчивость. Знаете ли, что наблюдается во время землетрясения? Чувствуя, что из-под ног уходит земля, – то, что всеми, всегда и везде считалось и считается чем-то единственно устойчивым, неизменным, верным, неколебимым, – и люди, и животные, и птицы вдруг бывают охвачены величайшим, так называемым паническим страхом и ужасом. Все куда-то бежит, все и всё теряет самообладание. Так точно в духовной области случается с людьми, когда нравственные законы тоже вдруг, как теперь, теряют свою привычную для нашего сознания устойчивость, изменяются в своем содержании или совсем отрицаются. Такое именно время переживаем мы теперь. Но не вечно бывает землетрясение. Оно всегда кратковременно и длится всего несколько секунд; земля на самом деле никуда уйти не может, пока этот мир стоит. И те, кто не потерял самообладания, кто не поддался безумному страху, часто, очень часто спасаются от гибели.
Так и в наше время безумия пусть не утеряют спокойного духа те, которые знают, что Божий Закон, как твердая земля под нашими ногами, никогда не теряет своего значения, что он поколеблен теперь только временно. Будем здравомысленны и рассудительны. Не будем поддаваться общему ужасу и тем только увеличивать смятение жизни. Многим из нас, конечно, придется погибнуть в безпорядках жизни, но многие могут спастись тем самообладанием, которое дает людям только вера, общение с Богом и уверенность в том, что человеческий грех не сильнее Божественной силы и святости. Зло бьет и будет бить само себя. И тогда, когда мы меньше всего будем того ожидать, у многих спадет повязка с глаз, и они увидят, над какой пропастью они стоят; увидят, что временные теперешние лозунги и программы привели жизнь на край погибели, что злобною борьбой не купить и не создать покоя и мира; что впереди этой борьбы спокойствие, но спокойствие кладбища, в которое вся жизнь будет обращена; что нельзя нравственного закона менять по прихотям и соображениям выгоды и себялюбия. Люди увидят тогда все то, что мы с вами, верующие христиане, видим. Исповедуем и проповедуем, именно, – вечный и неизменный закон, о котором возвестил нам ныне Христос Спаситель: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостью твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя».
Сия сотвори и жив будеши! (Лк: X, 25–37). Аминь.
XXI**
Тако собираяй себе, а не в Бога богатея
(Лк. XII, 21).
Наступает время и наступило уже, когда жизнь дает нам властный, памятный и самый убедительный урок того, что богатеть в Бога безконечно вернее, выше и вожделеннее, чем богатеть для себя. Богачу, о котором говорится сегодня в Евангелии, который собрал имение и богатство, уже предавался мечтам, что он разорит житницы свои и большие воздвигнет, сложит туда все добро свое и скажет: «душа, ешь, пей, веселись, –
имеешь ты всего много и на много лет», – ему было сказано Богом уничтожающее слово. «Безумие, – сказал ему Господь, – в сию ночь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовал еси, кому будут?»
И вот, не в ночь, а день и ночь теперь пред всеми нами слышится это же слово, ибо никто уже не избавлен от внезапной смерти среди ужасов минувшей и увы, скоро грядущей новой и страшной междоусобной войны. Так воистину, спасаясь от дождя, русские люди бросились в воду…, т. е., ища спасения от недостатков старого строя, пришли к тем ужасам насилий и крови, которые мы теперь переживаем. Но если кого не постигла и не постигнет преждевременная тяжелая смерть от штыка, меча или голода, то все находятся в положении богача, внезапно умершего, по крайней мере, для своих богатств. Не одна Россия, прежде богатая и привольная страна, вдруг, подобно Иову, сделалась нищею. Нет, и все, кто хоть что-нибудь имел, теперь, подобно тому же Иову, слышат скорбных вестников, возвещающих им, что их добро вдруг потеряло или потеряет свою цену или будет у них отнято.
Пришла новая власть на штыках и мече, пришло насилие, в свое время приветствуемое всей Россией, – и все, кто его приветствовал и оправдывал, на себе, по Божьему суду, испытали его действие. Тако собираяй себе, а не в Бога богатея?
Капиталисты, которые возлагали надежды на деньги как источник пожизненного обезпечения, как на ограду своей свободы, своего влияния, видевшие в деньгах, коими владели, источник спокойствия за свое потомство, вдруг увидели насильственный захват банков, удешевление денег, вздорожание жизни, государственный крах, обращающий деньги в простую кучку ненужных бумаг, – и от капиталов не осталось и следа.
Землевладельцы, домовладельцы, почитавшие самым верным помещением нажитых денег землю и дома, вдруг увидели, что одним распоряжением насильно утвердившей себя власти они лишены права собственности.
Торговцы, привыкшие думать, что занятие их необходимо, зависит от их энергии, уменья и труда, дает и им обезпечение жизни, и людям необходимую пользу, вдруг узнали, что им могут приказать торговать так, что о выгодах и пропитании их от труда не может быть и речи.
Фабриканты, заводчики, истратившие огромные капиталы на построение фабрик, на приобретение машин, истратившие столько времени и труда на изучение того и другого дела, вдруг объявлены простыми слугами своих предприятий, и при том на время, пока в их знаниях есть нужда, а над ними господами поставлены или, точнее, себя поставили их вчерашние рабочие и слуги.
Владельцы золота, серебра, дорогих вещей, драгоценных тканей так называемой обстановки, одежды и проч. – знайте, что первый обыск, под видом изыскания оружия, под видом охраны порядка, – и у вас заберут все, как забрали веками скопленные вещи и дорогие, редкие предметы во дворцах, в музеях, даже в церковных ризницах.
Дворяне, чиновники, заслуженные и почтенные деятели, представители почетных сословий, скопившие от пожертвований, от удачных трудов те или иные сословные имущества, – в один час объявлены лишенными и званий, и титулов, и имений, с уничтожением сословий распоряжением новой власти.
Офицеры, чиновники, ученые, врачи, инженеры, всякие специалисты, думавшие, что за ум, за труд, за знание, за энергию они имеют право на вознаграждение, обезпечивающее их культурные потребности, вдруг объявлены в положении равном с низшими слугами; офицеры в одинаковом вознаграждении с солдатом, слуга в школьном здании – втрое выше по вознаграждению, чем учитель, инженер – в равном положении с рабочим.
Церкви, монастыри, их средства, часто завещанные на дела благотворения, на молитву об умерших – стоит ли о них говорить для новой власти? Они, оказывается, не нужны как пережиток суеверия, их земли должны быть отобраны, а здания церквей и монастырей могут быть обращены в места общественного пользования – для науки, для увеселений и для других назначений.
Общественные деятели, деятели земств, городов, гордые недавними громкими резолюциями, выражениями то сочувствий, то порицаний, влиянием на всю Россию – один момент, и они высланы, арестованы…
Представители интеллигенции, писатели, журналисты, потрясавшие Россию своими выступлениями, воспитавшие общественное мнение, подготовившие дорогу нашей новой власти – демократии, угладившие ей путь часто ценою своих страданий, радостно приветствовавшие приход ее, – вы загнаны, забиты, в нищете, в гонении и даже лишены права говорить, писать, высказывать свои мысли, у вас отняты и газеты, и бумага, и типографии.
Так преходит слава мира, так преходит сила человеческая, преходит, рушится и гибнет то, на что люди возлагают столько надежд для своего торжества и господства в мире. Безумие, в сию нощь душу твою истяжут от тебе, и яже уготовал еси, кому будут?
Кому? Отвечают: землю дадут крестьянам, деньги – беднякам, права – низшим, средства – рабочим и батракам, вещи – неимущим…
Увы, все это – несбыточные мечты всеобщего счастья в материальных средствах, все это удовлетворение материальной похоти имущества и стяжания только на одну неделю. Сто миллионов в руках одного человека – это огромная сумма, а данные ста миллионам людей – это увеличение средств каждого только на один рубль. Ни счастья, ни довольства, ни обезпечения здесь прочного не найдем, да и сегодняшнее равенство завтра же, в зависимости от труда, умения и различного состояния каждого отдельного человека, обратится опять в неравенство.
И здесь преходит слава, сила и значимость мира сего!
И вот, в такие-то времена, когда все рушится, все непрочно, все неверно, в такие-то времена определяется истинная цена того богатства, о котором сегодня нам говорит Христос в Евангелии: «Тако собираяй себе, а не в Бога богатея».
Бедный страж своих земных богатств – ибо иначе трудно назвать самонадеянного обладателя земных сокровищ – ты повторяешь на своей судьбе, на своем душевном настроении вековые обличения святых и великих, и мудрых учителей жизни. «Все грехи, говорит св. Амвросий Медиоланский, стареются с человеком: одна любостяжательность юнеет с каждым днем».
«Вы не должны давать цены золоту более, чем грязи, ибо ценность его зависит не от внутреннего достоинства, а от мнения людей. Подумавши на минуту, найдут, что железо имеет более достоинства, чем золото». Св. Василий Великий как бы продолжает эти слова великого Златоуста: «Кого богатство спасало когда-либо от смерти? Кого золото искупило когда-либо от болезни»?
Послушаем еще блаженного Иеронима: «Любостяжательному не достает ни того, что он имеет, ни того, чего не имеет. Чего он не имеет, того желает, а чем уже обладает, боится потерять. В несчастии он надеется на счастие, в счастии страшится несчастия и таким образом постоянно обуревается волнами бурного моря».
Сравните с этим сомнительным достатком и безпокойным богатством то богатение в Бога, о котором вам говорит Спаситель: его воры украсть не могут, его моль ни испортить. ни уничтожить не в силах!
Повторяем – в чем же оно, это богатение в Бога?
Конечно, в той чистоте и безупречности совести, о которой мы столько раз здесь беседуем, и притом совести, просвещенной от Бога и Его святого Закона. Вот где опять можно повторить слова Андрея Критского о такой совести: «Ея же ничтоже в мире нужнейши»!..
И в такие времена, какие мы переживаем, когда жизнь представляет бурное и неверное море, когда все падает и рушится, когда не на что опереться и надеяться, когда все земное вдруг теряет ту цену, которую мы привыкли ему давать, – мы можем понять настроение умирающего человека, сознающего неизбежное приближение смерти: все отходит назад, все тускнеет, блекнет и бледнеет, все обезценивается. И остается только одно сокровище, о котором говорит Тайнозритель: «Блажени мертвыи, умирающии о Господе, ей, глаголет Дух, почиют от дел своих, – ибо дела их идут вслед за ними».
Соблюди веру, сохрани закон Христов, украсься добродетелями христианскими, и будешь иметь богатение в Боге. И тогда не страшно станет и внезапу реченное слово: «В сию нощь душу твою истяжут от тебе»…
Потому призовем себе все спокойствие в настоящие неспокойные дни, укрепим верою и молитвою наш слабеющий и некрепкий дух, оторвемся помыслами и желаниями от земных попечений любостяжания, очистим совесть от мертвых дел.
Так будем собирающими не себе, но в Бога богатея! Аминь.
XXII***
Глубокие противоречия между Законом Божиим и законом юридическим, человеческим, нами уже отмечены в предыдущих беседах. Мы указали, что в основе юридического закона лежит начало пользы, а польза не всегда совпадает с нравственным долгом. Полезнее, говорили мы, можно только советовать и рекомендовать, а не вводить, как нечто обязательное; что полезное действительно полезно, надо еще доказывать, ибо не всегда ясно, что для меня полезно; да и полезное в одном отношении часто не полезно в другом отношении; посему и нельзя принудительно заставить признать и исполнить полезное. Отсюда, польза не может быть основою нравственного закона.
Нравственный долг христианина, наоборот, имеет все признаки ясности, ибо заключен в Божественном Законе; он прямо вытекает из голоса просвещенной Евангелием совести; он не нуждается в доказательствах, ибо непосредственно указуется совестью; он не несет в себе раздвоения; он, наконец, обязателен самою строгою обязательностью, именно добровольною, которая опирается на безусловное и непосредственное повеление Божие, приемлемое нашей верою и любовью.
Все это убедительно и доказательно для всякого непредвзятого суждения. И все- таки, жизнь безконечно убедительнее и доказательнее слов.
Такова жизнь современная. Если бы нам год тому назад сказали о том, что теперь творится пред нашими глазами, мы бы никогда тому не поверили. Вот на наших глазах теперь с необыкновенной быстротой творится в полном смысле слова новый закон. Предупреждаю, что я, как церковный проповедник, совсем не касаюсь ни старого, ни нового, ни новейшего правительства, (ни Лениных, ни Керенских) ибо между ними по существу и нравственной значимости нет ни малейшей разницы, и мое дело – только указать и подчеркнуть нравственные выводы и законы для верующей души, как они выдвигаются жизнью. Но речь наша – о законе человеческом. Пред нами же с необычайной быстротою, решительностью, с редкой прямолинейностью творится теперь новый закон: явление в высшей степени интересное и поучительное. Его не выдумать и не создать веками. Декреты и постановления нового правительства сыпятся с необычайной быстротой. Ими возмущаются газеты, возмущаются представители человеческого закона, – и забывают, что решительно все, до последней мелочи, все, что творится на наших глазах – все это заключено, как в зерне, в юридическом законе вообще, и теперь только развивается с необычайной быстротой, и все, что ставится в вину новой власти, – все это делали сами, когда стояли у власти, те, кто осуждает теперь новое законодательство, – сознаемся, действительно, напоминающее дом умалишенных, воплощение бредовых идей…
Начало эгоизма, начало пользы, начало насилия и несправедливости, отсюда же начало лицемерия и мерки на два аршина, с точки зрения собственной и особенно партийной выгоды – все эти начала лежали и лежат в основе, так называемой ныне буржуазной логики, которую сменила теперь такая же точно по существу логика демократии. Оправдывать некого и некого предпочитать, ибо и буржуазия и демократия обе отошли от Божиего закона и сами себя толкают на гибель, вполне заслуженную.
Буржуазии в европейском смысле, как доброй гражданственности, как силы исторической и нравственно-культурной, у нас в России, в сущности, никогда не было и теперь пока нет. Когда в Париже заключают договор о найме квартиры, то в договоре квартирант обязуется «жить буржуазно», т. е. граждански-порядочно, с соблюдением законов общежития, честно и прилично. Наша буржуазия, увы, всегда была только партийною, она слилась с политиканствующей интеллигенцией, и большевики теперь в своей деятельности и направлении ее не изобрели ничего нового; они буквально повторяют уроки, полученные от буржуазии. Кто хочет в этом убедиться – пусть вспомнит хотя бы только литературу, печать, которая руководила общественными настроениями. Эта печать в России всегда была партийной и всегда расценивала людей, события, явления жизни только с партийной точки зрения. Если старое правительство когда и собиралось сделать что-либо доброе, правилом было у его противников во что бы то ни стало ему мешать. Почему? Потому, что это не мы! Подрывание авторитета Церкви, всякой власти, сочувствие сектантству, сочувствие всяким забастовкам, бунтам, всяким пожеланиям народностей, входящим в состав России, отделиться от нее, восхваление демократии. Намеренный подбор фактов для сообщения в печати, намеренное замалчивание или искажение фактов, неблагоприятных для партии, замалчивание достойных мыслителей, писателей, деятелей не своего лагеря, клевета, ложь, газетные преследования их, оправдания насилия, если оно выгодно партии, возмущение насилием, если оно было направлено против партии: разве все это не знакомая картина? Бранят большевиков за разрушение святынь Кремля – и бранят справедливо. Но будем справедливы до конца: разве их противники не поставили пулеметов на Храме Христа Спасителя?**** Разве в мартовском перевороте, если бы столкнулись между собой защитники старого и нового строя, и если бы та или другая сторона заседала бы в Кремле, разве пушки противников пощадили бы храмы Кремля? Все равно! Но тогда бы говорили «печальная необходимость»; теперь говорят: «возмутительное насилие». Как всегда – две мерки! Когда первоклассная всесветная знаменитость медицины, европейская величина – профессор Московского Университета (Захарьин) – пожертвовал из своих денег полмиллиона на церковные школы, студенты устроили ему кошачий концерт в аудитории, а на погребение его профессора даже не пустили студентов. Это называлось свободой. Разве это не самое гнусное насилие?
Когда после мартовского переворота во главе управления Церкви поставлен был сумасшедший человек, который кричал на митрополитов, выгонял их, арестовал, сослал и заточил в тюрьмы двадцать пять иерархов, терзал Церковь, издевался над нею под видом свободы Церкви, из его товарищей по министерству, социалистов и несоциалистов, – а ведь в начале был в министерстве только один социалист, – ни один в течение шести месяцев не поднял голоса и не остановил безумца. Это тоже называлось свободой. Такое поведение разнузданного дикаря терпелось и буржуазною печатью; когда теперь к буржуазии применяют те же приемы недавнего обер-прокурора Святейшего Синода большевики, то поднимается вопль – справедливый, признаем, но… но, не оправдываемый предыдущим поведением по отношению к другим! Опять две мерки: мы можем всех насиловать, нас – никто не смей…
Итак, после всего того, что было, не удивляйтесь тому, что есть, что творится. Кто сеет ветер, пожнет бурю. Пред нашими глазами совершается невиданное в истории, почти сказочное явление… Представьте себе такую картину: какими-то чудодейственными силами пред вами в пять минут произвели опыт, – посадили в землю семечко яблони; на ваших глазах оно собирало из земли нужные вещества; на ваших глазах совершались химические процессы, явился росток, зелень, листья, ветви, ствол, цветы, завязь, созревание плода – и вы видели все те процессы роста и созревания, взаимоотношения тепла, влаги, света, которые скрыты обычно от нашего глаза… Такое же явление происходит теперь на наших глазах в области человеческого законодательства. Мы видим это необычайно быстрое и решительно новое жизнетворение, новое «законотворение», на основе пользы и выгоды, и все оно отрицательное и разрушительное. Суд – долой; армия – долой; чины – долой; сословия – долой; собственность – долой; долги внутренние и внешние – долой; право – долой; городское самоуправление, земства, общества, наука, ученость, даже пресловутое Учредительное Собрание, буржуазия, интеллигенция – решительно все долой! Почему все долой? Ради свободы. Чьей свободы? Только моей.
С полной и редкой откровенностью нам заявляют, что дозволительно, законно и допустимо – только то, что мне выгодно. Все прочее должно быть разогнано штыками. Все это проявление единственной и величайшей в мире смелости – смелости невежества, которое не понимает ни одного вопроса жизни, сложного строя государства и общества, и все рубит с плеча. Но все это вместе с тем – только откровенное проявление, резкое и обостренное, всего того, что творилось и раньше. Во всем нет правды Божией, нет Божиего Закона, нет искания воли Божией.
И в этом смысле, нет времени более поучительного, чем то, в котором мы с вами живем; нет уроков и напоминаний более грозных, убедительных и наглядных, чем те, которые мы теперь получаем. И все это мы, каждый из нас, я и ты, – буквально все мы заслужили. Снова повторяем: надо спрашивать теперь не о том, кто виноват в том, что происходит, а в том, кто не виноват.
Есть ли отрезвление? Все говорят, что есть. Утверждаем, однако, что его нет! Мы внимательно следим за всем тем, что пишут, печатают, говорят. И видим: есть пока чувство боли, есть досада, есть недовольство, есть брань и злоба, но раскаяния нет. Как? – спросите вы, – а разве не видите, как перестали в газетах бранить Церковь и ее служителей, как стали ходить во храмы те, кого прежде там не видали? Разве не видите, как ученые, профессора, общественные деятели вдруг заговорили о церковных вопросах, о религии?.. Да, когда потеряли учебные заведения, учащуюся молодежь, печать, газеты, думы и земства, когда выгнаны отовсюду, когда выпустили из-под влияния улицу, рабочих, армию, то теперь ищут стричь овец не своего стада, идут к кротким и доверчивым детям Церкви; но, увы, – идут учить Церковь, а не учиться от нее, и идут с теми же затасканными и опозорившимися лозунгами – выборы, большинством голосов, борьбою за права свои, за ограничение прав пастырей, за борьбу классов. Ничему не научились! Та же гордыня! И все это надолго ли? Пока не пройдет гроза, пока не отпустит рука, которая теперь схватила за горло, за карман…, все отбирает и не дает дышать!
Нет, отрезвление будет тогда, когда все прошлое поведение мы осудим безповоротно; когда, подобно разбойнику благоразумному, скажем: «И мы убо терпим вправду, достойная бо по делам нашим восприемлена»… (Лк. XXIII, 41).
Отрезвление наступит тогда, когда смирится гордыня, когда вместо самолюбования и сознания своей непогрешимости та же буржуазия и та же демократия устами своих глашатаев скажут: мы виноваты, мы ошибались, мы произвели по своей надменности и эгоизму разрушение жизни. Отрезвление наступит тогда, когда к вере, к Закону Божиему, к Церкви недавние кумиры и победоносные глашатаи общества, потрясавшие Россию всякими своими резолюциями и выступлениями, придут не как учители, по-прежнему в горделивости своей ищущие наивных и благоговейно внимающих им учеников, а сами как смиренные ученики, познавшие нищету своей превознесенной гордыни. Отрезвление наступит тогда, когда увидят, что всякий человеческий закон без Закона Господня – ничто. Что все эти прославленные реформы, без духа Евангелия, веры, подвига и жажды вечного спасения – отравлены себялюбием, жадностью, насилием и лицемерием. Отрезвление придет тогда, когда перестанут верить в силу только человеческой добродетели, и познают всю правду слов одного из древнейших отцов Церкви, назвавшего языческие добродетели только «блистательными пороками». Отрезвление придет тогда, когда отбросят теперешнюю нравственность дикаря, по которой к добру применяются две мерки: оно – добро, когда мне выгодно, и оно есть не добро – когда мне не полезно…
И когда мы познаем духовную красу Закона Божия, когда все одинаково склонимся пред ним, когда познаем нашу черноту и недостоинство пред судом Закона Божия и им, как зеркалом, станем проверять и расценивать себя и все окружающее: тогда только мы получим то оружие и всеоружие победы в духовной борьбе, о котором сегодня мы слышали у апостола. «Братие, – наставлял нас апостол, – облецитесь во всеоружие Божие, шлем спасения восприимите и меч духовный иже есть глагол Божий» (Еф. VI. 16–17). В силе этого всеоружия мы и найдем твердое основание для устроения рассыпавшейся теперь храмины нашей жизни. Оно ведомо, это основание жизни.
«Основания иного, говорит апостол, никтоже может положити, паче лежащаго: еже есть Иисус Христос» (1 Кор. III, 11). Аминь.
XXIII*****
Шедше, покажитеся священиком…
Лк. XVII, 14
Продолжая беседы наши о совести и законе, можем сказать, что вы сегодня находитесь в полном противоречии между Законом Божиим и требованиями христианской совести с одной стороны, и с другой стороны – законом человеческим.
Сегодня в Евангелии говорит Христос исцеленным прокаженным: «Шедше, покажитеся священником»…. Говорит то же и в другой раз другому исцеленному: «Иди к священнику и принеси жертву во свидетельство исцеления» (Мф. VIII, 4).
Исцеленные в христианстве от духовной проказы, исцеляемые от нее всегда в Церкви Христовой, мы тоже идем всегда в храмы с нашей жертвой молитвы, богообщения, – идем, по заповеди Христовой, к священникам. Таков закон христианский.
А вот самый последний закон человеческий. Вы, конечно, слышали и читали, что новое правительство упразднило духовенство, как сословие безполезное. Не в осуждение ему и не для жалобы пред ними мы об этом говорим. Случилось то, что должно было случиться. Лично я, еще в марте месяце этого года, после первого государственного переворота, в первую же службу, которую я здесь мог совершать после произведенного надо мною насилия и запрещения печатать, писать и давать свои книги и сочинения, – я говорил, что нас ожидает теперь отделение Церкви от Государства, и приглашал нас спокойно и бодро, с полным повиновением власти государственной отнестись к грядущему изменению в жизни и положению Церкви. Нынешнее правительство, наконец, осуществило то, что лежит в основе демократического строя, что по существу требуется социализмом и демократией: оно поступило прямолинейно, открыто, я бы сказал, оно по-своему поступило честно. Этого нельзя сказать о правительстве, ему предшествовавшем, вступившем во власть с марта месяца. Тогда объявили Церковь свободною, но от властительства над нею не отказались и во главу Церковного управления поставили жестокого и злобного, страдавшего припадками безумия человека, который потом принес столько зла самому правительству уже в другой области, – и сделали его буквально палачом архиереев и священников; тогда насильно распустили Святейший Синод и вместо него не позволили свободно выбрать другой состав Синода, а тоже насильно назначили. Тогда изгнали, заключили в тюрьмы, лишили кафедр десятки архиереев. Все это совершалось при заявлениях, что Церковь свободна, т. е. делалось лицемерно и нечестно. Теперь, повторяем, все и до конца совершено прямолинейно.
Впрочем, впереди для Церкви стоят еще и еще черные дни. Надо и на них установить правильное воззрение, к ним быть готовыми, сообразно с этим и вести себя. А впереди нас может ожидать вот что.
Отнимут земли у церквей и монастырей, отнимут дома и имущество. Это – несправедливо, но отстаивать и отвоевывать имущества Церкви силою, с крестом в руках, с Евангелием и книгами святых отцов нельзя. Отобранию имуществ надобно будет покориться. Отнять, может быть, захотят и храмы. Это уже будет вопиющее беззаконие и неправда. Но все-таки и в этом придется насилию уступить. Будем тогда молиться по домам, в лесах, в полях; если не позволят, – будем собираться в скрытых и потаенных местах. Но если совсем вздумают упразднить веру, запретить Евангелие и христианство, упразднить пастырей, воспретить нам, пастырям, преподание учения Христова и таинств, вам получение молитвы и благодати от пастырей, – то мы сделаем то, что сегодня сделали: закон об упразднении духовенства, вы видите, дан, а мы его не исполняем и никогда не исполним, – и вот – пришли во храм. Там – на улицах и площадях, около нашего храма сегодня толпы, манифестации, споры, может быть, столкновения и убийства, – а мы во храме. Мы должны сказать и говорить в таком случае словами апостолов, которым их иудейское правительство строго воспретило проповедь Иисуса: «Судите сами, можем ли мы вас слушать более, чем Бога….. Мы не можем» (Деян. IV,19–20).
Делаем здесь и общий вывод в последовательном ходе наших бесед. Вы видели, в чем превосходство Закона Божиего пред законом человеческим: Закон Божий обязывает самую совесть человека. И посему его подобает хранить, исполнять всегда, везде, безо всяких исключений, а закон человеческий мы исполняем только до тех пор, пока он не нарушает Божиего Закона, пока он не противоречит нашей христианской совести. Закон Божий для закона человеческого есть мерило и вместе предел, о коем говорится в Слове Божием: «доселе дойдеши и не прейдеши» (Иов. 38, 33). Дальше и выше Закона Божия человеческий закон идти не может. Так некогда преподобный Сергий говорил Димитрию Донскому, когда князь спрашивал, идти ли ему против Мамая, владыки и завоевателя Руси. Узнав, что Мамай желает насадить на Руси мусульманство, а веру Христову упразднить, преподобный сказал князю: «Если требует от тебя Мамай золото – отдай; если требует чести – отдай, а за веру Христову нам подобает кровь свою пролити и живот свой положити»…..
Триста лет после Христовой смерти стоял всесильный тогда человеческий закон всесильного римского народа пред Христианскою Церковью и все без конца постановлял: упразднить Евангелие; упразднить Церковь; упразднить духовенство… Пастырей Церкви вешали на плахах, эшафотах и на шею им привязывали Евангелие – для обозначения того, в чем состояло преступление казненных. За этим законом Рима стояло все, что было мощного в мире: стояли императоры римские и правители – самые лучшие, умные и способные, даже гуманные; стояла армия; стоял народ; стояла наука и литература; стояло страшное по силе всегда и везде общественное мнение… Но триста лет христиане отвечали на требования закона одно и то же: «мы не можем» – не можем исполнить требований гражданского закона, нарушающего Закон нашей христианской совести. Они без сопротивления отдавали конфискованные у них имущества, они покорно шли в ссылки, в тюрьмы, под меч и на все виды казни, – а веры не отдавали. И число их все множилось и множилось, пока сам закон и власть не увидали, что всех не перебьешь, не посадишь в тюрьмы; пока не увидели, что за христианами на самом деле нет никаких преступлений.
То же повторится и теперь. Мы, духовенство, упразднены. Мы, пастыри, во многом заслужили это гонение: мало и лениво молились, мало и плохо учили, худо жили, растлению народа не противились; а здесь, в Москве, в начале марта этого года мы шли не как пастыри во главе пасомых, призывая к спокойствию, к исполнению Закона христианской любви, а двигались в хвосте у тех, кто вел злобными призывами, обманывал несбыточными обещаниями. Мало того, мы приветствовали тех, кто на конце меча несли и принесли рабство и гонение Церкви: мы здесь, в Москве, публично приветствовали и восхваляли в собраниях духовенства и мирян того самого насильника-безумца, который разгонял Синод, топал ногами и кричал ругательски на архиереев и выгонял их с позором с их апостольских седалищ. Это никогда не забудется и никогда не пройдет даром. Теперь мы получаем то, что призывали, что приветствовали, чему служили, – и в этом отношении не отличаемся от буржуазии, суда, интеллигенции, газет, деятелей печати, – от всех тех, кто также получает теперь должное и по заслугам… ибо весь этот ужас все сами готовили и призывали.
И все-таки, хотя мы упразднены, мы, пастыри, однако будем молиться, учить и служить, а вы – от нас никогда не отойдете. И все-таки народ будет идти в храмы, и все больше и больше, все усерднее и усерднее. В этом мы глубоко убеждены. Ибо никто и никогда не в силах заглушить и подавить в человеке человека, его самых возвышенных, вечных и могущественных потребностей и запросов религии, чувств веропокаянных. И неумолчно будет и раздаваться, и исполняться слово: «Шедше, покажитеся священником». Скорее можно упразднить солнце и воздух, чем религию.
Не падайте духом, не смущайтесь, не отчаивайтесь. Россия больна. Народ наш в страшной духовной проказе. Но близко время – и чем более остро и страшно проявляется болезнь, тем время это ближе – близко время, когда, подобно прокаженным евангельским, наш народ, стоя издалече, возопит и воззовет гласом великим: «Иисусе, Наставниче, помилуй нас»….. И случится то, что слышим мы сегодня в Евангелии:
«И видев, рече им Иисус: шедше, покажитеся священником; и бысть идущим им, очистишася»….. (Лк. XVII, 14).
И он уже идет, идет наш народ во храмы, идет к священникам. И никто, ничто – ни запрещения, ни приказы, ни угрозы не остановят этой тяги к Богу и к Церкви.
Не смущайтесь. Не отчаивайтесь. Слишком не-вовремя гонители Церкви дали безнадежно-неисполнительный закон об упразднении пастырей, слишком не-вовремя они объявили пастырей ненужными и безполезными… дай же Бог скорее услышать радостное слово Господа Русскому народу: «Возстань, иди: вера твоя спасе тя»! (Лк. XVII, 19). Аминь.
БЛИЗОСТЬ ГОСПОДА******
Некогда Господь явился народу избранному на Синае, чтобы объявить ему Закон Свой, тот Закон, который и мы доселе слышали в так называемых десяти заповедях. Грозное и ужасающее то было явление: земля тряслась, гора была покрыта облаком, с неба слышался гром, блистали молнии. Народ стоял в страхе и трепете кругом горы; пред ним была проведена и указана черта, за границу которой нельзя было переходить никому; всякий дерзновенный наказывался смертью. Таково было Богоявление Синайское.
Совсем иное было Богоявление в Вифлееме, которое мы ныне празднуем в веселии и радости. Явился Христос Бог наш – и ангелы воспели о Нем радостную песнь. Простым людям, пастухам, сказал о рождении Бога небесный вестник. Они пошли в указанное место, и что же они увидели? Бог явился в образе слабого младенца, повитого и лежащего в яслях! В простоте и бедности было Его рождение; в простоте и бедности протекла потом Его жизнь. Он близок к нам так, как только может быть близок человек к человеку; Он плакал, как младенец; Он возрастал, как отрок; Он говорил потом устами к устам человеческим – простым, всем понятным и доступным словом.
Для чего это безмерное и несказанное унижение Божества? Отчего бы не явиться Христу на земле с знамениями власти и силы, чести и славы, господства и царства, чтобы устрашить грешника и заставить его следовать святому Божиему Закону?
Такова воля Божия. Таково изъявление Божией милости и премудрости. В Ветхом Завете Господь воспитывал людей страхом и угрозами наказаний, в Новом Завете Он, после долгого ветхозаветного подготовления, воспитывает верующих любовью и милостью. Он восхотел, чтобы люди видели Закон Его не в словах только и заповедях, а в живом образе, в примере Богочеловека Христа. Он восхотел стать близко к человеку, принять тело человека и душу и, явив Себя безгрешным, показать, что и всякому другому человеку открыт путь святости. Он восхотел не устрашить человека страхом, а привлечь его к Себе любовью и тем расположить его к исполнению Божественного Закона. Он восхотел, чтобы самое добро, которое делает человек свободно и по любви к Богу, чрез это было выше и ценнее в очах Божиих, ибо невольник – не богомольник, и добро, совершаемое по страху и принуждению, не достойно человека. Вот что значит Богоявление Вифлеемское!
Возлюбленные братья! Празднуя ныне радостно праздник Рождения Христова, вспомним с умилением и со слезами, с благодарностью и благоговением к Богу, – вспомним, как близок к нам теперь Господь чрез воплощение Спасителя от Девы. Не страшатся Его дети: Он Сам был ребенок. Не страшатся Его люди бедные: Он Сам родился в нищете. Не страшатся Его люди скорбные и несчастные: Он Сам терпел нужду в зимнюю ночь, когда родился. Плачем и слезами Он приветствовал жизнь, записан в списки Августа, языческого царя-поработителя, был преследуем злым Иродом и от него спасался бегством в Египет. Не страшатся Его люди бездомные, не имущие крова: Он Сам не имел, где главы преклонити. Велия Твоя милость к нам, Господи, слава Тебе!
Но на милость нельзя отвечать неблагодарностью и злобою. Мы же будем злыми и неблагодарными, если Закон веры Христовой, Закон любви к Богу и ближним, святые заповеди Его не станем соблюдать. Мы окажемся неблагодарными к Богу и злыми. Если будем продолжать жизнь нечестную, нечистую, в злобе, пьянстве, блуде и всяком нечестии, как будто Христос не рождался.
Слышите, братья, – ангелы поют на небеси: «Слава в вышних Богу»…
Расположим же нашу жизнь так, чтобы, исполняя теперь Божий Закон, получив примирение с Богом, имея доступ на небо чрез Иисуса Христа, мы прославляли бы Бога своими добрыми делами. Расположим жизнь так, чтобы неверующие люди и не знающие Христа смотрели на наши добрые дела и прославляли Бога; чтобы и верующие христиане, видя нашу любовь ко всем, кротость христианскую, готовность всем помочь ради Христа и Его учения, еще более располагались воздавать и возвещать Славу всевышнему Богу.
Пели ангелы: «на земле мир»… То был мир между Богом и человеком, то было примирение земли и неба. Но этот мир отражается и в жизни верующих. Расположим же нашу жизнь так, чтобы кругом нас был мир и, по крайней мере, исполним наставление апостола: если возвожно еже от вас, т. е. сколько от вас это зависит, со всеми людьми мир имейте (Евр. XII, 14). Если будем мы водворять мир среди людей, если будем миротворцами, то и сами станем подобны Примирителю Сыну Божию, Воплотившемуся ныне Христу, и мы достойны будем назваться сынами Божиими; блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся!
Пели ангелы: в человецех благоволение… То было Божие благоволение к людям, то была весть о том, что окончилось проклятие, отвержение наше от Бога. За что оно нас постигло? За грех кто нас проклял и отверг от Бога? Мы сами, чрез свой грех, ибо нельзя же, в самом деле, удаляясь от Бога, приближаться к Нему.
Будем и мы теперь приближаться к Богу: ибо Он родился, воплотился, вочеловечился; ибо теперь «С нами Бог»; ибо Он стал к нам близок несказанно. Не грехами, конечно, мы к Нему приблизимся. Не жизнью нечистой, злобной и порочной: такая жизнь удаляет от Бога. Придем ко Христу в вере, в любви, в смирении, в служении благу. В чистоте мыслей и дел, в исполнении Его святых и животворных заповедей.
Глаголет Апостол: приблизьтесь к Богу, и Он приблизится к вам (Иак. IV, 8). Аминь.
1. Газета «Церковность», № 341. 15–30 ноября; 1–31 декабря 1917 г.
*В неделю 25-ю по Пятидесятнице, 12 ноября 1917 г.
**В неделю 26-ю по Пятидесятнице, 19 ноября 1917 г.
*** В неделю 27-ю по Пятидесятнице; 26 ноября 1917 г., по поводу законодательства большевистского правительства.
****4 ноября 1917 г., на 35-м заседании Священного Собора РПЦ, протопресвитер и ключарь храма Христа Спасителя Александр Хотовицкий рассказал о том, что происходило во время расстрела Кремля «на площади храма Христа Спасителя, которая служила в эти дни яблоком раздора, и сделалась предметом исканий обеих партий», засвидетельствовав: «Храм Христа Спасителя хотели обратить как бы в бастион. Кажется, в газетах было напечатано, что на башенках храма были поставлены пулеметы… Это, конечно, не верно: их там не было». (Прим. В.К.).
***** В неделю 20-ю по Пятидесятнице. 3 декабря 1917 г.
****** К празднику Рождества Христова.
Заявки на первое издание книга сщмч. Иоанна Восторгова «Пастырский голос во дни смуты». Часть II» принимаются по адресу: SvatayaRus@yandex. Ru
Подготовка текста и публикация В.И. Калугина
Священномученик Иоанн Восторгов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
