Украине сейчас не до стихов. С сердечной болью слушаем, смотрим, читаем сообщения из Донецкой республики о продолжающихся боях в Славянске у Святых гор, вблизи великой православной святыни – Святогорской лавры. Удалось возомнившим «властелинами мира сего» наполнить злобой одурманенный люд. Превратили его в фашиствующую скотину, готовую убивать, жечь, крушить всё и всех на пути. Брата пошёл на брата, чтобы собственными руками в донецких степях устроить «выжженную землю». Сделать то, что семь десятилетий назад не удалось фашистским «крестоносцам».
Не спешите радоваться, чёрные вороны. Как аукнется, так и откликнется. А стихам придёт свой черёд.
… Украина в огне совсем рядом – с воронежского берега Дона рукой подать к Северскому Донцу. Переживая за братьев-славян, русский поэт Александр Нестругин перекладывает с украинского языка лирику земляка, уроженца слободы Кантемировки, выпускника Бобровской гимназии Воронежской губернии Евгена (Евгения Павловича) Плужника (1898-1936).
Классик украинской литературы XX столетия, родившийся «у двух веков на грани», первые свои стихи в печати подписывал литературным псевдонимом – Кантемирянин. В 1926 году в Киеве вышла авторитетная хрестоматия «За 25 лет». Её страницы представляли украинскую поэзию – от творившей на рубеже веков Леси Украинки до известных авторов текущего дня. Среди них значилось имя Евгена Плужника. О нём единственном, кстати, в книге не сообщалось творческих сведений – по причине отсутствия таковых. Собственной книги ведь в багаже молодого автора ещё не имелось, печатался пока в газетах и журналах. Обнародовал стихов не так уж много, зато серьёзные критики рекомендовали читателю Плужника, «как поэта сильного и интересного».
Вчерашний выпускник воронежской уездной Бобровской гимназии, паренёк из сельской глубинки, и вдруг – вроде громко сказано: среди классиков. Но ведь точно заявлено – в хрестоматийной антологии украинской поэзии, в которую какие попало стихи не включали.
Стараниями воронежских и московских литераторов в российское отечественное культурное наследие «всерьёз и надолго» прописывается творчество Плужника. Он плодотворно работал на рубеже тридцатых годов. В декабре 1934 года был незаконно осуждён и в возрасте 37-и лет больной туберкулёзом скончался в лазарете печально знаменитого Соловецкого лагеря. Потому таким долгим оказался путь его слова к широкому читателю.
В возвращении творчества Плужника нам помогал недавно скончавшийся после долгой тяжёлой болезни киевлянин Леонид Васильевич Череватенко - поэт, биограф и издатель. В Воронеже первой ласточкой стала небольшая поэтическая книжечка «Ранняя осень», изданная в 1994 году. А солидная по объёму книга «Родюча земля» при поддержке Череватенко и народного поэта Украины Бориса Олейника вышла в «Библиотеке газеты «Коммуна» в 2002 году. В ней впервые представлены в переложении с украинского на русский язык стихотворная лирика, поэмы «Галилей» и «Канев», роман «Недуга». Одна из пьес «На дворе в предместье» была напечатана в «коммуновском» дочернем журнале «Кольцовский сквер» №1(5) за 2004 год. С творчеством Плужника уже знакомились читатели сайта Союза писателей России «Русское воскресение».
Переводы выполнили Виктор Беликов, Виктор Будаков, Юрий Кузнецов, Евгений Новичихин, Светлана Соложенкина, Михаил Тимошечкин и Петр Чалый.
Сборник «Родюча земля» успел увидеть, подержать в руках большой русский поэт Юрий Кузнецов, до горького рано закончивший свой земной путь. Он охотно согласился, чтобы его переводы вошли в книгу. Юрий Поликарпович поддержал идею: печатать стихи на украинском вместе с разными вариантами переложений одного и того же стихотворения, «это обогатит понимание поэзии Плужника». Кузнецов удивился, когда услышал, что Евген Плужник и высоко ценимый им поэт-современник Алексей Прасолов (1930-1972), оказывается, близкие земляки. Родимое, но уже исчезнувшее прасоловское село Ивановка входило в Кантемировский район. На просьбу написать хотя бы краткий отзыв-оценку, ответил, что очень занят работой над поэмами о Христе. «Не смогу переключиться. Надо ведь перечитать стихи в подлиннике, подумать. А я сейчас просто физически не в силах это сделать». О стихах Плужника Кузнецов высказался кратко: «классическая лирика, сильна мыслью и поэтической образностью».
И вот – Плужник в переводах Нестругина.
Пётр Чалый
* * *
Оторвались от дней слова,
Вянут в книжках, а в днях – темным-темно!
Древняя-древняя, радость моя нова:
Дождь теребит стреху и рябит окно.
Кто говорит, что узнал всё, лжёт!
Перед мечтой не лги!
Дни! Музей, что нам бережёт
Дре-без-ги!
* * *
Гудок меня опять разбудит в шесть,
Когда росу ещё не выпил ветер,
И голуби, как радостная весть,
Дрожат в небесном розоватом свете.
Прохожий каждый холодком храним, -
В предместье где-то - жеребёнка ржанье…
Так дорог миг – и мне расстаться с ним
Так жалко!
Но над базаром вороньё кружит,
И утра молодого очи застит…
Тут закипит вот-вот другая жизнь –
Добыть свой хлеб – и нет сильнее власти.
И власти той я говорю: бери
Усталость мышц, перечить я не стану…
И гаснут, блекнут отсветы зари
На сизых крыльях голубиной стаи…
СТИХОТВОРЕНИЕ К РАССКАЗУ
В. ПОДМОГИЛЬНОГО «ТРЕТЬЯ РЕВОЛЮЦИЯ»
Эй, отец мой, простор степной,
Слово молвлю ещё с тобою…
Дни младые не стороной
Пошли за водою…
Ой вы, звёзды, ярки, близки!
Мне до ваших чар дела мало…
Тёмный чуб мой, мои виски
Бела вьюга зацеловала.
Ой вы, ночи, ваш чёрен свет!
Мне не видно, куда иду…
Я один, ещё с детских лет,
И таким же я пропаду.
Где ж вы, братья? Мою слезу
Кто утрёт, кто меня приветит?
И стою, словно дуб в грозу,
Только тучи вокруг да ветер…
* * *
Предчувствием покоя и тоски
Томит меня листва, что пала долу…
Пора пример брать с медленной реки
Мечтам и думам…
Когда рощам голым
Уже не заслонить немую даль
И солнце льётся скупо и нечасто,
Покой нисходит, получивший в дар,
В дар неделимый долгий-долгий час тот,
Что осенью зовётся…
Сны смотри,
Перебирай, что лето накопило…
И так с тоской своею говори,
Чтобы она из тьмы на свет ступила.
* * *
Да, что ни день – сознанье глубже,
Всё шире дум твоих разлёт, -
Но страсть стихает… И всё туже
Знобящий холодок берёт
В осаду сердце…
Удивляет,
Как изменяешься ты сам,
И сердце бедное не знает,
Как переменам и часам
Дать объясненье!
Дико вызнать,
Что чувства, и успев остыть,
В тебе оставят боль - чтоб жизни
Живящей жаждой опалить!
* * *
Четвёртый день мне в окна суховей
Звенит песком – как будто шепчет кто-то:
«Тоскуй! Тоскуй…» Уже руке моей
Перевернуть страницу – как работа.
Так день за днём пережидаю зной, -
И как тут сердцу горестно не сжаться?..
Одной тебе скажу, тебе одной:
Болеть мне скоро – миновала жатва!
* * *
Ах, не знает угомона пташка –
Сердце, что в груди всё рвётся петь!
То пустое, что груди бывает тяжко,
Что мешает песня думам зреть…
Промелькнёт – и разом грудь остудит,
Думы тёмным холодом скуёт, -
Что тебя тогда уже не будет
Если пташка та – не запоёт!
* * *
Вчера над городом летели гуси.
Над городом-камнем, в ночи…
Глупое сердце, стиснуто грустью, -
Молчи, смешное, молчи!
Хватит всяких и грёз, и болей…
Есть книги – всё знают они.
Слышишь, в тополях голых:
- Нишкни…
Девонька, грёзы бедой твоей стали!
Дума ночная моя!
Гуси летели в далёкие дали…
А я?
* * *
Где ты ступала, там песок метёт,
Но твой следок – лишь мне – оставлен весь…
Дрожит река, вжимаясь в берег тот,
А там – лишь редкий облетевший лес…
Кто аистам заступит в небе путь?
Ну, разве что свинцовых туч броня…
О друг единственный! Стесняя грудь,
Какой покой тут стережёт меня!
То рук твоих, далёких рук тепло –
Мне верится – пришло побыть со мной.
И смуту чувств, и память уняло,
И мёртвый лист, качаемый волной.
Как будто феи поздних тёплых дней
Остановить сумели этот час…
И даже этот след ноги твоей
Не тронет сердца и усталых глаз.
Я разглядел с осеннею рекой:
Здесь ничему уже не умирать.
И след твой малый – он большой такой,
Что я и слов не смог бы подобрать!
Перевод с украинского Александра Нестругина
Петр Чалый
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
